Я всегда здесь

Двадцать шестого декабря, — в день рождественских подарков — дверь 221Б на Бейкер-стрит практически постоянно держалась раскрытой нараспашку, впуская в прихожую снежную порош, почтальонов, посыльных, друзей, оставшихся на праздники в Лондоне и решивших лично заглянуть, беспризорников, с которыми водил знакомство Холмс. Последним он с большой радостью утром раздал небольшие съестные гостинцы, заботливо заранее приготовленные миссис Хадсон: ликуя и галдя благодарности, как воробьи, дети разбежались по суетливым улицам города. Когда торжественного вида мужчина с лихо закрученными усами принёс большую красную коробку, детектив особенно сильно обрадовался: подхватив её, он тут же пробежал по лестнице наверх в гостиную, тонувшую в подарках, открытках и пёстрой обёрточной бумаге. Из одного алого банта джентльмены смастерили игрушку для Шерри, но пока что та была слишком мала, чтобы с ней возиться — нужно ещё немного подождать. Сыщик, как и предполагал, нашёл доктора в комнате посреди праздничного бардака: в обычное время друг старался придерживаться порядка, но сейчас Ватсон смаковал вид несуразно нагромождённых вещей — тоже ведь большая часть Рождества. Сидя на подлокотнике кресла, Джон задумчиво держал в руках новый томик, присланный издательством — в январе они планировали выпустить сборник из его нескольких рассказов, собранных в одном месте. — Подвиньте-ка шоколад и книги, Ватсон, хочу кое-что вам показать, — с порога попросил Холмс. Сосед мигом освободил немного места на столе для большой коробки. — Я попросил Майкрофта помочь мне с подарком для вас, так как в старой доброй Англии это ещё не слишком просто достать. — Ну, что вы, Холмс, не стоило, — кротко улыбаясь, врач принялся распаковывать пугающе внушительного размера сюрприз. — Стоило-стоило, не отнекивайтесь, — похлопал по спине его Шерлок и отошёл к каминному экрану, подле которого в корзинке грелась беспомощно катающаяся на спине Шерри. Взяв любимицу на руки, джентльмен снова вернулся к коллеге. Подняв крышку, тот не сразу понял, на что смотрит, но когда осознал, то его лицо просияло ещё больше — это цилиндры для пианолы с разными произведениями. Даритель, весело щурясь, добавил: — Не одного же Чайковского играть. Доктор, мягко рассмеявшись, кивнул в сторону ёлки: — У меня тоже для вас припасено, я положил ко всем остальным. Бьюсь об заклад, вы уже знаете, что внутри. — Возможно, возможно, — не дал однозначного ответа детектив, не на шутку наслаждаясь царившей праздничной атмосферой в украшенном зале. Раньше он не особо любил рождественскую и новогоднюю возню, но с переездом Ватсона на Бейкер-стрит тот поменял своё отношение к зимним каникулам. Оказалось, если правильные люди вокруг, то эти странные традиции вдруг приобретают смысл. На дне небольшой тёмно-зелёной коробки со скромным маленьким бантиком Холмса ждали потрясающе элегантные в своей внешней простоте золотые запонки с чёрными ониксами. Он догадывался, сколько стоят эти украшения, так как неплохо знал производителя, и теперь в ужасе прикидывал, как долго друг на них копил. — Вы с ума сошли, Ватсон, — тихо пробормотал Шерлок, не зная, куда и деваться от себя, от чуда в упаковке, от с любопытством рассматривающего его Джона и даже от Шерри в ладони. Нашёл решимость поднять голову и посмотреть в глаза. — Сейчас же их и надену. Подержите, — передал ворчащего щенка. — Вам нравится? — Вы действительно это спрашиваете или мне показалось? — серьёзно уставился на него сосед, снимая свои обычные повседневные застёжки. Ухмыльнувшись и довольно покачав головой, врач отошёл к стулу, где оставили картину мистера Гранта, присланную им миссис Холидей в качестве благодарности за помощь. На полотне изобразили буйную сцену ярой охоты эпохи старых королей. Не касаясь, доктор пальцем показал на одну из собак благородной породы и умильно обратился к слепой: — Это ты, Шерри. Когда станешь совсем большой и сильной. Коллега где-то сзади шумно фыркнул, возвращаясь к пустому спору: — Вельштерьер. Прикрыв глаза, медик вспомнил и свои глупые пожелания, теперь уже не имеющие никакого смысла: — Голден ретривер. Мужчина продолжил список: — Шотландский сеттер. Когда Холмс, справившийся с новыми запонками, приблизился к картине, Ватсон добавил, поглаживая Шерри: — Эрдельтерьер. — Поделом нам, — щеголяя новыми украшениями, сыщик крутил руками перед другом, чтобы тот оценил — ему очень шло, — мы наказаны за гордыню. Все собаки хороши. Партнёр не мог не согласиться. День пролетел незаметно в заботах: люди продолжали заходить, поздравлять, приносить гостинцы, получать их. Одного из мальчишек соседи отправили с немаленькой стопкой открыток на почту, чтобы тот послал карточки, пусть уже и с большим опозданием. Кроме цилиндров, Ватсон сильно оценил ещё и мусташ-чашку от миссис Хадсон: от остальных аналогичных фарфоровых посудин эту отличал щиток для защиты усов от горячего напитка — крайне практичная и полезная в хозяйстве утварь. Как и Холмс в случае с запонками, доктор не стал долго оттягивать использование новой вещи: в тот же вечер, расположившись у камина, Джон налил себе чаю из бульотки в неё. Напротив, накрывшись любимым клетчатым пледом, Шерлок устроился с книгой собственного биографа и с пропахшей корзинкой на коленях — дворняжка крепко уснула. Когда сыщик дочитал первый рассказ, он бережно закрыл сборник, погрузившись в безмятежную полуулыбчивую задумчивость. В приглушённом свете накатывала лёгкая дремота: хотелось прирасти к светло-зелёному вольтеровскому креслу. Из тёмного угла поблёскивала ёлка. Пламя, не умолкая, шептало о чём-то своём. За окном кутила развесёлая пьяная компания. Детектив положил том на кофейный столик подле сервиза и зелёного мешочка в орнаментах с табаком. — Вы правы, Ватсон, — едва слышно признался Шерлок. — В чём? Не ответив, тот встал, отставил импровизированную лежанку для собаки в сторону и кочергой поворошил угли. Усевшись на место, мужчина слегка отвернулся: лицо из-за «крыла» теперь было видно лишь немного — только выступающие скулы. Насторожившись, Джон пристроил блюдце у бульотки. Завернулся в коричневый халат поплотнее. Вытянутые к огню ноги вернул обратно в тень. Почему-то он подозрительно не чувствовал себя удовлетворённым своей правотой, в чём бы она ни заключалась — меланхоличный тон друга настораживал. — Миссис Хадсон не вечна, — ещё тише глухо хрипел его голос. — Вы однажды уедете с Бейкер-стрит. Всё, что мне останется — любовь собаки, если повезёт, на ближайшие лет десять. Врач растерянно посмотрел на свои небольшие ладони — пальцы едва заметно тряслись. Они спасали столько жизней и приносили утешение стольким людям. Сжал, разжал, будто замерзая, пусть комната и добротно согрета, невзирая на декабрьский морозец снаружи. — Холмс, посмотрите на меня. Ничем не отличаясь от изваяния, застыл. — Холмс. Упрямый. Очень упрямый. Совсем как он. — Шерлок. Джентльмен медленно развернулся с немного виноватым выражением лица, почти даже робким. Потянувшись вперёд, доктор коснулся руки, свисающей с подлокотника. — Я здесь, — терпко улыбаясь, неуклюже потёр он большим пальцем потрескавшуюся шершавую кожу в мелких шрамах. — Я здесь, — бережно развернул его ладонь с глубокими линиями, неспеша вытащил из кармана халата позолоченное кольцо, попавшееся ему в пудинге, вложил его, загнул пальцы Холмса, накрыл сверху своими. — Я всегда здесь.