Я слабею всякий час. Но напрасно я смеялся, Наконец и сам попался, Сам, увы! с ума сошел. А.С. Пушкин «Жрица Талья»
— Что ты как чушка в халате расселся? — влетел в комнату Чимин. Писатель обернулся на него и злобно одарил взглядом. Впервые за время пребывания в доме семьи Пак, у него получилось преодолеть болезнь чистого листа. Он, наконец, залпом начал писать, и был сосредоточен ровно до момента, пока не зашёл Чимин. — Мне Юнги написал, что ты обязательно должен приехать на какое-то там обсуждение. — Начальник сам же не может об этом сообщить? Пак выругался и приказал сию же минуту одеваться, дабы не заставлять своего благоверного ждать.***
Джин вздохнул, как бы мирясь с тем, что снова оказался на пороге издательства. В коридоре его поймала девушка, работающая в мире секретарш и начала резво спрашивать того насчёт переезда и новой планировки в кабинете. Сокджин только отмахнулся и попросил заняться этим немного позже, сейчас его голова не настроена думать о чём-то вроде ремонта. — Привет, Юнги, — упал в кресло Джин, начав расстёгивать «взрослый» портфель с компьютером. — что от меня требуется? — Ты о чём? — Не понял, — поднял брови писатель. — меня Чим отправил. Сокджин смотрел на издателя и ждал хоть каких-то разъяснений, но тот лишь слепо смотрел на него. — Джин, ты если хотел найти себе дело, у меня куча заказов. Например: певец-студент влюбляется в преподавателя, а тот в свою очередь потом от большой любви убьёт его. — Всё-всё, я понял, — промычал Сокджин и начал обратно застегивать портфель. По коленям скользнул конверт и стороной, подписанной «Мин Юнги» (и сердечком с боку), упал к ногам писателя. Джину не пришлось долго додумывать, от кого конверт, и почему друг так заставлял его поехать к Юнги. — Видимо это тебе. Юнги вдруг поменялся в лице и, пытаясь скрыть эмоции, принял письмо. За письмом на стол вылетела фотография, и заставила Сокджина резко отвернуться. — Я убью его, — промычал он. Оставив покрасневшего издателя с фотографией наедине, писатель двинулся прочь. Отвлекаясь от того, что увидели его глаза, он осмотрелся. Казалось, сегодня день был не такой морозный, как обычно, поэтому писатель решил немного прогуляться по любимому парку. Маленькие дорожки аллеи становились короче с каждым метром, из-за нескончаемых сугробов. Тут Джин вспомнил о своей квартире, в которой он не был около двух недель. Наверняка она пропахла сыростью, и в ней невероятно холодно. «Стоит ли мне проверить?» — раздалось в голове. Перешагивая через сугробы обратно, парень двинулся к остановке. Не было желания ехать на такси, он нуждался в большем времени на раздумья. На ум приходили новые зарисовки для книг, стихотворения, которые не хотелось записывать, и мысли о времяпровождении у лучшего друга. Всё ли у них хорошо? Будет ли у них всё хорошо, после появления нового субъекта в их жизни. Чимин был счастлив, и даже отправлял свои голые фотки издателю. Нужно быть очень уверенным, чтобы доверять настолько. Это же издатель, Чимин… Представляя фотографии друга на модельных баннерах, писатель вошёл в трамвай, удачно остановившийся около него, и уехал в совершенно другом направлении. И понял это Сокджин, когда остановился около совершенно противоположного района. По логике, можно было добраться обратной дорогой на похожем трамвае, но по какой-то причине обратной остановки не наблюдалось. Джину пришло в голову и вызвать такси, и позвонить Чимину, но ему хотелось чего-то безрассудного. Он уже начал думать, что ноги сами потащили его не на то транспортное средство, значит он не хочет возвращаться в квартиру сейчас. Не повторяя старых ошибок, парень написал сообщение Паку, что не знает когда вернётся. Тот забеспокоился, но оставил друга наедине с собой. Джин времени терять не стал и набрал Хосока. — Привет, — грубо ответил помощник, и Сокджин резко сбросил звонок. «Так не пойдёт.» — Сокджин хотел позвонить ещё раз, но дёрнулся от зазвонившего телефона. — Джин, прости, — в голосе парня слышалось, что он чем-то расстроен, но старается улыбнуться. Это чувствовалось через экран. — у меня шина лопнула. Прикинь, если бы это случилось на дороге. Хосок чем-то загремел и начал спрашивать о сути звонка. Джин рассказал ему, что абсолютно не хочет идти домой, и надежда была только на единственное развлечение. — Это не развлечение, — озвучил Чон, постучав по байку. — это жизнь. Приезжай ко мне. Если успею заменить шину, прокатимся. — Надеюсь не в морг, — попытался пошутить Джин, и по смеху Хосока понял, что получилось. На этот раз писатель взял такси, водителю, на этот раз, он точно объяснил, куда ехать. Хосок жил в популярном, а главное, чистом районе, в одном из домов, стоящих друг на друге. Современная отделка очень понравилась Джину, и он даже сделал пару кадров. «Неужели ему так много платит мистер Пак?» — удивился Ким, и поплёлся дальше по адресу. В маленьком одомашненном гараже пыхтел Хосок, измазавшийся в чём-то чёрном. — Залетай внутрь, — крикнул он и остановился рассмотреть Сокджина. — классно выглядишь. Он открыл дверь, и в нос ударил запах краски. Той самой, масленной, которой пишут любимые картины писателя, с изображением моря. В маленьком доме было два этажа, и, видимо, на первом находились только кухня и мастерская. Джина поразило такое увлечение Хосока, с условием, что на некоторых полках пробивались лекарства и баночки с жидкостями, наверное, для химических экспериментов. Пройдя в правую сторону «мастерской», брошенные на пол холсты, несколько мольбертов, и всё те же лежащие всюду краски, создавали впечатление профессионала. Было сложно поверить, что такое хобби принадлежит Хосоку, а также наличие байка ставило писателя в тупик. — Ну что? — спросил помощник, когда, наконец, освободился. — Извини, что не получилось проехаться. Давай заварим чай, а потом я тебя домой отвезу. Ты далеко живёшь? — Сейчас скину тебе адрес. Хосок вбивал в картах, а писатель всё хотел узнать насчёт мастерской. Он постоянно косился в бок и держался, чтобы не подойти и не рассмотреть наличие написаной картины на мольберте. — Хочешь пройти? — хмыкнул Чон, увидев реакцию писателя. — Я иногда рисую, поэтому там много всего. Считай, ещё одна жизнь. Джин поднял брови и неуверенно двинулся в сторону мастерской. На полу действительно валялись зарисовки, скетчи и другие незаконченные работы. На подоконнике лежали сигареты, закрепляющие образ задумчивого художника, изображающего море. На другой стороне комнаты также стояли наброски, но именно картина, криво висящая на стене, поразила писателя. Это была реплика его любимого автора «Корабль», но изображена с другой точки зрения. На ней море успокаивалось и будто бы хотело спасти судно от неминуемой погибели, что-то с этой картины кричало о спасении, желании жить. — Это прекрасно, — губами прошептал Джин. Ему бы хотелось вечно смотреть на неё, рассматривать каждую пылинку и палитру красок. Какие чувства были в неё вложены?***
На ненадолго забытая квартира встретила писателя с холодным взглядом. Открытое окно, которое Джин оставил на проветривании так сильно заморозило пространство, что ещё около часа парень соскребал заледеневший снег с подоконника и пытался согреться под кофтой и пледом. Его мысли были заняты Хосоком, картинами, морем… Если первый сводил с ума и не давал подсказок на размышления, то на картинах и море Джин оторвался. Закутываясь полностью в плед, он печатал в телефоне новый рассказ. Раз оно — море — так преследует его, и он точно не имеет возможности куда-либо от него деться, значит нужно воплотить это во что-то материальное, например, книгу. Сокджин печатал до поздней ночи и закончил несколько глав, вставив в конец одно единственное стихотворение:Я морем был, и море было мной. Мы словно растворялись вместе. И помоги же мне — реке, На миг, на чуть, побыть с тобой.
Писатель открыл глаза около девяти утра и больше не смог уснуть. Ему хотелось остаться в постели, побыть ещё какое-то время в забытом чувстве, когда ты не должен думать, что тебе делать дальше. Жалование, полученное за последнюю книгу, ещё долго могло оплачивать его расходы, поэтому о работе речь даже не шла. Он злобно поправил подушку, падающую с кровати, и отправился умываться. Включив поднимающую настроение музыку, Джин умылся, приготовил себе завтрак и уселся смотреть пришедшие в телефоне уведомления. Чимин отправлял видео на пятнадцать минут и грозил, чтобы он обязательно его посмотрел. Писатель устало вздохнул и заверил себя, что примет это во все условия. Но самое интересное было от Хосока: он прислал фотографию двух билетов на выставку. — На выставку? — нетерпеливо позвонил Сокджин, крича в трубку. — А какие картины? Как не скажешь? Как твои? Не пизди! Ладно, хорошо. Приеду только ради того, чтобы убедиться в твоей лжи. Писатель побежал собираться и откопал небрежную полупрозрачную голубую рубашку, брюки слоновой кости; и застегнул незаметную цепочку на шее. Тёплый шарф и зимняя куртка дополнили образ, и Джин поспешил на встречу. Здание развлекательного центра поразило писателя своим стилем девятнадцатого века и приятным бежевым покрытием. Заходя в него, он ощутил вкусные цветочные духи, смешанные с привкусом хлорки, и увидел Хосока. Тот стоял, оперевшись телом к стене, и воодушевлённо помахал писателю. — Пойдём скорее, пока народ не сбежался. Выставка, на которую так удачно попал Сокджин, представляла собой что-то определённой тематики. Вход в неё начинался с репродукций известных художников, а именно Айвазовского, Лагорио и ещё одного автора, чьи картины ему показались знакомыми. Сокджин заворожённо стоял у входа в галерею и не мог сдвинуться с места. — Кто написал эту картину? — Не знаю, — буркнул Хосок и потащил писателя внутрь. Они ходили по коридорам, долго останавливались у картин с изображением спокойного или бушующего моря. Джин томно вздыхал, смотря на такие эмоции, передаваемыми автором. — Сколько книг я должен продать, чтобы купить одну из картин? Хосок лишь цыкнул, его привлекали статуи, расставленные между проходами в другие залы, поэтому он мало реагировал на замечания Джина насчёт моря. — Он смешивал здесь краски, смотри, — Джин чуть ли не вплотную подошёл к картине и уставился на навсегда запечатанный в ней волос от кисти. — в этом есть что-то такое… — Пошли, — мычал Хосок, когда оставалась последняя стена. Тот факт, что выставка точно никак не соприкасалась с помощником, было понятно, но неужели и инструменты в его доме тоже были не его. Хосок в очередной раз уставился на анатомическую скульптуру и пытался сопоставить с реальным человеческим телом. Ему, как практикующему врачу, это было очень увлекательно. Джин же сходил с ума. Он будто бы помнил эти картины, а одна из них так сильно напомнила ему эскиз на мольберте в доме Чона, что начинала кружиться голова. — Хосок, ты прав, пойдём. — Сокджину хотелось побыстрее вылететь из этого здания, но он опять остановился у моря. Оно влекло его к себе, и заставляла вспоминать о всё том же маленьком Чимине в озере. Неужели когда-то оно станет таким мрачным и огромным? Хосок увидел реакцию Джина, и ему тоже захотелось запечатлеть данный экспонат, он выложил его себе в Инстаграм и, наконец, заставил писателя сдвинуться с места. — Тебе не кажется, что мы просто обязаны сейчас отведать вкуснейшей булочки в маленьком ресторанчике за углом? Хосок вдохнул морозный вечерний воздух и тепло улыбнулся Сокджину. Парень не мог понять чувства этого человека, он был для него загадкой. И сейчас они, как друзья, шли вперёд отведать вкусной еды, когда раньше о таком нельзя было и подумать. Голову писателя опять занимали ненужные мысли, ему хотелось узнать, способен ли Хосок быть его человеком… — Хосок, ты в отношениях? — не выдержав, спросил Джин, рассматривая вишню на булочке. Чон и бровью не повёл, продолжил есть свой десерт и выдал спокойное: — У меня нет парня, если ты об этом. — Парня? Так ты всё-таки гей? — тихо хихикнул Джин, прикрывая жующий рот рукой. — Гей? — прыснул Чон. — Я асексуален. Брови писателя поползли вверх и позволили Хосоку разразиться заразительным смехом. — Меня не привлекают сексуальные отношения, поэтому когда у меня спрашивают об отношениях, я говорю первое, что приходит на ум. Я склоняюсь больше к приятным людям рядом, не ставлю на них ярлыки. — А как же… — У меня есть соулмейт, Джин. — Да? — ошарашенный ответом, писатель набил полный рот. — Мы встретились ещё пару лет назад, но настолько не сошлись характерами, что тошно только от её вида. Да, это была девушка. Мы встречались пару месяцев, и поняли, что только разрушаем друг друга. — Где она сейчас? — Где-то в Лондоне, может на Шри-Ланке, кто знает. Хосок пожал плечами и поднял голову на писателя. Джин держал подступающие слёзы, они помогали ему, выгоняли тяжёлые мысли. Так это возможно? Любить и быть любимым не истинным? — Спасибо, Хосок, — рассмеялся Джин. — ты даже не представляешь, насколько сделал мне легче.***
Ким Сокджин ступил в лифт и опять глубоко задумался. Они попрощались с Хосоком, и обещали друг другу полностью обговаривать совместное времяпровождение, чтобы не повторить таких ошибок. Сокджин так и не смог выведать, откуда помощник вообще достал эти билеты, но море снова его преследовало. И теперь он снова хотел повторить вчерашнюю ночь, когда он, укутанный, печатал свой рассказ, но стоящее перед его дверью «нечто» заставило в миг забыть об этом. — Я разве что-то заказывал? Небольшой крафтовый пакет стоял перед тремя длинными, прямоугольными коробками. Они были достаточно узкими, из-за чего писатель не мог предположить их содержимое. Заглянув в пакет, Джин обнаружил документы на приобретение движимости и репродукции (печатная версия) картин. — Картины? — изумился Джин и поспешил поскорее заглянуть в огромные упаковки. «Боже», — только и мог подумать писатель, когда глаза узрели море. — Это не реально… Хосок? Но эта выставка не Хосока… «Может он наврал мне про парня и всё же у него есть человек, способный купить три дорогие выставочные картины? Что мне делать?» Писателю ничего не оставалось, как затащить коробки внутрь, и рвануть на такси обратно к Хосоку. Если это его рук дело, Джин должен это узнать. Когда он только успел?***
Дверь шумно скрипнула, и парень сунул голову внутрь. Пройдя вдоль коридора, он увидел, как в мастерской горел ночник, рассыпая желтоватый тёплый свет. — Хосок? Писатель прошёл в мастерскую и увидел новый набросок на холсте. Набросок был похож на силуэт человека, возможный портрет, Джину хотелось бы увидеть его завершённым. Парень стал разворачиваться обратно, собираясь найти помощника, и услышал включающуюся кофеварку. Серьёзно? Напугать меня решил? Джин вышел из комнаты и уставился на силуэт в кухне. — Чон, если ты меня ещё раз так… — Привет, Сокджин. Сзади послышались ещё шаги, и включенный свет озарил помещение. Хосок стоял с какой-то балкой в руках, видимо всё пытаясь усовершенствовать свой мотоцикл, а рядом с кофеваркой, около раковины, стоял весь испачканный в краске, с растрёпанными волосами — Намджун. — При-ивет, — протянул писатель и бегал глазами с одного на другого. Намджун улыбнулся и продолжил разливать кофе, как Хосок тяжело выдохнул и поплёлся к писателю. — Садись. — выдохнул он, положив руку ему на плечо. — Ты из-за картин вернулся? — Э-э, — промычал Джин и окинул взглядом Намджуна. — Я сразу понял, что мастерская не твоя. Мне хотелось понять, кто их пишет. — И как? — заинтересовался Нам. — Человек, пишущий такие шедевры не мог сказать «рисую». Хосок прыснул и утвердительно кивнул своей оплошности. Намджун пододвинул парням кофе и снял испачканный фартук. — Это твоя выставка? — риторически спросил Сокджин, всё понимая и так. В голове складывались последние пазлы. — Вот какие краски покупал Хосок своему лучшему другу. Но что ты имел ввиду под «нужен будет парикмахер, звони»? Или ты был уверен, что я не приеду? И почему нужно было врать? Почему вы вообще привели такую аналогию с парикмахерской? Сокджин заваливал вопросами и старался отдышаться. — Я рассказывал о тебе Хосоку. — сел напротив Нам. — И я обычно стараюсь не афишировать свою деятельность. Пришлось попросить друга избежать упоминаний. И к тому же, — он потянулся к тарелке с печеньем, и Джин резко одернул руку. Почему он подумал, что тот хочет положить свою на его? — ты сам предположил, что я крашу волосы. Но, — он откусил печенье и продолжил. — моё вдохновение это они. Он любовно бросил взгляд на проход к мастерской. Так тот художник Намджун… Те картины, которые тронули писателя до глубины души — его. Джин болезненно покосился на свою руку. Ничего. Писатель вздохнул полной грудью и, отодвинув недопитый кофе, встал. Ему казалось, что он понимал Намджуна без слов, его картины дали ему новый глоток воздуха. И сейчас он чувствовал, что Джун хочет, чтобы он остался. — Мне очень понравились твои работы. И то, что ты прислал некоторые из них… Я очень благодарен. Джин двинулся в сторону прихожей, и как-то нехотя пытался отговорить себя от истинных желаний. Ему хотелось остаться, расспросить художника обо всём на свете. Но он не мог, он боялся влюбиться, он боялся утонуть, он боялся предать истинного. — Помнишь, ты как-то просил меня остаться? — поспешил за ним Намджун. «Он умеет читать мысли?» — спросил себя Сокджин. — Ты расскажешь мне о картине со стены? — Обо всём. О чём захочешь. Только останься.