Энтропия

Сегодня дождь опоздал, что было невежливо с его стороны. Сирена мастера ветров призывала беду на головы жителей близлежащей округи в прошлую среду. А до этого в позапрошлый четверг. Понедельник тоже начался с дикого воя и паники. В общем, дождь повел себя ужасно неприлично, появившись в итоге без приглашения посреди пятницы. Крупная капля упала аккурат на нос Эйдена и скатилась вниз по щеке, слегка ошпарив кожу. Весь месяц стояла холодная погода: порожний ветер выстудил землю и забрал в ночь последний крупицы тепла, которые скрывались под одеялом. Где-то неделю назад на занятии у мастера-по-общим-вопросам слово взял мастер ветров, он вышел в центр комнаты, сокрушенно покачал головой, пока носом искал что-то в кипе пожелтевших листков, и мрачно объявил, что вторник стал ближе на 24 минуты. Даже дождь, начавшись в соответствии с предсказанием, не смог бы сильнее поразить слушателей. Хотя мастер ветров не сумел пояснить, из какого именно дня выпали зловещие 24 минуты, все, конечно, заметили, что ночь понедельника стала короче. Но вторник не стали бы называть вторником, если бы его коварные замыслы было так легко разгадать. Вечером темнота наступала раньше обычного, да и утром отказывалась уходить до обеда, однако время на сон сократилось. Люди просыпались измученные и обессиленные, стоило закрыть глаза, как трижды проклятый будильник требовал просыпаться. Ночь стала короче, а темнота, наоборот, разрослась подобно сорняку. Эйден поднял лицо к небу и позволил горячим каплям стекать по щекам вдоль шеи за шиворот. Благодаря холодному воздуху вода успевала остыть перед тем, как упасть на землю. Капли не оставляли ожогов и боли, как это бывало прежде в жаркие дни. Подставив дождю ладошку, Эйден смотрел на искорки звездной пыли, светившиеся в прозрачной воде. Тепло, распространившееся по руке, подвело его к неожиданной мысли, которая была гораздо интереснее урока по истории волшебства, поджидавшего впереди. Развернувшись, Эйден помчался обратно в главную башню мастерской. В библиотеки были плотно задернуты шторы, запах пыли заполнял темноту. Единственным источником света служили корешки книг по волшебству, тускло сиявшие золотыми буквами с разных полок. Тем не менее, в том, чтобы найти Вигго, не было никакого труда. Мужчина, образно говоря, был местной достопримечательностью, поэтому Эйден мог нарисовать к нему карту для будущих поколений, и те, с полной вероятностью смогли бы найти его останки на прежнем месте — укрытые с головой на кровати. Постучав по настенному светильнику пальцем, Эйден зажег свет, который пробрался сквозь полумрак и обрисовал контур бесформенной кучи тряпья на кровати в дальнем от входа углу. Подойдя ближе, Эйден нарочито звонко воскликнул: — Вигго, как работает дождь? Куча тяжело и протяжно вздохнула, но в остальном осталась недвижна, хотя из глубин пуховых перин все же последовал ответ: — Он не работает, ему за это не платят, следовательно, он идет исключительно ради собственного удовольствия. Прогуливается, если выразиться точнее. Тебе, кстати, тоже полезно, иди сходи погуляй где-нибудь в другом месте. Судя по ворчливому тону, Вигго был в плохом настроении, вытащить его на мороз из берлоги могло оказаться непосильной задачей. Мастера были рабами волшебства и врагами ночи, даже закрыв глаза, они видели свет, который исходил из их ясных душ. Само собой, испытывать холод таким одухотворенным созданиям было запрещено гордостью и законом. Поэтому в любое время года традиционный костюм жителя мастерской состоял из широкой рубахи и брюк свободного кроя. Тонкий хлопок служил охраной для целомудрия, но не преградой для непогоды. Впрочем, длительное пребывание в темноте, могло плохо сказаться на эквилибре, поэтому тяжелые одеяла использовали в качестве защиты от ядовитых паров ночи, но ни в коем случае для согрева. Эйден с противным скрипом подтащил к кровати тяжелый деревянный стул и уселся на него поудобнее. Осада обещала быть долгой: — Поднимайся, как мой личный мастер-надзиратель, ты обязан меня учить. Время пришло. Куча на кровати заворочалась, а голос, казалось, ушел глубже в подушки: — Мне за это, кстати, тоже не платят, но я делаю это без удовольствия, поэтому это называется рабство. — Я думал это называется родительство. — Одно и то же. — Вставай, мне нужна твоя помощь, чтобы сделать волшебнизм для Мей. — Что опять нужно этой ведьме? В слово «ведьма» Вигго всегда вкладывал какой-то особый смысл, отличный от того, которым наделяли ругательство все остальные. Обычно люди произносили данное слово с нескрываемым отвращением, но вполголоса, чтобы пресловутая ведьма их не услышала. Ненависть произрастала из страха, поэтому она не была лишена уважения. Голос Вигго, наоборот, поднимался на пару октав, будто хотел докричаться до ведьмы, где бы она ни была. В такие моменты Вигго напоминал человека, который в порыве безумия пытается раздразнить дикого зверя. — В деревне дела идут плохо, — зашел издалека Эйден. — Из-за холодов люди много болеют, Мей все дни напролет проводит на рынке: осматривает больных и продает травы. В прошлом месяце она сама заразилась, но все равно ходила на рынок. Я хочу сделать волшебнизм, который бы разогревал для нее еду на улице. Эйден сделал паузу, чтобы проверить, смогла ли жалость растопить лень, которая сковывала Вигго крепче, чем лед. Ничего. Тишина. — Объясни, почему дождь горячий? — продолжил наседать Эйден. — Он состоит из воды и звёздной пыли, но, когда я смешиваю их самостоятельно, температура воды остается прежней. Я подумал, если мне удастся повторить дождь в небольшой емкости, то с ее помощью можно будет в любой момент разогреть еду. Из-под одеяла раздался протяжный вздох, вслед за которым последовал ворчливый ответ: — Тебе нужна негашеная звездная пыль. — Какая? — Звездная пыль, которая ни разу не соприкасалась с водой. Такую добывают на юге в горах Рандита. Из-под одеяла показалась всклокоченная макушка Вигго. Он недовольно кривился, а щеки его были изрезаны красными полосами, которые повторяли мятый узор простыни, к тому же бледный цвет лица придавал ему схожесть со сморщенной проросшей картошкой. Встав и с трудом расправив закоченевшую спину, Вигго пошел к письменному столу. Он порылся в выдвижном ящике и достал небольшой мешочек. Эйден следовал за ним попятам. Вигго извлек из мешочка щепотку золотого порошка и бросил его в кружку с недопитым чаем. Первое мгновение ничего не происходило, потом на поверхности жидкости вздулся и лопнул огромный пузырь, вслед за которым из кружки повалил пар. Чай вскипел и забурлил. — Когда негашеная звездная пыль вступает в реакцию с водой, выделяется тепло, — сказал Вигго. — по этой причине дождь всегда горячий. — Откуда ты все это знаешь? — подивился Эйден. — Вместо того, чтобы спрашивать, почему я такой умный, лучше поинтересуйся, почему это не знаешь ты. Ответ очевиден: я потратил на обучение больше времени. Эйден давно подозревал, что в бытность своей молодости Вигго был великим ремесленником. Он спрашивал мужчину об этом несколько раз, но вразумительного ответа не получил. В конце концов, Эйден решил, оставить прошлое в прошлом. Кем бы ни был Вигго раньше, сейчас он был надзирателем, который разбирался в волшебнизмах намного лучше, чем мастер-учитель. — Я хочу сделать банку с двойным дном, — начал объяснять Эйден. — Внутрь нижнего отделения залить воду и поместить стеклянную колбу со звездной пылью. При сильном встряхивании, колба будет разбиваться о края банки, звездная пыль вступать в реакцию с водой и нагревать еду в верхнем отделении. Он взял листок бумаги и быстрыми размашистыми штрихами карандаша обозначил идею. Нарисованная банка сильно косил на один бок, но это лишь добавляло загадочности, в которой могло спрятаться волшебство. Вигго скептически оценил рисунок и заметил: — В таком случае банка получится одноразовой. Лучше разделить нижнее отделение еще на две части. В одной будет вода, в другой — звездная пыль. При встряхивании они будут смешиваться. После воду можно будет слить и заменить на новую. Смотри. Мужчина взял карандаш и внес коррективы в рисунок. Ровные аккуратные линии на фоне каракуль Эйдена смотрелись бесстыдно, будто они кичились красотой и благородным происхождением. Такое соседство резало глаз. Вигго поджал губы и начал перерисовывать чертеж заново. — Вигго, что означает герб мастеров? — между прочим спросил Эйден. Когда Вигго был увлечен делом, он всегда охотнее отвечал на вопросы. Мысли его были заняты интересной задачей, поэтому сквозь них наружу просыпались блеклые лишенные всяких эмоций слова: — Желтый круг в центре герба — это день, в котором мы живем Лучи, расходящиеся от него в разные стороны — это души мастеров, которые в посмертии освещают ночь. У дня нет конца, но он существует только внутри ночи. За пределами жизни есть смерть, за смертью продолжается жизнь. Эйден посмотрел на брошь на своей груди. Центральная фигура могла быть кода-то кругом, но потом его сломали и вогнули внутрь в пяти местах. Или она была короной, которую расплющили, чтобы вписать в окружность. — А что, в таком случае, означает моя брошь? — спросил Эйден. Рука Вигго замерла посреди линии, разделявшей дно будущей банки на две половинки. Отложив карандаш в сторону, он скрестил на груди руки и тяжело посмотрел на Эйдена: — По-твоему я должен знать ответы на все глупые вопросы, которые приходят тебе голову? — Нет, но думаю, что на этот вопрос ты знаешь ответ. Он хранится на первой странице книги по королевской геральдике. Это, — Эйден указал на брошь, — личный герб королевы, символ, которым она отмечает своего первенца. Бровь Вигго удивлённо вздернулась вверх: — С каких пор ты стал читать книги? — С тех пор, как понял, что мертвые взрослые честнее живых. Ответь мне Вигго, зачем королеве отдавать регалию престолонаследника безродному сироте? — Повтори этот вопрос у меня над могилой, тогда узнаем, насколько честным окажется мой ответ. — Я лучше спрошу у того, кто тебя в эту могилу сведет. — Не смей разговаривать с этой ведьмой! *** Топор взлетел вверх и со стуком опустился вниз, отсекая кончик бороды, который случайно попал на разделочную колоду. Мясник выругался и почесал затылок, разглядывая диагональный срез выхоленной, напомаженной бороды. Воспользовавшись перерывом, Эйден протянул мужчине маленький фиолетовый цветок с черной сердцевиной: — Возьмите, — сказал он, как можно небрежнее, словно передавал чихнувшему соседу платок, а не дарил цветок свирепого вида мужчине с окровавленным топором. В подобных обстоятельствах непринужденность казалась единственной уместной для выживания стратегией поведения. — Это анемон из оранжереи мастерской, его поливали раствором звездной пыли. Мясник посмотрел на Эйдена и замахнулся топором с силой вогнав лезвие орудия в колоду на три четверти. Эйден вздрогнул, но руку не опустил, хотя намерения его ощутимо поникли. Возможно, срывать запретный цветок все-таки было ошибкой. — Ваши цветы быстро сохнут, — Эйден кивнул в сторону жухлого цветка в бороде мясника. — Если вы будете на ночь ставить мой цветок в воду со щепоткой звездной пыли, он никогда не завянет. Мужчина взял анемон из рук Эйдена и понюхал. Вид у него был крайне настороженный, точно он ожидал, что из цветка может выскочить ядовитая тварь. Никакой твари не появилось. Аромат был тонким и свежим. Мясник вновь посмотрел на Эйдена: — Спасибо, — прошептал он, — я познакомился с самым важным для меня человеком на поле точно таких же цветов, — мужчина любовно погладил нежные лепестки. — В саду возле нашего дома всегда росли анемоны, но когда я остался один, они все погибли. Мои руки годятся только для рубки мяса, ухаживать за цветами они не способны. — Не бойтесь, как я сказал, этот цветок очень неприхотливый. Анемоны были любимыми цветами магистра. В оранжерею мастерской они попали прямиком из небесной рощи, нарушив при этом пару-тройку смертельных запретов. Магистр самолично занимался уходом, а звездную пыль для полива доставляли с другого конца королевства. Сложно подсчитать, но не трудно представить, баснословную стоимость цветка, который мясник вплетал в свою бороду. Изначально, заметив страсть деревенского мясника к анемонам, Эйдена позабавила мысль о священном цветке мастеров в бороде неотесанного мужлана. Теперь он думал, что цветок находился в самом нужном для него месте. Мимо под руку прошли две женщины, одна из них громко цокнула языком и обратилась к подруге: — Стыд какой, хоть бы детей постеснялся, бессовестный развратник. — Таких извращенцев нужно держать в клетках со свиньям, — ответила вторая женщина. Мясник виновато глянул в их сторону и опустил глаза. — Не волнуйтесь, — успокоил его Эйден. — Для таких, как они, вторник наступит раньше положенного. Я почти уверен, что могу вам это обещать. Мясник робко улыбнулся Эйдену, не понимая взгляда с земли. Опять же, люди с окровавленным топором в руках не должны были так застенчиво улыбаться — жуть да и только. Что ни говори, внешности доверять нельзя: сам обманешься, а другие виноваты останутся. Несмотря на грозный вид, мясник оказался милым и безобидным человеком. С другой стороны, свинья, чья голова лежала на колоде, вряд ли бы с этим согласилась. Попрощавшись с мясником Эйден направился дальше. Возле прилавка Мей царило оживление. Какая-то женщина громко плакала и размахивала руками, пока вторая утешительно гладила ее по спине и старательно уворачивалась от эмоциональных виражей рассказа подруги, на которых можно было невзначай получить кулаком под глаз. На Мей были розовые брюки, клетчатый жилет, напоминавший стеганный половик, а на лицо надето преувеличенное сочувствие. Заметив Эйдена, Мей повела бровями в сторону посетительниц и закатила глаза. Подойдя ближе, Эйден узнал в покупательницах женщин, которые ранее громко осуждали жизненные предпочтения мясника. Плакальщица, как раз, находилась в самом сердце собственной трагедии: — Вы поймите, — убеждала она Мей и весь окружающий мир, до которого доносились ее рыдания, — У нас трое детей, а от прошлой жены у него их еще пятеро. Мы концы с концами едва сводим. Если случится какой приработок, и я деньги забрать не успею, он их пропьет и должен останется. Еще и стерва эта, жена его прошлая, присосалась хуже пиявки. Нагуляла где-то больного ребенка, а с нас деньги тянет, мол, лечить его нужно. А сама, пока на сносях была, в поле работала, что лошадь, вот он кривой и уродился. Мы здесь причем? Нам своих детей кормить нужно. Мей вежливо осведомилась: — Вы хотите вылечить ребенка или мужа от пьянства? Покупательница всплеснула руками и возмутилась: — Это ее ребенок, пусть сама его и лечит, у нас денег на это нет. А муж мой не пьяница! Пьет не больше других! Как все нормальные мужики, нечего на него наговаривать! От негодования глаза покупательницы запылали праведным гневом, слезы в них мгновенно высохли. Мей поторопилась успокоить разъяренную женщину: — Конечно, конечно, не больше других — это в самый раз. Но, если лечить никого не нужно, то чем я могу вам помочь? Покупательница сразу сникла. Воровато оглянувшись, она наклонилась поближе к Мей и зашептала: — Понимаете, тут такое дело. Очень личное. — Понимаю, — кивнула Мей, наклоняясь ближе. — Соседка мужа моего соблазнила. Воспользовалась тем, что он был пьян, и затащила в койку, пока он лыка не вязал. Я бы ее сама за волосы оттаскала, чтобы знала, как к чужим мужикам приставать, но она понесла… — женщина умолкла, собралась с духом и выпалила на одном дыхании, — да только ребенок этот нечестно нажит, поэтому права на него она не имеет! Дайте мне средство какое, чтобы ублюдок ее родиться не смог. Мей внимательно выслушала, кивнула головой и сказала: — Знаю я средство, чтобы нерожденного ребенка вместе с матерью извести. Очень сильное проклятье, зачахнут оба, моргнуть не успеете. Подойдет вам такое зелье? Покупательница переглянулась с подругой и нерешительно кивнула. — Замечательно! С вас одна серебряная монета. На серебряную монету кормить семью из пяти человек можно было полгода, однако супружеская верность, по всей видимости, стоила в сто крат дороже. Покупательница выудила монетку из кошелька и отдала Мей, которая покрутила ее меж пальцев и вдруг уточнила: — Забыла предупредить. Проклятие накроет всех женщин, которые когда-либо прелюбодействовали с вашим мужем, неважно был он на тот момент вашим законным супругом или чьим-то другим — заклятье скосит под корень всех без разбору. Глаза покупательницы округлись, а подруга ущипнула ее за бок: — Нет, мне это проклятие не подходит, — сказала покупательница, выхватывая у Мей монету. — Нужно другое. — Другое? — удивилась Мей. — Есть другое: могу сделать так, чтобы женщины вашего мужа больше не привлекали. Но и у этого проклятья есть побочный эффект: мужское желание погасить нельзя, но можно на кого-то перенести. Скажите, есть у вашего мужа близкий друг? Или, может быть, вы скотину какую держите? Когда покупательница смогла осознать смысл сказанного, она ахнула, назвала Мей грязной ведьмой и удалилась прочь с оскорбленным видом. Эйден покачал головой и подошел к прилавку: — Зачем ты ее спугнула? — спросил он у Мей. — Могла бы ведь, как нормальная ведьма, продать мятный отвар за две золотых монеты. Мей хмыкнула и отмахнулась рукой: — Ты видел выражение ее лица? Оно стоило дороже нескольких золотых. Хорошие воспоминания бесценны, знаешь ли. — А на ужин ты будешь тоже воспоминания есть? — Не будь занудой! — Мей обошла прилавок и стиснула Эйдена в объятиях. — Лучше расскажи, где ты пропадал? Завел пассию и про старую матушку совсем позабыл? Эйден позволил женщине сжимать себя какое-то время, после чего выкрутился из ее рук: — Ты мне не мать. — Ах! — Мей схватилась за грудь и сделала вид, что оседает на землю. — Такой юный, а уже разбивает сердца словами. Как быстро растут дети! Закатив глаза, Эйден достал из заплечного мешка черную жестяную банку: — Я принес тебе подарок. — Что это? — Волшебнизм для разогрева пищи на улице. Эйден сильно встряхнул банку, раздалось шипение, из-под крышки повалил золотой пар. — Вот сюда нужно заливать воду, а сюда засыпать звездную пыль, — Эйден перевернул банку и показал Мей два клапана. — При встряхивании негашеная звездная пыль вступает в реакцию с водой, в результате чего выделяется тепло… Его рассказ был прерван тонкими быстрыми руками, одна из которых выбила банку, а вторая ловко поймала ее на лету: — Ай, ребенок! — возмутилась Мей, разглядывая банку со всех сторон. — не нужно мне ничего объяснять. Неужели ты до сих пор не понял, что настоящее волшебство заключается в том, что я не знаю, как оно работает? Если я пойму устройство волшебнизмов, чудо исчезнет. Ай-яй-яй, прожил столько лет в мастерской, а основы не выучил. Она достала из-под прилавка ложку и открыла крышку банки. Воздух заполнил аромат горячей еды. Мей принюхалась и радостно улыбнулась Эйдену: — Ты сам до этого додумался? — Придумал сам, но сделать помогал Вигго, поэтому ешь осторожно, — предупредил Эйден. — Скорее всего, еда отравлена. Мей в ответ рассмеялась и зачерпнула полную ложку риса: — Сразу видно, что ты ничего не смыслишь в любви. Он меня не отравит. Задушить — вполне возможно, но отравить — никогда. Еда пришлась Мей по вкусу. Она довольно жмурилась и причмокивала, нисколько не стесняясь болтать с набитым ртом: — Ты настоящий спаситель! Пусть вторник приходит прямо сейчас, на сытый желудок, и конец света не страшен, — она зачерпнула очередную ложку и попыталась накормить Эйдена, но тот увернулся. — Мой мальчик — великий ремесленник, заклинатель волшебнизмов! Кто бы мог подумать? Уж точно не я! Когда я первый раз тебя увидела, то решила, что ты похож на ощипанного гусенка, — Мей расхохоталась, подавилась едой и закашлялась. — Что ты хочешь от меня в ответный подарок? Ты заслужил. Хочешь нашлем гнойный чирей на зад твоего соперника? Неделю сидеть не сможет, даю официальную гарантию! Когда Мей была счастлива, она начинала трещать без умолку. Вставить словечко было практически невозможно, хвататься нужно было за любой шанс. Или в данному конкретном случае — ложку, которую Мей засунула в рот. — Хочу, чтобы ты ответила на вопрос, — вклинился Эйден в краткий миг тишины. — Вопрос? Спрашивай, что хочешь! Расскажу тебе про аистов и капусту. Хотя, постой! Сколько тебе уже лет? Шестнадцать? Никакой капусты! Я слишком молода для внуков! — Королева — моя мать? Зубы Мей звонко клацнули по ложке. — У маленького лорда снова начала прорезаться корона? — надломленным голосом спросила она. — Милый мой, если у тебя чешется голов — это не корона, это вши. Дай мне посмотреть твои прекрасные волосы… — Хватит шуток, хоть раз ответь мне честно. Мей опустилась на деревянный стул и поставила саморазогревающуюся банку на прилавок. За последние несколько месяцев она сильно похудела, одежда висела на ней мешком, в котором она выглядела маленькой и хрупкой: — Ох, боюсь, что для этого разговора, мне нужно выпить что-то покрепче мятного отвара.