Mon chéri

      Не то чтобы Тачихара боялся угроз Дазая, но осторожность лишней не бывала. Он сидел напротив Кёты, пытаясь быть «паинькой», как и просили. Его это знатно выводило из себя, но он терпел, поглядывая на свою руку. Очень скоро снимать гипс, и он бы не хотел продлевать «удовольствие» его носки.       Курокава сидел на кровати, прибившись к стене и спрятав голову в коленях. Казалось, будто ему до безумия страшно. Он не говорил, не обращал внимания на брата, просто прозябал в своем так называемом горе.       Мичизу казалось, что он вот-вот встанет и уйдет. Что он вообще мог сделать? Он великодушно принес ему еды, даже рассыпал рядом с тарелкой таблетки, чтобы тот принял, несмотря на то, что сам считал это пустой и бессмысленной тратой времени и денег. И где была благодарность? Кёта не притронулся ни к чему и даже не обратил внимания на попытки брата уговорить это съесть. Его просто в наглую игнорировали.       Вспыльчивость Тачихары была на грани того, чтобы заставить запихать ему всё в рот силой. — Оставь меня одного, — попросил Курокава спустя пару часов беспросветного молчания. — Нет.       Ему было нельзя, даже если он очень хотел.       Тачихара не совсем понимал беспокойство Чуи, который периодически писал с вопросами о состоянии Кёты. Пусть и была здравая мысль, что брат может вытворить что-то еще, но разве это было его дело? Он бы очень хотел, чтобы Кёта сам разбирался со своими проблемами, а не мучил других, оправдываясь какими-то непонятными заболеваниями, но от проверок Накахары уйти не мог — если тот позвонит другу и спросит, с ним ли Мичизу, а его рядом не окажется, Тачихара может попасть под риск отлететь в больницу.       Кёта раскачивался из стороны в сторону, и Мичизу бросал на него крайне подозрительные взгляды. Его брат точно не принимал какой-нибудь наркоты? В пустых глазах можно было разглядеть летающий мыслительный процесс, и Тачихара даже близко не хотел думать, что происходит у того в голове.       Когда Кёта резко подскочил с кровати, Тачихара встал следом, обескураженный резким выбросом энергии. — Мне нужно найти работу, — сказал Кёта под вопросительным взглядом брата. — Я должен возместить Чуе ущерб.       Тачихара нахмурился и уточнил время на часах телефона. — Сейчас четыре утра, где ты собрался искать работу в такой час? — Кёте выписывались таблетки для сна, но сегодня он их не принимал, поэтому оба маялись всю ночь, так и не ложась спать.       Глазами Кёта забегал по помещению. — Не знаю, может какой-нибудь бар, что-то, что работает по ночам или ранним утром. — Парень суетился слишком сильно и от этого будто терял огромное количество сил, сходя на шепот в голосе, но, что было очень странно, словно продолжал искриться энергией изнутри. — Вернись в кровать…       Мичизу промял пальцами переносицу, закрывая глаза и вздыхая — у него начинали сдавать нервы. — Ну за что мне такая ноша. — Он обдумывал проблемность брата, вспоминая, каким он был раньше, пусть почти его и не видел, будучи весь в заботах семьи. Тот слишком часто носился как на иголках взвинченный, взращивая в Тачихаре желание хорошенько ему вдарить, и как же он радовался, когда Кёта был невообразимо спокойным и отстраненным, не доставая старшего. Возвращаясь мыслями к прошлому, сравнивая времена, Тачихара осознал, насколько хуже сделалось брату и насколько больше нервных клеток тот ему теперь убивает.       Услышав фразу Мичизу, Кёта отшатнулся, словно Мичизу всё-таки исполнил желаемое и с ноги ударил его по лицу. Молча опускаясь на кровать, пошатываясь, Курокава впечатал взгляд в пол. Тачихара просто наблюдал, сразу обрадовавшись, когда брат лег, отвернувшись к стене, и накрыл себя одеялом с головой. Это означало, что тот не побеспокоит его в ближайшие часы, как в детстве, и Мичизу чуть ли не подпрыгнул от радости.       Теперь он мог со спокойной душой улечься в постель Чуи и написать ему, что Кёта спит, всё хорошо, мол, тот может не беспокоиться.

…

      Он проснулся от надрывного плача Кёты с явными попытками сдерживаться — тот от этого почти задыхался, хрипя в затыкающую рот руку. Звучи не из приятных.       Первым делом Тачихара посмотрел на часы, надеясь, что еще можно будет поспать подольше после пробуждения — он абсолютно точно не чувствовал себя отдохнувшим сейчас. Стрелки показывали семь утра. Ну и на этом спасибо, как говорится.       Переводя взгляд на брата, Мичизу на секунду вздрогнул, испугавшись возвышающейся фигуры в темноте. Курокава сидел на кровати, трясясь. — Что случилось? — недовольным шёпотом спросил Тачихара, включая свет прикроватных ламп.       Курокава, словно не услышал вопроса, прижался к стене, медленно сгибаясь. Не менялся только взгляд, безотрывно направленный в определенную точку пустого пространства комнаты.       Мичизу встал, желая разобраться с проблемой живее. — Что случилось? — безразличным тоном пытался прояснить он у брата, присаживаясь рядом с ним. Тот перевел взгляд на его ноги, опущенные с кровати на пол. — Кошмар?       Округленные в ужасе глаза обратились к Тачихаре. Он отрицательно покачал головой. — Тогда что? — на выдохе устало уточнил он.       Кёта опустил взгляд. — Мне кажется, что под моей кроватью трупы… — несмело шептал Курокава. — И вокруг тоже. Стоят, смотрят на меня.       Тачихара сглотнул, оборачиваясь. Разумеется, никого не было. — Ты их видишь? — Пусть и не слишком, но он запереживал за здоровье брата. Благо, тот обозначил отрицательный ответ. — Я… как бы вижу их в своей голове. Я понимаю, что физически их тут нет, но мне кажется, что, блять, они всё равно присутствуют. — Его голос дрожал на каждом слове. Как бы Мичизу ни отрицал заболевание Кёты, даже если это просто действие каких-то наркотиков — пусть он и не видел, чтобы брат такое принимал, — сейчас он отчетливо осознавал, как тому до жути страшно. — Нигде не безопасно. Они повсюду. — Он вернул взгляд на ноги Тачихары. Точнее, как бы заглядывал под них. — Мне, нахуй, кажется, словно они и тебя утащат…       Тачихара посмотрел на свои ноги и, не успевая осознать, поднял их на кровать, чтобы прервать доступ «подкроватным трупам». — Может, это пройдёт с минуты на минуту?       Курокава в панике покачал головой. — Так уже полчаса. Мне кажется, я вот-вот сойду с ума. — Он едва ли не зашелся рыданиями в голос, опять останавливая себя и задыхаясь от этого сильнее. Тачихара видел, как вдалеке тускловатые лампы облили светом глаза на порядок сильнее. Как бы Кёта ни пытался справиться с эмоциями, он явно уступал им схватку — слез выступило заметно больше. — Я так больше не могу.       Курокава не думал, что когда-нибудь ему будет настолько тяжело. Не из-за неких внешних обстоятельств, а из-за самого себя — того, что происходило внутри него. Ему было слишком тревожно, слишком страшно, слишком плохо. Если ранее что-то выборочно следовало за ним постоянно, пусть и вынуждая это терпеть, сжимая зубы, то была хотя бы надежда, что это непостоянно, оно пройдёт. Сейчас же накладывающаяся одна проблема на другую, третью, пятую говорила, что этот поток не иссякнет, будет ещё — больше, хуже. Кёта не выдерживал этой тяжести. Впервые захотелось всерьёз избавиться от груза путем смерти. Ему срочно требовалось полное освобождение… Он не хотел это терпеть.       Внезапное тепло стало неожиданностью. Он раскрыл не понятно в какой момент зажмурившиеся веки и протянул взгляд вдоль пришедшего на помощь тела. Живого. Согревающего и успокаивающего. — Брат… — изломанно выскочило из его горла. — Ляг и закрой глаза. Не смотри на них. — Мичизу не верил, что действительно всё это говорит. — Я буду рядом, — неуверенно, запинаясь, тихо добавил он.       Кёта аккуратно опустился в постель на дрожащих руках.       Если вспомнить, наверное, он с детства мечтал о подобных объятиях брата, которых никогда не получал. Были вынужденные — по праздникам, — но не такие, где он сам изъявил желание. Кёта надеялся, что сейчас это было действительно искренне.       Пока Курокава засыпал, Тачихара рассуждал, действительно ли Кёта чем-то болен. Он упорно не хотел ломать свои изначальные убеждения, но утреннее состояние брата граничило с параноидным бредом. Он понятия не имел, что тому поставили в больнице, Чую он даже не слушал, а если и да, то давно забыл суть. Но Мичизу не был настолько безнадежным дураком, чтобы хотя бы не попытаться сложить два плюс два. Тачихара анализировал его состояние сейчас, вспоминал ситуацию с чертовым мотоциклом Чуи, то, что было до — как он валялся, не поднимаясь с кровати хотя бы поесть несколько дней. Он принял во внимание и слова Чуи о возможном суициде Кёты, которые против воли врезались в голову. Он составил определенную картину в голове, для завершения даже добавив мысли с их детства — точнее, подросткового возраста. Тачихара в итоге сделал вывод, что это действительно похоже на нечто девиантное. Но до сих пор не исключал действия наркотиков. Сначала нужно было сделать тест, а потом судить.              Ближе к вечеру, после пробуждения и позднего завтрака, Мичизу изловчился любезно побеседовать с братом, уговаривая не выходить из «комнаты», пока он сам сходит в аптеку. Видимо, на радостях от хоть какого-то вовлечения старшего, Кёта согласился без всяких споров.       Тачихара вернулся буквально через полчаса, бегло захватив некоторых продуктов в магазине. Кёта в это время драил помещение… Мичизу пораженно застыл в коридоре, осматриваясь. «Комната» была достаточно чистой изначально, но теперь блестела так, что захотелось выключить свет, лишь бы не слепило глаза. — Ахуеть… — красноречиво выразился парень. — Что ты тут устроил?       Курокава с солнечной улыбкой обернулся к нему, не переставая протирать стол. — Подумал, что надо себя чем-то занять, увидел мусор на полу и решил прибраться. А потом как-то всё дальше заебалось.       Тачихара опасливо на него глянул, проходя к холодильнику, чтобы поставить продукты. — В тебе энергия вообще никогда не иссякает, что ли? — Я просто наконец-то вернулся к прежнему состоянию, — обрадованно проголосил он. — Мне теперь кажется, что не было никаких проблем и я все придумал. — Он заливисто рассмеялся, хотя толком не было никаких поводов для такой радости.       Мичизу не переставал смотреть на него с подозрением. Он очень сомневался, что несколько часов назад тот высказал бы тоже самое. Как Курокава так сильно изменился в столь короткий срок? — А прошедшее утро? — всё-таки спросил парень.       Кёта с пару секунд размышлял. — Не знаю, какой-то прилив ебанутости нашёл? — Он более усердно начал втирать тряпку в кухонный гарнитур. Очень уж он не хотел озвучивать, какая каша была в его голове. — Главное, что сейчас всё хорошо, а то, что было раньше — это уже прошлое. Пустяки.       Тачихара покачал головой от безнадежности брата. Плюнув на его слова, не желая разбираться в причинах таких резких переключений поведения, Мичизу подошёл к Кёте. — Ты не мог бы пройти эти тесты? — Глупо было бы надеяться, что тот согласится, но он собирался прибегнуть к особенной тактике. — Пожалуйста.       Курокава бесконтрольно приоткрыл рот. Мичизу никогда не был с ним вежлив и никогда не предоставлял просьбы — он просто заставлял сделать то, что было ему нужно. Кёта это очень высоко оценил и едва ли не упал тому на руки, чтобы обнять на радостях. Только Тачихара знал, что в его поведении ни черта не изменилось. Стало несколько совестно, но он зарыл это подальше.              В Кёте не было ни грамма наркоты… Наверное, Мичизу был по истине плохим братом, если надеялся на обратное и расстроился, когда увидел результаты. Где-то с полчаса он мирился с этим фактом, пока не решился набрать Чуе. — Да? — чуть агрессивно, как и всегда, поздоровался Накахара. В последнее время он не жаловал Тачихару, и, в частности, из-за этого Мичизу не хотел звонить. — Извините, что прерываю вашу идиллию, — не удержался он от язвительности. — Я хотел узнать по поводу заболевания Кёты.       Тачихара сдавался, и Чуя это слышал. Мичизу ни разу бы не подумал, что этот человек может так быстро отбросить к кому-то злость и говорить спокойно.       Чуя объяснял всё, что знал о биполярном, Тачихара же слушал молча, вникая, явно недовольный сходящимся поведением брата с симптомами. — Я понял, спасибо. — Он хотел положить трубку сразу, не желая развивать диалог. Он уже был достаточно недоволен сложившимися обстоятельствами, чтобы продолжать проводить время с неприятным себе человеком и раздражаться сильнее. Даже если это была бы всего одна лишняя минута. — Подожди, — остановил Чуя. Мичизу скорбно вздохнул. — Для чего ты спрашивал? Неужели начал осознавать масштаб проблемы? — Он и сам, в целом, догадался, но хотел услышать подтверждение из его уст. Да и додумывание за людей чаще всего не выходило кому-то в плюс, лучше уж было перестраховаться.       Тачихара откинулся на спинку дивана, прислушиваясь к шуму с ванной, где мылся Кёта. — Я не хочу это принимать, — косвенно подтвердил Мичизу. — А я не хочу верить, что ты конченый долбоеб… И продолжаю видеть в тебе зачатки благоразумия. — Чуя вздохнул, отзывая Осаму от себя подальше «за кадром». — Подумай об этом, пожалуйста. Я не всегда могу быть рядом, да Кёта и не моя забота. Ты — его семья. У вас было до кучи разладов, но если у него не будет тебя, если вдруг я тоже куда-то пропаду — всё в жизни бывает, — он останется один. Наедине с такой огромной проблемой. И он не выберется сам…       Тачихара потёр лицо, не зная, куда себя деть. Вроде Накахара был прав. Даже если он не мог полюбить брата, то мог хотя бы побыть с ним в самое тяжёлое время — чисто по-человечески. Он не должен был быть таким ублюдком. Но как будто за пять минут можно выкинуть годами сформированное чувство отвращения. Сказать просто, а вот сделать…       Чуя сбросил вызов, оставляя Мичизу на размышления. Возникшие вопросы означали сильное продвижение и очень радовали Накахару — ни то чтобы он был уверен в Тачихаре и думал, что это произойдет так быстро. Оставалось лишь дождаться его полного принятия, пусть на это и потребуется какое-то время.              Кёта задерживался в душе, и Мичизу забеспокоился. Постучавшись в дверь, пытаясь дозваться брата, он точно не ожидал, что ему тут же прилетит по носу дверью. — Прости! — прокричал Курокава, смеясь от нелепости ситуации. — Прикинь, блять, меня что-то сподвигло сделать вообще все возможные процедуры, а ещё пришло ахуеть какое вдохновение, я вспомнил про учёбу и накатал заготовки по двум проектам прям в ванне!       Тачихару всё больше заглатывала убеждённость в диагнозе, пока он проверял, не идет ли кровь из носа, шипя от боли. — Ты ведь не выспался, может, тебе спать лечь, чтобы отвлечься? — выжал из себя он, стараясь подавить желание обматерить Курокаву за неосторожность.       Вообще он мог бы сказать, что Кёта молодец, что так постарался, но на данный момент такое проявление чувств к брату было выше его гордости, и он предпочел пропустить события мимо ушей. Сейчас ему была бы очень на руку полноценная вера в заболевание — можно было оправдать себя этим. Кто бы не засомневался в похвале на простое проявление симптомов? Одно дело, когда человек сам чего-то достиг через труд, и другое, когда его деятельность провоцируется болезнью. Похвала в последнем случае была бы поддержкой расстройства, и Тачихаре виделось это до жути негативным аспектом. — Нет-нет-нет, — как скороговорку протараторил Кёта. — У меня дохуя сил, мне нужно заниматься новыми проектами! Это срочно!       За Курокавой никто не гнался, всё могло бы подождать до завтра, тем более что у него была справка на пропуск учёбы. — Я запишу тебя к психиатру, — мельком уведомил Мичизу, не планируя поддерживать энтузиазм брата. — Но я же здоров!       Тачихара бросил на него уничижительный взгляд, не пытаясь переубедить. — Блять, ну и хуй с тобой, катись в пизду.       Он разозлил его, судя по количеству брани. Не страшно, уши Мичизу давно к подобному привыкли.       Кёта раздраженно засел за стол, орудуя карандашом. Только его гнев однозначно не должен был выступать так яро — он мешал процессу, и парень почти насквозь протирал бумагу ластиком, отчего эмоции подпитывали его ещё сильнее, заводя в бесконечный круг агрессии. — Блять, заебали нахуй, — прошипел Курокава, с силой отбрасывая бумагу с карандашом. Ластик отправился в стену.       Мичизу тихо наблюдал, опасаясь сказать что-то не то. Кёта выглядел исключительно злым, Тачихара не мог вспомнить, чтобы он видел его хоть когда-то в таком состоянии. Что-то предпринимать было даже опасно. И это из-за такой мелочи?..       Парень направился к двери, хватая куртку, и на это Тачихара уже не мог закрывать глаза. Кёта вышел быстрее, чем Мичизу удалось его остановить. Пришлось догонять уже за пределами «квартиры». — Куда ты идешь? Остановись. — Тачихара схватил его за руку, поворачивая к себе.       За это ему чуть не прилетело по лицу. — В магазин, — озлобленно выдавил Курокава, сдерживаясь. — Сейчас ничего не работает, — напомнил Мичизу, пытаясь достучаться до его здравого разума. — Есть круглосуточные. — Ближайший в нескольких киллометрах отсюда… — Пробегусь! Надо приводить себя в форму, я столько в кровати валялся.       В «квартирах» шумоизоляция была на достаточно высоком уровне, можно было не беспокоиться, что кто-то их услышит, но напротив были обычные комнаты, и некоторые соседи выглянули из дверей. — Вы можете заткнуться? Я курсачом занимаюсь, вообще-то! — прикрикнул кто-то на них. Пара других поддержала тем же недовольным тоном.       Тачихара закатил глаза, обращаясь к первому: — Сейчас ноябрь. — Я не собираюсь готовиться в последний момент, — шикнул студент, отворачиваясь и громко захлопывая за собой дверь.       Мичизу стоял, пытаясь надеть на себя хоть какое-то подобие спокойствия. Кёта, разумеется, не стал его ждать, припустив вперед. — Блять, да подожди ты! Я пойду с тобой.       Как-никак, он должен был контролировать брата.       Он еле успевал за ним — тот слишком быстро шёл. Мичизу был бы рад тишине, лишь бы как-то восстановить нервы, но для него это стало роскошью. Курокава, прерываясь лишь на перевод дыхания, безостановочно тараторил об учёбе, работе, умершем мужчине; завидев кота, начал тираду о животных… Мичизу слушал в полуха, не поспевая ни за ритмом мысли, ни за речью. Не выдерживая пути, он уговорил Кёту сесть в такси и смог там немного расслабиться — Кёта переключился на водителя, заводя беседу с ним. Тачихаре было его несколько жаль, когда тот посылал жалобные взгляды через зеркало заднего вида, но Мичизу терпел брата уже несколько дней, а таксист буквально семь минут — не переломится, в отличие от него самого.       Тачихара понятия не имел зачем Кёте потребовалось в магазин, он не спрашивал, но однозначно не ожидал, что тот приехал за краской для волос… — Ты серьёзно?.. — Парень не переставал удивляться новым причудам брата. — Да. Мне нужно успокоиться после твоего долбоебизма, — отозвался Курокава, оплачивая покупку.       У Тачихары ошарашено подскочили брови. У него уже не было никаких слов на него.       То ли эмоций было слишком много, что он не мог переварить, то ли они начинали пропадать совсем, но результат был один — разгорающаяся пустота. Он был с Кётой меньше недели, а уже до безумия вымотался.       Возвратившись обратно, Курокава пытался заставить старшего покрасить его, но тот наотрез отказался. Сейчас он был готов пойти на любые риски, лишь бы побыть наедине с собой.              Как хорош был час, пока Кёта занимался волосами… Сравнивая обстоятельства, Тачихара серьёзно раздумывал над тем, чтобы бросить Курокаву и уйти отдыхать к себе. Что-то заставило остаться, и он почти пожалел об этом.       Еще не высушенные волосы не успели броситься в глаза, когда Мичизу заметил красные руки. Он едва не посмеялся с неосторожности брата, подумывая, что тот не додумался надеть перчатки и пигмент въелся в кожу. Глумление застыло в момент, когда краска капнула на пол.       Это была не краска.       Кёта ещё не успел ничего сказать в своё оправдание, стоя на месте, и по-идиотски улыбался. Тачихара подскочил к нему, не желая верить глазам. Он хотел убедиться, что ему кажется. — Э-э, — протянул Кёта, когда Мичизу приблизился к нему, — у тебя нет бинтов? — Ты чем думал? — вибрирующим шёпотом спросил он, хватая руки.       Кровь струилась, окропляя кожу запахом смерти.       Нет, Тачихара преувеличивал, порезы были не такими глубокими, вены вряд ли задеты, но выходило её не мало. — Зачем? — апатично бросил Мичизу, толкая младшего обратно в ванную и усаживая на край ванны.       Чёрт, в его жизни было всё, чего не смог получить Тачихара, как так вышло, что тому в разы тяжелее? Или он был просто законченным дураком? Кто вообще творит подобное с собственным телом?       От пришедшего волнения и развивившейся гонки дыхания зрение повело. Тачихара проморгался, пытаясь унять слабое головокружение и сосредоточиться на Кёте. — Я просто смывал краску с волос и… — Он видел, как запереживал Мичизу, и точно не был к этому готов. Сознание прошибло пониманием собственных действий и мгновенным чувством вины. — В общем, — он медлил; энтузиазм стремительно утихал, — вода покрасилась, и был такой красивый вид крови, что мне захотелось это увидеть по-настоящему… — Голос затухал по мере озвучивания причины. Ранее ему это не казалось абсурдным, а теперь — да.       Мичизу останавливал кровь, периодически посматривая на Кёту сложночитаемым взглядом. В глазах смешивалась подозрительность, страх, беспомощность и четко прослеживаемое осуждение. Курокаве хотелось провалиться сквозь землю.       Тряхнув головой и сосредотачиваясь на руках, Мичизу радовался, что полотенце впитывает не только кровь, но и воду. Предплечья были мокрые, создавая впечатление гораздо больших потерь, чем было на самом деле. Но это всё же не отменяло глубины ран. Тачихара не был врачом, но ему казалось, что некоторые было бы неплохо зашить. Хотя бы для косметического эффекта. Иначе шрамы останутся больше и сильно заметнее…       Он спрашивал у брата, где аптечка, но тот не знал, и пришлось беспокоить Чую. Мичизу бы позвонил и так, не зная, что делать дальше, но повод появился гораздо быстрее его идеи.       Тачихара подумал, что Накахара уже спит и он его разбудит, но нет. Тот ответил тяжелой отдышкой, и Мичизу максимально не хотел бы знать, чем тот был занят. — Тачихара, если это, мать твою, не срочно, я заставлю тебя отрабатывать мою работу с Чуей на себе, — любезным с издевкой тоном пропел Осаму в микрофон. — Отстань от него, — послышалось приглушённо. — Что случилось? — Он порезал себе руки.       Накахара громко выругался на фоне шуршащих простыней — кажется, он спешно вставал с кровати. — Что мне делать?       Чуя бегло осведомился о подробностях и попросил записать контакты больницы, где есть данные по Курокаве. — Дай ему телефон.       Тачихара не смел спорить. — Что случилось? Тебе было так плохо? — жутко обеспокоенный стрелял вопросами Чуя. — Нет, скорее наоборот… Мне показалось это очень весёлым, — безмерно смущенный возразил Кёта, осматривая ещё не забинтованные руки. — Прошу, не отказывайся от больницы, хорошо? — мягко подводил парень.       Кёта очень не хотел противиться Чуе, но смысла в этом искренне не видел. — Но всё же хорошо! Это просто минутное развлечение, я больше не буду так делать, если вы хотите. Зачем прибегать к таким радикальным методам?.. Я ведь чувствую себя в порядке. — Ты не в порядке, Кёта, — выдохнул Чуя. — Нам это видно со стороны, пока ты чувствуешь иначе. Ты можешь просто съездить с братом провериться? Если не будет необходимости, тебя не заберут, я тебе обещаю. Там хорошие врачи, они не дураки. — А если они всё-таки заберут меня?.. — Тогда тебе станет ещё лучше, чем сейчас. Просто попробуй и проверь сам, если мне не веришь. — Курокава с трудом, но согласился. — Тачихара тебя сейчас отвезёт.       Мичизу перехватил телефон. — Ему может помешать больница, если положат? Родители не должны ничего знать, это может сказаться на будущем и их фамилии, они его загрызут, — влез Мичизу. — Чёрт… — И почему проблемы не иссякали? Чуя уже выдохся их переваривать. — Во-первых, не говори такого при Кёте, он может испугаться и отказаться ехать. Во-вторых, больница платная, информация никуда не просочится. Единственное, это будет дорого, но в государственную ему тогда точно нельзя.       Они обговаривали цену, и Тачихара спрашивал, достаточно ли у брата денег на это. Тот отвечал неоднозначно. Приняв решение, что разберутся на месте — в случае чего, скинутся втроём, а на крайняк притянут и Дазая, который был готов проучаствовать, — Мичизу отвёз его в больницу. Кёта молчал всю дорогу, искусывая щёки, губы и пальцы на нервах. В нём так же бурлила энергия, но он упорно её подавлял — было не время для отпущения контроля и вседозволенности.       Никто не сомневался, что докторка настоит на госпитализации. Мания — под подозрением — не разыгралась слишком сильно, но была на достаточно опасном уровне, чтобы соглашаться на простое изменение лечения или дневной стационар. Тачихара оставил его там, условившись, что привезет вещи утром. Кёта не говорил о мыслях суицида, да и они не успели прогрессировать настолько сильно, чтобы действительно угрожать жизни, поэтому в закрытое отделение пока не клали. Чуя не спал, контролируя новости, и напоследок приободрил друга, сказав, что приедет его навестить по возвращении в Японию.       Вымотанный ночными потрясениями, Тачихара вернулся в общежитие. По-началу он думал пойти к себе, но вспомнил об уборке в «комнате» Курокавы.       Которое открытие он совершал за прошедшие дни — никогда бы не смог представить, что под зачавшийся свет луны, проникающий сквозь раскрытые шторы в «комнату», будет оттирать кровь младшего брата с пола…