Как белый камень в глубине колодца,
Лежит во мне одно воспоминанье.
Я не могу и не хочу бороться:
Оно — веселье и оно — страданье.
Мне кажется, что тот, кто близко взглянет
В мои глаза, его увидит сразу.
Печальней и задумчивее станет
Внимающего скорбному рассказу.
Я ведаю, что боги превращали
Людей в предметы, не убив сознанья,
Чтоб вечно жили дивные печали.
Ты превращен в мое воспоминанье.
Анна Ахматова, 5 июня 1916г
Часть 1 Обещание — Малфой… Драко? — Гарри вошел в туалет и увидел Малфоя, склонившегося над раковиной. Его плечи вздрагивали, и до Гарри донеслись звуки с трудом сдерживаемых рыданий. Услышав голос Поттера, Малфой вздрогнул и обернулся. Слезы сверкали в его похожих на грозовое небо глазах, как капли дождя. Слизеринец уставился на гриффиндорца, и на его лице читались паника и смятение. — Что ты здесь делаешь, Поттер? Зачем ты пришел? — Что с тобой происходит, Драко? — Гарри неуверенно переминался с ноги на ногу, стоя у двери. — С каких пор тебе есть дело до меня, Потти? С каких пор тебя это волнует? — огрызнулся блондин. Гарри нервно сглотнул и сделал несколько неуверенных шагов в сторону Малфоя. Брюнет слышал в ушах шум собственного сердца, отбивающего рваный ритм. — Драко… Просто скажи мне, я хочу тебе помочь, Драко… — Помочь? Что, так заигрался в героя? Вот только никто не может мне помочь, и особенно ты, Потти. Точно не ты. И вообще, мне не нужна ничья помощь. Просто уходи, — выпалил слизеринец. — Почему мне так не кажется, Драко? — Гарри сверлил своими невыносимо зелеными глазами твердую, непроницаемую, стальную броню глаз Малфоя. — А что тебе кажется, Герой? Думал, ты придешь, я брошусь тебе в объятия и буду рыдать у тебя на плече? Я тебе не Грейнджер и Уизел. И с каких пор ты начал звать меня по имени? — не сдавался Ледяной Принц. — Кажется, с этих самых… Вообще-то я шел за тобой, чтобы выяснить, что ты затеваешь, Малфой. Это же ты это сделал? Ты проклял Кэтти Белл? — гриффиндорец с прищуром наблюдал за лицом слизеринца, пытаясь уловить малейшие изменения его выражения. — Ну и что, выяснил? — холодно ухмыльнулся блондин, — Чего ты ходишь за мной, Потти? Думаешь, я не замечаю, что ты следишь за мной? Думаешь, не вижу, как смотришь на меня? Хочешь знать, я ли это сделал? Да, это сделал я, теперь доволен? — Зачем? Зачем ты это делаешь, Малфой? Что ты затеваешь? — брюнет чувствовал, как самообладание потихоньку начинает оставлять его, и сильнее сжал свою волшебную палочку в руке. — Ты серьезно думаешь, что я начну рассказывать тебе о своих планах? Боюсь, тебя ждет разочарование, Герой. Я ничего тебе не скажу, — с холодным презрением выплюнул Малфой. — И не говори. Я и сам все знаю. Ты… Ты теперь один из них. Пожиратель смерти. И да, я слежу за тобой, и рано или поздно я все равно выясню, что ты затеваешь! — и гриффиндорец направил палочку в красивое лицо слизеринеца. — Да пошел ты, Потти. Мне похуй, даже если ты знаешь, кто я. Да, я Пожиратель смерти. Теперь ты доволен? — зашипел блондин, глядя в зеленые глаза брюнета, и обнажая левое предплечье. Гарри опустил глаза: на руке Малфоя красовалась черная метка. Гриффиндорец почувствовал, как сердце сжалось и пропустило удар, на глазах выступили слезы, дыхание сбилось: он вот-вот был готов разрыдаться. — Зачем ты это делаешь, Драко? Почему? Ты ведь не хочешь этого, я же вижу… — с трудом сдерживаясь, чтобы не заплакать, выдавил из себя Гарри. — Да что ты можешь об этом знать, Потти? Это ты у нас герой! Избранный! Мальчик, который выжил, блядь! А я вот тоже избранный… Только с другой стороны! Хорошо быть героем? А? Нравится, Потти? Все тебя так любят, носятся с тобой. А ты когда-нибудь думал, каково это — быть по другую сторону? Когда тебя все боятся. Когда тебя все ненавидят, — теперь уже слизеринца начинало покидать его привычное самообладание. — Так не делай, этого, Малфой! Зачем ты это делаешь? Ты сам возводишь эти стены из ненависти и страха вокруг себя! Это твой выбор — быть на другой стороне, быть одним из них! — почти сорвался в крик гриффиндорец. — Выбор? — холодно ухмыльнулся блондин, — Что ты можешь знать о выборе? У меня нет выбора. Никто не оставил мне права выбора! Там моя мать! Знаешь, какой у меня был выбор? Между смертью моей семьи и смертью… — он осекся, поняв, что сказал слишком много. — Смертью кого, Малфой? И ты думаешь, я выбирал для себя этот путь? Думаешь, я мечтал о славе? О героических подвигах? У меня тоже никогда не было выбора, если хочешь знать… Знаешь, я шел сюда, полный решимости поквитаться с тобой за Кэти Белл. Уверенный, что увижу всего лишь негодяя, способного творить только зло. Но когда я вошел сюда и увидел, как ты плачешь… — брюнет замялся, опуская глаза и чувствуя, как краска заливает его лицо. — Вот только не надо меня жалеть, Потти, — медленно, нараспев, прошипел гордый слизеринец, — я много лет обходился без тебя и твоей геройской жалости, и сейчас обойдусь. — Я… Это не жалость, Малфой… Я… Я сам не знаю, что я чувствую… — нервно сглотнул гриффиндорец, — Я просто не хочу, чтобы это было правдой, я просто надеялся услышать, что это не так, что ты не… — его голос задрожал и под конец фразы перешел на шепот. — Ну прости, что разочаровал тебя, Герой, — хмыкнул блондин, — Что, такой мерзкий Пожиратель смерти тебе не подходит? А когда это было иначе, Потти? Даже если бы я не стал одним из них, что бы это изменило? Лицо блондина неожиданно оказалось совсем рядом с лицом брюнета. Сейчас их разделяла только волшебная палочка гриффиндорца, все еще направленная на слизеринца. Гарри оторопело смотрел в прекрасные, серые глаза Малфоя, в которых сейчас плескались не былые спесь, холодность и надменность, а лишь страх, сомнение и вопрос. Вопрос, который было проще оставить без ответа. Гарри отчаянно разрывался между двумя противоречивыми желаниями: развернуться и убежать или схватить это красивое лицо в свои руки и впиться в эти чувственные и столь желанные губы. Пресловутая гриффиндорская храбрость не давала ему сделать первое. Проклятая геройская гордость не позволяла сделать второе. Что если ему это все только кажется? Что если Малфой имеет в виду что-то совсем другое? Что если аристократ не чувствует того же по отношению к нему? Гарри чувствовал, что его сердце вот-вот выпрыгнет из груди, дыхание сбилось, грудь высоко вздымалась, пытаясь вобрать в сдавленные легкие, как можно больше воздуха. Молчание затягивалось, а он так и не находил слов, чтобы хоть что-то ответить не только Малфою, но и даже самому себе. Они так и продолжали стоять, молча глядя друг другу в глаза, переводя взгляд с глаз на губы друг друга, и бледное лицо блондина неумолимо приближалось к залитому румянцем лицу брюнета. Сердце стучало уже где-то в горле, рука с зажатой в ней палочкой предательски дрожала, и когда ее коснулись холодные пальцы чужих рук, Гарри почувствовал, как каменный пол начинает уходить у него из-под ног. Словно электрический разряд, прикосновение пальцев Малфоя прожгло насквозь тело Гарри, рука дрогнула и опустилась вниз. В то же мгновение их губы встретились, и горячий, настойчивый язык блондина ворвался в жаждущий рот брюнета. А дальше все закружилось, словно Гарри подхватила какая-то неведомая сила и понесла в каком-то неведомом ему ранее вихре страсти. Переплетение рук, прикосновения пальцев, сплетение языков и тел. Вот они, эти желанные губы, сминают его собственные, такие нерешительные, но такие жаждущие. И эти холодные пальцы, скользящие по его горячему, умоляющему телу. Эти платиновые, шелковистые волосы, наконец-то, так послушно струящиеся под его руками. Гарри почти не помнил, как срывал одежду с гордого слизеринского принца, сгорая от желания поскорее прикоснуться к его прохладной, бело-матовой, гладкой коже своими горячими, жаждущими пальцами, оставляя на ней красные, как от ожогов, следы. Как прохладные губы Малфоя скользили по его шее, плечам, ключицам, как добрались до его возбужденных сосков, засасывая их и кусая, до боли сжимая зубами, заставляя чувственные стоны срываться с губ Гарри. Как его собственные губы, такие неумелые, но такие напористые, присасывались к бледной коже, оставляя засосы, упиваясь нежным ароматом чужого парфюма, желая вобрать в себя как можно больше от этого желанного тела. И вот уже вся их одежда была на полу, разбросанная вокруг, и горячий, жаждущий рот блондина накрыл член брюнета, лаская его языком, вбирая внутрь, проходясь по всей длине, и снова вбирая в себя. И Гарри стонал, толкаясь в желанное, узкое горло Малфоя, зарываясь пальцами в шелковистую платину волос. — Драко… Драко… — почти всхлипывал брюнет, утопая в захлестнувшей его волне страсти. Страсти, которая копилась годами, загоняемая под кожу, в подкорку мозга, в самую глубину сердца, которая ждала выхода так долго, что теперь, вырвавшись наружу, причиняла почти боль своим напором. Гарри потянул Драко за волосы наверх, и перед ним тут же возникло это прекрасное, столько раз виденное во снах, лицо. Серые глаза потемнели и стали почти черными от расплескавшегося в них желания. На белой коже алел лихорадочный румянец. Обычно бледные губы стали почти пунцовыми. Привычный, холодный слизеринец исчез, а на его месте возник прекрасный юноша с бездонными глазами, полными любви, страсти, желания. — Я люблю тебя, Драко, — прошептал Гарри, утопая в сером омуте потемневших глаз. — Как долго до тебя это доходило, Потти, — ухмыльнулся Малфой, но в его ухмылке не было привычной холодности и презрения. Было только тепло и признание. Молчаливое, оно было красноречивее любых слов. И снова их губы встретились, и был долгий поцелуй, до боли, до срывающихся стонов, до бешеного стука сердца в груди, до шума в ушах и головокружения. И снова жаждущие руки скользили по разгоряченным телам, сгорающим от прикосновений. И Гарри почти не помнил, как оказался на полу, накрываемый любимым, желанным телом Малфоя. Как длинные, аристократичные пальцы скользнули в его узкую, чувствительную дырочку, разрабатывая и подготавливая ее. Желание настолько сильно поглотило его, что он почти не чувствовал боли и дискомфорта от первого проникновения. Любимые губы прошептали какие-то заклинания, и Гарри почувствовал, как легкий холодок пробежал по его внутренностям. Потом Драко наколдовал немного смазки, и член Гарри дернулся в предвкушении. — Я хочу тебя, Потти, скажи мне, ты хочешь этого? — прошептал блондин в губы брюнета, пристально глядя ему в глаза. — Да, Драко, я очень хочу… тебя… — дрожащим, срывающимся на шепот, голосом ответил тот. Настойчивые губы Малфоя снова накрыли губы Поттера, сминая их и увлекая в долгий поцелуй. И прежде чем Гарри успел перевести дыхание, член Драко толкнулся в него, осторожно и настойчиво. Брюнет замер от неожиданности, и его ногти помимо его воли вонзились в нежную кожу блондина. — Тщщ, я буду нежным, обещаю, по крайней мере сегодня, — успокаивающе зашептал Драко, глядя в такие непривычно доверчивые зеленые глаза. — Ты мне веришь? От этого проницательного взгляда любимых серебристых глаз и нежного, проникновенного шепота, у Гарри защемило сердце. Даже в самых откровенных своих фантазиях он не мог представить Малфоя таким: нежным, любящим, трепетным. Даже в его мечтах слизеринский принц оставался холодным и отстраненным. Гарри утвердительно кивнул головой и постарался расслабиться. Драко снова начал его целовать, полностью овладевая его ртом и отвлекая этим от непривычных ощущений. Почувствовав, что брюнет полностью расслабился в его руках, блондин начал медленно двигаться внутри него, постепенно проталкиваясь все глубже и раз за разом меняя угол наклона и наблюдая за реакцией партнера. Как только член Малфоя достиг нужной точки, Гарри выгнулся под ним и застонал. Блондин слегка ухмыльнулся, довольный реакцией брюнета, и начал двигаться все смелее, входя уже на всю длину в желанное тело и наращивая темп. Чем быстрее и сильнее толкался в него Малфой, тем все громче становились стоны Гарри. — Я так долго этого хотел, Гарри… — шептал, задыхаясь, блондин в губы брюнета, — и ты такой узкий, я больше не могу, я сейчас кончу, Гарри… Это был первый раз, когда Малфой назвал его по имени. Не Поттер, не Потти, не Герой, не Избранный, а Гарри. Из его уст это прозвучало почти как заклинание. И подействовало примерно так же. Возбужденный, доведенный почти до грани, член блондина еще раз толкнулся внутрь, задевая простату брюнета, и тот выгнулся, подаваясь навстречу партнеру, чтобы почувствовать его как можно глубже, и кончил с громким стоном, выкрикивая, как в бреду, имя любимого. Горячая сперма выплеснулась тонкой, напористой струйкой, забрызгав живот и грудь им обоим. В то же мгновение Драко почувствовал, как сфинктер Гарри сжался вокруг его члена, и доведенный до предела, блондин кончил в него, с его именем, срывающимся с губ. Какое-то время они лежали молча, приходя в себя и пытаясь осмыслить все только что произошедшее между ними. Драко лежал сверху на Гарри, уткнувшись носом в шею любимого, и нежно гладил его лицо кончиками пальцев. А тот прижимал его к себе, перебирая струящийся под пальцами шелк волос блондина. — Ты, правда, меня любишь, Потти? — спросил вдруг Малфой, приподняв голову, чтобы заглянуть в зеленые глаза. — Правда, Драко… А ты? Ты любишь меня? — Гарри нервно сглотнул, чувствуя, как его сердце снова начинает ускорять свой темп. — Ты такой дурак, Потти, конечно, я люблю тебя, — ухмыльнулся блондин, — стал бы я тут с тобой возиться, если бы не любил? Просто выебал бы тебя молча, даже не раздевая, и свалил бы уже давно… — И многих ты уже молча выебал? — Гарри перевел на него вопрошающий взгляд. — Не знаю, думаешь, я считал? — с искренним недоумением на лице спросил Драко, — а что, уже ревнуешь, Потти? Час назад, кажется, ты тыкал в меня своей палочкой и орал, что я Пожиратель смерти. — Но ты ведь и есть Пожиратель, Драко. Гарри понимал, что разговор неизбежно возвращался в серьезное русло, и внутри у него похолодело. — Но ты все равно любишь меня, Гарри? — голос Малфоя едва заметно дрогнул. — Расскажи мне все, Драко, я хочу знать правду, какой бы она ни была, — настойчиво сказал гриф, и по телу обоих пробежала легкая дрожь. — Может оденемся для начала? Мы тут лежим голые посреди туалета, и сюда только чудом никто не зашел. Я, конечно, кинул запирающее на дверь, но мы же в Хогвартсе, сам понимаешь… — хмыкнул блондин, попутно кидая очищающее заклинание на них обоих. — Хм, — смущенно хмыкнул в ответ брюнет, — ладно, ты прав, давай оденемся. Через пару минут они, уже одетые, сидели на полу, упираясь спинами в холодную стену. Малфой достал из внутреннего кармана пиджака сигареты и закурил, глядя прямо перед собой. — Не знал, что ты куришь, — сказал Гарри, протягивая руку за сигаретой. — Не знал, что ты тоже, — хмыкнул Драко, протягивая ему пачку. Гриф вытащил сигарету и прикурил от палочки. — Кажется, мы многого не знали друг о друге, — с горечью в голосе хмыкнул он. — Гарри, я боюсь, что ты возненавидишь меня после того, как узнаешь всю правду, — упрямо стараясь не смотреть в глаза Поттера, изрёк слизеринец. — Я пытался возненавидеть тебя почти шесть лет. Как видишь, у меня это плохо получилось, — затягиваясь и пуская кольца дыма, сказал гриф. — Ну, по крайней мере, у тебя хорошо получалось это изображать, — ухмыльнулся Малфой. — У тебя тоже, — парировал Поттер, — даже слишком убедительно, я почти поверил. — Почти? Гарри, скажи честно, если бы я не поцеловал тебя первый, ты бы так и ушел? — блондин окинул брюнета проницательным взглядом. — Не знаю, я хотел этого, но… Я не был уверен, что ты тоже этого хочешь… — вздохнул Гарри. — А как же хваленая гриффиндорская храбрость? — ухмыльнулся слизеринец. — А как же хваленая слизеринская холодность и гордость? — парировал гриф. — К драклу гордость, когда я понимал, что ты сейчас стоишь передо мной, тычешь своей геройской палочкой мне в лицо, а сам краснеешь, как первокурсник перед понравившейся девчонкой, и может быть это наш последний шанс, мой последний шанс до того, как ты все узнаешь и возненавидишь меня навсегда, до того, как мы окончательно станем врагами, Потти… — пристально вглядываясь в зеленые глаза, сказал блондин. — Знаешь, Драко, ты во многом прав, кроме одного: мне никогда не нравились девчонки, — ухмыльнулся брюнет. И я не хочу, чтобы мы становились врагами, опять… — голос брюнета дрогнул и он замолчал. — Я тоже этого не хочу, но… — Драко нервно сглотнул и тоже замолчал, опуская глаза. — Давай уже, скажи мне это, скажи мне все, Драко, — Гарри взял блондина за подбородок и повернул к себе, заглядывая в серебристые глаза и невольно вспоминая, какими темными, почти черными они могут быть в моменты страсти. Он склонился к его лицу максимально близко, и коснулся губами его губ. — Я обещаю тебе, Драко, что бы ты сейчас мне ни сказал, я не возненавижу тебя, ты мне веришь? — Обещаешь? — в холодном серебре блеснули и тут же потухли искры надежды, — лучше не давать обещаний, которые не сможешь выполнить. И Драко прильнул губами к губам Гарри. Какое-то время они целовались, потом слизеринец нехотя оторвался от губ грифа и затянулся почти истлевшей сигаретой. — Ладно, слушай, но если что, я предупреждал. Слизеринец достал еще одну сигарету себе и одну грифу, они закурили, и он рассказал бывшему врагу все о задании Темного Лорда. О том, что должен провести в Хогвартс Пожирателей смерти, и, самое главное, убить Дамблдора. Когда он закончил, Гарри еще долго сидел молча, глядя перед собой и почти не моргая. — Можешь прямо сейчас пойти к Дамблдору и сдать меня, но тогда меня скорее всего отправят в Азкабан, а моих родителей убьет Темный Лорд. Но если это то, чего ты хочешь, просто сделай это, потому что я устал. — Ты же не станешь этого делать, Драко? Ты не станешь убивать Дамблдора? Ты же понимаешь, я не смогу пойти и сдать тебя, не после всего. Лучше бы я, правда, этого не знал, — сдавленно проговорил брюнет. — Я же предупреждал тебя, Потти, — блондин устало закрыл лицо руками и откинулся назад, упираясь головой о стену, — Да пойми ты, наконец, у меня нет выбора, у меня просто его нет. Или Дамблдор или мои родители. Ладно, на отца мне плевать, он это заслужил, но мама… — Но должен же быть какой-то выход! Если ты убьешь Дамблдора, мне ничего не останется, как убить тебя, или тебя отправят в Азкабан! — в отчаянии вскрикнул Гарри. — Убьешь меня, Потти? — хмыкнул Драко, вскидывая бровь. — Это не смешно! О чем ты только думал, соглашаясь на это? — Прости, но точно не о тебе, Гарри, хотя… О тебе тоже. О том, что это будет конец всего для нас. Даже не успев начаться, — с горечью в голосе ответил аристократ. — И что, что мне теперь делать с этим? — Гарри в отчаянии стукнулся головой о стену, — Я не могу сдать тебя, и не могу молчать, потому что Дамблдор дорог мне, он важен для меня, Драко, — всхлипнул гриф. — Я не знаю, Потти, ты просил рассказать, и я рассказал, — кривя губы, ответил слизеринец. — Лучше б ты соврал или ничего не говорил. Не делай этого, Драко, прошу тебя, ты же этого сам не хочешь… Не хочешь же, Драко? — с надеждой в голосе спросил брюнет. — Сколько еще раз мне повторять? Это не вопрос моего выбора! Это не вопрос моего желания! Я должен это сделать! Понимаешь, Гарри? Я должен! — почти сорвался в крик блондин, — Это то же самое, как ты должен убить Темного Лорда, понимаешь? — То же самое? Темный Лорд убийца! Он преступник! Не то чтобы я хотел его убивать, но так надо и так правильно! А Дамблдор… Дамблдор величайший волшебник нашего времени. И он столько сделал для меня и для всей магической Британии! Дамблдор как семья для меня. Неужели ты не понимаешь, Драко? Не делай этого, прошу… Однажды я убью Темного Лорда, и все встанет на свои места, все закончится, Драко, просто не делай этого, прошу… Если ты любишь меня, Драко, ты этого не сделаешь… — Пообещай мне кое-что, Гарри… — с грустью и одновременно с решимостью в голосе сказал Малфой. — Все, что угодно, все, что захочешь, Драко, только не убивай Дамблдора, — взмолился Поттер. — Убей Темного Лорда и останься в живых, Герой, обещаешь? — спросил блондин, нервно сглотнув, и доставая свою палочку. — Обещаю, Драко, клянусь тебе, я это сделаю. А ты пообещай мне, что не убьешь Дамблдора, обещаешь? — брюнет ухватил его за рукав и развернул лицом к себе. — Обещаю, Гарри, я люблю тебя… — и он накрыл своими губами желанные губы, утягивая гриффиндорца в долгий поцелуй, — Прости меня… Обливиэйт! И с этими словами слизеринец поднялся на ноги и быстрым шагом покинул туалет. «Я не забуду о своем обещании, Потти. Главное, и ты выполни своё.» — задумчиво бормотал себе под нос красивый блондин, стоя вечером на верхней площадке Астрономической башни и вглядываясь в наступающую тьму.