Эпоха железа

Когда-то – до Самой Долгой – Ночной Дозор был местом, куда ссылали убийц, воров и насильников. "Петля или Стена?" – таков был выбор человека, оказавшегося в темнице одного из Семи Королевств… и лишь немногие выбирали Стену. Немудрено: кто захочет влачить жалкую жизнь изгоя на краю света, куда почти не заглядывает солнце, тепло и другие люди, исключая таких же отбросов общества, как и ты? Аскетичный орден, когда-то представлявший собой мощную армию, превратился в откровенно бедный. Он хирел на глазах. Когда пришла Самая Долгая, из девятнадцати замков Дозора были заселены лишь три, а остальные находились в таком состоянии, что жить в них было невозможно даже самому непритязательному из людей. Отец Этана полагал, что упадок ордена был связан с тем, что люди больше не верили в то, что Стена имеет смысл. Огромный ледяной вал в двести метров высотой, она была возведена в незапамятные времена для того, чтобы защищать людей Вестероса от угрозы с cевера… только за прошедшие столетия все давно забыли, в чем именно состояла эта угроза. Россказни об Иных, о ходячих мертвецах с синими глазами и обглоданными лисицами ногами, о ледяных пауках и диких кровожадных великанах были именно тем, чем были: россказнями. Никто больше не верил, что эти мифические ужасы существуют на самом деле. Не верили в это и сами дозорные. Что ж… Самая Долгая все расставила по своим местам, разве нет? Нынче от упадка, в котором пребывал орден в те дни, не осталось и следа. Разобщенные, раздробленные многочисленными междоусобицами феодалы в одночасье осознали, что их землям угрожает нечто пострашнее, чем непослушные вассалы или оттяпавший кусок твоих земель сосед. Средства, необходимые для восстановления Королевской Гавани, были брошены на укрепление Стены - щита, охраняющего царство людей. На местах полуистлевших руин, давно лишившихся права носить гордое наименование замков, встали крепкие каменные форты. Покосившиеся от времени, продуваемые всеми ветрами бараки, служившие черным братьям спальнями, сменились крепкими, теплыми срубами из дуба и железноствола. Место старого шерстяного тряпья заняла черная военная форма, сработанная из прочных тканей и подогнанная по размеру. На плечах мундиров красовались нашивки в виде вороновых перьев, величина, форма и вид которых говорили о месте черного брата в ордене, а тяжелые, подбитые шерстью плащи ничем не напоминали старые плешивые шкуры, которые согревали дозорных прежде. Но важнее возобновления регулярных поставок древесины, инструментов, оружия и лошадей, важнее разросшихся коралей и возведенных теплиц… важнее всего этого было то, что изменился людской образ мышления. После Самой Долгой Ночной Дозор больше не слыл местом, куда отправляют доживать свой век последних мерзавцев, или бастардов, которым не нашлось места при дворе семьи. Вместе с признанием важности той службы, что несли дозорные, в орден вернулся и престиж. Принять обеты дозорного и уйти на Стену снова стало считаться не наказанием, а деянием рыцаря. Этан мечтал о Дозоре с тех пор, как себя помнил. Его отец, один из самых старых и наиболее преданных вассалов Старков (а по слухам, даже связанных с ними родственными узами), всегда относился к службе дозорных с уважением. Услышав о желании пятилетнего сына стать черным братом, он похвалил того за благородство и велел бежать на кухню и распорядиться, чтобы ужин сегодня подали немного пораньше. Когда Этан повторил свое желание снова спустя год, отец отложил перо и спросил, знает ли он, что это означает. - Что я – меч во тьме! Я – дозорный на стене! – бодро отрапортовал мальчик. - Я не возьму себе ни жены, ни земель, не буду отцом детям. Я не надену корону и не буду добиваться славы! Я буду жить и умру на своём посту. - Да, - медленно, по слогам проговорил отец, - но знаешь ли ты, что это означает? Этан знал. Или думал, что знает. Не поддавшись ни на уговоры отца, ни на слезы матери, свой тринадцатый день рождения он встретил на верхушке Стены, среди нескольких десятков таких же малолетних рекрутов: детей лордов, зеленых, словно летняя трава, и полных грез о доблестных свершениях. Половина из них со слезами на глазах сбежала обратно под родительское крыло уже на следующее утро. Половина от оставшейся половины постепенно отсеялась в течении последующих недель. Из оставшихся один мальчик сломал себе обе ноги, вывалившись из подъёмника в Сером Страже, а другой сбежал за Стену, решив "стать самому себе хозяином, королем вольного народа… как Манс-Налетчик!". Внимать уверениям, что в землях, что за Стеной, он сможет стать разве что королем лисиц или диких кабанов, малец отказался, и спустя полтора месяца после его исчезновения один из разведчиков, возвращавшихся из рейда, нашел в ручье его прекрасно сохранившееся на морозе тело. Из сотни юных рекрутов присягу приняли лишь четверо. Среди них был и Этан. Он не отличался ни выдающейся физической силой, ни особенными талантами в обращении с мечом (короткий гибкий лук всегда был ему по душе больше, чем любое другое оружие), зато хорошо читал и писал, а также был обучен счету, поэтому не удивился, когда его распределили в стюарды. Несмотря на то, что редкий рекрут не мечтал примкнуть к разведчикам, которые совершали долгие и полные увлекательных опасностей рейды за Стену, Этан был доволен своим распределением. Джон Сноу тоже когда-то был стюардом. А также Атлас, его друг и бывший оруженосец, который нынче твердой рукой командовал гарнизонами Восточного-Дозора-у-Моря и Бочонка – самыми большими замками Дозора после Черного. Этан принимал и понимал Дозор. И любил. Его и Стену. Как и другие, он страдал от холода, как и другие, порой роптал на звук побудки, на долгие часы дозоров и на бесконечные обязанности, за выполнением которых никогда не следовало наград. Однако все это теряло значение, когда он смотрел на то, как рассвет касается Стены на востоке. Как первые солнечные лучи окрашивают огромный ледяной вал розовым, серебристым, нежно-голубым. Как Стена сияет и искрится, обласканная солнцем. Несмотря все годы, проведенные в ордене, это зрелище каждый раз заставляло его сердце сжиматься от любви. И словно в награду за его смирение, Дозор был добр к нему. Частью его службы, во всем прочем мало отличавшейся от службы других братьев, стали обязанности посыльного. Самая Долгая кончилась, но козни, которые строят друг другу люди, не закончатся никогда, и даже ордену, должному сохранять нейтралитет, порою приходилось отправлять письма слишком важные (а порой и опасные), чтобы доверить их птице. Такое случалось нечасто, но иногда – раза два или три в год – Этан обнаруживал себя на коне, со взглядом, устремленным не на север, а на юг. Некоторые братья завидовали ему. Почти каждый из дозорных нет-нет, да и совершал «побег» в Кротовый городок – селение в паре лиг южнее Черного Замка, где можно было как следует надраться, разжиться свежими новостями и сплетнями, а также заглянуть в веселый дом, чтобы вдохнуть позабытый аромат женского тела очередной благосклонной красавицы. На подобные вылазки смотрели сквозь пальцы, коль скоро они не становились у иного брата слишком уж частыми. Однако была ощутимая разница между кратковременным дезертирством и целым путешествием за пределы суверенных Стене земель. Дурманящее чувство пусть временной, но свободы, пьянило разум и наполняло душу незнакомым, остро-сладким переживанием. - Королевская Гавань, надо же! – дивился накануне Эмрик, когда Этан рассказал собравшимся за ужином братьям, куда направляется в этот раз. – Это ж месяц пути, не меньше! А потом обратно столько же. Эх, и везет же тебе, миледи! За длинные волосы и гладкое лицо братья часто дразнили его девчонкой и кликали женскими именами. Поначалу Этан сердился, однако со временем злость и обида ушли. Разве же быть девчонкой зазорно? В Дозоре не было женщин, исключая старых копьеносиц, доживающих свой век в Бочонке... каждая из которых, буде нужде, могла навалять любому мужчине так, что мало не покажется. Песни и легенды последних лет пестрели именами грозных воительниц и умных, могущественных леди: властительница Вестероса Дейенерис Бурерожденная, бесстрашная медведица Лианна Мормонт, королева Севера Мира Старк, Тартская дева Бриенна... Внимая песням о них, Этан все меньше понимал, почему причисление к полу, славящемуся такими именами, считается обидным. - Два месяца без Хоббовой стряпни, - мечтательно протянул Поганка. – Будешь, зараза, по лучшим столичным харчевням шиковать! Зла на тебя не хватает. - Какое там, - усмехнулся Этан. – Развалины да стога сена – вот, что ждет меня в следующие две луны. А по Хоббовой стряпне я уже скучаю. Старый Толлетт, надо думать, опять снарядит меня в путь лишь черствым хлебом да солониной. - П-ф-ф, глядите-ка на него! Коли тебе труд посыльного не по сердцу, ты только скажи, я враз поперек тебя вызовусь. - Вызывайся, кто тебя держит. Воин свидетель, я сам попрошу за тебя перед лордом-командующим, если ты и вправду хочешь. Поганка, белобрысый парень с бледным лицом и бесцветными глазами, был старше его на несколько лет. Бывший одичалый из людей Манса-Налетчика, он попал в Дозор еще мальчишкой, умудрился пережить Самую Долгую и с тех пор никогда не покидал Стены. - Да нет, - ответил Поганка и приложился к кружке с пивом. – Это я так, шуткую. Ежели меня по тракту пустить, я в первом же шлюховнике все выданные в путь деньги и просажу. Да и много ли там, внизу, интересного? Сплошь дуралеи и южные неженки, в глаза живого мертвеца не видавшие. Лучше уж я подожду, пока командующий Сноу наконец дозреет собрать большую экспедицию к Клыкам Мороза и за них. Вот, где настоящие приключения! Не то, что писульки развозить, будто бескрылая ворона. Эй, мужики! А ну, айда за новым кувшином! Уж час, как сидим, а до сих пор никто под лавку не свалился. Что за сборище молокососов! Проводим Этанию, как полагается! Его слова встретили дружным ревом. Застучали по столу деревянные кружки, кто-то затянул «Медведя и прекрасную деву», Эмрик достал видавшую виды гармошку. Остаток вечера слился в веселую и разухабистую вакханалию. Этан помнил, что много смеялся, часто сгибался под тяжестью дружеских похлопываний по плечам и спине, и разжился целой стопкой писем и свертков, которые следовало «передать по дороге, раз все одно едешь, а то почтовая подвоза пок-а-а...». Спать он отправился далеко за полночь, чувствуя себя усталым и полным предвкушения. И вот он смотрел вниз на сидящего в луже мальчишку немногим старше себя, с лицом прекрасным, как у гарпии, и не менее злым. Его темные волосы растрепались и торчали во все стороны, глаза сверкали неподдельной яростью, а рот изрыгал проклятья. Неподалеку стояла увязшая в грязи телега, запряженная коротконогим кудрявым коньком. Рядом с телегой жались друг к другу еще двое дарских ребят, белобрысых и похожих друг на друга, словно брат с сестрицей. Завидев Этана, они воззрились на него, разинув рты. - Вам помочь? – снова спросил Этан. Близился закат. Пусть времена, когда по ночам тракт кишел разбойниками и волками, и остались в прошлом, этим незадачливым путникам явно следовало начинать поиски укрытия. Как и ему. - Ты еще кто такой? – отмер наконец парень в луже. – Чего тебе надо? Иди, куда шел. - Тихо ты! – прикрикнула на него девчонка. - Это брат Ночного Дозора, дурак! Приветствуем тебя, милорд рыцарь! То есть, сир дозорный! Она присела в неумелом реверансе, приподняв обметанные грязью юбки. Ее братец стянул со светлых волос шляпу. - Я не лорд, - поспешил заверить их Этан. – Просто дозорный. Мое имя Этан. У вас что-то случилось? - Вроде как, - ответила девочка. – Мы направляемся на юг, да вот только колеса нашей повозки норовят укатить одно на запад, второе на восток, а третье обратно на север. Может, ты умеешь посадить колесо на ось так, чтобы оно не артачилось и не виляло? - Я могу попробовать. Перекинув ногу через седло, он соскочил с конской спины на землю. Лаура, кобылка, выбранная им из конюшен Дозора, тряхнула гривой и отошла к обочине – щипать траву. Она отличалась независимым нравом и надменными повадками, однако беспрекословно слушалась его. Этан отдавал себе полный отчет в том, что его заслуги в этом нет – лошадь явно приняла это решение сама, вне зависимости от того, чего желает от нее всадник. Спешившись, он протянул было руку парню в луже, но тот лишь огрызнулся в ответ и поднялся на ноги самостоятельно. Темные глаза, резкие черты лица и смугловатая, будто наглаженная солнцем кожа выдавали в нем дорнийские корни. Этан с любопытством наблюдал, как он хлопает руками по штанам и жилетке, тщетно стараясь привести одежду в порядок. Большинство селян мылось по разу в год, а одежду чистило тогда, когда грязь принималась отходить от ткани пластами. Да что селяне – половина братьев Ночного Дозора, дай им волю, обходило бы баню за семь верст, если бы не приказ командующего содержать форму в чистоте, а исподнее стирать не реже двух раз в месяц. Языки болтали, будто подобные распоряжения исходили не столько от лорда Сноу, сколько через него от Атласа, большого любителя попариться и даже – неслыханно! – мыть и расчесывать волосы. Этан был благодарен за такой устав. Нет ничего хуже, чем запах застарелого пота, наполняющий до отказа забитую братьями трапезную. Ну, разве что аромат портянок соседа по келье, когда тот стянет на ночь сапоги! Так или иначе, дарские ребята выглядели весьма опрятными. На девчонке поверх платья и передника красовалась вышитая жилетка, а широкий пояс украшала тьма-тьмущая побрякушек, оберегов, симпатичных каменьев и прочих безделушек. А высокий светловолосый паренек, одетый в бриджи и рубаху с пышными рукавами, красовался в такой занятной шляпе, каких Этан даже в Просторе не видал. - Меня зовут Вик, - представилась девочка и тут же без всяких церемоний ухватила его за руку. – Это – Томас, а там в луже – Дамиано. Не злись на него, у него был трудный день. Мы держим путь в Королевскую Гавань, а он, понимаешь ли, только сейчас сообразил, что добираться туда придется по грязи и колдобинам, а не верхом на драконе! Этан улыбнулся. - Если так, ему предстоит еще много трудных дней. Королевская Гавань в месяце пути. Вдвое меньше, если скакать верхом... Но в ваши планы, полагаю, такого не входит. - Если бы! – Вик в сердцах пнула сапожком заклинившее колесо. – Эта развалюха – все, что у нас имеется. Так ты поможешь? Втроем они присели у колеса и принялись так и эдак пытаться снять его с оси. Девочка – Вик – не гнушалась тяжелой работы и, покряхтывая, помогала счищать с перекладин грязь. Томас помог ему расшатать гнездовище, и, ухватившись за колесо каждый со своего бока, общими усилиями они сумели высвободить его. - Ба! Только посмотри на это. Томас поковырял в отверстии палочкой и выколупал целую горсть рыжей металлической трухи. Какой-то затейник оббил дерево жестью, желая упрочнить конструкцию, но добился лишь того, что стык колеса с осью напрочь зарос ржавчиной. Ругаясь, на чем свет стоит, Вик и Томас принялись вычищать гнездовище, а Этан пошел расшатывать следующее колесо – здравый смысл подсказывал ему, что проблема, скорее всего, окажется повсеместной. Провозиться пришлось до самого вечера. Они снимали колеса одно за другим, чистили их, смазывали маслом, надевали обратно и натуго заворачивали крепления. Вик и Томас трудились дружно и слаженно, то и дело подшучивая друг над другом, и, глядя на них, становилось понятно, что они добрые друзья и отлично знают друг дружку. Дамиано, поначалу дувшийся боги знают на кого, в конце концов закатал рукава и тоже принялся помогать. К тому времени, как телега была готова вновь двинуться в путь, вокруг уже совсем стемнело. Они подложили под осевшие в грязь колеса палки, снова взнуздали коня и как следует налегли плечами на кузов. - Трогай! – крикнула Вик, и Том, устроившийся на козлах, стегнул поводьями. Конь с неохотой тронулся. Заскрипели оглобли, затрещала под упором их плеч старая древесина... Этану показалось было, что ничего не получится, но тут вдруг под колесами чавкнуло, и он едва не упал – телега высвободилась из грязи и покатилась вперед по дороге. - Ура-а-а! – вскричала Вик. Том, бросив поводья, принялся отплясывать на козлах. – Большое спасибо тебе за помощь, сир дозорный! Милорд! Надеюсь, Старица осветит твой путь своей лампадой. - Было бы неплохо, - улыбнулся Этан. – Других-то огней вокруг не видать. - И то верно. – Девушка поежилась и плотнее запахнула на груди жилетку. – Мы рассчитывали, что к темноте доберемся до Короны Королевы и заночуем на тамошнем постоялом дворе, а если места не найдется – то и в одном из заброшенных строений на окраине. Старое сено ничем не хуже кишащего блохами трактирного тюфяка, если рядом пылает костер, а над головой есть какая-никакая крыша. Но, признаться, ни один из нас не знаком с этими местами достаточно хорошо, чтобы плутать по подлеску в темноте в поисках дороги. - Делать этого и вправду не стоит. До Короны не меньше лиги, а то и все две. К тому же дождь наверняка развез съезд – вряд ли вам захочется увязнуть снова, да еще и в полной темноте. Когда я был в этих землях в прошлый раз... - В прошлый раз? – встрял Дамиано. – Вот это новости. Я думал, черные братья живут на Стене и стерегут люд от ужасов, что таятся далеко на Севере. А вы, выходит, только и делаете, что гарцуете по Вестеросу, словно брави по Вольным городам? - Дамиа! – шикнула на него Вик. – Не слушай его, пожалуйста. Что же нам делать? Том спрыгнул с козел и встал рядом с ней. - Незадолго до того, как телега встала, мы миновали старую мельницу с покосившимся валом. Помнишь? Может, стоит устроиться на ночлег там. - И правда! Сир дозорный, мы будем рады пригласить человека, выручившего нас, к очагу и поделиться с ним ужином. Не окажешь ли ты нам такой чести? В конце концов, из-за нас ты задержался на дороге. - Это был мой выбор, - пожал плечами Этан. По сердцу говоря, Лаура без проблем донесла бы его до Короны Королевы, невзирая на темень, однако эта живописная компания заинтриговала его. Коснувшись правой ладонью левого плеча, он легко склонил голову. – Я с удовольствием принимаю твое приглашение, миледи. На то, чтобы добраться до мельницы, ушел добрый час. Полуразрушенное каменное строение возвышалось посреди поля. От тракта к нему вела колея – прежде широкая и утоптанная, а теперь давным-давно заросшая травой. В свете взошедшей луны Этану удалось разглядеть осыпавшуюся западную стену, косой вал и испорченные многолетними дождями и морозами лопасти ветряного колеса. - Добро пожаловать! - Вспрыгнув на порог, Томас сорвал с головы шляпу. – Добро пожаловать в сей скромный приют, странники! В нашей таверне вам не найти мягких перин и не отведать жареной куропатки! Однако ж и не отхватить по роже от местных забулдыг, что, согласитесь, немаловажно! - У нас вы не станете жертвой ограбления, - включилась Вик. – И не подцепите срамной болезни! Томас укоризненно покачал головой. - Э, подруга, тут я бы загадывать не стал. Ночь темна и полна неожиданностей! Они оба покатились со смеху, держась друг за друга. Этан помимо воли улыбнулся. Дамиано рядом с ним раздраженно фыркнул. Видно не было, но Этан мог поклясться, что он закатил глаза, словно старший братец, приставленный следить за егозящей мелюзгой. Расседлав и стреножив лошадей, они пустили их пастись, а сами перенесли седельные сумы под крышу. Этан обратил внимание, что, несмотря на кажущуюся избалованность, Дамиано справлялся с конской сбруей весьма ловко. Его приземистый конек благодарно ткнулся носом в хозяйское плечо, и Дамиано с любовью взъерошил его волнистую челку. Глядя на них, становилось ясно, что их связывает многолетняя дружба. Вскоре в руинах старой мельницы весело потрескивал костер. Распотрошив свою поклажу, Вик и Томас извлекли на свет добрый кусок оленины, запеченный с пряностями, половину пирога с грибами и луком, и краюху черного хлеба. Вопреки протестам Вик, Этан присоединил к трапезе четыре сладких булочки с крыжовником и жимолостью, которыми среди прочего снабдил его в дорогу один из подручных трехпалого Хобба. Все вместе они принялись за еду, передавая по кругу мех с вином. Некоторое время не было слышно ничего, кроме дружного чавканья и довольного мычания. - Хорошо-о-о-о, - протянул Томас, когда с едой было покончено. Откинувшись назад, он стянул сапоги и протянул ноги к костру. Дамиано, выбросив в огонь жесткую хлебную корку – расточительство, за которое в Дозоре его приговорили бы по меньшей мере к неделе ночных патрулей – последовал его примеру. Повозившись немного, он вытащил из-за пазухи кисет с табаком. Предложил понюшку Томасу, тот с радостью согласился. Этан согласился тоже, и едва не закашлялся, увидев, как Дамиано протягивает кисет и Виктории. - Фу, - отвернулась та. – Не люблю эту дорнийскую пакость. После обильной и вкусной еды по телу расползлась приятная нега. Этан давно не проводил в седле целого дня, и теперь с удовольствием давал отдых задеревеневшей спине и конечностям. Ужин и тепло костра, казалось, привели в благостное расположение духа и остальных: Вик и Томас мало что не мурчали, развалившись на лежалом сене, и даже злющий Дамиано выглядел всем довольным. Интересно, далеко ли эти трое собрались? Он как раз собирался спросить, куда держат путь его новые знакомые, однако Вик опередила его. - Так что же брат Ночного Дозора делает на тракте, сир Этан? – спросила она. – Неужто ордену снова понадобились вербовщики? Этан покачал головой. Последний вербовщик вернулся на Стену тогда, когда Этан еще жевал простыни в колыбели. У лорда-командующего давно уже не было нужды искать рекрутов по темницам. Новые братья приходили к ним сами, и доля бегущих от виселицы негодяев среди них была ничтожной в сравнении с долей справных, честных мальчишек и мужчин, желающих посвятить свою жизнь благородному делу. - Я несу вести в Королевскую Гавань, - объяснил он. – Иногда Дозору требуются посыльные. - Ба! – воскликнул Томас. – Вот это дело! Так ведь и мы держим путь туда же! - В самом деле? - Ага! Будем участвовать в состязании талантливых, что открывает турнир в честь дня рождения королевского наследника. Этан покивал. О празднике, который готовились закатить своему отпрыску в честь его совершеннолетия Дейенерис Таргариен и король-консорт Эйгон, слышали даже вороны за Стеной – а уж те, что на Стене, и подавно. Сначала он недоумевал, почему лорд-командующий решил отправить его в путь именно сейчас, когда в столице яблоку негде будет упасть, а у королевы наверняка найдутся заботы понасущнее, чем давать аудиенцию дозорному. Однако он полагался на своего командира и предполагал, что Джон знает свою тетку, и, возможно, рассчитывает на ее предпраздничное благодушие. - Не участвовать, а побеждать! – поправила Томаса Вик. – Мы умеем сочинять и играть музыку, а Дамиано здорово поет. Мы напишем песню, которой Вестерос еще не слыхивал, и возьмем главный приз! - Это весьма амбициозно. Вик пожала плечами. - Такие дела иначе, чем нахрапом, и не делаются. Ты, наверное, считаешь нас наивными летними детьми... - Нет, почему же. Я верю, что вы талантливы не менее, чем другие участники, а то и поболе многих. И я с удовольствием посмотрю ваше выступление, если не покину до тех пор столицу. - Зачем ждать так долго? Мы можем устроить тебе предварительный показ прямо сейчас! Эй, Том, не спи! Мы ведь условились упражняться каждый день, а сегодня только и делали, что вязли в грязи и колупались с телегой. А ну, доставай лютню, лежебока! Делано покряхтев, словно древний старик, Томас послушно подтянул к себе самодельный чехол из мягкой кожи, прошитой суровыми нитками. Вик выудила из складок своих многочисленных юбок дудочку. Снова устроившись на сене, Том немного повозился с колками, что-то поворачивая и подтягивая, а потом коснулся струн, и из-под его пальцев полились мягкие, трогающие за душу звуки. В Дозоре имелись братья, которые умели бренчать на лютне и играть на губной гармошке. Порой на праздники, или когда удачно совпадали патрули, в трапезной закатывали целые концерты с песнями и плясками. Игруны наяривали так, что прихлопывал в ладоши даже старый Скорбный Эдд. А коли в Черном замке в ту пору случался сладкоголосый Атлас, то он мог затянуть балладу такую прекрасную да жалостливую, что послушать его приходил сам командующий Сноу. Однако никогда еще Этан не видел, чтобы кто-нибудь играл так. Том, казалось, и вовсе не прилагал к игре никаких усилий. Его длинные тонкие пальцы летали по струнам, касаясь тут и там, и тут же упархивали дальше, словно непоседливые, эфемерные стрекозы. Волшебные, убаюкивающие звуки перетекали один в другой, и видно было, что их хозяин едва ли задумывается о том, что делает. Не задумывается ведь человек о том, как ему дышать? Этан не заметил, в какой именно момент к лютне присоединилась флейта, понял лишь, что музыка заиграла новыми оттенками, нырнула в самые темные, потаенные уголки его сердца. Музыка, которую играли Том и Вик, была ему незнакома. Навряд ли была она знакома хоть кому-то, кроме них самих и тех счастливчиков, для которых они ее исполняли. Однако несмотря на это Этан почувствовал некий стержень, некую невидимую нить, которая собирала звуки песни воедино. Не отдавая себе отчета в том, что делает, он стал покачивать головой в такт звукам. Осторожно притопнул ногой раз, другой – да так и забыл остановиться. Ладони сами собой принялись отбивать ритм – сначала по собственным коленям, а потом по снятому с конской спины тяжелому седлу, которое он в походах использовал вместо подушки. Стержень песни налился, окреп, еле ощутимая нить превратилась в прочную веревку. Этан почувствовал, как от острого ощущения правильности происходящего бедра лизнуло теплом. Он видел, как переглянулись между собой Томас и Вик, и улыбнулся в ответ на их горящие взгляды. А потом в музыку, частью которой он уже ощущал себя, вдруг влился голос. Поначалу тихий, он как будто примеривался к музыке, пробовал ее, как купальщица пробует ногой воду в озере прежде, чем окунуться. Лютня аккуратно подвинулась, давая голосу место рядом с собой, принимая его. Флейта последовала ее примеру и будто бы устроилась с другой от голоса стороны. И голос окреп, набрал силы, пропустил хрипотцу, от которой у Этана затрепетало в животе и стало жарко лицу. Он прикрыл глаза, позволяя телу прихлопывать и притопывать, как тому заблагорассудится, и полностью растворился в звуках. Дамиано пел о любви, но пел так, как не делал до него еще не один менестрель. Он не восхвалял героиню своей баллады, вознося ее и ее любовь на недосягаемую смертным высоту, как в «Флориане и Джонквиль». Не была она ни принцессой, ни нимфой. Его возлюбленная как будто шла по темным дорогам вместе с ним, и он сжимал в своей замерзшей руке ее руку, уговаривая ее – моля ее – вернуться наконец домой, ведь снаружи холодно, о, так холодно... И этот простой, доступный образ бередил душу так, что Этану с трудом удавалось вдохнуть. Он не знал, сколько времени прошло. Музыка захватила его, повергла в транс сродни тому, в который впадают Красные Жрицы во время своих ритуальных песнопений. Дамиано стенал и орал, Томас едва не рвал струны. Когда все закончилось и Этан, тяжело дыша, открыл глаза, он ощутил, как болят ладони. Вик смотрела на них горящими глазами. Щеки ее пылали. - У-ух! – выдохнула она. Ей никто не ответил, но этого и не требовалось. Каждый из них точно знал, что именно переживают сейчас остальные трое. Когда улеглись щекочущие тело мурашки и высох выступивший на висках пот, Этан посмотрел на Дамиано. - Это замечательно. Замечательная песня. Тот изобразил лицом некую гримасу. То ли собрался улыбнуться, но передумал, то ли у него прихватило живот. Яростный, с расхристанной душой менестрель ушел, и его место снова занял капризный хлыщ. - Ну что, еще одну? – запрыгала на месте Вик. – Томас, давай что-нибудь веселое! А Дамиано снова послушает и поймет, что из его стихов сюда ко двору придется. А ты, сир брат... В смысле, милорд дозорный... Тьфу! В общем, Этан – делай, что делал, понятно? Этан улыбнулся и устроился поудобней, зажав луку между коленей. Может, в Короне Королевы черного брата, путешествующего по нуждам дозора, и осыпали бы всеми возможными почестями, начиная с лучшей комнаты и заканчивая самой отменной едой... Но, видят Семеро, никогда он еще так не радовался, что предпочел справной таверне заброшенную мельницу и компанию трех наивных музыкантов-самоучек, чьи голоса, улыбки и смех будили в его сердце щемящее чувство узнавания.