***
Саэки потянулся, нежась в солнечных лучах, скользивших по кровати. Улыбка невольно расплылась на губах. Ему снилось что-то очень приятное, но он никак не мог вспомнить, что именно. Открывать глаза не спешил: разум ещё бередило сладкое послевкусие безграничного счастья, которое хотелось растянуть на хотя бы ещё пару секунд. Да, то определенно был хороший сон. Жаль, что поутру нельзя вдруг осознать, что именно сделало его таким счастливым. Саэки перекатился на спину и потёр глаза. Как же не хотелось вставать. После трёх дней в лесу смерти его тело болело так, словно в него швыряли камнями или чем похуже. Пришлось напрячься, чтобы достать новую пару свитков после того, как Ли испортил один, но они это сделали. В конце концов, они это сделали! Чисто в теории экзамен Саэки сдал. Дальнейшее зависит только от решения Хокаге, в кабинете которой сегодня сообщат результаты. Саэки садится на кровати. И тут же чуть не падает назад от сердечного приступа. – Какого... какого черта ты здесь делаешь?! Габриэль сидела на подоконнике, подперев голову рукой, и смотрела на него, как ни в чем не бывало, – разве что чуть более рассеянно, чем обычно. Саэки даже на мгновение усомнился в том, является ли пребывание в чужой спальне утром без разрешения и предупреждения чем-то неприемлемым, – настолько невозмутимо она выглядела. Саэки сглотнул, чувствуя, как уши невольно розовеют, и укутался в кокон из одеяла. – И как давно ты тут сидишь? Габриэль моргнула и наконец отвлеклась от искрящихся в золотых лучах солнца розовых прядей. – Около трёх часов. Саэки поджал губы и кивнул. Его пальцы непрестанно теребили одеяло. – Ох. Отлично. Замечательно. Прекрасно, если я правильно понял. И зачем? – Хотела увидеть тебя. – Какой смысл видеть меня, если я сплю? – Ты тихий, когда спишь, – выдала Габриэль вместо четкого ответа и отвела взгляд будто в смущении – Саэки не знал, что и думать. – Только не говори, что я и тебя достал своей болтовней. – Нет, – сказала она меланхолично, но быстро. – Я не это имела в виду. – Неважно... – он потёр переносицу, а после взмахнул руками. – Ты понимаешь, что это жутко? Представь, что ты засыпаешь себе одна спокойно, а потом просыпаешься и видишь постороннего в своей комнате! Это прямое нарушение личных границ. – Потому что человек наиболее уязвим во сне? Габриэль, вероятно, в самом деле не представляла и не могла представить, что чувствовал Саэки, когда увидел её. Она все ещё слишком далека от понимания тонкостей человеческих отношений. И Саэки это не раздражало, что удивительно. Он по-прежнему понятия не имел, с чем Габриэль столкнулась в своей жизни, но подозревал, что в ее биографии было мало хорошего. Так что он не возражал, чтобы объяснять ей некоторые вещи. Но... Смущение. Чертово смущение, затапливающее мозг, сердце, щеки. Ограничивающее, сковывающие. Саэки так и не научился справляться с ним. Да, он подрос, да, он мог быть действительно обаятельным, когда того хотел (то есть всегда, по скромному мнению Габриэль), да, он знал, что искренность – лучший союзник в общении с людьми, распознающими фальшь за километр. Но вот проблемы с проявлением этой самой искренности не исчезли. Саэки постоянно заменял одно неудобное чувство на другое, более привычное. Саэки оглядел ее с головы до ног. Габриэль ждала ответа и не собиралась предпринимать ровным счётом ничего, так что ему оставалось лишь собраться с духом. – Да, что-то в этом роде. Пока спишь, ты не знаешь, что происходит вокруг, и ты не можешь ничего контролировать. Как следствие, становишься легкой добычей. Поэтому в нормальных условиях люди спят там, где чувствуют себя в безопасности. Дома, то есть. При этом подразумевается, что никто, кроме обитателей дома, не может вдруг войти в твою комнату. Габриэль нахмурилась и опустила глаза. Прядки вьющихся волос спали ей на лоб, и ее руки сжались на краю подоконника. Она не сказала ещё ничего, но Саэки уже понял, что что-то не так. И пока он анализировал все брошенные друг другу фразы, всё, что он только что сказал, она спрыгнула на пол и, приблизившись к нему, замерла в двадцати сантиметрах от его лица. – Тебе кошмар снился, – сказала Габриэль раздельно. – Я не хотела задерживаться, но ты метался по кровати, и я... Она замолчала, глядя на шарахнувшегося от нее Саэки, что хлопал совиными глазами и кутался в одеяло плотнее, пряча в складках ткани горящие щеки. А ведь ещё ночью хватило пары осторожных прикосновений ко лбу, чтобы он успокоился и даже... даже улыбнулся сквозь дрему. – Я не понимаю, – пробормотала она. – Твоя реакция меняется из раза в раз. Кусочки встали на места. Картинка сложилась в его голове, и всё внезапно стало настолько ясно, что даже смешно. Габриэль присела на кровати рядом с ним. А Саэки никак не мог взять в толк: как после всего, через что они прошли, после утешений в лесу, после объятий на поле боя, она могла предположить, что он считает ее опасной? А как ещё его поведение могло выглядеть в глазах Габриэль, получавшей в ответ на любую инициативу со своей стороны лишь ненависть и страх? Когда она прекрасно видела, что его отношение к ней особенное, что никто другой не вызывает в нем такого дикого смущения, что хоть в подушку кричи, пытаясь заглушить стук собственного сердца в ушах? Что ещё она могла думать? Как выяснилось, избегание – худший способ спастись от неловкости в общении с Габриэль. Но другого Саэки не знал. Вернее, знал, но так и не освоил. – Габи, – протянул Саэки, осторожно беря ее руку в свою, слегка сжимая холодные тонкие пальцы. – Ты знаешь, что я всегда рад тебя видеть. И я... я не боюсь спать рядом с тобой, потому что я знаю, что ты не причинишь мне вреда. Просто понятие личных границ применимо не только к тактильному контакту. Просыпаться вместе в одной комнате... это уже что-то из разряда... будней супружеской пары. – Мы не супружеская пара. – В этом и проблема! То есть... не проблема, но... я хотел сказать... Я просто пытаюсь объяснить, что нечто, приемлемое для одного вида взаимоотношений, будет странным для другого! К тому же свои границы должны быть у каждого человека, абсолютно! – Значит, когда во время миссии ты с кем-то из команды засыпаешь в одной палатке, вас связывают узами... – Нет!!! Я же не о том совсем, от обстоятельств многое зависит! Но мы с тобой не на миссии! И если... если ты так делаешь, то я бы хотел знать заранее! Потому что иначе мы оба можем попасть в неловкое положение! – Неловкое положение? – Без пояснений!!! Габриэль покосилась на него, втянувшего голову в плечи и покрасневшего до корней волос. Она молчала некоторое время, решив не настаивать и дать ему успокоиться, хотя и не понимала сути проблемы. Иногда нужно было соглашаться и уступать, даже если ситуация казалась абсурдной. – Вообще-то я пришла поздравить тебя с успешным окончанием экзамена, – наконец заговорила Габриэль. Его брови поползли вверх. – Но результатов ещё нет. – Брось. И без результатов ясно, что ты отлично справился. – Я бы так не сказал... – Саэки. – Да? – Я так говорю. С секунду выражение его лица оставалось озадаченным, а после смешок сам сорвался с искусанных губ, и Саэки прикрыл рот рукой, пряча улыбку. – Ох, хорошо, тогда просто сочту твои слова за комплимент. – Это и был комплимент. Какая очаровательная прямолинейность. – Ещё я долго думала над тем, что подарить тебе... – Да ты чего, – затараторил Саэки, размахивая руками, – зачем? Не стоило. Я не приготовил подарка, даже не подумал как-то... Габриэль тяжело вздохнула. Она подозревала, что с ним не будет просто. – Я не ждала подарка взамен. Ты и без того сделал для меня слишком много. Мне хотелось выбрать что-то особенное и символичное, что-то, что подходило бы лично тебе. Потому что ты, Саэки, особенный. Твой путь уникален. И даже не смей сравнивать себя с другими. Ты лучше. Ты чище. Добрее. Благороднее. Габриэль сглотнула и набрала в лёгкие побольше воздуха. Между тем в ее руках уже появился венок, усыпанный мелкими розоватыми цветками. «Это сакура?» – хотел спросить Саэки, как будто не верил собственным глазам, как будто не мог распознать самый простой и узнаваемый цветок, но он не чувствовал в себе силы подать голос. – Я хотела подарить тебе это, – Габриэль крутила венок в руках и вдруг посмотрела прямо в ошарашенные глаза напротив. – Но мне сказали, что ты сакуру терпеть не можешь. Лично у меня цветы сакуры – любимые. Напоминают твои волосы, кстати. Так что это остаётся у меня. Габриэль не смотрела на него, продолжая говорить и говорить, почему-то чувствуя, как жар приливает к лицу из-за его долгого молчания. – А тебе купила алоэ. Вон оно, стоит на тумбочке. Маленькое ещё. Я подумала, что это хороший подарок. Алоэ применимо при лечении заболеваний кожи, проблемах с пищеварительной системой, иммунной. Много свойств полезных: противоожоговых, противовоспалительных-... – Антибактериальных, – севшим голосом подсказал Саэки. Габриэль медленно повернулась к нему. – Да. Точно. Антибактериальных. Нечто странное было в том, как он придвинулся к ней, как беззвучно шевелились алые губы, и как смотрели на нее широко распахнутые зелёные глаза, от которых у Габриэль во рту пересыхало и дыхание перехватывало. Она улыбнулась ему неумело, и Саэки... Саэки, кажется, влюбился во второй раз. Полнейший провал. – Спасибо, – наконец выговорил он, чуть потряс головой, вдруг хмыкнул и хитро улыбнулся. – Спасибо тебе огромное. Думаю, после такого я обязан пригласить тебя прогуляться со мной до скалы Хокаге сразу после объявления результатов сегодня. Если что, это не свидание, не подумай. Выражение ее лица было нечитаемым. – Я и не думала. Он знал, что не думала. Даже мысли не допускала, честное слово. Зато теперь допустит.***
Они вошли в кабинет Хокаге вместе, чем привлекли внимание и моментально породили новую волну слухов. Встали тоже рядышком. Разлучаться не хотелось ни на секунду. Отчего-то казалось, что с сегодняшнего дня все изменится. И как раньше уже не будет. Сперва Цунаде смерила всех грозным взглядом. Затем зачитала письмо Пяти Каге и, на правах предводителя деревни, принимающей экзамен, объявила список новоиспеченных чунинов. С каждым новым именем сердце Саэки подпрыгивало. И Габриэль остро чувствовала его волнение. Не долго думая, она качнула рукой. Тыльная сторона ладони коснулась его, посылая мурашки по всему телу. Саэки вздрогнул, глядя на нее с недоумением, перевел взгляд на кисти их рук, расположенных близко. Слишком близко. Он даже чувствовал тепло ее кожи. Побороть желание взять ее за руку оказалось сложнее, чем вчерашние испытания. Они не замечали никого, кроме друг друга, зато остальные замечали их. Саэки даже не услышал, когда Цунаде назвала его имя, и ей пришлось повторить дважды: – Саэки Харуно. Саэки!!! Мальчик вздрогнул, и его щеки быстро теплели от смеющегося взгляда наставницы. – Хватит глазки строить. – Я не!.. – начал было он, задохнувшись от возмущения, но быстро замолчал, спохватившись. – Да, Хокаге-сама. Извините. Мероприятие подходило к концу. Ребята, вполне довольные собой, расходились кто куда. Саэки уже хотел уйти вместе с Габриэль на запланированную прогулку (совершенно точно не свидание), когда Цунаде вдруг окликнула: – Габриэль, постой. Я хочу с тобой поговорить. Задержись на полчасика. Габриэль осмотрела ее внимательно, кивнула и, прежде чем уйти, повернулась к Саэки: – Встретимся перед резиденцией через полчаса? Саэки улыбнулся ободряюще. – Конечно, Габи! Я подожду тебя. Он ходил около здания, не зная, чем себя занять, а между тем небо затягивало тучами. Хмурые дождевые облака покрыли деревню, и, когда первые мелкие капли упали Саэки на лицо, он забежал в резиденцию. В конце концов, он должен встретить Габриэль, когда она выйдет. Прошло ещё полчаса. Габриэль не показывалась. Люди сновали по коридору туда-сюда, нервно поглядывая на караулившего у кабинета Хокаге мальчишку. Единственное смягчающее обстоятельство – он ее ученик. Зеленые глаза неотрывно следили за секундной стрелкой. Вот уже три часа дня. Саэки начинал волноваться. Вышел на улицу, обежал все здание кругом. Может, они разминулись, и она пошла домой прямо так, под дождем? Саэки неуверенно постучал в дверь Хокаге, отбивая особенный ритм, который придумала Цунаде, чтобы впускать ученика без проблем. – Входите. Саэки вошёл в комнату и тут же огляделся. Габриэль здесь не было. Волнение усилилось, и от этого ощущения неприятно засосало под ложечкой. – Ты Габриэль потерял, что ли? – вздернула брови Цунаде, заметив его бегающий взгляд. Саэки кивнул. – Она ушла ещё час назад. – Что?! А она не просила ничего передать? Цунаде развела руками. – Ничего. Думаю, вы разошлись просто. – Наверное, – протянул Саэки, почесывая в затылке и чувствуя, как тревожность пускает корни в сердце. – В каком настроении она вышла? – Привычно равнодушном, как и всегда, – хмыкнула Цунаде, прищурившись. – Внешне, по крайней мере. Думаешь, что-то не так? – Нет, – Саэки поклонился, – спасибо, Цунаде-сама! Я побежал. Дождь усилился. Саэки мчался вдоль домов, шлепая по лужам и тщетно пытаясь прикрыть голову. Он остановился у гостиницы и взбежал по крутым ступенькам. Несколько нетерпеливых постукиваний – Темари открывает дверь и оглядывает его удивлённо: – Какими судьбами? – Габриэль, – выдохнул Саэки, запыхавшись, – она здесь? Надежда покидала его, когда он заметил, как округлились глаза Темари и как она бегло оглянулась, скрестив руки на груди: – Мы думали, она должна пойти к тебе? – Да. Должна была. Но не пошла. Я не знаю, где она сейчас. – Что? – Канкуро выскочил, как черт из табакерки, мгновенно подключился к разговору. – Где ещё ей быть в такую погоду? Саэки опустил руки в отчаянии и хотел сказать это полное безнадёжности: «я не знаю», когда смутная догадка поразила его. – Постойте, я должен проверить ещё одно место. Канкуро и Темари смотрели на него с явным сомнением и недоверием, но Саэки уже развернулся и побежал вниз по лестнице. – Дай нам знать, если найдешь её! – крикнула ему вдогонку Темари. – Нам бы стоило пойти с ним, – заметил Канкуро, закрывая дверь. – Если что серьёзное случится, то Габриэль будет сложно. Песчаная защита бесполезна во время дождя. Лёгкие песчинки намокают, тяжелеют и опадают вниз грязной кашицей. Таким песком управлять практически невозможно. Темари поджала губы. – Мы пойдем, если Харуно не справится. Никто из присутствующих в Конохе шиноби не станет нападать на Габриэль. Если они в здравом уме, по крайней мере. Потому что Биджу никакой ливень не страшен. – Ты же знаешь, что иногда ей просто нужно побыть одной.***
Саэки успевает заскочить домой за плащом и более не теряет времени. Направляется прямо в чащу леса, огибая стволы деревьев и укрываясь под широкой листвой. Ещё издали замечает красное пятно – из-за дождя очертания размываются. Саэки выдыхает одновременно с облегчением и ужасом, ускоряется, удерживаясь от падения только за счёт чакры. Габриэль сидит на какой-то упавшей крупной ветке, не мигает и лишь едва заметно поворачивает голову в его сторону, по-прежнему глядя в никуда. С секунду Саэки в замешательстве. Её одежда промокла до нитки, волосы влажные прилипли к смертельно безразличному лицу, а дождевые капли скатывались по бледной, почти прозрачной, с оттенком синевы от просвечивающих вен коже. Он мгновенно оказывается на корточках перед ней, пытаясь поймать пустой взгляд. – Что случилось? – Он обхватывает ее лицо и, бесцеремонно поворачивая голову, осматривает на наличие повреждений. – Габи? Габи, ты меня слышишь? – Уходи, – тихий голос с нотками болезненного напряжения. – Я думаю. Саэки непонимающе качает головой и выпрямляется, стягивая с себя плащ и тут же морщась из-за обрушившейся на него воды. – Думать можно в любом месте. Ты заболеешь, если продолжишь сидеть здесь! – Какая разница? И что это ты делаешь? Его губы сжимаются в тонкую полоску, пока он укутывает Габриэль в свою одежду. – Действительно, нет никакой разницы, – ворчит Саэки, поднимая воротник плаща так, чтобы он прикрывал её макушку. – Перестань, – Габриэль пытается отпихнуть его, но попытка слишком слабая. – Ты промокнешь. – А ты уже промокла. И замёрзла: вон, вся кожа мурашками! Или думаешь, что твоя жизнь менее важна из-за твоего прошлого? – Причем тут мое прошлое? Я этого вообще не говорила. – Ты об этом думала. – Ты не можешь знать, о чем я думала. – Но я могу догадываться. – И ошибаться. – Но ты знаешь, что я прав. Саэки легонько щёлкает ее по носу. Габриэль морщится. – Давай, пошли уже. Канкуро и Темари тоже переживают. Габриэль глубоко вздыхает и, делая явное усилие над собой, кое-как выговаривает ровным тоном: – Саэки. Пожалуйста. Хватит спасать тех, кто не хочет быть спасённым. Саэки отступает на шаг, сжимая окоченевшие руки в кулаки. – Я всего лишь пытаюсь помочь людям, которые мне дороги... – Я не просила о помощи. – Но ты буквально разрушаешь себя! Понятия не имею, что стряслось, но так ты ничего не изменишь. Пожалуйста, пойдем, я отведу тебя в гостиницу! Габриэль резко вскидывает голову. – Нет. Только не туда. Саэки уже начинает знобить от сырости. Даже представлять холодно, как чувствовала себя Габриэль, проведя здесь больше часа. – Почему ты не хочешь возвращаться? Что-то случилось между тобой и... – Нет, – вновь отрезает Габриэль, опуская голову на согнутые коленки. – Ничего не случилось. Саэки, прошу, не спрашивай ничего. Я устала. Просто устала. Устала притворяться нормальной. Делать вид, что два года стабильности могли перечеркнуть двенадцать лет кошмара. Что она рада возможности стать Казекаге. После разговора с Цунаде словно присохшие бинты отодрали. Габриэль надеялась, что хотя бы для других стран избрание нового лидера Суны будет выглядеть менее абсурдным, чем есть на самом деле. Что ж, глупые надежды разрушены. Никто не воспримет её всерьез. Потому что решение Совета больше похоже на шутку. И Габриэль бы посмеялась. Если бы могла. Мысли, что Габриэль прокручивает в голове снова и снова, раз за разом: она посвящает всю свою жизнь людям, которые ненавидели её. Которые боялись и боятся её по сей день (надо сказать, вполне разумно). Она должна пойти путем отца, который уничтожил и её, и её мать. И быть благодарной за это. За отсутствие выбора. Продолжать думать, что у неё нет права на искупление, на изменение себя. Верить, что умереть, спасая деревню, – честь. Что любовь народа – лучшее, что она могла заслужить. Народа, который отвернется от неё при первом же промахе. Цунаде задавала вопросы об общем благе. Об истинной и высшей цели. О том, от чего Габриэль уже тошнило. Она знала правильные ответы. Она произносила их так, будто верила в них, горела этой идеей, как своей собственной. На деле же до сих пор не поняла, как можно променять самого близкого человека на весь оставшийся мир, в котором ты останешься один, брошенный и никому не нужный. Как пожертвовать человеком в обмен на человечество? Габриэль не отреагировала, когда Цунаде вскользь прошлась по ранам ее прошлого, надавливая на синяки и расцарапывая коросты. Габриэль обдумывала все «прелести» поста Казекаге настолько часто, что уже стала практически равнодушна (или мастерски притворялась, что равнодушна). Но Габриэль не была готова к тому, что Цунаде затронет Саэки. Напомнит ей о том, по чьей вине он оказался в больнице в своё время. Ещё давно Саэки сказал, что всё хорошо, что он хочет общаться с ней, но заслуживала ли Габриэль его прощения? Она не знала. Потому что не могла простить саму себя. Цунаде говорила, что Габриэль подпустила Саэки слишком близко. Что однажды ей придется отказаться от него. Как будто Габриэль и без нее не знала, что не сможет быть с ним всегда. Что ей придется учиться дышать заново без него. К черту. Габриэль приходит в себя, когда Саэки вдруг подхватывает ее на руки, придерживая за спину и под коленями, и запрыгивает на ветку. – Ты что творишь, – шипит Габриэль в его руках, но ее тело уже против воли прижимается к нему, ища тепла инстинктивно. – Отпусти меня. Не занимайся ерундой. Она не дергается в попытках выбраться лишь потому, что до земли отделяет несколько метров, а на ней нет песчаной защиты. «Это унизительно, – думает Габриэль. – Позволять ему нести меня». «Это тепло, удобно и приятно», – мурлычет Шукаку. – Извини, – произносит Саэки, прижимая ее к себе осторожно, перепрыгивая с ветки на ветку как можно быстрее, пока дождь и ветер хлещут по лицу. – Я больше не могу смотреть, как ты мучаешься. – Так не смотри, в чем проблема?! – В том, что я не собираюсь бросать тебя! Габи, я уже обещал тебе это однажды, и я пообещаю ещё раз, потому что со временем я лишь убедился в своих чувствах: я сделаю всё, что в моих силах, чтобы помочь тебе. Что бы ни случилось, кто бы что ни сказал, я всегда буду на твоей стороне. – ...Я уже говорила, что меня пугает твоя жертвенность? – пробормотала Габриэль, сжимая ткань его рубашки. – Она ни к чему хорошему не приведет. Ты только пострадаешь. Неужели не понимаешь? Почему ты говоришь так? – Просто я люблю те-... – Саэки закашливается, запинаясь на полуслове. – ...бя видеть улыбающейся. Люблю видеть тебя улыбающейся. Габриэль ошарашенно моргает, не понимая, почему её в невыносимый жар бросает, но все эмоции вскоре исчезают. Всё, что она может сказать, слушая, как быстро, ненормально быстро колотится его сердце, – это: – Не надо в гостиницу. Пожалуйста. Не сейчас. Канкуро и Темари не должны были видеть её в таком состоянии. Они попадают в его комнату прямо через окно. С Габриэль вода капает, и Саэки суетится вокруг, направляет клона к Канкуро и Темари, пока девочка тонет в абсолютном безразличии ко всему. – Сходи в душ сейчас, – как можно более спокойно уговаривает он. – Я развешаю сушить твою одежду и дам тебе свою. Пятнадцатью минутами позднее Саэки разглаживает складочки на покрывале, когда она прошмыгивает в комнату, как мышка, сжимая в руках подол немного мешковатой для неё водолазки. – Кошмар какой... – не сдерживает восхищенного вздоха Саэки. – Моя одежда подходит тебе больше, чем мне. Выглядишь чертовски мило. – Спасибо, – бросает Габриэль с опущенной головой, оставаясь стоять в центре комнаты, не решаясь подойти и вообще сделать что-нибудь. И Саэки теплая нежность к ней в этот момент охватила; необъяснимо крепкая привязанность и закинутое в дебри подсознания чувство любви всколыхнулись в нем с такой сокрушительной силой, что он не мог усидеть на месте. Хотелось показать, показать, что он любит её. Но как? Саэки не знал. Габриэль ещё совсем недавно шарахалась от любого вида прикосновений, и ему не хотелось ее пугать. – Можно мне обнять тебя? – спросил Саэки, в волнении кусая губы. Габриэль посмотрела на него так, будто он сказал какую-нибудь глупость, но, в конце концов, кивнула и выдохнула тихо и устало: – Можно. Руки безвольно опустились, когда он притянул ее к себе в ненавязчивых объятиях, сам чуть прижался к ней, не стискивая и не напирая. Тонкий запах лавандового масла проник в легкие. Его руки осторожно скользнули по ее спине, ладошки медленно гладили лопатки, отчего Габриэль поежилась и уткнулась головой в изгиб его шеи. Спокойствие мерными волнами укрывало сознание розовой пеленой. Тепло. И уютно. В его объятиях было так уютно. И Габриэль, должно быть, впервые в жизни почувствовала себя в безопасности без песчаной защиты. Она всегда была в состоянии отразить вражескую атаку, сражаться не на жизнь, а на смерть. Привыкла к постоянной угрозе. А сейчас... сейчас как будто исчезла эта вечная угроза, исчезли враги, друзья, образ Яшамару. Его запах окутывал ее отовсюду, а руки начали играть с прядями влажных алых волос – было немного щекотно. Габриэль нравилось. – Ненавижу тебя, – прошептала она со странной нежностью, осторожно поднимая руки и обнимая его в ответ, стискивая ткань рубашки меж пальцев. – Ты заставляешь меня хотеть то, что я никогда не смогу получить. И делать то, что мне нельзя делать. Саэки шумно выдохнул, расслабившись. И снова его сердце вышло из привычного ритма. – Правила созданы, чтобы их нарушать, разве нет? К слову о нарушенных правилах. Сосредоточившись друг на друге, они пропустили момент, когда за дверью послышались шаги. – Саэки, иди посмотри за рыбой, пока я... в магазин схожу... А потом стало уже поздно. Вошедшая в комнату сына Мебуки Харуно выронила сумку из рук, глядя на отпрыгнувших друг от друга, изрядно смущенных подростков. Она лишь растерянно хватала ртом воздух, переводя взгляд с осматривающего потолок Саэки, у которого сейчас пылали уши, на Габриэль, потирающую лицо руками, словно это могло скрыть предательски набежавший румянец. – О чем бы ты сейчас ни думала, – произнес Саэки, выходя вперёд и немного закрывая собой Габриэль, – передумай. С каждой секундой взгляд матери становится все более и более суровым. – Саэки Харуно... – прошипела она предупреждающе. – Мама-а, – протянул он, выставив руки вперёд и натянуто улыбаясь. – Я всё объясню. Ты только не нервничай. – Я сейчас покажу тебе «не нервничай»! Слова родителей для тебя, выходит, уже совсем ничего не значат?! Господи, – она прикрыла рот рукой, облокачиваясь о стену. – На ней твоя одежда, что ли?..