Linked / Связанные

      Они не вернулись в Большой зал, где мальчик с Рейвенкло, похоже, рассказывал небольшой группе рано поднявшихся студентов о том, что, несомненно, было сильно преувеличенной версией странного взаимодействия между самыми печально известными врагами на памяти Хогвартса. Малфой знал, что к обеду эта история не только распространится среди всех студентов, но и, вероятно, будет включать в себя сеанс страстного соития, крики, ссору, грохот стен, и/или предложение руки и сердца.       Предсказуемо, Гермиона привела их в библиотеку. В этот ранний час мадам Пинс еще не пришла, чтобы управлять своими владениями, и все разумные студенты либо спали (ленивые, невыносимые гады, насмешливо подумал он), либо наслаждались субботним утром, находясь где угодно, только не в библиотеке. Пещерное помещение было пустым, кроме них и бесчисленных рядов книг.       Несмотря на то, что они явно были одни, Гермиона повела его в дальний и укромный уголок. Когда они дошли до него, ее ощущение комфорта и покоя подсказало ему, что этот крошечный столик – ее убежище, ее личное пространство, возможно, единственное, которое у нее есть.       Он видел, как живут гриффиндорцы: всегда шумно, всегда вторгаются в пространство друг друга, всегда обнимаются, прикасаются, разговаривают и никогда не остаются наедине. Неудивительно, что все они были безумны, такого единения было бы достаточно, чтобы свести с ума любого.       Гермиона села за стол, а Малфой сел напротив нее. Они все еще не произнесли ни слова, и он чувствовал, как она набирается храбрости, чтобы сказать все, что ее беспокоило настолько, что заставило выследить его.       – Мне очень жаль, – он моргнул, совершенно потрясенный. Из всех вещей, которые он ожидал услышать от нее, этого не было среди них.       – Что? – он был уверен, что, должно быть, ослышался.       – Мне жаль, – повторила она. – То, что произошло... Я знаю, что это тяжело для тебя, – он недовольно уставился на нее, но она проигнорировала это. – У меня не было права вмешиваться в это. Я бы возвратила все назад, если бы могла. Я бы возвратила все назад, если бы могла.       Он открыл рот, чтобы что-нибудь ответить, но потом снова захлопнул его. Осознав это, он уже собирался поблагодарить ее. Но это было просто неприемлемо. Малфой никого не благодарил, тем более вмешивающихся, назойливо искренних маглорожденных.       – И это все, что ты скажешь? – резко спросил он. Она сузила на него глаза, и он почувствовал вспышку раздражения. На самом деле, это было хорошо. Это было нормально.       – Нет, на самом деле, это не все, что я хочу сказать, – грубо ответила она, разглаживая складку на юбке, чтобы избежать зрительного контакта с ним. Когда Грейнджер снова подняла глаза, он пожалел, что она так поступила. Ее лицо было таким серьезным, а глаза такими обеспокоенными. Ему стало не по себе. Люди никогда не беспокоились о нем.       – Ты Пожиратель смерти? – неожиданно спросила она. Прямота ее вопроса на время лишила его возможности ответить. Он понял, что за последние три дня терял дар речи чаще, чем за всю жизнь. Это было довольно неприятно.       – Нет, – сказал он сквозь стиснутые зубы.       – А собираешься? – надавила она.       – Нет, – прорычал он. Она спокойно восприняла его слова, кивнув серьезной головой, как будто ожидала этих ответов. Если возможность его принадлежности к последователям Темного Лорда не была вопросом, который занимал ее мысли, то что же тогда могло быть?       – Ты действительно веришь во всю эту чушь про грязнокровок? – неожиданно и очень быстро проговорила она. Он действительно задумался, прежде чем ответить.       – Ты действительно хочешь знать? – осторожно спросил Малфой.       – Да, – решительно заявила она. Это было для нее очень важно, как он понял. При мысли о том, что его ответ, несомненно, вызовет взрыв негодования, сердце его странно сжалось, но он быстро заговорил, прежде чем она успела передумать.       – В таком случае, да, верю.       Обида в ее глазах была ничто по сравнению с болью, которая разлилась по столу от нее и пронеслась по венам Драко. Черт, он пожалел, что ничего не сказал. Она выглядела такой.. разочарованной.       – Как ты можешь? – спросила она неверящим шепотом. – Та девушка... Ты знал, что это неправильно. Я почувствовала это.       – Это было неправильно, – сказал он, не понимая, почему было так важно заставить ее понять. – Было неправильно убивать ее. Она была невиновна, и ее жизнь была отнята несправедливо, – Грейнджер непонимающе уставилась на него, ее разум все еще был затуманен смятением и шокированным разочарованием.       – Но ведь ты только что сказал..., – начала она, но он прервал ее нетерпеливым взмахом руки.       – Я сказал, что убежден в том, что грязнокровок следует держать подальше от мира магии. Я не говорил, что они заслуживают того, чтобы их убивали или пытали. Они имеют полное право на жизнь без страха, но не здесь, – он неопределенным жестом указал на книги заклинаний и магической истории, которые окружали их. – Это мой мир. Он мой, потому что мои предки боролись за него, умирали, чтобы сохранить его в тайне и безопасности, – она нахмурилась и открыла рот, чтобы прервать его, но он покачал головой. – Дай мне сказать, Грейнджер. Ты же говорила, что хочешь знать правду. Вот она. Магия – это мое право от рождения, а не твое. У маглорожденных есть свой собственный мир, который принадлежит им потому, что миллионы людей жили и умирали, чтобы сделать его своим. Там их место, – она молча смотрела на него какое-то мгновение.       – Ты действительно веришь во все это, не так ли? – спросила она.       – Ты знаешь, что да.       И она знала. Он только начал чувствовать удовлетворение от того, что сумел достучаться до нее, заставил ее увидеть его сторону, когда в ней вспыхнул гнев, как огонь, залитый бензином и водкой. Прежде чем он успел отреагировать, она встала со стула, наклонилась к нему через стол, сверкая глазами, и ему пришлось использовать все свои рефлексы, которыми он обладал, чтобы увернуться от пальца, которым она тыкала ему в лицо, чтобы оттенить каждое оскорбительное прилагательное, которое она выкрикивала в его адрес.       – Ты, несомненно, самый высокомерный, ограниченный, самовлюбленный, невыносимый, абсолютно несносный придурок, которого я когда-либо встречала в своей жизни! – удар пальцем, подчеркнувший последнее слово ее тирады, был настолько сильным, что Малфой, пытаясь уклониться от него, опрокинулся назад со стула. Он уставился на нее с пола с приоткрытым ртом.       – Грейнджер, что за черт? – он отшатнулся назад поднявшись, когда она обогнула стол с убийственным взглядом в горящих глазах.       – Ты думаешь, что то, что ты не хочешь идти убивать невинных людей, делает тебя благородным и праведным? Знаешь что? Быть предвзятым, недалеким, элитарным мудаком лишь на долю лучше, чем быть предвзятым, недалеким, элитарным убийцей! Так что прежде чем ты снова начнешь разглагольствовать о своих прекрасных, высоких идеалах, подумай о том, что, возможно, злом человека делает не убийство людей, которых ты ненавидишь, а ненависть к ним, – с этими словами она обошла его и выбежала из библиотеки, ее ярость больно жалила воздух.       Драко на мгновение замер на месте, уставившись в ту точку, которую совсем недавно занимала Гермиона. Затем он резко развернулся, поднял свой опрокинутый стул и начал идти по затянувшемуся следу гнева Гермионы.       Если Драко и собирался убедиться в чем-то одном в этом странном, новом, перевернутом мире, который был его жизнью, так это в том, что последнее слово не останется за Грейнджер.