Победитель получает все

По прикидкам Хромого до «сумочного объявления» оставалась пара недель, и тянулись они мучительно: Дом изнывал от жары и духоты. По-настоящему лето наступало только после переезда в Дом-на-море. И здесь — для тех, кто оставался, и там. Этого ждали все, в честь жары: покорно и лениво. Хромой торчал под козырьком крыльца, ожидая Черепа. Тот шел к Дому через двор, не прячась в тень, не обмахиваясь ничем. Череп переносил жару так, будто ее и нет вовсе. Его не беспокоило солнце, не беспокоил пот — его вообще, казалось, мало что беспокоило. Казалось… На деле Черепа, действительно, почти не волновало, во что он одет, где спит и что ест. Но в остальном ему было дело до всего. И до всех. В частности, до Мавра, который в сопровождении малой свиты отдыхал в тени дерева. Череп не удержался от ухмылки, проходя мимо них. Мавр отреагировал мгновенно: дернулся в кресле так, что оно качнулось и ударилось о ствол. Потом вдруг взъярился на сегодняшнего резчика колбасы. Малек не посмел отскочить, только слезы на глазах выступили. Хромой глухо выругался себе под нос: охота же Мавру бесить Черепа? Мавр всегда словно еще сильнее заводился, если Череп смотрел на него. От его молчаливого несогласия. Хотя можно было и привыкнуть за столько-то лет. Череп тем временем решил, что жара все же и его беспокоит. Он стянул с себя футболку и промокнул ей лоб. Трель, которая в этот раз держала над Мавром зонт, чуть поддалась вперед разглядывая вражеского вождя. За что тоже немедленно получила от Мавра: лицо его исказилось, и он загнул что-то довольно витиеватое и длинное. Мавр любил проникновенные пафосные речи, несмотря на то что каждое слово стоило ему огромных усилий. Девушек Мавр не бил, но от его слов Трель спала с лица и поджала губы, отступила поглубже в тень, будто спряталась за состайниками. Вперед тут же вышла Искра, она заботливо или подобострастно? Противно так склонила зонт, пряча Мавра поглубже в тень. Но Мавр все равно остался недоволен. Череп наблюдал за этим, нахмурившись. Он никогда бы не стал вмешиваться в дела стаи Мавра, но ведь ничто не мешало ему смотреть? Мавр побагровел сильнее: синюшное лицо пошло лиловыми пятнами, Мавр закашлялся. Хромой смотрел во все глаза, и подпрыгнул, когда его окликнули. Он скосил глаза направо, потом обернулся, возле него стояла Рассвет. — Ты в порядке? — спросила она. — Ты практически в охотничьей стойке. Хромой кивнул, снова мельком глянул на Мавра. Потом спросил: — Ты видишь это? — Что? — спросила Рассвет. — Ну это… — выделил Хромой. — Мавра… — невнятно уточнил он. Рассвет поняла и тоже посмотрела во двор. Мавр сердился, чего-то требовал от своих, взгляд его не отрывался от Черепа, и Мавр, казалось, злился все сильнее. Череп же внезапно решил закурить, предварительно накрутив майку на голову наподобие чалмы. Выглядел он удивительно спокойным, но Хромой знал, что Череп на грани: ситуация не нравилась ему, а особенно то, что вмешаться в нее было нельзя. — Видишь? — более уверенно, почти требовательно, уточнил Хромой. — Рассвет, он смотрит на Черепа, как ты в свои тринадцать… Рассвет возмущенно вздохнула и возмущенно же уставилась на Хромого. Хромой напрягся: роман Рассвет и Черепа был коротким, ярким и нежным. Приятным для обоих, но ведь безболезненным, детским? Рассвет поджала губы, потом хмыкнула: — Ты серьезно, что ли? Хромой кивнул. Дальше они смотрели вместе. Спектакль закончился отступлением Мавра в Дом. Это породило возню на крыльце, Рассвет пришлось спешно вспрыгнуть на перила, чтобы Гвоздь не отдавил ненароком ей ноги. — Аккуратнее! — одернул Хромой, ему ответили сразу пять разгневанных взглядов, даже малек заразился недовольством Мавра. Дискуссии, впрочем, не случилось: глаза Мавра нехорошо сверкнули, и он решительно указал синюшным перстом вглубь Дома. Хромой, даже не оборачиваясь, понял, в чем дело: своей неспешной, мягкой походкой к крыльцу подходил Череп. Рассвет спрыгнула на другую сторону перил, прямо перед Черепом — тот ловко придержал ее, смягчая прыжок — сказала с усмешкой: — Ну так-то я его понимаю: посмотреть есть на что. Хромой закашлялся, пряча смех. Череп смотрел на них этим своим особенным взглядом: спокойным, даже ленивым — та самая обманчивая расслабленность хищника перед броском. — Ты обо мне? — ласково спросил он Рассвет. — Ой, ну разбежался, — фыркнула она. — Думаешь, снял майку, и все у твоих ног? — Вроде того, — усмехнулся Череп. — А что перестало так работать? Рассвет засмеялась, неопределенно покачала головой. Они поднялись на крыльцо, по-дружески держась за руки. Хромой успел подумать: «Хорошо, что Мавр этого не видел, а то случился бы второй виток.» Сейчас, когда Хромой задумался, он понял, что напоминают ему реакции Мавра: точно так же себя вела Детка, когда кто-то слишком сильно отвлекал от нее внимание Хромого. Детка могла даже бросится и драть за волосы. А она была всего лишь попугаем. Хромой представил себе Мавра, рвущего волосы кому-то, и осмыслил, что это не такая уж нереальная картина. И смеяться сразу расхотелось. С Мавром вообще было удивительно невесело. Все это следовало обдумать. Задумчивый Хромой пристроился по правую руку от Черепа, и они втроем пошли на обед. То есть вчетвером, если считать Детку. А Детку всегда стоило считать.

***

Мавр ненавидел лето. Это гадкое мерзкое время, в которое жарит солнце, Мавр обливается потом и одежда липнет к телу. С особенностями Мавра даже душ принять было сложно. Не проблема гонять других, но Мавру было слишком мерзко, когда его раздевали, и он видел свое тело. Чужое, неестественное, уродливое, беспомощное… Никогда Мавр не собирался учиться жить в этом убогом мерзком теле. До Дома у Мавра была гувернантка и слуги. И проклятая болезнь: порок сердца — тетрада Фалло. И слабые кости: он легко ломал руки и ноги. В Доме девятилетний Мавр вовсе не собирался менять свои привычки. Он требовал от воспитателей, от учителей, от других детей, он настаивал, он был настолько самоуверен в своих желаниях, что другие терялись. Мавр многое не мог, Мавр не переносил делать того, в чем не будет успеха, он отчаянно боялся неудач. Но все должны были думать, что он просто не хочет. Уродские родители, отправившие его в этот клоповник, годились хоть на что-то: Мавр требовал и у них, и они давали, присылали все, что он хотел, — откупались. Они не любили, но они были должны ему. Зато те, кто слушался Мавра, получали от него подарки. Мавру это ничего не стоило — новое пришлют, даже лучше. Так у Мавра в Доме появилось много рук, ног, глаз и ушей… Мавр был умен и даже хитер, он умел подбирать слова. Ему боялись сказать «нет», и он знал об этом, Мавр специально создавал эту систему — свой Дом, свой мир. Мавр оставался уверен: не будь страха и его особого положения, все смотрели бы на него с презрением, а ведь это был не он — это была только жалкая оболочка. А он заслуживал гораздо большего! Поэтому Череп всегда бесил Мавра. Он был высок, ходяч, строен, силен, даже, красив, черт бы его побрал! Он вызывал такую неприкрытую зависть и такую острую ненависть, что даже смотреть на него было тошно. Череп был занозой в заднице, он не хотел слушать, не хотел уважать, не хотел даже бояться. Так и был несколько лет назад поделен коридор: Мавру было очень нужно, чтобы тогда Череп и жалкая горстка бесстрашных отошли, отступили. И это случилось. Но с каждым годом Мавр становился все беспомощнее, а Череп все сильнее. И это тоже бесило. Сегодня Мавр встретился с Черепом четыре раза. Да, он считал. И к концу дня ему хотелось выть, а мелкий мальчишка беспрестанно дул на пальцы. Искра отправила предыдущего, а потом и второго, этот был третий. Искра сама сделала ему бутерброды. Мавр смотрел на них почти с отвращением. Он пытался заставить себя успокоиться и дышать, чувствовал, как кровь приливает к вискам и знал, что это проклятое давление. Вообще-то ему нельзя было злиться. Но Мавр постоянно делал то, что нельзя, он просто не мог иначе. Он знал, что от этого становится еще уродливее: лицо становится сине-пунцовым и отекает, а глаз почти не видно. А у недовольного Черепа: хищный взгляд с прищуром, разлет бровей, худое лицо, четко очерченные скулы, ярко выделяющийся кадык, мускулистые плечи и руки, даже пресс с малозаметными, но кубиками. «Хватит, хватит, хватит!» — уговаривал себя Мавр, и утешительно посылал Черепа: «Чтоб ты сдох, сволочь, хоть бы тебя не было!» Иногда Мавр пытался представить, как он переезжает ноги Черепа коляской. Мавр часто думал, что без Черепа поблизости его жизнь была бы приятнее, но если бы он задумался, то понял бы, что это не так. Отсутствие Черепа не могло изменить ничего в Мавре. Череп постоянно лез вперед всех своих, ходил то в синяках, то с подбитым глазом, то с перебитым носом. И лицо у него при этом было такое, словно драться он вовсе и не хочет. Иногда Мавр жалел, что не может просто двинуть Черепу. Но недолго, потому что это было бы глупо. Череп умел драться, а Мавр нет. Он и не собирался пробовать. Мавр считал, что это слабость. Когда стенка сходилась на стенку, Мавр просто смотрел, Мавр отдавал приказы. Это была просто игра, в которой побеждает обычно более хладнокровный. А хладнокровен и отстранен был тот, кто не дрался сам. Изнанка показала Мавру, какой он на самом деле, убедила, что он и правда достойный, что он и правда лучший. Каждый приближенный к Мавру знал, насколько Мавр сильный Ходок. И Мавра боялись. В случае чего Мавр мог найти на Изнанке. Или уйти на Изнанку. Или утянуть провинившегося на Изнанку и оставить там на кромке в наказание. Не то что бы этот страх был пределом мечтаний Мавра, но это был единственный способ самому решать свою жизнь и сделать так, чтобы с ним считались. Сейчас Мавр растворился прямо из постели и, кончено, спали не все. Они снова смотрели на чудо. Их Вожак умел творить чудеса. Их страшный и всесильный вожак, который мог решать за них. Они и помыслить не могли, что без них Мавр ничего из себя не представляет.

***

Череп заканчивал бриться, когда Хромого с Деткой занесло в их ванну. Это бывало с ними не часто, потому как редко Хромой просыпался к завтраку. Череп моргнул отражению Хромого, обозначая, что заметил их. Говорить и бриться одновременно было неудобно. — Слушай, Че, меня тут вчера осенило… Я полночи думал… Череп напрягся: у Хромого сейчас было то самое выражение лица, которое с детства не несло Черепу ничего хорошего. На мгновение Черепу захотелось выкрикнуть: «Нет! Что бы это ни было, не произноси вслух!» Но он знал, что не успеет. — Я подумал про Мавра… — Хромой задумчиво потер свою щеку. — Про то, как он на тебя… реагирует. Он всегда заводится, когда ты рядом, дуреет, если ты над ним посмеиваешься. А в те дни, когда ты его не замечаешь… Череп надеялся просто не услышать Хромого, вода там шумит, но на «не замечаешь» — сорвался: неловко махнул бритвой и попал себе по пальцу. — Твою мать! — выругался он, сунув руку под воду. — Хромой, ты это серьезно? Отражение Хромого улыбнулось во все зубы — еще один дурной знак: — Че, если бы он был девчонкой… или попугаем… Я бы вообще не сомневался! Череп шутку не оценил, поэтому многозначительно замолчал, сжал зубы и все-таки добрился. Хромой ждал и ухмылялся. Детка же высказалась, передавая все нетерпение хозяина:  — Ну Че? — с вопросительной интонацией и ударом на У и Е. Череп сердито смотрел на обоих — оба не впечатлились. — Ты к чему это вдруг? — спросил Череп обречено, уже споласкивая бритву. Хромой хитро прищурился. Череп ненавидел это его лицо. Это было даже хуже, чем ничего хорошего. — Я подумал, что ты уже очень давно не говорил с Мавром один на один. «Неужели пора?» — подумал Череп с тоской. Он не любил говорить с Мавром, это было словно бить мячом о стену. Какого бы совершенства ты не достиг — ты не пройдешь. — А вам не надо… там на завтрак? — сердито спросил Череп. Хромой недипломатично заржал. — Ты же знаешь, завтрак — это не мое. А Детка уже позавтракала, — легкомысленно отбил он. — Че, ты не можешь на меня злиться, я говорю, что видел. Если ты не доволен, то все вопросы к Мавру. Именно об этом я тебе и говорю. Ты просто подумай об этом, — примирительно добавил Хромой, а Детка довольно каркнула. Череп невольно улыбнулся им. Хотя идея была ужасная, как и подавляющее большинство идей Хромого.