Искуситель

Со следующего же дня началась моя новая жизнь. Жизнь среди двуличной и высокомерной знати, которая целовала мои руки, едва слышала заветное «десять миллионов». Жизнь, где я мог купить абсолютно всё. От известности до жены. Мне давали много советов, как приумножить моё богатство, какое поместье лучше выкупить, чтобы обо мне заговорили далеко за пределами Англии, и говорили, что я должен построить церковь. Я слушал, кивал, улыбался, но не следовал советам лицемеров. Люциус и я часто появлялись на всех званых ужинах и праздниках, ибо всюду были желанными гостями. Я верил ему одному и искренне считал другом, которому не нужны мои деньги и положение. Мы с ним вдвоём смеялись над ничтожностью аристократов, вдвоём с самого моего обогащения. Я всё же издал свой вальс, заплатив достаточно, чтобы мою руку трепетно и долго жали, уверяя меня, что это будет сенсацией. И моё разочарование не знало конца, когда вальс не обрёл должной славы. Люциус предлагал обратиться к критикам, чтобы те его расхвалили и разрекламировали, но я отказался. Я решил написать нечто другое. Несложное по тексту, но исполненное смысла и красоты. Но недели шли, а моя работа так и не сдвигалась с мёртвой точки. И это бесконечно удручало. Однажды вечером, когда за окном шёл снег, а я пытался наиграть на рояле хоть какую-нибудь ничтожную тему, Люциус вошёл ко мне с бумагой в руках. — Колдуэлл, нас с вами приглашают на праздник в честь первого дня зимы, — огласил он и усмехнулся. — Забавно даже, что у света есть право придумывать столь нелепые праздники, чтобы сорить деньгами и показывать своё влияние. — Весьма забавно, — ответил я, пытаясь сосредоточиться на мелодии. Она никак не хотела придумываться. Я раздражённо скомкал лист бумаги с одинокой ноткой, и кинул в окно. — Чёртова богема! Астери ничуть не озадачил мой возглас. Он лишь спокойно улыбался. — Муза ушла от вас, дорогой мой? — Словно мы и не были знакомы, — согласился я, вздыхая, и закрывая крышку рояля. — Уже третью неделю ничего не могу написать. — Не удивительно. Вы богаты, Колдуэлл, у вас всё есть. Откуда взяться вдохновению? — Я не очень вас понимаю. — Вспомните, как вы создавали свои вальсы и сарабанды. Вы мечтали о том, чего не имели, и воплощали эти мечтания нотами на бумаге. Вы чувствовали, от того ваш любимый вальс столь прекрасен. Без чувств вы ничего не создадите, а фальшь заметна сразу. Я посмотрел на него. — Быть может, мне стоило остаться там? В Богом забытой комнатушке с дырявыми окнами и стенами? — И вы бы заболели, и сейчас не сидели здесь со мной, а лежали в кровати, отхаркивая кровь и проклиная богачей и свою судьбу. Затем бы умерли, и на ваших похоронах было бы от силы человека три. — Знаете, порою ваша честность ядовита, — заметил я несколько обидевшись. — Это и делает меня вашим другом, — улыбался князь. — Неужели вам так сложно заставить себя чувствовать что-либо? — Похоже на то. — А женская любовь могла бы облегчить ваши страдания? — с ноткой насмешливости спросил меня Астери. — Женская любовь? — не понял я. — Завтра на празднике будет лорд Генри Керрингтон, мой добрый знакомый. Я уверен, с ним будет его дочь, леди Джильда. Лорд сейчас в поисках достойной партии для неё. Чем бы вы не подошли? Если не в качестве мужа, то хотя бы кавалера на месяц-другой. Уверяю вас, она одна из первых красавиц страны. — Если она так красива, то почему же вы сами не ухаживаете за ней? — Я, друг мой, почти нисколько не люблю женщин. — Почему же? — усмехнулся я. — Я объясню. Скажите, что вам известно о Лилит? — Лилит? — переспросил я, напрягая память. — Кажется, по некоторым церковным источникам, это была первая жена Адама. — Верно. Это была своенравная упрямая женщина, которую вместе с Люцифером бросили из рая, и Адама наградили Евой, а Люциферу в жёны прочили Лилит. Думайте что угодно, но мне кажется, это не справедливо: давать человеку ласковую и добрую жену, а ангелу, которого некогда звали князем света, непокорную и неверную смутьянку. Так вот, я, как и некоторые мои знакомые, делю женщин на Лилит и Еву. Смутьянок и хранительниц очага. И не люблю их. Каждая Лилит не в меру горделивая и требующая к себе больше, чем того стоит, а каждая Ева с виду кротка и послушна, но скучна и способна на большой проступок за спиной мужа, что тогда в саду, съев запретное яблоко, что сейчас, когда по ночам убегает к любовнику. — Неужели вам не встречалась золотая середина? — Ни разу за всю мою долгую жизнь, — загадочно улыбнулся Люциус. На следующий день мы ехали на праздник. Едва мы появились, как нас окружила толпа льстецов. По большей части все здоровались с князем, ведь как я знал, он был другом всех и каждого. Меня же узнавали не столько по имени, сколько по шёпоту «десять миллионов!». Я, в сущности, не был ни интересным собеседником, ни хорошим человеком в их глазах, нет. Я — лишь носитель такой огромной суммы. Обезличенный и серый, как и весь окружавший нас свет. И хоть я смеялся над ограниченностью знати, в глубине души мне было обидно сознавать, что я ничего не представляю для них без денег. Что я был бы безмерно одинок без моего Люциуса. И пугало меня то, что однажды я сам могу стать таким же ограниченным корыстным лицемером. Князь провёл меня к кушеткам, и оттуда указал мне на фигуру, стоящую немного в стороне от нас. — Вот лорд Керрингтон, — сказал он. — Рядом с ним его жена, их дочь, полагаю, кружится с кем-то в танце. Идёмте, Колдуэлл, я вас представлю. Я вдохнул поглубже, стараясь унять волнение. Лорд радостно приветствовал Люциуса, как и его жена, чем-то в своём лице похожая на него. Лорд Керрингтон был шатеном с сединой на висках, выглядел он достаточно хорошо и даже счастливо. Жена его, леди Марион, была златовласой, очень худой, и молчаливой в разговоре, выражая своё согласие с мнением мужа глубокими кивками. Астери представил им меня, и в этот миг к ним подошла девушка. Я едва не ахнул. Князь был прав, это действительно красавица. — Джильда, познакомься, мистер Киллиан Колдуэлл, — сказал ей отец. Она была высокой, статной, златовласой блондинкой с прекрасными тёмными глазами. Не верилось, что такое средоточие женской красоты рождено лишь дочерью лорда. Нет, это ангел! Ангел во плоти! Я нежно и трепетно поцеловал её маленькую ручку, которую она мне протянула. — Я счастлив знать вас, миледи, — чувственно сказал я, заглядывая в её прелестное лицо. — Взаимно, — негромко и холодно, как требовал этикет, ответила она. — Миледи, — Люциус также поцеловал её руку, приветствуя. — Милорд, — ответила она, смотря на него. Если быть честным, то сейчас мне очень хотелось, чтобы князя не было рядом, ибо соседство с ним было крайне не выгодно. Я не считал себя уродом, вовсе нет, но в сравнении с его красотой я значительно проигрывал. Я всё старался ухаживать за леди Джильдой, и приходил в восторг, когда она едва заметно улыбалась мне. Но хоть она и была прекрасна, я, к своему разочарованию, не чувствовал, что желание и страсть сочинять вновь вернулись ко мне. Возможно, для этого нужно время. В какой-то момент Люциус замер, смотря куда-то вперёд. Я позвал его, он не ответил. — Люциус? — я взял его за плечо. — Что с вами? — Ах… всё прекрасно, — он улыбнулся. — Что-то кольнуло в груди, ничего опасного. — Вам не нужен врач? — обеспокоилась Джильда, подойдя к нему. — Вдруг что-то с сердцем? — Я здоров и счастлив, — ответил князь. — Не беспокойтесь обо мне, миледи, я вас прошу. К лорду и леди Керрингтон вскоре подошли другие лорд и леди. То была чета Старк. Я уже не удивлялся, что они были знакомы с Люциусом. Я удивился другому. — Позвольте, мой друг, мистер… — говорил князь и осёкся, смотря вперёд. Затем сразу же ласково улыбнулся. — Ох, миледи, счастлив видеть вас.