Linked / Связанные

Спустя час Гермиона и Малфой завершали приготовление зелья. Несмотря на то, что время от времени они обменивались оскорблениями, процесс приготовления проходил довольно гладко. Малфой был хорошо знаком с зельем и удивительно внимателен к деталям, но Гермиона поняла, что предпочла бы иметь дружелюбного, но неумелого партнера, чем ехидного и заносчивого, но относительно компетентного. Их зелье было готово еще до того, как другие ученики стали заканчивать. Панические вопросы и отрывистые замечания заполнили комнату, когда Гермиона закончила убирать ингредиенты и села рядом с Малфоем. – Полагаю, нам стоит дождаться, пока все остальные закончат, – сказала она, оглядевшись вокруг и слегка поерзав на стуле в предвкушении. – О, я надеюсь, что у нас все получится. Мне важно, чтобы все прошло удачно. – Малфой закинул ноги на парту (то, что ни один ученик не осмелился бы сделать в классе Снейпа) и уставился в потолок, сложив за голову руки. – Твои снадобья всегда проходят успешно, Грейнджер, – сказал Малфой раздраженным голосом. – Неужели ты должна продолжать изводить нас всех до смерти своими постоянными переживаниями? – Прекрасно подмечено, мистер Малфой. – Малфой непринужденно оглянулся, и Гермиона повернулась, чтобы увидеть Снейпа, стоящего позади нее. – Если вам надоело бездельничать во время моего урока, мисс Грейнджер, может быть, вы согласитесь протестировать свое зелье и, возможно, у вас появится шанс выполнить это задание? – Гермиона ошеломленно смотрела на него, ее рот был открыт, но она не произносила ни звука. Малфой спустил свои ноги со стола и выпрямился с легкой ухмылкой, а Снейп кисло взглянул на Гермиону и зашагал прочь. – Ну, ты слышала его, Грейнджер. Как насчет того, чтобы оторвать свою задницу и немного поработать здесь? – он встал и начал наливать небольшие дозы зелья в тонкие стеклянные флаконы. Она встала и уже собиралась разразиться язвительной речью, когда он вложил один из пузырьков в ее протянутую руку и легонько стукнул по нему своим. – Твое здоровье, Грейнджер. Если это отравит меня, мой отец возложит всю вину на тебя. Прежде чем Гермиона успела ответить, Малфой с удрученным видом выпил зелье. Гермиона сделала то же самое, и ей самой захотелось скорчить гримасу. На вкус зелье было кислым и металлическим, и она сдержала желание издать очень неприличный рвотный позыв. Вдруг она почувствовала прилив теплого, покалывающего чувства, которое разлилось по всему телу, начинаясь в животе и распространяясь по конечностям. Вслед за не очень приятным теплом пришло странное ощущение, которое она поначалу не могла определить. Через несколько мгновений она распознала в нем презрение, а еще через мгновение поняла, что оно исходит не от нее. Эмоции Малфоя дрейфовали внутри нее, как приливы и отливы, то наплывая, то отступая, сначала преобладало ожидание, потом любопытство, потом настороженность, которая говорила о том, что он находит это ощущение таким же тревожным, как и она. – Это... – начал Малфой с несколько недоуменным выражением лица. – Нереально, – добавила Гермиона, которая поняла, что именно об этом он и думал. – Я не уверена, что мне это нравится. В другом конце комнаты Рон бросил на Гермиону обеспокоенный взгляд. Он прошептал: "Ты в порядке?", и она кивнула с небольшой улыбкой. Малфой посмотрел в их сторону. – А ведь он тебе действительно нравится, не так ли, Грейнджер? – спросил Малфой с лукавой ухмылкой. – Конечно же, нет! – воскликнула она, но она чувствовала, что он ей не верит. Она знала, что он не верит. – О, да, это так, – рассуждал он. Малфой еще раз бросил взгляд на Рона. – Пожалуй, я передам ему. – Малфой начал подниматься со стула. – Не вздумай этого делать! – воскликнула Гермиона, схватив его запястье, прежде чем он успел встать. Внезапно все вокруг Гермионы завертелось, и в груди стало пусто, словно воздух был выбит из нее при резком ударе. Она моргнула глазами... и оказалась в другом подземелье, не похожем ни на одно из тех, что она когда–либо видела в Хогвартсе, с роскошными гобеленами на стенах и разбросанными по комнате ужасного вида устройствами, некоторые из которых она узнала как инструменты для Темной магии. Но, что самое странное, другая часть ее души все же узнала эту комнату. Та же часть ее была охвачена ужасом. Она подняла голову и поняла, почему. – Что я говорил тебе о том, чтобы спускаться сюда, Драко? – спросил Люциус Малфой леденящим душу голосом. Драко? Гермиона посмотрела вниз на свои руки и потрясенно бы вскрикнула, если бы могла, но, похоже, она не контролировала свое тело, если это было ее тело. Она смотрела на маленькие, детские пухлые ручки. Ее кожа была призрачно–бледной, и она не принадлежала ей. Она не могла понять как, но казалось, что она находится внутри Драко Малфоя. Судя по размеру его бледных рук и по тому, как возвышался над ним его отец, она догадалась, что ему было не больше четырех или пяти лет. Может быть, воспоминание? Через мгновение она была уже слишком отвлечена, чтобы удивляться феномену переживания воспоминаний другого человека, когда ужас Драко взял верх над ее собственным любопытством. Она вдруг поняла, что Люциус возвышается прямо над ней. – Прости меня, отец, – произнесла она дрожащим голосом ребенка. Люциус ничего не ответил, его глаза были холодны и бесстрастны. – Это был последний раз, когда ты ослушался меня, Драко. Я не хотел этого делать, но ты не оставил мне другого выбора. – Люциус вытащил свою палочку из складок дорогой мантии и пробормотал что–то, чего Драко не понял. Боль, пронзившая Гермиону, была непостижима, превосходила все, что она когда–либо знала или представляла. Казалось, сама кровь горела в ее жилах, и ей казалось, что каждая косточка в ее теле разлетелась на бесчисленные, острые как бритва осколки, которые пробивали мышцы и ткани, словно гранаты. Лишь на мгновение она услышала крик, вырвавшийся из ее быстро сжимающегося горла, крик, который был не ее собственным, а криком измученного ребенка. Эта мысль и все остальные были быстро выкинуты из ее перегруженного мозга, и ее поглотила такая глубокая агония, что она боялась, что это действительно могло убить ее. Наконец, проклятие было снято, оставив глубокую боль в костях и беззвучные слезы на щеках. Она подняла глаза на Люциуса, свернувшись калачиком на полу, и увидела, как он приближается к ней спокойным шагом и с отвратительной усмешкой. – Ты опозорил меня, Драко, – выплюнул Люциус, как будто ему был противен вкус этих слов. Даже когда в сознании Гермионы закипала ярость, она чувствовала, как сердце юного Драко разрывается в его маленькой груди. – Малфои никогда не плачут, – с холодной яростью напомнил Люциус своему сыну. Его нога потянулась назад, и когда серебряный носок его начищенного ботинка соприкоснулся с ее виском, Гермиона почувствовала ослепительную боль, затем ослепительный свет, а потом только слепоту. Глаза Гермионы - ее настоящие глаза, а не глаза маленького и напуганного Драко - распахнулись, и она снова оказалась в кабинете зелий, вокруг стоял шум болтающих, пребывающих в блаженном неведении студентов, а перед ней сидел значительно старше и гораздо злее Драко Малфой. Его глаза, обычно холодные, отстраненные и высокомерные, теперь были наполнены ненавистью и стыдом, раскаленные и мрачные, как расплавленный оловянный сплав. Она вдруг осознала, что ее рука все еще сжимает его запястье, и резко отдернула ее, словно его кожа ошпарила ее. Она так крепко сжимала его, что отпечаток ее руки все еще был виден: сначала бескровный и незаметный по сравнению с его лунно–бледной кожей, затем гневный и покрасневший. Позади себя она смутно слышала, как Снейп говорит, хотя его голос казался размытым и далеким. – В нескольких очень редких случаях, когда умение зельеваров крайне высоко, а их магия или личная связь особенно сильны, зелье может иметь и другой эффект, помимо временной эмпатической связи. Есть несколько задокументированных случаев более глубокой, более близкой связи в результате применения этого зелья, когда один из зельеваров переносится в самые сильные и наиболее важные воспоминания другого. Как только это происходит, эмпатическая связь становится обоюдной. Хотя никто из присутствующих не обладает навыками или силой, необходимыми для создания такого эффекта, – сухо продолжил Снейп, с усмешкой глядя на гриффиндорцев, – на случай, если кто–то случайно создаст действительно идеальное зелье, я бы посоветовал воздержаться от любого физического контакта с вашим партнером, пока эффект не пройдет. Глубокая связь возникает от прикосновения, и если она возникла, ее невозможно разорвать. Постоянная эмпатическая связь будет существовать между двумя партнерами до конца их жизни. Гермиона уставилась на Малфоя, ее рот был открыт в смешанном ужасе и шоке. Малфой выглядел не столько потрясенным, сколько мрачным и взбешенным, но даже когда она смотрела в его полные ненависти глаза, ей вспомнилось другое лицо, бледное и с серебряными глазами, искаженное еще большей злобой и жестокостью, чем та, которую она когда–либо наблюдала в этом самом Малфое. Она чувствовала его гнев, его отвращение, его крепко сдерживаемый страх, но даже когда она злилась в ответ, она помнила, что чувствует его боль, его ужас, его невинное замешательство. Негодующая ярость и раздирающая жалость боролись за первенство в ее сердце. – Прекрати, Грейнджер, – прорычал Малфой сквозь стиснутые зубы. Она моргнула, выходя из задумчивости. – Что прекратить? – спросила она, искренне недоумевая. – Перестань меня жалеть, – огрызнулся он. – Мне не нужна твоя жалость. – Я не... – начала она, но он прервал ее резким рычанием, вскочив со стула. Его лицо было в нескольких сантиметрах от ее лица, и с этой близостью усилились чувства, которые волнами исходили от него, переполняя ее и без того истощенную эмоциональную способность. – Не лги мне, Грейнджер, – угрожающе предупредил он. – Я знаю. – Гермиона смутно слышала возмущенные возгласы однокурсников, чье внимание привлек грохот стула Малфоя об пол, но, как ни странно, она не обращала на них внимания. Все ее сознание было занято непостижимым осознанием того, что он знает; она чувствовала его уверенность, его абсолютную осведомленность о ней. Она вдруг почувствовала себя беззащитной, ужасно униженной. Она вскочила со своего стула, отчего тот рухнул на пол рядом со стулом Малфоя, и, спотыкаясь, попятилась назад, тряся головой, как бы отгоняя присутствие Малфоя в ней. – Держись от меня подальше, Малфой, – дрожащим голосом потребовала она. – Не приближайся ко мне. – С удовольствием, – прошипел он и, развернув мантию, вышел из комнаты. Когда за ним последовала ошеломленная, растерянная тишина, его ярость, его неуверенность милосердно растворились в эхе того, чем они были, пока она не почувствовала только шепчущее осознание его присутствия, заряженное враждебными эмоциями. – Десять баллов с Гриффиндора, – ровно произнес Снейп в наступившей тишине. Гермиона лишь кивнула и поправила свой стул и стул Малфоя, слишком погруженная в себя, растерянная и измученная, чтобы спорить.