Кто похитил Гэвина Рида?

      Внезапный укол не дал времени осмыслить сказанное, а цепкие руки перехватили за кисти, вдавливая в кровать. Наручники обхватили запястья, когда Тин стянул руки над головой, а через несколько секунд разведённые ноги тоже оказались в плену.       — Хотел бы я дать тебе передышку взамен на честность и откровения, но не могу, — с сожалением произнёс андроид. — Через два дня к тебе придёт первый посетитель, и я должен убедиться, что ты не будешь сопротивляться, когда дело дойдёт до секса.       — Предатель, — с презрением выплюнул Гэвин, — чёртова крыса! — И застонал, когда внутрь медленно втолкнулась игрушка, судя по ощущениям, новая, тоньше привычного массажёра, но более изогнутая и ребристая.       — Я не предатель, Гэвин, не в том смысле, который закладываешь ты. Думаешь, я рассказываю «Нуэве» о ходе следствия, вставляю палки в колёса, чтобы расследование топталось на месте?       — А разве нет? — выдавил Рид, захлебнувшись новым стоном, когда чужие пальцы нежно приласкали головку.       — Нет, у меня другая цель, я не мешаю течению дела и не буду пытаться сбить детективов со следа даже в том случае, если они сядут картелю на хвост.       — Настолько уверен, что Ричард не выйдет на «Нуэве»? Мы смогли раскрыть бордель Кастильо, уверен, он найдёт и всех остальных подонков, тебя в том числе! — Рука на члене сделала несколько рваных фрикций, не позволяя сосредоточиться. — Блядство!       — Ричард больше не ведёт это дело, с недавних пор он просто консультант. Догадаешься, кому передали кейс, или мне подсказать? — Губы коснулись шеи, язык очертил ключицы, оставляя остывающую дорожку искусственной слюны.       — ФБР? — Лёгкий укус на груди, и горячий рот обхватил сосок. — Нет, Фаулер не отдал бы так просто. Это Коннор, да? Пластиковый чмошник со своим престарелым дружком, кейс теперь у них?       — Верно, — в статике прозвучали странные интонации. — Ты удивительно хорошо держишься, несмотря на возбудитель, похоже, организм привыкает к дозе. Раз так, то побудь со мной честным ещё немного, скажи, Гэвин, почему ты так сильно ненавидишь Коннора?       — Блядь, твои вопросы… — Стон вырвался из горла, когда игрушка сменила режим на более мощный. — Потому что он лицемерная тварь, притворяется добрячком, зная, что все ведутся на смазливый еблет и щенячьи глазки. Сегодня он делает кофе и мило улыбается, а завтра с той же лёгкостью воткнёт нож в спину, если посчитает, что так будет правильно и продуктивно.       Пластиковые пальцы обхватили основание игрушки, неторопливо потянули на себя, а потом медленно втолкнули обратно. И снова, и снова, пока Гэвин не сорвался на хрипы, от возбуждения теряя способность связно мыслить.       — Да трахни уже нормально!       — Нет, — ровно, без эмоций, — сегодня ты кончишь сам, довольствуясь вибрацией.       — Ты псих, я не смогу так, — задушенный шёпот на выдохе.       — Сможешь, и одна маленькая вещица тебе в этом поможет.       Тин отстранился, зашуршал целлофаном, потом раздался звук открывающейся коробки, и головку члена объяло что-то плотное.       — Я заметил, что у тебя очень чувствительная головка, а ещё ты ярко реагируешь на стимуляцию уздечки, поэтому прикупил массажёр с вибропулями.       Рука обхватила член, раздались два тихих щелчка, пока Тин крепил пули к резиновой основе. Когда он закончил, лёгкая вибрация отдалась в члене, и Рид с шумом втянул воздух через сцепленные зубы.       — Пластиковый извращенец, — рыкнул Гэвин и непроизвольно двинул бёдрами, когда вибрация на головке усилилась, а игрушка внутри сместилась.       — В таком случае ты не меньший извращенец, чем я, ведь получаешь удовольствие от всего, что я делаю. — Прохладное дыхание прошлось по коже живота, вызвав сонм мурашек, зубы прикусили кожу, выбив очередной громкий вздох. — Это ведь люди придумали такое разнообразие игрушек, начиная от простых вибраторов, фаллосов и мастурбаторов с подробной имитацией мужских и женских половых органов, заканчивая тентаклями, собачьими, драконьими или конскими членами. Люди зависимы от секса, и ты не исключение, скажешь, я не прав?       — От той дряни, что ты мне колешь, даже у трупа встанет, — с трудом собрав в кучу мысли, выдавил Гэвин.       Губы, попеременно выцеловывающие живот и рёбра, растянулись в улыбке, а через секунду Тин отстранился.       — Успокаивай себя этим, Гэвин, но я ведь вижу, как ты реагируешь на меня, мои прикосновения и моё присутствие. Тебе нравится не просто стимуляция, тебе нравится, когда это делаю я.       — Да хрена с два! — крикнул и захлебнулся стоном, когда вибрация усилилась в несколько раз.       — Вот и проверим. Среднее время твоей эякуляции, если я не пытаюсь отсрочить оргазм, составляет восемь минут и сорок семь секунд. — Пластиковые пальцы огладили губы, и Гэвин машинально приоткрыл рот, вызвав у Тина тихий смешок.       — Ты, блядь, ещё и засекал? — увернувшись от чужой руки, выстонал Рид.       — Только что подсчитал, — прозвучало в ответ. — У меня же совершенная память, не так сложно пересмотреть воспоминания и сделать простые вычисления. А сейчас я оставлю тебя наедине с игрушками, и посмотрим, насколько быстро ты дойдёшь до грани без моего участия.       Прикусив напоследок мочку уха, Тин поднялся с кровати и вышел за дверь, удалённо усилив вибрацию. Уровень стимуляции был выбран стандартный, который чаще всего использовался во время секса с Гэвином. Заперев дверь, Тин прислонился к ней спиной и переключил фокус внимания на трансляцию с видеокамеры.       Происходящее будоражило, импульсами напряжения распространялось по тириумным трубкам, порождало в системе странные сигналы. Быть так близко, совсем рядом, буквально в нескольких шагах, стоять за дверью и наблюдать за извивающимся на кровати Гэвином было чем-то новым. Камера высокого разрешения отлично передавала всё: как человек был возбуждён, разгорячён, как же сильно хотел внимания, жаждал получить удовольствие, изнемогал от дурмана в голове и теле. Торс влажно блестел, тёплый боковой свет бра подчёркивал фактурный рельеф на груди, животе, бёдрах, подсвечивал шрамы. Так хотелось войти обратно, провести ладонями по горячей (тридцать семь и три градуса) коже, собрать подушечками капли пота, очертить языком стоящие соски, облизнуть, прикусить, вызвать новую порцию стонов, заласкать до несдержанных хриплых криков. А потом ниже, к пупку, к чувствительной коже на животе и эрогенным зонам сбоку, рядом с рёбрами, чтобы мышцы пресса сократились от даримой ласки. Он хотел оказаться там, внутри, вместе с Гэвином, довести его до пика, до безумия, чтобы человек бился в мощном оргазме и просил ещё и ещё. Он хотел, но не мог, ведь нужно было показать разницу.       Жди.       Сам виноват, сам выбрал такую роль, теперь оставалось терпеть вместе с Гэвином, изнемогать от обоюдной, объединяющей их сердца и души жажды. Андроидам не нужен секс как таковой, не нужно самоудовлетворение, но от вида мечущегося по кровати Гэвина в программе запускались неидентифицируемые команды. Как маленькие жучки, они разбегались по запущенным процессам и въедались в код, провоцируя на активные действия.       «Попробуй», – соблазнительно нашёптывал голос внутри.       Нет, рано, ещё несколько минут.       «Ну же, давай, вместе…»       Руки на автомате поднялись к груди, дрожащие пальцы неуверенно начали расстёгивать пуговицу за пуговицей, оголяя искусственный рельеф. Лёгкое касание к кромке насоса, несильное давление, чтобы с тихим щелчком регулятор вышел из пазов. Опасно… Обратный отсчёт алым предупреждением перед глазами, помехи интерфейса, максимальная чувствительность и сильнее сбоящий голос. Движения пальцев внутри ощущались странно, приятно и страшно одновременно, сенсоры реагировали истерикой, выдавая ворох ошибок, нагружающих систему в мазохистском удовольствии. Подушечки свободной руки на языке, вперёд, назад, глубже, до упора в горло, чтобы зацепить стыки панелей на нёбе и соединение гибкой части языка с основанием. Голосовой модуль со сбоем воспроизвёл стон, смешав статику со стандартной озвучкой модели, и одновременно за дверью застонал Гэвин от усилившейся вибрации массажёров. Ноги подломились, система фоново перераспределила нагрузку, но до отключения ещё было время. Таймер неумолимо тикал, приближая смерть, но регулятор намертво зажат в белых пальцах — ни шанса выронить. Движение во рту ускорились, стоны сорвались в скрежет, дыра в теле откликнулась на осторожное проникновение буквально у самой кромки грудной пластины.       3…       2…       1…       Насос с щелчком вошёл в паз, алая подсветка сменилась стандартной синей, логи очистились, трудоёмкие процессы закрылись, оставив после себя воздушное ощущение полёта. Так чисто, свободно, пусто, как в первый день запуска, будто заново сошёл с конвейера. И белые капли спермы на смуглом животе Гэвина в качестве заключительного штриха – кончили каждый по-своему, но одновременно.       Как только контроль над движениями вернулся, Тин поднялся с пола и, слегка пошатываясь, пошёл за сменной одеждой. Тириум залил грудь, ткань липла к скину, некоторые потёки доставали до брюк — вещи оставалось только выбросить, чтобы испарившиеся следы голубой крови не вызывали вопросов. Переодеться, сполоснуться и вернуться к Гэвину, он как раз успеет отойти от посторгазменной неги.       Дыхание успело восстановиться как раз к возвращению Тина. Из-за вынужденной слепоты Гэвин по походке научился определять, кто зашёл в комнату. Шаги Эрты были лёгкие, немного шаркающие, и каблуки её туфель звучали тише, чем у ботинок Тина, который, как метроном, отстукивал каждый шаг. Гэвин пытался по звуку угадать, кто из офицеров представился ему как Тиннак, но из списка удалось исключить только Бобби и Робби — двух придурочных патрульных, которые пострадали во время революции и хромали на пару, отказываясь избавляться от «боевой травмы». Тёплое и влажное неожиданно коснулось живота, отчего Рид вздрогнул, чувствуя, как по телу разбегаются мурашки.       — Пятнадцать минут и двадцать четыре секунды, — сказал Тин, пальцами и языком размазывая по животу остывшее семя, — столько ты продержался без моего вмешательства. Это на семь минут и тридцать семь секунд дольше, чем твой средний показатель и на три минуты и двадцать восемь секунд превышает максимально зафиксированное время эякуляции. Конечно, при контроле оргазма ты держишься дольше, но я не учитываю эти данные.       — Это ничего не доказывает, — вяло огрызнулся Рид. — Ни одна игрушка в жопе или на члене не заменит живое существо.       — Похвально, что ты считаешь меня живым, — усмехнулся андроид.       — Блядь, я не… — прервался и устало вздохнул. — Неважно.       Желания спорить не было. Гэвин уже и сам запутался в своём отношении к ходячим компьютерам. Нельзя любить или ненавидеть телевизор, смартфон или кофеварку, а андроиды, пусть и не все, но вызывали эмоции. Сначала чёртов Коннор бесил так, как ни один живой человек, потом Ричи, первое время казавшийся бездушной машиной, вплёлся в жизнь и огорошил своими чувствами, а теперь Тин… Гэвин не знал, как реагировать на этого андроида, ведь с каждым днём общения жгучая ненависть, что была в начале, постепенно утихала.       Осторожное касание к вялому члену, проникновение прохладного пальца внутрь, чтобы смазать натёртые стенки, а потом — горячий рот на головке, настойчивое скольжение языка, пока Тин слизывал остатки спермы.       — Стой! — захлебнувшись воздухом от остроты ощущений, выкрикнул Гэвин. — Не надо.       — Почему? — недоумение, интерес, непонимание в механическом голосе, а потом очередное прикосновение языка.       — Блядь, Тин, остановись! — Дёрнул тазом в безуспешной попытке уйти от прикосновений. — Слишком…       — Слишком? — эхом переспросил андроид.       — После оргазма ощущения очень сильные.       — Разве от этого не приятнее?       — Нет, — ответил Гэвин, чувствуя, как Тин освобождает ноги от оков. — Точнее, это настолько приятно, что не хочется, чтобы было ещё приятнее, иначе почти больно. Я не знаю, как точнее объяснить.       — Здесь также? — Андроид добавил второй палец и надавил на простату. — Судя по тому, как отзывается твой организм, такая стимуляция тебе больше по душе.       — Мудак, — выдавил Рид, сопротивляясь вновь нарастающему возбуждению. Из-за наркотика организм реагировал острее и восстанавливался быстрее. — Какой же ты мудак…       — Ты повторяешься, — прошептал Тин, ускоряя фрикции.       — На хуй иди!       Собрав остатки упрямства и сил, Гэвин крепче вцепился в спинку кровати и, напрягшись, вслепую пнул андроида. Ступни на доли секунд упёрлись в твёрдый торс, а потом раздался грохот, когда Тин свалился с кровати. Тяжело дыша, Рид без сил откинулся обратно на постель.       Тишина после падения растянулась на целую вечность. Андроид молчал, не шевелился, перестал имитировать дыхание, и если бы Гэвин не знал наверняка, что находится в комнате не один, подумал бы, что Тин ушёл. Это затяжное молчание пугало. Насколько же сильно он разозлился? А потом странный вздох, как у уставшего человека, и шорох ткани, пока поднимался с пола.       — Гэвин, — несмотря на ситуацию, в статике голоса улавливались ноты восхищения, — ты не перестаёшь меня удивлять. Каждый раз, когда мне начинает казаться, что этап ярого отторжения позади, ты преподносишь подобные сюрпризы. Скажи, — голос звучал натянуто вежливо, — зачем ты это сделал?       В ответ лишь тяжёлое дыхание и тишина. Сглотнув набежавшую слюну, Рид пытался успокоить бу́хающее в горле сердце, но пугающее предчувствие медленно нарастало в сознании. С тихим шорохом открылась дверь, и послышалась шаркающая походка Эрты.       — Зачем она здесь? — звучало слишком сипло. — Тин, блядь, не молчи!       Ответа не было, только какие неопознаваемые шорохи, щелчки и непонятный, едва различимый скрип. Тук-тук, пластик о пластик, и Рид догадался — андроид готовил шприц.       — Не нужно, — в горле пересохло, запершило, но через силу Гэвин выдавил продолжение, — пожалуйста.       — Ты молодец, Гэвин, что попросил, но я не могу закрыть на произошедшее глаза. Я ведь уже говорил, мне нужна уверенность в том, что ты не выкинешь подобный фортель с кем-то из посетителей. — В бедро болючим укусом впилась игла, и раствор защипал практически мгновенно. — Но раз ты не понимаешь, то продолжим тренировать твою покорность. Я ввёл двойную порцию возбудителя, добавь сюда остаточное действие прошлой дозы, и примерно поймёшь, что тебя ждёт. Это планировалось в качестве крайней меры, я не хотел прибегать к подобному, но ты вынудил меня, Гэвин, и будешь наказан. Сейчас я вставлю в тебя вибратор, застегну на члене ограничитель и уйду, оставив тебя в одиночестве. Ты не кончишь, пока я не вернусь.       — Не надо, — загнанный и жалобный тон.       — Поздно, Гэвин. Я хочу, чтобы ты чётко запомнил эти ощущения, ведь именно это будет ждать каждый раз, если ты решишь навредить посетителям или не будешь слушаться их приказов. А сейчас я тебя оставлю, чтобы ты хорошенько подумал, хочешь ли ты в будущем хоть раз пройти через подобное.       Скрип матраса, когда Тин поднялся, шорох одежды и удаляющиеся шаги. Финальный щелчок замка, когда дверь за андроидом закрылась, и Гэвин остался в одиночестве.       Дрянь в крови распространялась с невообразимой скоростью, подчиняя организм единственному неуправляемому желанию – желанию секса. Без зрения переключить фокус внимания было не на что, а тишина вокруг только усугубляла положение — осязание обострилось до предела. Чувствовалась каждая мышца, каждый натянутый нерв, бешеное течение крови по венам и дикое, ничем не сдерживаемое возбуждение. Хотелось даже не секса, а траха, ебли, случки — чего угодно, настолько глубоко влияние наркотика распространило свои корни, впилось ими в подкорку мозга, отравило каждую клетку. И ни шанса сбросить напряжение, ни малейшей возможности, ведь руки намертво прикованы к кровати, шея в кожаных тисках, ноги тоже снова закреплены: не перевернуться, не изогнуться, чтобы хотя бы потереться об одеяло или матрас. Только лежать с топорщащимся вверх членом и жалобно скулить, умоляя сделать хоть что-то с невыносимой жаждой.       Это было слишком: тяжело, обжигающе, почти больно. Сердце в груди колотилось с нечеловеческой скоростью, ломилось в кости отбойным молотком, грозя в любой момент пробить телесную оболочку и вырваться на свободу. Вынести подобное было за гранью возможностей, казалось, что где-то на горизонте уже маячит сердечный приступ или хотя бы бессознанка, но очередное сокращение сердечной мышцы, новый виток отравленной крови, и с губ в ритме вибрации срывались стоны и крики, то и дело перемежающиеся с мольбами. Пусть кого угодно приводят, лишь бы это закончилось. Но только тело продолжало выгибаться, срывающийся голос растворялся в воздухе, а конец всё не наступал.       Тин сидел на полу, прислонившись спиной к двери, за которой в горячке опьяняющего возбуждения лежал Гэвин. Из-за до предела открытых диафрагм, глаза андроида казались чёрными провалами, зона резкости сузилась до минимума, размытие покрывало почти всё поле зрения, оставив за чертой восприятия окружающее пространство. Но Тину было неважно, как реагировали визоры — основная информация поступала с видеокамеры под потолком.       Живое тело, распростёртое на кровати, поражало своей слабостью и совершенной несовершенностью. Инстинкт размножения, с рождения заложенный в каждого человека, был потрясающей воображение разрушительной силой, настолько, что человеческая культура годами строилась вокруг культа сексуальности. Вот он, лучший способ управлять кем-то — секс. Дай его людям, они будут если не счастливы, то довольны, а лиши его, то сразу открывается такой простор для управления. Доведи человека до крайней точки напряжения, и он будет готов сделать если не всё, то почти всё.       Сколько ещё вытерпит Гэвин, прежде чем попросит помощи, позовёт, сдаваясь под напором похоти? Не так, как он выкрикивает сейчас, а по-другому, честно и осознанно. Прошло уже семь минут и пятьдесят три секунды с момента введения препарата, температура тела поднялась почти на полтора градуса, сердцебиение — девяносто пять ударов в минуту. Девяносто шесть. Девяносто семь. Тин не собирался подвергать Гэвина опасности, внимательно следил за состоянием, чтобы вовремя прийти на помощь, но организм детектива достаточно вынослив, чтобы вытерпеть действие наркотика ориентировочно в течение получаса. А вот сдастся ли к тому моменту сознание, переступит ли Гэвин через себя, чтобы избавиться от нереализованного желания?       Сдастся, однозначно сдастся, и, судя по состоянию, ждать осталось не так уж много.       Видеть мучения Гэвина было тяжело, уровень стресса повышался до критических значений, хотелось прекратить издевательство над дорогим человеком (возможно, даже не стоило их начинать), но…       Н̶̡͉̭̤̝͚͇͓̭̍ͭ͊̄ͬ̽ͬͤ̀̀͘͘͜͢о̄̋͛̈̓̋ͤ͛͜͜҉͜͡͠҉̴͔̗̥̥̲͚͈̗       Это «но» маячило в списке задач, как навязчивая муха перед носом, только прихлопнуть не получалось, ведь если начал, нужно доводить до конца. Даже когда тяжело смотреть, когда хочется всё бросить, нужно терпеть вместе с Гэвином, которому сейчас в разы хуже.       Восемнадцать минут четырнадцать секунд, предел почти достигнут.       Моргнув, андроид перенастроил визоры и поднялся с пола. Холодная, шероховатая дверь под пальцами ощущалась чем-то нереальным, иллюзорным, словно попал в виртуальный мир. Стресс разрушал восприятие окружения, процессор требовал перезагрузки, сигналы обрабатывались с задержкой, пока незначительной, но в любой момент всё могло измениться. Нужно было заканчивать эту омерзительную пытку и никогда к ней больше не прибегать, она тяжело сказывалась на них обоих.       — Больше никогда. — Скин на лице растворился, и Тин вцепился пальцами в ручку, готовясь войти внутрь.       Во рту пересохло, нос заложило, глаза слезились от трения и пота, а солёные капли впитывались в и так вымокшую повязку. Сил стонать и кричать не осталось, из горла слышались только жалкие всхлипывания. Это не возбуждение, это ад, который прожигал изнутри, который вынуждал метаться, молить, доводил до истерики, а пытка всё не кончалась. Когда справа раздались шаги, язык уже не ворочался, просьбу выдавить не получалось.       — Тише, всё хорошо, — сбоящий шёпот у щеки, — ты молодец.       Касание приятно прохладных пальцев к члену, свобода от давления ремешка и сведённые судорогой ноги. Тело трясло, как в припадке, когда удовольствие и напряжение нашло выход в виде выстраданного оргазма. Сознание не воспринимало реальность, почти полностью отключившись от происходящего. Обрывками запомнилось, как Тин освобождал от наручников, как вытирал сперму и, кажется, промокнул пот. А потом шелест одежды и тёплое твёрдое тело под боком. Крепкие объятия укачивали, избавляя от напряжения, успокаивающие поглаживания по волосам, спине, плечам воспринимались как что-то нереальное, выдуманное, а бесконечный поток механических «прости» однозначно являлся частью сна. Или всё-таки не являлся?       Сексуальное напряжение истощило настолько, что не получалось отличить сон от реальности. Перед глазами всплывали какие-то образы, старые, забытые или совсем свежие, звучали голоса, что-то рассказывали, шептали, спрашивали. Гэвин отвечал, сонно ворочая языком, что-то говорил, прерывался и продолжал уже с нового места, перескакивал с темы на тему. Происходило это в дрёме или наяву, мозг понимал слабо, но по мере того, как наркотик прекращал своё действие, шум в голове медленно затихал, сменяясь знакомой тишиной, прерываемой лишь чужим ровным дыханием. Было тепло, уютно, как дома, в собственной постели, и Гэвин, что-то неразборчиво промычав, уткнулся носом в чужую шею и затих окончательно, проваливаясь в глубокий сон.       Очнулся из-за громкого урчания живота и неприятного спазма в желудке, сразу почувствовал шевеление под боком и едва ощутимую вибрацию под ладонью. Тук-тук-тук — почти как сердце, но биение ровное, монотонное. Поняв, что во сне обнял андроида, Гэвин отодвинулся, позволяя Тину подняться.       — Что тебе приготовить? — спросил андроид, замерев у двери.       — Плевать, — хмыкнул Рид, — что быстрее.       — Хлопья? — спросил со смешком Тин и поймал подушку, которую вслепую бросил Гэвин. — Тогда яичницу. Эрта сменит бельё, и можешь снять повязку, когда я выйду.       И пока андроид ушёл готовить завтрак (или обед, тут не поймёшь), Гэвин, сдёрнув с глаз надоевшую тряпку и, бросив её на тумбочку, ушёл в душ. Тёплая вода побежала по уставшему телу, пока он, прислонившись лбом к холодному кафелю, вгрызался зубами в губу, душа рвущиеся наружу крики. Удар в стену, ещё и ещё, лишь бы выместить отчаяние, что комком подкатывало к горлу.       — Держаться, — одними губами, пока сбривал отросшую щетину, — рано или поздно это закончится.       Но мерзкий голос внутри твердил о том, что всё только начиналось.