Dragon - Tiger

Они шли в тишине. Казутора шёл на пару шагов впереди, уверено выводя их из бедных кварталов обратно, в их мир кроватей кинг сайз и глянцевых экранов смартфонов, но от чего-то мир родной, совсем таковым не казался. Шиничиро делая каждый шаг, озираясь по сторонам чувствовал подступившие к глазам странные слёзы, будто бы у него отбирают, что-то неимоверно важное. Шиничиро шёл и думал, отчего таким важным казались эти впервые виденные, грязные улицы. Хвост Казуторы покачивался впереди, чуть ниже уровня глаз Шиничиро, казалось он впервые замечает, что Казутора действительно ниже. Отчего раньше он казался необозримой громадой, если носом упирался Шиничиро в подбородок? Осенний ветер задувал под воротники, и трепал светлые волосы Шиничиро на затылке. Давно он так оброс? — Спрашивай наконец, задолбал спину бурить, — от былого бодрого настроя Казуторы не осталось и следа, он говорил непривычно тихо и ровно, будто бы расстроенно или зло? — Эти дети, они правду говорили? Ну о том, что наши отцы отсюда? — Шиничиро пытается поспеть за Казуторой, но тот тоже прибавляет шагу, словно не хочет, чтобы они сравнялись на пути. — Ну да, наши отцы здесь жили, — бурчит в ответ Казутора и резко останавливается. Слева от них светит желтыми глазами-окнами та самая пятиэтажка. На пятом этаже свет, однако, не горит. Казутора смотрит пару секунд в чернеющие окна, что-то хмыкает себе под нос и продолжает идти дальше. Шиничиро идёт за ним, тоже смотрит на чёрные окна и поддёргивает плечами со странным чувством неуютной дрожи. Проскочило на мгновение, что-то мутное, как из-за тонированного стекла. — Твой отец жил в этом доме? — Он и сам не знает зачем спрашивает уже очевидные вещи. — Мои отцы, — произносит Казутора с нажимом — Мои отцы жили в этом доме, и отец по ночам пробирался к папе через окно, — в голосе его внезапно слышна тёплая улыбка, по любви родителей, видимо. Шиничиро эта мысль огорошивает, он никогда не думал об этом так. Родители Казуторы правда любили друг друга, а любят ли его родители? — А твой папа жил вот в том, — Казутора показывает большим пальцем себе куда-то за спину, — И да, твой отец к нему не лазил, потому что там и так проходной двор, — обгоняет он Шиничиро с ответом. — Откуда, — Шиничиро все же почти нагоняет его, отставая лишь на шаг, — Откуда ты все это знаешь? -. Казутора оборачивается на него и смотрит странным, острым взглядом, будто препарируя как лягушку, изучает словно видит в первый раз. — Даже так, — только и хмыкает он, резко поворачивая. В глаза Шиничиро бьет красным от уличной фонарей. В витринах борделей девушки прижимаются руками к стеклу, отчего-то для Шиничиро не призывно, как просят: «выпусти». Он трясёт головой и старается на них не смотреть, чувство загнанного зверя и так преследует его, вот уже пару лет. — Отсюда можем вызвать машину, мои родители сегодня с твоими, — Казутора кивает только ему понятно зачем и останавливается на тратуаре, начинает копаться в мобильнике. Как всегда они не знают ни где их родители, ни как. «Твои родители сегодня с моими» почти похоже на дружескую посиделку у кого-то дома, от того становится кислей на языке. Их родители не в гостях. Шиничиро покорно ждёт рядом, пока к ним не подъезжает знакомый автомобиль. — Как погуляли, молодые господа? — водитель приоткрывает окно и смотрит на них через щель. — Просто чудесно, — ровно отвечает Казутора — довезите нас до дома Шиничиро, —. — Как прикажете, — только и кивает водитель. В машине они едут молча каждый пялясь в своё окно, за стеклом проносятся стеклянно — неоновые гиганты, но Шиничиро ищет в просветах неказистые домики, для него трущоб. Казутора заходит в их дом как в свой, привычно снимает в ботинки и отдаёт куртку услужливой девочке, Шиничиро даже не знает как называется ее должность да и как ее зовут, также отдаёт ей куртку и бесшумно следует за Баджи в глубь дома. В гостиной тот подходит к бару, вытягивает оттуда сначала один рокс, а потом оглянувшись на Шиничиро, примостившегося на диване, и второй. На столе Шиничиро замечает, ту самую, початую бутылку, правда оказалось не виски. Овал стекла поблескивал гравировками фирмы, кажется, известного производителя коньяка. Казутора усаживается рядом, плескает в стаканы по два пальца, один толкает по столу к Шиничиро, второй же хватает двумя руками и съеживается в комом в углу дивана, поджимая под себя ноги, пьёт молча и смотрит на Шиничиро раскосыми голубыми глазами. Пожалуй один из плюсов вечного отсутствия родителей это делать что хочешь круглые сутки. Хотя те бы скорей обрадовались застав его пьющим с Казуторой. Наверное, Шиничиро не уверен, что эти люди умеют радоваться. — Останешься у нас? — Шиничиро неуверенно крутит свой стакан в руках, янтарное омывает хрустальные края, но не пьёт, пока что. — Тут столько комнат, что мог бы тут и месяц жить, не нашли бы, — хмыкает Казутора делая ещё один глоток. — Будто у вас не так, — отвечает Шиничиро и все же решается сделать хотя бы глоток. Коньяк бьет в нос острым и терпким и Шиничиро давит желание закашляться. Казутора смотрит на него испытующе, а после, увидев, что приступа кашля не последовало довольно ухмыляется. От этой ухмылки Шиничиро передергивает, однако, не от отвращения, наоборот от чего-то такого незнакомого в груди, непохожего ни на что испытываемое ранее. — Тут ты пожалуй прав, — язвительно говорит Казутора. В чем прав правда Шиничиро уже не уверен. — А быстро ты, от «отвали» до «останешься?» дошёл, — подкалывает Казутора и подливает в стакан ещё янтаря. — Эти мальчики, — растеряно говорит Шиничиро будто это является достаточным ответом. Хотя видимо для Казуторы этого правда достаточно. — Что настолько удивили? Наши отцы легенды таких районов, это нормально, — Казутора пожимает плечами, — Тосва родилась в таком, вышла из такого и жить будет, даже если рухнет, в умах этих людей, -. — Тебе кажется это нормальным? — Шиничиро смотрит на него глазами полными сомнения. Ему не кажется, преступные группировки это ненормально. — В отличие от тебя да, — утверждает Казутора, салютуя ему бокалом, — Мои страдания на тему «мои родители мафиози» уже закончены и, знаешь, в этом есть свои плюсы, — Он обводит взглядом всю огромную гостиную, диваны, полированный журнальный стол, ряды бутылок за стёклами бара. — Но, — Шиничиро не договаривает, потому что не знает, что ему сказать. — Мой отец каждое утро говорит моему папе: «удачного дня, любовь моя» хоть они его и проведут вместе, — Казутора смотрит на него с тенью улыбки. — Это знаешь ли лучше, чем отец менеджер изменяющей жене учительнице, на то, чем они занимаются за закрытыми дверями я могу закрыть глаза, -. — Не слышал такого от своих родителей, — пытается ему противоречить Шиничиро. — Ты просто не слушал, — отвечает Казутора и прячет лицо за бокалом. Разве? Шиничиро думает, что нечего было слушать. Возможно отец и любил, но папа человек без сердца, такие не любят потому что не умеют. Впрочем, Шиничиро почти его не осуждал, он тоже в силу генетической шутки такой, человек с камнем в груди. Казутора смотрит на его замешательство и разочаровано хмыкает. Отворачивается к бару, лампы красят его кожу желтым, даже золотым, в такие моменты Казутора похож на отца больше всего, разве что тоньше и острее чертами. — Чтож, не все инсайды сразу, — задумчиво говорит он, — но всегда думал, что тот кто не любит не стал бы сохранять ребёнка, особенно в едва шестнадцать лет, -. Шиничиро чувствует в этих словах укор, в голове от усталость лениво плавают мысли и образы: цифра шестнадцать свечками на торте, мальчишки в портрепанных куртках играющие в старенький мяч, чёрные проломанные ветки антен, детские гипоалергенные игрушки. Такие вроде бы были у него. А почему были? Он что болел в детстве? Он не помнит. Шиничиро моргает медленно, а что вообще из детства он помнит? Он знает его родителям всего-то тридцать один каждому, а дядя Чифую и вовсе ещё тридцать, ему как-то не казалось, что это молодость. Хотя у его одноклассников родителям около пятидесяти. Шиничиро почти шестнадцать, а отцам его тридцать один, и он впервые думает, что это как-то, как-то мало? Они допивают и расходятся по комнатам в тишине. В коридоре Шиничиро смотрит на ладную спину, обтянутую футболкой, смотрит как Казутора замирает у двери в гостевую спальню и едва заметно дрожащими руками разминает затёкшую шею, так кажется напугано, что Шиничиро удивленно моргает: чего боятся Казуторе в обыкновенной гостевой спальне? Из раздумий его выгоняет звук закрывшейся двери. Он остаётся в коридоре один. Ему снятся мутные кошмары, не те что заставляют подрываться с криком, а те что ворочают по кровати, душат, покрывают липкой испариной. Ему сняться пухлые плюшевые мишки, мотоциклы, их рёв и скорость, отчего-то он смотрит на неоновых гигантов в полете, пока тёплые большие руки крепко держат его на железном монстре. И он такой маленький, словно ребёнок. Ему снится мальчик с пушком чёрных волос, обнимавший его во сне, снятся сплетённые детские ладошки и звук бега по каменным тропинкам их домашнего сада. Почему то Шиничиро снится страх, такой необоснованный, инородный, но колючий и холодный с лапами щупальцами, он обвивает Шиничиро со всех сторон. Наконец он просыпается хватая ртом воздух, подобно рыбе выброшенной на берег, цепляясь пальцами за влажные от пота простыни, садится на кровати, потирая лицо руками, оглядывается на часы, на них едва четыре утра, за окнами даже не брызжет рассвет. Одеяло сбилось в ком в его ногах, в доме тихо и пусто. Он спускается вниз, вновь в гостиную, сам не знает зачем, просто чтобы не оставаться в спальне. Внизу, на диване, Казутора, серовато-зелёный, с усталыми глазами, даже не пытается улыбаться дерзко, лишь задумчиво крутит в руках пустой стакан, смотря в пустоту. Шиничиро сглатывает, тёмные пятна под глазами Казуторы выглядят болезненно. — Встал рано? — Казутора от звука его голоса дёргается ломано, пугающе и поворачивается на него, лишь увидев лицо Шиничиро чуть расслабляется. — Я не ложился, — отвечает он тихо, закусывая губу и нажимая пальцами на веки, — Не могу уснуть в чужой кровати, — Шиничиро чувствует резь удивления под кадыком. Было в этом что-то настолько человеческое, что никоем не билось с его представлениями о Казуторе: тот ел как надо, пил как надо, вообще весь был какой надо и спать должен был без заморочек. — Я… — Шиничиро не знает, что хочет сказать, но его итак перебивает звук открывающейся двери. Отец входит в комнату первым, оглаживает руками бритый затылок и внезапно останавливается увидев их. Папа врезается в его спину, не заметив замешательство мужа, говорив с кем-то повернувшись лицом к двери. — Эй, Кенчин, ты чего? — Шиничиро удивленно замечает, как мягко скользят ладони папы по лопаткам отца, и как тот выглядывает из-за его спины в привычном жесте. Привычном? Почему раньше Шиничиро этого не замечал? — О, Казутора, Шиничиро? — в голосе Манджиро, как часто, почти мстительно, про себя зовёт его Шиничиро неподдельное удивление. — Кто-то сказал Казутора? — Дядя Кейске заходит в комнату потягиваясь, за ним зевая проплывает и дядя Чифую — Казутора, а ты чего здесь? — Кейске Баджи замирает рядом с отцами Шиничиро. Казутора от вопросов только больше сжимается и сереет, смотрит неподдельно растеряно, чего Шиничиро ранее за ним не замечал. — Мне было одиноко, — тихо отвечает Казутора, отставляя от себя стакан — Поедем домой? — Он поднимается с дивана, неуверенно плетётся к родителям. — Конечно, поехали, милый, — родители Казуторы обнимают его за плечи, уводя к выходу, то и дело оборачиваясь странно на застывшего Шиничиро. Когда дверь за ними закрывается, отец смотрит на Шиничиро удивленно приподняв бровь. — Ты гулял с Казуторой? — в голосе его насторожённость и опаска, словно стоит перед диким и бешеным зверем, того гляди и поднимет руки в успокаивающем жесте. — Так получилось, — сухо отвечает Шиничиро, в очередной раз разозлившись на родителей, когда они вообще его не бесили? Кажется никогда. Он уходит обратно в свою комнату пока его не спросили ещё о чем-то, и он не вышел из себя окончательно. В пустой гостиной Дракен и Майки переглядываются тяжело и смотрят в сторону лестницы, где скрылся их единственный сын.