«Человек-паук 2», 2004 год
В своих интервью по поводу «Нет пути домой» Том Холланд говорил, что в отличие от Тони Старка, Стивен Стрэндж является для Паучка не наставником, а коллегой, а также что по итогам конфликта, произошедшего между ними в фильме, они хоть и не становятся врагами, но они, определенно, не друзья. И это довольно удачное описание их отношений, причем в обоих измерениях: и в плане личных отношений, и в плане превращения Стрэнджа в своего рода если не лайтового злодея этого фильма (как раз до ровного счета заветной «Зловещей шестёрки», раз уж заскочивший Веном весь фильм просидел в баре), то в антагониста – точно. Насколько это обосновано и насколько Стрэндж был неправ – вопрос другой, о котором разговор будет позже. В любом случае между этими персонажами действительно нет такой сильной эмоциональной связи, какая была у Тони и Питера, а только чувство товарищества из-за участия в Войне Бесконечности. Это прослеживается во всем их взаимодействии, причем с обеих сторон. Стрэндж воспринимает Питера или как «боевого товарища» (как равного), или как подростка, но, в отличие от Старка, не считает, что обязан брать над ним «шефство» в какой-либо форме. Стивен явно еще морально не готов к роли «родительской фигуры» (а именно ей, а не «наставником» был для Питера Старк, если называть вещи своими именами) для кого бы то ни было. С другой стороны и Питер не испытывает к Стивену и сотой части того восторга и обожания, какие у него вызывал Тони. Он не пытается ему подражать, не пытается произвести на него впечатление. Стрэндж для него авторитетная личность и старший коллега, но не более. Но самое главное – в отличие от Железного человека Стрэндж не является для Паркера неприкасаемым. На него вполне можно поднять руку, вступить с ним в прямой конфликт, а не просто в перепалку или потихоньку, за его спиной делать свои дела. Но – несмотря на все вышесказанное – оба они не испытывают друг к другу равнодушия и тем более – ненависти. В начале фильма Стрэндж без лишних раздумий (хотя в данном конкретном случае именно они бы и не помешали) соглашается Питеру помочь по первой же его просьбе. Во время их сражения Стивен выглядит не разгневанным, а усталым и раздражённым. Когда перед ним закрывается портал - на его лице написано осуждение и «скорбь всего мира», а не злость. Когда Питер предлагает новое заклинание (по которому все забудут об его существовании), Стивен в первый миг отказывается от этой идеи, хотя и знает, что это – решение проблемы. А затем и вовсе признается «everyone who knows and loves you, we... we'd have no memory of you» («все, кто знает и любит тебя, мы… мы больше не будем о тебе помнить»). Наш дубляж это двойное многозначительное «мы» (вместо нейтрального «они) сжевал, но по контексту всей сцены, как мне кажется, эмоции Стивена более чем понятны: он понимает, насколько будет тяжела жизнь Питера, и не хочет для него такой судьбы. Ненавидящие и равнодушные так к объекту своих эмоций не относятся. Питер же к Стрэнджу относится, как уже было сказано, без особого трепета и теплоты, но все же как к значимому взрослому: он абсолютно доверяет ему, в первую очередь как профессионалу, мастеру, авторитет Стивена для Питера непререкаем – поэтому он до последнего не задает тому никаких лишних вопросов, не возражает против приказа найти попаданцев в их мир и даже не возмущается тем тоном, каким Стрэндж с ним разговаривает (это делает только Эм Джей). Питер Стивена уважает, но при этом его сторожится (опасается). Да, это тот самый случай, когда боится – значит уважает. Поэтому для Питера просто возразить Стрэнджу был своего рода подвиг, а в открытое столкновение с ним он бросился, явно не слишком рассчитывая на победу (собственно это была не столько битва, сколько погоня). Причем, любопытно, что на протяжении фильма Стивен методично Паучка разочаровывает, в том смысле, что обманывает его ожидания, а стало быть, нивелирует и указанные выше чувства: абсолютное доверие к его профессионализму (Стивен допускает ошибки в заклинании и у него «плохая» этика), а также страхоуважение (он побежден на своей собственной территории, в Зеркальном измерении, он неправ и признает, что неправ). И к финалу Питер видит перед собой просто человека, которому он, Питер, не безразличен, что, учитывая произошедшее с ним в итоге – когда он становится безразличен всему миру – уже немало. И да, ему всё же очень приятно, что Стивен разрешает обращаться к себе по имени. Итого мы имеем: • отношения «взрослый-подросток», но менее близкие, чем у Питера и Старка, основанные на авторитете и общих профессиональных интересах; • допущенную все же именно «старшим коллегой» ошибку, так как Стрэндж – единственный, кто осознавал все последствия, и заклятие забвения было его инициативой, хотя «промывание мозгов всему человечеству» вне зависимости от причины – весьма сомнительный в моральном плане поступок; • не столько лично-сущностный, как с Гоблином, а этический конфликт, который между этими двумя решается отнюдь не через размахивание кулаками, хотя и это имеется. Драка это, конечно, пусть и зрелищно, а поражение Стрэнджа для многих его поклонников – особенно обидно, но главная битва между этими персонажами происходит на морально-этическом уровне, и Стивен ее тоже проигрывает, но уязвленным себя из-за этого не чувствует; • по итогам конфликта побежденный «старший товарищ» не испытывает к Пауку негативных чувств, они расстаются и не врагами, и не друзьями. «Победителю-ученику от побежденного учителя (претензий не имею)». И в каждой из предыдущих экранизаций Человека-Паука также имеются сюжеты со структурой, удивительно похожей на вышеописанную: это противостояние с доктором Отто Октавиусом (доктор Осьминог) в «Человек-паук 2» 2004 года, и с доктором Кертисом Коннорсом (Ящер) в «Новый Человек-паук» 2012 года.***
Изначально - до несчастного случая и превращения в доктора Осьминога - Отто Октавиус в фильме Рэйми показан в максимально положительном свете. Кое-кто удачно высказался, что именно таким стал бы Питер Тоби Магуайра, если бы не получил суперсилу: мягким, вежливым, упорным, ушедшим с головой в свои научные исследования и преданно любящим свою жену, свою единственную музу. Недаром Питер испытывает искренний интерес к его трудам и симпатию к нему как к личности, и это заметно настолько, что знакомящий их Гарри Озборн в шутку называет Октавиуса «кумиром» Питера. Но вся эта позитивность отнюдь не мешает Октавиусу допустить в своих расчетах ошибку – что само по себе ненаказуемо. Наказуемо то, что даже когда опасный эксперимент явно выходит из-под контроля, и присутствующие просят его прервать, Отто самонадеянно отказывается это делать (ему очень важно, очень нужно добиться успеха любой ценой), что приводит к катастрофе: гибели его жены и превращению его самого в доктора Осьминога. После чего он окончательно своей работой становиться не просто увлечен, а ею одержим и готов ради нее пожертвовать всем, хотя такая цена обессмысливает саму цель (уничтоженному человечеству не нужен уникальный источник энергии). Подчинение им своей личности, своего мозга щупальцам – простым инструментам, созданным для научной работы, и обладающим куда более примитивным интеллектом, чем его собственный – можно считать символическим выражением этой одержимости. Из-за идеи-фикс его личность деградирует и упрощается. Но при этом Октавиусу принадлежит одна из основных этических максим данного фильма: «Интеллект — это не привилегия, а дар, и он должен служить на благо человечества». Максима, которую Питер воспринимает сразу и безоговорочно, как слова дяди Бена про силу и ответственность. И во многом с её помощью возвращает Октавиуса хотя бы на время к разуму, и тот принимает решение уничтожить созданную им и угрожающую всей округе энергетическую установку, хотя для этого приходится пожертвовать своей жизнью. То есть Октавиус на время забывает свою же этику, а Питер ему об этом напоминает, возвращая этим доктору его личность. Запомним эту мысль. Ну и просто небольшая мелочь, дополнительно роднящая Октавиуса и Стрэнджа – это их довольно нелепые для англоговорящих людей имена, что регулярно делает обоих персонажей удобными мишенями для многочисленных шуточек самого разного качества. Вплоть до того, что при знакомстве с ними Паучок Тома Холланда искренне считает, что это не их настоящие имена, а псевдонимы. Ему и на ум не может прийти, что кому-то может настолько не повезти с именем. Отсюда этот диалог со Стрэнджем в «Войне бесконечности»: «А, выпендриваться будем? Ну, тогда я – Человек-паук!», смех в «Нет пути домой» над Октавиусом и требование назвать его настоящее имя. Также своего рода омажжем на фильм 2004 года можно считать сражение на поезде в Зеркальном измерении. Сцена схватки Паука с доктором Осьминогом на поезде до сих пор считается лучшей сценой (вообще или экшен-сценой) во всех экранизациях про Человека-Паука.***
Доктор Кертис Коннорс из «Нового Человека-паука» личность куда менее харизматичная и приятная, чем Отто, но тут возможно сказывается сама атмосфера дилогии Уэбба – куда более приземленная и мрачная, чем в прочих экранизациях. Это вежливый, тихий и скромный человек, неуверенный и можно даже сказать трусоватый, но тут оказался тот самый случай с тихим омутом и чертями. Черти же в свою очередь порождены травмой доктора - он инвалид, лишенный правой руки, с глубоким чувством собственной неполноценности из-за этого увечья и бессознательно это чувство проецирующий на все человечество. Что заставляет его в обычном своем состоянии (в образе доктора Коннорса) все силы бросать на поиск чудо-лекарства, способного вернуть ему руку, а также излечить финансирующего все эти разработки Нормана Озборна и вообще всех увечных и отверженных. В образе же Ящера это желание по закону диалектики мутирует в презрение к человечеству, как к якобы несовершенному виду, и в желание этот вид усовершенствовать, не особо интересуясь при этом мнением самого человечества. Короче, типичное «наносить добро и причинять справедливость». Такая же изначально благая идея, зацикленная сама на себя, и превращенная этим в одержимость. Занятно, что по комиксам доктор Коннорс – бывший военный хирург и руки, а с ней и профессии, лишился по ранению. Но в фильме причина его инвалидности не оговаривается, а докторская степень у него по герпетологии (раздел зоологии, изучающий земноводных и пресмыкающихся). Поэтому это так, просто интересный штрих. Для Питера доктор Коннорс – друг и коллега его отца, способный пролить свет на его исследования, личность и причину гибели, а также на то, что произошло с самим Питером из-за укуса паука во время посещения им «Озкорп». Ради возможности провести с ним эксперимент и опробовать найденный в отцовских записях алгоритм, Питер забывает обо всем – в том числе о своем обещании встретить после работы тетю Мэй, что в итоге влечет за собой гибель дяди Бена (как испорченное заклинание в конечном итоге становится одной из причин смерти Мэй в «Нет пути домой»). Также итогом данного эксперимента становится создание сыворотки, превратившей доктора Коннорса в Ящера. То есть мы опять имеем опасный эксперимент, совместно поставленный на коленке авторитетной для Питера фигурой и самим Питером, чьи последствия потом придется расхлебывать до конца фильма. Причем со стороны Паркера вся эта ситуация – глупость не меньшая, чем запарывание заклинания Стрэнджа. Потому что он уже понимает, что со смертью его отца не все чисто, что тот явно пытался скрыть разработанный им алгоритм от посторонних глаз, а Питер просто приходит в «Озкорп» и приносит эту формулу (за сокрытие которой Озборн и приказал в свое время убить Паркера-старшего) на тарелочке с голубой каемочкой. Хотя, конечно, окончательно эксперимент выходит из-под контроля, потому что Коннорс торопится доложить об успехе до того, как будут проведены дополнительные обследования экспериментальных мышей и вскрыты возможные побочные эффекты. «Озкорп» угрожает ему увольнением и требует немедленно переходить на испытания на людях (вплоть до намерения вколоть новый препарат под видом обычной прививки от гриппа инвалидам-ветеранам), и доктор не додумывается ни до чего лучше, чем в целях испытаний вколоть сыворотку самому себе. То есть все же основная вина за произошедшее оказывается не на Питере. Этический же конфликт – о сущности человеческой природы, ее якобы несовершенстве – разрешается тем, что Паркеру не удалось бы одолеть Ящера без помощи обычных, лишенных каких-либо суперсил людей (Гвен, ее отца, крановщиков), но зато обладающих умом, отвагой, чувством долга, способностью работать в команде и просто быть благодарными. Сам же обращенный в человека Коннорс, хотя и вновь лишается руки, и понимает, что впереди его ждет тюрьма, спасает падающего с небоскреба Человека-паука (его паутинометы были сломаны в бою ранее). А потом спасает его еще раз - уже как Питера Паркера, обманывая представителей «Озкорпа», раздумывающих не устранить ли мальчишку, убеждая их, что тому ничего не известно о работе его отца.***
Итого мы имеем трех докторов, три авторитетные для Питера фигуры, которые в силу тех или иных причин допускают в своей работе серьезную ошибку, исправление которой Паучком занимает весь оставшийся хронометраж фильма. И с которыми Питеру приходится сражаться, причем не только на физическом уровне, но и в моральном плане. Но если с Октавиусом и с Коннорсом особых вопросов не возникает (причины, почему они неправы - очевидны), то с доктором Стрэнджем ситуация сложнее. Вообще первая реакция большинства зрителей, что именно он-то в сложившейся ситуации прав: нужно экстренно заштопать все дыры и вернуть всех куда положено, а там уже пусть мироздание решает, кому и что суждено. И как бы гибель Мэй и одиночество Паркера в финале – лишний раз подтверждает, что Стивен был прав. Но не всё так просто. По крайней мере, с точки зрения фильма, который упорно дает нам понять, что Стрэндж в своих намерениях не слишком честен (как минимум, сам с собой) и не очень адекватен. Во-первых, не смотря на всю серьезность происходящего – он не торопится позвать на помощь Вонга и других чародеев (как ему стоило бы поступить, считай он ситуацию реально серьезной). Напротив, Стрэндж опасается, что Вонг узнает о произошедшем, то есть в его желании решить возникший вопрос немедленно и всеми возможными средствами имеется немалая доля эгоизма. Во-вторых, он принципиально отказывается выслушивать какие-либо возражения Питера и эту его мрачную решимость фильм подчеркивает тревожной музыкой и тенями на лице Стрэнджа, с помощью которых обычно передают одержимость, неестественность поведения персонажа, его подпадание под власть темных сил. Плюс в финале доктору доказывают, что он в своей установке «судьба есть судьба, умрут - так умрут» был не прав. Потому что суть конфликта между Стрэнджем и Пауком не столько в том, что «всем нужно давать второй шанс», а в «No Fate» («Нет другой судьбы кроме той, что мы творим для себя сами»). И вот эту-то максиму оспорить не могут ни смерть Мэй, ни финал. Потому что создать себе судьбу можно и не по формуле "жили они долго и счастливо". Но откуда эта идея-фикс у Стивена взялась, почему он в нее так вцепился, хотя она полностью противоречит его же собственному этическому кодексу, озвученному в его первом сольном фильме? В котором Стрэндж прямо заявляет, что считает разрешение конфликтов только с помощью насильственных методов – признаком отсутствия воображения (и своего врага Дормамму побеждает умом), а смирение перед судьбой вообще чуждо его характеру (он как та лягушка в молоке, будет барахтаться до упора). Самый простой ответ – с ним случились сценаристы, но этот ответ неспортивный, и мы его считать не будем. Другой очевидный ответ – это давление этики чародеев с их логикой «меньшего зла», потому что «нельзя жить в обществе и быть от него свободным». Явно под ее влиянием Стрэндж уже в начале «Войны бесконечности» говорит Старку в лицо и без околичностей, что если потребуется, то он без колебаний пожертвует жизнью Старка или Паука ради защиты камня времени и мироздания. И что характерно – именно это он в итоге и делает. События «Войны бесконечности» и «Финала» требуют от Стивена принятия весьма неприятного решения, итогом которого становится смерть для одних, и искалеченная жизнь для триллионов других, так как его план требует допустить Щелчок, а потерять половину населения мира, а потом его вернуть – это не фунт изюму. Нагрузка на психику после такого будет колоссальная. Нельзя принять подобное решение и после него спать спокойно, если в тебе осталось хоть что-то человеческое. Так что для Стивена эта вера во всемогущество судьбы и необходимость жертвы во благо сферического мироздания – метод психологической самозащиты. И, как и всякий подобный инструмент – эта вера иррациональна, она ограничивает ясность мышления и агрессивно реагирует на малейшую попытку ее оспорить. Поэтому при всей ее вроде бы положительности (эта убеждённость соответствует кодексу магов и защищает Стрэнджа от пережитой травмы), эта вера вредна: она крадет Стивена у него самого, выхолащивает, обедняет его личность. Заставляет его забыть о собственной же этике – как это происходит и с Отто Октавиусом. И, как и в случае с доктором Осьминогом именно Питер напоминает ему о том, кем он был и кем является на самом деле. А когда тебе возвращают самого себя – это немало. В общем-то дети и младшие поколения старшим во многом для того и нужны - ощущать движение времени и вспоминать себя самого в их возрасте, стряхивая шоры повседневности и придирчивее оценивая себя и свои дела. Поэтому и про доктора Стрэнджа вполне можно сказать, что в фильме он болен своего рода «злодейским вирусом», который со временем вполне мог разрастись и до полноценного заболевания, но в конце фильма он также как и прочие злодеи, излечивается Пауками.***
Выше было описано функциональное сходство трех докторов из разных экранизаций, но, как и в случае со Старком и Озборном, есть между ними и принципиальное различие: несмотря на свои ошибки, Стивен все же остаётся героем, тогда как Октавиус и Коннорс – злодеи. Особенно занятно это выглядит в свете того, что как люди Октавиус и Коннорс производят более благоприятное впечатление, чем Стрэндж. Это довольно милые в общении люди, тогда как Стивен может быть грубым, холодным, надменным и насмешливым. Его постоянно – и небеспочвенно - обвиняют в эгоизме и нарциссизме. В его сольнике специально были вырезаны сцены (смерть сестры, помощь бродячей собаке), позволяющие зрителю уже в начале фильма понять, что в глубине души он все же хороший человек. И получение сверхспособностей (щупальца, сыворотка, магия), то, как они их используют, становится для всех троих – главным маркёром их скрытой сущности. Как та мазь Азаззело из «Мастера и Маргариты», превращающая одних в чародейских красавиц, а других – в боровов. И по итогам этого теста выходит, что во внешне приятных людях может скрываться зло, которое только и ждет почвы, чтобы прорасти, а в других – не слишком приятных, но с жестким внутренним моральным стержнем и правильно работающим этическим компасом – добро. Потому что при всем своем скверном характере и ошибках Стрэндж – единственный из этих троих, кто полученные им суперсилы использует действительно по назначению и для блага человечества, а не в личных интересах и не ради потакания своим личным комплексам. А это и есть та тонкая грань, которая отделяет героя от злодея.