Тягучее молчание. Висит и висит между нами, ровно с момента как вышли из моего кабинета. Обнадёживаю себя тем, что оно скоро прервётся — не может не прерваться — и я точно получу возможность исполнить всё задуманное.
Во-первых, поговорить о клиенте. Как бы мысли не сшибало нервозное покусывание девичьих губ напротив: Чэндлер совершенно не замечает, как действует на меня.
Во-вторых… Узнать ее лучше. Я должен. Просто должен. Это, блять, стало первоочередной необходимостью.
И в-третьих, тот поцелуй.
Что. Мать его. Делать. С поцелуем.
Нет, что делать я знаю. И знал еще неделю назад.
Как понять, что того же хочет и она?
Хочет ли?
— Здесь, кстати, подают неплохую пасту с морепродуктами, — дурную какофонию мыслей рассеивает её голос, и я обнаруживаю себя в компании Клэр уже в одном из кафе недалеко от здания нашего офиса. Привёл, негласно уводя за собой, и не заметил. — До «Армитидж Эльхаус» не дотянет, но более чем съедобно, сэр.
Последнее режет слух похлеще скребка мойщика окон, так удачно помешавшего получасом ранее.
Я слышу отголоски обиды. Задетой гордости. Непонимания. Всё под вуалью вежливости.
Знала бы ты, милая, как тяжело было намеренно игнорировать тебя всё это время после случившегося...
— Предлагаю без офисных церемоний, — чуть резковато говорю я, на что Чэндлер вскидывает свои огромные глаза и в упор смотрит на меня. Чтобы как-то смягчить переход, осматриваюсь и добавляю: — А насчёт пасты придётся поверить тебе на слово.
Отодвигаю для неё стул, не дожидаясь официанта, и вижу, как сначала её фигура натягивается струной.
Знаю. И то же чувствую это долбанное напряжение, которое хочется как можно скорее рассеить: слишком дохера всего между нами, чтобы всё было проще и понятнее.
Слишком много дней даже без рабочего общения.
— Что хочешь выпить? — бесстрастно спрашиваю ее, взяв меню.
Клэр едва заметно ёрзает, наверняка при этом теребя рукава рубашки под столом, ещё и тупит взгляд. Меньше всего на свете хочется вызывать в ней смятение, но не могу объяснить себе почему — мне до скрученного нутра нравится это наблюдать.
— Пожалуй, ничего, — скулы краснеют, а голубые глаза всё-таки мимолетно скользят по мне. — Или кофе. Или… Ничего.
Хмыкаю, заметив, как она снова тушуется, едва собрав себя в самом начале, но в итоге сам изображаю сосредоточенность. Она похожа на испуганную, но где-то уверенную в себе лань. Не понимающую, стоит ли выходить из чащи леса, чувствуя на себе внимание.
Чэндлер, пожалуй, сложнейший «оппонент» в моей жизни, и здесь нужен особый подход, так что для начала…
Её нужно расслабить.
И, увы, не так, как хотелось бы на самом деле. Не так, как на тех картинках огнем в голове, ставшие особенно яркими после поцелуя.
— Что в итоге с Харпером?
Коротко хлопнув тканевой салфеткой, укладываю её на колени, нарочито небрежным, но заинтересованным тоном задавая этот вопрос, — Клэр четче концентрируется, потому что даю ей время собраться и не сверлю взглядом в ответ.
— Самое главное: он согласен на повторную встречу. Не в ближайшие дни, конечно, но всё же… — она следует моему примеру и расправляется со своей салфеткой. — И по телефону, по крайней мере, не вредничал.
Подходит официант — вовремя, потому что так я вновь даю ей несколько дополнительных минут, — и, приняв заказ, уходит. Поднимаю взгляд. Встречаюсь с ее: наблюдающий, рассматривающий, любопытствующий. И пряча улыбку, говорю далее:
— И не станет. Ты понравилась ему.
На лице Чэндлер отражается удивление.
— Как вы…
ты это понял?
Слышу, как она интонационно поправляет себя, и мне это нравится. Ещё одна льдина между нами раскалывается.
Надолго ли? По крайней мере, со своей стороны сделаю всё, чтобы так теперь было всегда вне офиса. Устал бегать от правды, устал от этого детского игнора. Не приди она сегодня в кабинет сама, вечером я бы сам вынудил её задержаться на разговор.
— По его мимике, — стараясь не зацикливаться на мыслях, вновь пустившихся в далеко нецеломудренный пляс, отвечаю я: — И да, ты бы не закрыла сделку тогда в любом случае.
Позволяю себе самодовольную ухмылку, на что Чэндлер закатывает глаза:
— Я уже поняла, что должна была часа два для начала разглагольствовать о Гейнсборо, затем три часа о Ван Гоге и следующие четыре о сотворении мира…
Она устало улыбается, принимаясь накручивать на вилку спагетти, только что принесённое официантом.
Улыбается. Мне.
Неужели?
— Дело не в этом, — отвожу взгляд, промокнув рот салфеткой и бесцельно наблюдая, как чашка американо аккуратно ставится официантом на стол. — Харпер такого типажа человек: ему важно сначала проверить собеседника. И делает он это каждый раз по-разному. Возможно, на второй встрече такой беседы и вовсе не будет, и проверять он тебя уже станет исключительно на знание и понимание рынка.
Для меня это очевидно. И я стараюсь не звучать так, будто поучаю Чэндлер: не хочу скатывать диалог в очередную нотацию, которых и на работе достаточно. Да и сейчас они точно не к месту, мы оба и так пребываем в раздраенном состоянии. И кажется, она улавливает верную интонацию.
— Говоришь так, будто хорошо знаешь его, — задумчиво уставившись на меня, медленно произносит она, и когда опять перехватываю взгляд, вновь краснеет.
— Я просто хорошо разбираюсь в людях в целом. И считываю их как открытый код.
Очередной факт, в котором я лишь признаюсь. Никакого бахвальства, никакого возвышения. Говорю как есть, оставляя на ее суд.
И тут… Происходит
нечто странное.
Я всё так же не отвожу взгляд, сплетённый с её. Пространство кафе словно сужается до нас двоих, и на слух накидывают вакуум. Как какую-то ткань. И сквозь эту ткань я слышу только её голос, ставший на полтона ниже — Клэр задаёт короткий вопрос со странным придыханием. С неясным оттенком. С необъяснимо-ярким выражением глаз, словно от ответа зависит так много:
— Всех?..
Ответ, почти шёпотом, неконтролируемым шёпотом, не заставляет себя ждать:
— Не
всех.
Не думаю ни секунды. Говорю, как есть. Знаю, что поймёт.
Мой взгляд сползает на линии её шеи. Беззастенчиво, намеренно, с желанием. Представляю, как сжимаю ладонями, пока целую губы выше, всё ещё оставшиеся раскрытыми и говорящие о том, что их обладательница переваривает услышанное.
Представляю в сотый раз за гребаную неделю...
Невероятным усилием воли возвращаю себя к намеченному плану. Чэндлер не из тех, кто оценит прямое нападение и тяжёлую артиллерию.
— Ты хотела занять мою должность, — откинувшись спиной назад, щурюсь, уводя разговор от Харпера к не менее важному: раз тема открылась… — Почему не пошла до конца? Почему не добилась своего, не доказала, что достойна?
Она застывает. Затем откладывает приборы, несколько раз проморгавшись, и сначала поворачивает голову в сторону, к залу, делая вид, что не удивилась и была готова к такому витку. Получается хреново: я хотел застать её врасплох, и это получилось.
Сначала казалось, что Чэндлер съязвит. В своей манере. Приплетёт меня и моё появление. Знаем, слышали, проходили.
Но вдруг она с горькой полуулыбкой на губах поворачивается ко мне обратно и пожимает плечами:
— Достойна ли?
Хмурюсь, ожидав другого, и не спешу с комплиментами и убеждением её в обратном:
— Это нелогично для карьеристки…
Но Клэр пылко перебивает, неторопливо скрестив руки на груди:
— А ты? Разве ты по логике не должен был взбираться наверх и дальше? — в первые секунды не догоняю, о чем речь, но дальше она раскрывает суть лучше: — Почему согласился на Чикаго и позицию ниже той, что занимал?
Раскрывает и выдаёт себя.
Атмосфера между нами моментально сгущается. Вновь мы будто с ней остались наедине. И я не сдерживаю победной улыбки, видя, как цвет её лица окончательно переходит в пунцовый.
Так-так.
Не я один, значит, досье читаю...
Как ты на самом деле отнеслась к тому поцелую, Чэндлер? М? Неужто сбежала не потому, что задел самолюбие и перешел грани, а потому, что понравилось?..
— Какой повышенный интерес к моей персоне… — растягивая слова, произношу я, с невероятным удовольствием наблюдая за полностью смутившейся Чэндлер.
Ну всё.
Три вопроса, заданных ею таким неравнодушным и распаляющим тоном. Три вопроса, показавших мне всё. Три вопроса, вручивших в руки карт-бланш.
Если это не зелёный свет от неё для дальнейшего, то что?..
— Как будто ты не интересовался моей… — оправдательно бурчит Клэр себе под нос, понимая, что спалилась по всем статьям, я же продолжаю ухмыляться, как идиот.
Ох, милая…
Раз так, это всё упрощает.
Я покажу тебе весь спектр своего интереса.
— Кажется, мы не с того начали. Попробуем ещё раз, — придвигаюсь чуть ближе и заговорщически наклоняюсь к Клэр: — Во-первых, ты должна знать, что когда я соглашался на перевод сюда, понятия не имел о том, что есть еще один претендент.
Цепко наблюдаю за её реакцией: она едва заметно выдыхает, словно отпускает ситуацию. И смотрит прямо мне в глаза таким допытывающим взглядом, что хочется выдать ей всё, что внутри.
— Во-вторых, ты должна была заявить о своём желании получить эту должность. Должна была бороться. В тебе есть все задатки руководителя…
— Лишь задатки… — она скептически кривит губы, и я отвлекаюсь, вспоминая их вкус и мягкость. — Этого не достаточно, раз Колман не предложил мне…
— Клэр, — вкрадчиво осекаю её я, и нечто внутри торжественно воет при виде моментально возникших мурашек на её шее. — Счастье приходит не к тому, кто умеет ждать, а к тому, кто не сидит всю жизнь в зале ожидания…
Пауза. Миг. Другой. Её глаза вдруг округляются, и ответ следует с улыбкой, под нарочитым возмущением:
— Какая отвратительно вольная интерпретация Драйзера!
Откинувшись назад, я вглядываюсь в Чэндлер так, будто вижу впервые, пока она заливисто и неверяще смеётся:
— Знаешь его произведения?
Позволяю себе усмешку и не скрываю восхищения. Возможно, у нас намного больше общего, чем казалось изначально.
— Ну конечно! А ты думал очаровать меня исковерканной цитатой? — сверкнув глазами, с лёгкой игривостью в тоне отбивает Клэр, я же…
Выждав паузу, беру чашку и отпиваю, пронзая её взором исподлобья:
— Не думал, но спасибо за идею. И рад, что теперь между нами всё прозрачно.
Лукавлю. Если в плане работы — да, то в остальном — пока нихрена не прозрачно.
Но только пока...
Оставив кофе, вдогонку неторопливо спрашиваю:
— Драйзер, значит? И кого же ещё читает принципиальная Клэр Чэндлер?..
***
И ровно с момента начала разговора о литературе диалог между нами меняется. За последующие часы, кажется, успеваем обсудить всё, что только можно. Ловлю себя на мысли, что давно не общался ни с кем так спокойно и незатейливо.
Не то что бы я был неверного мнения о Клэр, скорее, недооценивал: её эрудиция, мысли насчёт конкретных проблем, рассуждения и логика усилили троекратно мое желание заполучить её.
Заполучить всю. Без остатка. Не на одну ночь, и даже не на десять…
Какое-то сумасшествие. Которому хочется поддаться. В которое хочется вовлечь и её: свой интерес она тоже скрывает теперь не так тщательно, и я замечаю каждое микродвижение и устремление навстречу.
— Кажется, мы засиделись… — звучит её голос с заметным разочарованием, подводя плавную черту в беседе о рейтингах университетов.
Не могу заставить себя не смотреть на её губы. Которые так податливо-чувственно умеют целовать и так завлекающе излагать теории. Невероятным усилием обрываю контакт.
Перевожу взгляд на часы. Действительно. Десять вечера. Жестом подзываю официанта и прошу счёт, хотя что-то совершенно ребяческое внутри желает потянуть время.
— Я подвезу тебя, — твёрдо заявляю Клэр, заплатив и почти синхронно поднимаясь с ней из-за стола, но она взволнованно отмахивается:
— Ни к чему, я возьму такси. Как раз и пробки наверняка закончились…
Её взгляд останавливается на чеке, и она сурово поджимает губы.
— Ты можешь сколько угодно пререкаться со мной на работе, спорить о биржевых сводках и «Сестре Кэрри», но в таких вопросах даже не смей пытаться, — вальяжно поправив запонку и едва заметно кивнув на то, что так задело её феминистическую натуру, говорю я, опережая любые комментарии о делёжке счёта.
Клэр секунду-другую думает, затем хмыкает, загадочно взглянув напоследок, и направляется к выходу. Двигаюсь за ней и еле удерживаюсь от того, чтобы собственнически не коснуться ладонью поясницы. Хмурюсь, но уверенно повторяю у дверей:
— Забудь про такси.
— Ты настоял на ужине, — с лёгким сарказмом выдает она, повернувшись ко мне уже на улице, — Заплатил за него, не дав и слова вставить. А теперь не позволяешь мне самой определиться с тем, как возвращаться домой.
Клэр так близко, что могу разглядеть лукавое выражение на дне её зрачков. Так близко, что налетевший ветер доносит аромат её духов. Возбуждающий аромат. Так близко, что вижу, как трепетно от дыхания поднимается грудь под рубашкой.
— На языке молодёжи это называется «абьюз». Драйзер бы, пожалуй, назвал это тиранией, — готов поклясться, что томная нотка в ее голосе совершенно не напускная.
Кое-как беру себя в руки — накидываться на Чэндлер прямо посреди улицы не комильфо.
Усмехнувшись, одной рукой молча указываю на всё ещё оживлённую дорогу, — с пробками сегодня она прогадала — демонстративно намекая на то, что попытка поймать такси обернётся крахом.
Вздернув подбородок —
ну что за упрямица! — Клэр принимает негласный вызов, и следующие минут десять-пятнадцать, лениво прислонившись к столбу, я наблюдаю за её тщетными стараниями.
— Они издеваются?! — обречённо восклицает она, наконец возвращаясь ко мне, и сердито убирает волосы за заалевшие от злости уши. — Только не надо вот этого:
«Я же говорил, я же предлагал»…
Молча выслушав её забавную тираду, я выдерживаю паузу, окидывая максимально красноречивым взглядом, и выдаю в ответ, еле сдерживая смех:
— Я иду за машиной. Подожди меня, тирана, здесь.
***
Припарковавшись вдоль тротуара, выключаю двигатель. Клэр старается не смотреть на меня, делая вид, что возится с сумкой, и я прячу полуулыбку.
Может, и слишком много
нас друг для друга в первый вечер адекватного общения не на ножах, но всё же… Я готов к такому передозу.
Ещё и ещё.
Наклонившись к лобовому стеклу, разглядываю симпатичную, но такую типичную для Чикаго многоэтажку, и говорю:
— Мило. Добираешься до работы на метро?
Клэр чуть вздрагивает от моего голоса, не ожидав наверное услышать после столь долгого молчания, и выуживает ключи. Тяжело вздохнув, что не скрывается от внимания, она тоже всматривается в здание:
— Да, так быстрее, чем на машине. К тому же, я продала её год назад, бессмысленно затратная… — ее голос замедляется. Клэр будто спотыкается о буквы, еле договорив: — …
вещь.
Она щурится, приглядываясь к стенам дома, и вдруг резко отворачивается от стекла, расширившимися глазами уставившись на меня.
— В чём дело? — тихо спрашиваю я, смотря то на неё, то на здание сквозь лобовое.
— Там… Там… — она приоткрывает и закрывает рот, не в силах подобрать описание, затем почему-то бормочет себе под нос: — Я же ведь выключала…
Этого достаточно, чтобы понять. Кинув выразительный взгляд на оцепеневшую Клэр, протягиваю руку за ключами от её квартиры. Но она тут же прячет их в кулаке.
— В квартире кто-то есть, так? — с расстановкой отчётливо спрашиваю я и вновь тянусь за связкой.
— Свет гореть, по крайней мере, не должен, — теперь слышу и отчётливый испуг, который, однако, не мешает ее природной упёртости. — Нет, Томас, ты не мож…
Её обращение ко мне по имени —
первое за всё это время!; затихшее в конце
«можешь» с моим одновременным касанием по её руке вынуждает что-то коротнуть в воздухе. Почти не дышу, наблюдая за Клэр, с ужасом и чем-то ещё неведомым уставившуюся на меня в ответ. Настойчиво разжимаю её кулак, забирая ключи, но зачем-то напоследок оглаживаю прохладные костяшки большим пальцем. Хоть и уверенно, но едва слышно ставлю ультиматум:
— Или я, или возня с полицией.
И чувствую, как ее ладонь остаётся и распрямляется в моей. Как знак. И не просто доверия, а чего-то большего.
Из машины выходим одновременно и идём к подъезду.
— Какой этаж? — спрашиваю я у лифта, пока Клэр вытаскивает телефон, собираясь держать его наготове и звонить в 911.
— Шестой… Может, всё-таки вызовем?..
— Много ты встречала грабителей, оставляющих включенным свет? — этот вопрос я задаю уже в лифте, с довольным рокотом внутри замечая, как Клэр жмётся ближе. И не могу её не поддеть, хотя сама мысль о таком предположении прыскает под грудную клетку ядом: — Может, какой-нибудь бывший вернулся за вещами?
Слышу ироничное фырканье и цоканье языком. Несмотря на некий адреналин от происходящего, улыбка всё же не сходит с моего лица, когда до слуха доносится бормотание:
— Какой-нибудь. Как будто у меня их коллекция…
Выходим в коридор, по негласной команде стараясь идти тише по направлению к двери. Клэр молча указывает на нижний замок: никаких следов взлома. Прислушиваюсь и вдруг… улавливаю нечто, отдаленно напоминающее какой-то слезливый трек. Это ещё что за хрень?
Бейонсе?
Наклонившись, проговариваю Клэр на ухо, почти касаясь губами кожи:
— Замок цел. И ладно бы свет, — музыку ты включенной не оставляла утром?..
Клэр хмурится и активно мотает головой в знак отрицания, тщательно маскируя испуг, но в моменте щелчка уже открываемого мною замка, вцепляется в рукав пиджака, прижимаясь так, что даже в подобной нестандартной ситуации умудряюсь ощутить начинающееся… возбуждение.
Блять. Этого не хватало.
Чувствую себя почти что гребаным Суперменом, поворачивая ручку. Но что удивительно: совершенно не задумываюсь над тем, что предприму, если там действительно окажутся какие-нибудь ублюдки в масках.
Но Бейонсе?.. Серьезно?
Резко толкнув дверь и отстранив Клэр за себя, останавливаюсь на пороге.
Кого-кого, а эту особу да ещё в таком состоянии, не ожидал увидеть точно. Клэр выглядывает из-за моего плеча, и мы оба в растерянности через небольшой коридор смотрим на Латишу Ноа, которая, сидя на диване с бокалом вина, под небезызвестную певицу рыдает.
Взахлёб.
