цена.

Люби меня. Почему ты меня не любишь? Почему ты бежишь от этого? Смирись. Смирись, и всё будет хорошо. Я покажу тебе лучший мир, если ты полюбишь меня. Люби, люби, люби меня. Ты уже не можешь противостоять мне. *** — Влад? — нежный голос словно доносится из-под толщи воды, и юноша не может разлепить веки. Спина болит, а пальцы невозможно согнуть. В рот точно песка насыпали, и горло болит. Что случилось? Где он? Воспоминания расплываются, ему нехорошо, но Морок находит в себе силы подняться — отрывает голову от подушки, и разлепляет синие глаза. Родной дом. Собственная комната — на потолке приклеены светящиеся звёздочки. Они остались с детства, маленький мальчик с темными волосами и высокая женщина, с острым носом, собственными руками заботливо приклеивали их. Но это было давно, а сейчас они лишь раздражают, голова начинает болеть сильнее. На него внимательно смотрят синие глаза, такие же, как его, но с одним отличием. Они пустые, блеклые и неживые — вместо человека на Влада сейчас смотрит огромная кукла, которую почему-то вытащили из коробки. От матери разит алкоголем и дешёвыми духами. Запах спирта и морской свежести вызывает лёгкую тошноту, что грозит перерасти в нечто большее. Юноша одним рывком садится, вжимаясь спиной в подушку. Когда женщина так близко к нему, это повод задуматься — сам ведь такой. Никогда не делает ничего просто так, и взгляд падает на вывернутый ранец в углу. Он точно помнит, что после очередного сбыта товара кинул его на стул. И застегнул. Так какого черта? — Послушай, Владик. — нежная форма собственного имени бьет по ушам, пока мать скользит пальцами по руке. Пытается разжать кулак, хмурит брови, и постепенно лицо теряет тень заботы и нежности. — Я знаю, что это у тебя есть. Всего немного! — канючит, не хуже ребенка. Мороку не просто жарко, ему душно и дрожь по телу проходит. Выдыхает сквозь плотно сжатые зубы, и руку вырывает. Глаза полны презрения, как и вся поза мальчика. Кажется, женщина понимает, что проиграла. Влад никому бы и никогда не сказал, что его мать — наркоманка. Употреблять она переставала лишь один раз в жизни, на девять месяцев, когда была беременна. И на том спасибо, хотя бы ребенок родился без серьёзных осложнений и болячек. Но след от такой матери остался навсегда — как рана, с которой никто и никогда не счищал гной. Потому что будет больнее. Отсутствие воспитания, вечный проходной двор в доме, нужда самому зарабатывать деньги чёрными путями — даже при всем этом Морок не винил свою мать. Винил наркотики, что сейчас продавал, и человеческую слабость. — У меня нет. — отрезает юноша, а сам бросает быстрый взгляд на уши матери. Старые бабушкины серёжки, которые женщина никогда не снимала, он не заметил. Во рту появился странный привкус, но Влад уже наклонился ближе к чужому лицу, не веря своим глазам. — Ты заложила серёжки?

Ответ он не услышал — только звериный рык и злое лицо матери, что визжала, словно дикая. Она закинула голову, неестественно выгнув спину, и только потом с хрустом выпрямилась — Влад ничего не успел сделать, стоило женщине кинуться на него с… …с объятиями. Лицо матери быстро растворилось, словно сахар в кофе — суровые женские черты сменили детские, мягкие и округлые. Алёна прижималась к нему, чуть ли не урча, и уложив голову на плечо. От девочки пахнет лесом и ёлкой, этот запах успокаивает, хочется закрыть глаза, просто потеряться, не чувствовать ничего, кроме чужого тепла. Влад отстраняется слишком быстро, недовольно отталкивая от себя рыжую. Чуть морщится, отряхивается, всем своим видом показывая, что ему не нравятся объятия. Любой тактильный контакт приравнивается к нарушению личных границ, а нарушение личных границ не является хорошими отношениями. Простые логические выводы, и юноша свято надеется, что это недоразумение со своими тараканами это поймёт. — Раз ты идешь со мной, тебе надо приодеться! А то как мышь серая. — потирает довольно руки Рыжова, и, поворачиваясь спиной к Владу, начинает идти в сторону выхода. На секунду останавливается вокруг небольшой лужи крови, что оставили наркодилеры. Присаживается на корточки, трет пальцем асфальт, стирая засохшую корочку. Маленький пальчик спустя секунду весь покрывается алой жидкостью, и Морок надеется, что ему показалось, как спутница слизнула её. Но как бы то не было, путь продолжается — Алёна идет, внимательно прислушиваясь к шуму ветра, словно понимая его шелест. Не спешит, хмурится и кусает губы. Юноша молчит, вдыхает ночной холодный воздух, и наконец раскрывает рот — но сказать ему ничего не дают, перебивают, нагло и невежливо. — Думаю, тебе подойдёт оранжевый. Он такой красивый! — Алена болтает без умолку, и в подтверждение своих слов тычет пальцем в платье. Ткань кое-где прошоркалась, но если не присматриваться, сложно заметить. — Я не люблю тусклые цвета. Морок наконец подмечает паузу, и начинает говорить чуть громче обычного, лишь бы его услышали. — Оранжевый? Ты с ума сошла? Тебя за глаза хватит, вся в этом цвете. — сам замолкает. — Чем тебе так черный и серый не угодил? Рыжова не отвечает, но замирает у двери в один из закрытых магазинов. Рука замирает в пару сантиметрах от ручки. **** Резкий хлопок нарушает тишину дома. Следом за ним — тихий девичий визг, что прерывается плачем. На старой кухне сидит мать, мелко дрожит и часто-часто смотрит в сторону двери, словно хочет встать и выйти. Пальцы уже по привычке вышивают знакомый узор, но иголка то и дело колет пальцы. Еще один хлопок — но без крика. Только тихий скулеж, как издают щенки. В гостиной трещит старый телевизор, и этого достаточно, чтобы бабушка не слышала криков внучки — слуховой аппарат заранее был спрятан в комод, наказание было продумано за несколько дней. В маминой спальне Алёна дрожала от страха — вжималась в угол, пока над ней угрожающе нависала тень мужчины с тяжёлым ремнём в руках. Щека предательски горела, глаз щипало, и в общем левая сторона лица медленно онемела — обкусанные но крови пальцы гладили кожу, в попытке привести её в порядок. Только все без толку, и слабую попытку уползти подальше прерывает новый удар — на этот раз по ногам, и на худых лодыжках огнем расцветает кривая линия. — Повтори, что ты там тявкнула.- шипит отчим, и хватает рыжие волосы. Держит в кулаке, заставляя поднять голову и наконец встретиться с ним взглядом. Все тело у девочки болит и ноет, медленное ощущение того, что эта пытка никогда не закончится, не хочет продходить. Она уже и сама не помнит, что сказала. Вроде, лишь попросила маму связать ей не черный свитер, а ярко-оранжевый, под цвет волос. Но разве это проблема? Она сама недавно видела шерсть такого цвета у мамы в корзине. И сама женщина предлагала ей это, но видимо, втайне от мужа. Взгляд Рыжовой падает на старое зеркало — ей кажется, что на нее гладит пара глаз. Нагло, но при этом вселяя уверенность. Тонкая нога бьет четко в цель, в солнечное сплетение мужчины, что не ожидал этого — выпускает волосы из кулака, и Алена быстро шмыгает в сторону двери, в гостиную, где сидела бабушка. Получается. Рыжая почти сразу бросается в ноги старушки, что пару минут молчит, поправляя очки. Девочке пришлось спрятать лицо, пряча красный след, и старая женщина это не заметила — мягко начала гладить по волосам, слегка путаясь в рыжих кудрях пальцами. Рыжова шмыгает носом, маленькой ладошкой быстро-быстро стирая слезы с щек. Облизывает губы, сглатывает противный ком в горле, и поднимает взгляд на бабушку — та сосредоточенно смотрит в телевизор, витая в собственных мыслях. Девичий взгляд тоже падает на маленький экран, и из горла вырывается хрип — из него на неё смотрел невысокий мальчик, с острыми ушами и веснушатчатым лицом. Голову венчал маленький зеленый колпачок, и под цвет ему костюм. Почему-то в рыжей голове мелькнула мысль, что это — не мультик. И не бабушкина передача, потому что губы мальчишки едва приоткрылись, шепча «Алёна». Рыжова не выдерживает, и тянет на себя чужой рукав, заставляя обратить внимание. Бабуля смотрит на нее вопросительно, наклоняется поближе, но лицо рассмотреть не успевает. — А давай завтра пойдем гулять? И уток покормим. Можем даже с ночёвкой, в парке останемся! — начинает тороторить внучка, ёрзая по полу. С кухни раздавался шёпот и звон посуды, как попытка скрыть настоящее. Ничего доброго это не предвещало, и Алёна вновь бросила быстрый взгляд на телевизор. Мальчик уже не стоял на одноцветном фоне — он был в знакомой комнате, у окна. Стоял на подоконнике, и, дождавшись чужого взгляда, медленно прыгнул вниз. Но не упал. Поднялся вверх, взлетел, и задорно рассмеялся. — Конечно, милая. — и вновь старая рука на волосах. — И купим тебе свитер. Какой ты хотела? — Оранжевый. — сухие губы не поддаются, и в карих глазах Алёны отражаются странные блики. Таких раньше бабушка не видела, и сваливает все на кривую лампу. ‐ Не люблю тёмные цвета. **** — Они нудные! Тебе что, сто лет? — фыркает рыжая, распахивая дверь. Ручка легко поддалась под её напором, словно и вовсе не была закрыта. Влад хмурится, но послушно юркает за ней следом, вступая в тёмное помещение. Наверное, это был один из магазинов, в которые юноша никогда не ходил — нет денег. Даже сейчас в темноте светились ценики, сумма на которых далеко перевалила за четырехзначное число. Ровные ряды манекенов, дорогая одежда и обувь, бархатные шторы, которые не пропускали свет. Мороку не нравится эта темнота, но он продолжает идти следом за рыжей, словно та — его маяк в темноте. Рыжие волосы выделялись огненным кольцом, и казалось, что они действительно светятся. Но стоило тряхнуть головой, как это навождение исчезло — всего лишь игра света. Алёна останавливается вокруг одного из прилавков, поднимая на уровень глаз футболку — голубую, с принтом какой-то мультяшки. Отбрасывает в сторону, берет следующую, недовольно цокая языком. Наконец находит то, что кажется и искала — стопку длинных рубашек в клетку. В девичьих глазах читается явный восторг, и Влад не спешит прерывать поиски. Только встает рядом, внимательно наблюдая за чужими действиями. Все прошло легче, чем он думал. Рыжова послушала его, выбрала нейтральные цвета — синию рубашку в белую полоску, голубые джинсы и белые кроссовки. Влад даже был согласен это примерить, лишь добавил еще белую майку (потому что черные и серые цвета Алёна сразу откидывала в сторону, и недовольно косилась на него.) Не прошло и пяти минут, как мальчик вышел из раздевалки, поправляя непослушные волосы и отряхивая невидимую пыль с рубашки. Рыжова почти сразу же радостно захлопала в ладоши, оглядывая свою работу. Губы растянулись в улыбке, и она, не желая медлить, тут же подхватила Морока под локоть, направляясь к двери. — Это только часть нашего списка! Нам еще столько всего надо сделать перед отправкой домой. — тут же начала говорит девочка, активно жестикулируя. Только на выходе из магазина с Влада словно спало оцепенение. Они ночью, вдвоем, вскрыли дверь и взяли одежду, не заплатив. Это чистой воды кража. А камеры? Вдруг они зафиксировали его? И так проблем по горло, еще и с этой возиться. Крепкая рука хватает рыжую, что уже успела убежать вперед. Хорошо, что локоть отпустила давно, а то было бы не удобно. — Какой дом? — первый вопрос резкий, холодный. — Подожди. Кто ты вообще такая? Куда меня ведёшь? Алёна дует губы. Недовольно, оскорбленно и как-то непонятно. Глаза темнеют, когда она делает пару коротких шагов, оказываясь максимально близко к Владу. Она ниже почти на голову, и смотрит куда-то ему в грудь, прежде чем поднять голову. Яркие волосы падают на глаза, и она сдувает их так по-детски, что ему хочется засмеяться. Но смеха нет, горло пересохло, потому что на секунду показалось — перед ним не та заноза, что так тепло обнимала его и выбирала наряд. Нет, это была незнакомка, которая натравила на наркоманов стаю крыс, которые жрут человеческую плоть. Незнакомка, с которой он познакомился пару часов назад, и которая пообещала ему лучший мир. Только вот Влад не учёл, что может физически он и сильнее — а вдруг Рыжова и вправду сумасшедшая? Кинется на него, порежет, и вот тебе лучший мир?.. — В тебе говорит прошлое, понимаешь? — на удивление спокойно говорит девочка, словно разжевывает ребенку простейшую информацию. — Человеческая злость и ненависть. Она давит на тебя, не дает взлететь. Ей только это и нужно. Маленькая рука ловит руку юноши, крепко сжимает, трет кожу. Морок не отводит взгляда от чужих глаз, внимательно слушая. Помнит ведь, что в парке согласился расстаться с прошлым. Но ведь сейчас он задал вопросы из-за банального неведенья, а не потому что все его человеческое начало противится отправки в «лучший» мир. — Ты хочешь к матери. — давит на больное рыжая, заманивает в свои сети, и Влад не может перестать её слушать. — Но она в безопасности, пока тебя нет рядом. Ты не причина её бед, но помогаешь им появляться. Девушка наклоняет голову, в уголках глаз блестят слезы. Она словно сама переживает те слова, что так легко слетают с её губ. Но это следует решить сейчас, закрыть всех скелетов в шкафу на замок, а ключ выкинуть подальше. Синие глаза уже не смотрят на нее, их обладатель уже давно витает в собственных мыслях, взвешивая все «за» и «против». И последних, стоило признать, больше. Есть ощущение, что Рыжова права — маме и так будет спокойно. Будет чудо, если она вспомнит про сына. И то маловероятно. Алёнину ладонь сжимают в ответ слишком неожиданно, и уже Влад вытаскивает её на улицу, и тащит по темным улочкам — но девочка молчит, лишь внимательно смотрит в его спину, без проблем идя следом. Если бы Влад обернулся, успел бы заметить, что босые ноги не касаются земли. — Нам осталось пройти один лабиринт. Но там совсем нет никаких загадок, он лишь проведёт, достоин ли ты пойти в мой мир. — все же говорит рыжая, понимая, что их хождение больше напоминает попытку юноши успокоить самого себя. Они уже дошли до старого порта, и Алена слишком довольная. Влад отпускает чужую руку, дожидается, пока девочка подойдет к нему. Двери амбара были прочно закрыты досками, даже лучик света луны туда не мог проникнуть. Но Рыжова как-то уверена пошла к ним, словно сто раз так делала. Только вот остановилась на полпути, резко вскинув голову — лунный свет отразился в её глазах, как и огромная тень с крыльями, которую сам Морок заметил слишком поздно. На одном из близь находящихся домов сидела крылатая фигура — огромная, под три метра ростом, с мощными рогами и длинным хвостом с небольшим треугольником на ним. В темноте ночи алым горели глаза неизвестного чудовища, но взгляд был точно обращён на пару — Алёна крепко стиснула зубы, так, что губы побелели. Её рука легла на ремешок сумки, что все время висела на поясе, и там осталась. До входа в амбар были всего какие-то три шага, и она уже рванула в ту сторону, как раздался громкий рык. Зверь напал. Одним резким и огромным прыжком оказался рядом с Владом, опрокидывая его на спину. Юноша мысленно послал всех к черту, уж сильно это напоминало момент в парке. Упасть ему повезло на спину — локти ободрал только, но вроде без крови, но и не это было важным. Минотавр, только с крыльями, медленно приближался к нему, громко дыша, и стуча копытами. Морок быстро оглядывался, и схватил то, что первым попалось под руку — деревянную доску с торчащими гвоздями, что оставил один из рабочих. Сил хватило на то, чтобы вскочить на ноги, замахнуться и со всей дури кинуть доску в чудовища — гвозди никак не повредили его кожу, скорее лишь сильнее разозлили. Юноша спиной уже чувствовал холод стены, еще пара шагов — и тупик. Слишком высоко, он не успеет подняться, даже если сильно постарается. Неужели это конец? Неужели он так должен встретить свой конец? Еще один стук копыт. Влад жмурит глаза, надеясь, что все это страшный сон. И наконец доходит до пика — минотавр совсем близко, он чувствует дыхание на лице. — Ты совершаешь ошибку. — звучит бас в голове. Влад распахивает глаза, смотря в лицо зверя. — Ты действительно готов отдать все на мгновение там, где будет она? Морок хочет ответить, понять уже, где он будет и что это за «она» — страха почему-то нет, только странное умиротворение и покой. Чудовище казалось страшным только на расстоянии, и красные глаза более не кажутся злыми — наоборот, они словно огонь в камине, что разожгли на новый год. Влад хочет крикнуть Алёне, что все хорошо. Но та пропала из его обзора из-за мощной фигуры, и потому юноше остается аккуратно пойти по стенке, наблюдая за замершим монстром. Тот словно пытается что-то унюхать, понять, прежде чем. Прежде чем на него прыгает Рыжова. Один черт знает, куда и как так быстро она забралась — но маленькая фигура оказалась на плечах минотавра, а длинные пальцы обхватили рога. Рыжая потянула их на себя, и чудовище взвыло от боли, ударяясь головой в стенку. — Влад, беги! — перекрикивая рёв кричит девочка, и только сильнее хватается за рога. Её качает во все стороны, но держится она крепко, словно на каком-то аттракционе. Оранжевое платье развивается на ветру, но Морок не может пошевелиться, потому что тело медленно немеет. Ему кажется, что он стал слишком слаб рядом с Алёной — минотавр подарил ему чувство уверенности, но сейчас это спало, словно и не было. Может, это был обман? Попытка втереться в доверие, и размазать кровавым мессивом по кирпичам? На раздумий нет времени, Влад чувствует, как что-то ползёт по ноге. Опускает взгляд и замечает крысу, которая почти сразу же спрыгивает и несётся в сторону открытого амбара. Юноша не хочет думать, как девочке удалось его открыть — он надеется, что хрупкое сооружение выдержит напор мощного чудовища, пускай мозг кричал, что это невозможно. Это все нереально. И если он умрет, все тоже будет нереально. Стоит забежать в амбар, как сразу ничего не слышно — Влад словно отдалился от всех шумов, пускай дверь открыта. Внутри все клокочит, потому что там Рыжова — пиявка, совсем одна. Она маленькая, и поэтому создаёт желание защитить её. Но сколько ей лет? Может, она еще старше Морока. Но стоит только подумать о рыжей, как она сразу же появляется — немного растрепанная, но без ран и крови. Заправляет прядь волос за ухо, довольно улыбаясь юноше, и показывая большой палец. — Пока мы победили! Но знаешь кто это был? — спрашивает Алёна, закрывая дверь амбара. Света от ламп на стене хватает, и кажется, что помещение увеличивается. Влад не отвечает, ждет ответа. Поворачиваться не хочется, словно он был уверен, что минотавр все ещё там. — Это и есть зло. Создание темноты. Нам повезло, что он ослаб. — отвечает на собственный вопрос рыжая, и кивает за спину юноши. Владвсе же сдаётся, оборачивается, и прикусывает язык. Крохотное помещение абмара пропало, вместо него простиралось огромное поле травы, с высокими каменными стенами. — Что это? — все же слетает с губ юноши. Алёна сдержанно улыбается: — Лабиринт. **** Тело маленькой девочки лежит на асфальте — кровь пропитала всю светлую ночнушку, пока отец с матерью вызывают скорую. Рыжие волосы слиплись, и если при жизни эта девочка была ангелом, то сейчас её черты изуродовались но невозможного. Веки еще дрожали, словно в попытке сохранить крупицы жизни. По асфальту раздался чёткий цокот, которая могла слышать лишь одна Алёна — с трудом ей удалось приоткрыть глаза, голова и все тело болели, словно её пустили через мясорубку. Жизнь уже покидала тело, но что-то держало на земле, не давало уйти с концами. Над ней навис огромное рогатое и крылатое чудовище — красные глаза с жалостью смотрят в карие, а сильные руки поднимают хрупкое тельце. Девочка ничего не весит, но почему-то на руках она осела тяжестью. — Тише, тише. Я не отдам тебя ему. — шепчет минотавр, и убирает с лица окровавленные волосы. Последнее, что думает Алёна — это бабушкины рассказы. Она всегда говорила о том, что минотавр с крыльями — посланник света.