Надежда отчаяния

Хоть Шестая и находилась ближе всех к костру, она всё не прекращала дрожать. Разговор остальных девочка не слушала, её волновало сейчас только собственное самочувствие. Просить у кого-то помощи она не собиралась, так что только протягивала руки к костру и скручивалась в жалкий клубок в грустной попытке согреться. Глаза постоянно слезились и раскраснелись, а сопли текли из носа ручьём, но на них Шестая уже толком и не обращала внимания, лишь вытирала время от времени рукавом. Рыжеволосая развернулась от выхода и обратила внимание на неё. Шестая тут же прижмурилась и приподнялась сквозь круги перед глазами. Всё её тело напряглось, принимая такую защитную позицию, какая вообще была возможна в таком состоянии. Девочка не могла не заметить, что союзница от неё не в восторге, ровно как и она сама. И теперь, когда они остались наедине, когда Шестая была слабой, кто знает, чего от неё ожидать? Однако веснушчатая не стала использовать этот шанс для мести, а напротив, накрыла девочку своей курткой, заметив её дрожь. Черноволосая посмотрела на неё широкими глазами, и даже пробормотала невнятное "спасибо", укутываясь в одежду. Её охватывало ощущение стыда за такую зависимость от чужой помощи, однако это был не тот случай, когда можно было демонстрировать свою гордость. Тишину первой нарушила рыжеволосая: — Слушай, я знаю, ты меня недолюбливаешь. Я тоже. Но, пока мы в одной команде, придётся терпеть друг друга. Выживать и так сложно, а споры среди детей всё только усложнят. Так что давай каждая будет держать своё отношение при себе, идёт? Шестая приподняла бровь. Это были неожиданные слова со стороны девочки. Она казалась ей скорее безрассудной эмоциональной тряпкой, но уж никак не человеком, умеющим так рассуждать. И пускай одна только фраза никак не могла поменять её мнение о Веснушке, в этот момент девочка всё же прониклась к ней каким-никаким уважением. Черноволосая кивнула и пожала руку девочке, соглашаясь на некое перемирие. Веснушчатая тоже кратко кивнула, но не улыбнулась. — Я рада, что мы разобрались. — Взаимно. Вдруг рыжеволосая поднялась на колени и подползла к рюкзаку, который, к счастью, остался в укрытии. Шестая с интересом наблюдала за её действиями, игнорируя слабость и тупую головную боль. Девочка достала бинт(когда он успел появиться?) и смочила его снегом, после чего передала черноволосой. — Приложи к голове. Это должно сбить температуру. Шестая хотела было поспорить, ведь ей нужно было согреться, а не сбивать температуру. Однако, в очередной раз сказав себе: "ты не в том состоянии", девочка приняла бинт, хоть накладывать его и не спешила. Веснушчатая смотрела на неё выжидающе. Девочка неохотно поднесла руку ко лбу и с удивлением одёрнула её: по ощущениям лоб был не намного холоднее печки. Это было странным: если она замёрзла, то почему не холодная? Шестая всё таки приложила компресс. И, проглотив унижение, всё же спросила: — Зачем сбивать температуру? — Потому что из-за неё тебе холодно и ты слабнешь. Ну, а ещё можешь умереть, если запустить болезнь. Шестая знала. Она видела, как болели другие. Не все из них выживали... Наверное, они просто были слабаками. — Зачем, по-твоему, Саша и Призрак ушли в больницу? — Будто я слушала. Рыжеволосая посмотрела на неё с осуждением, но вскоре её лицо вернуло спокойный вид. Было видно, что это даётся ей с трудом. — Они ведь пошли туда только, чтобы взять тебе лекарств. Они пошли только ради тебя. Шестая лишь фыркнула. Она не верила. Наверняка тот чудик опять пошёл искать других детей. — Они заботятся о тебе больше, чем тебе кажется. — Ещё скажи, что ты заботишься. — Я — нет. Лишь выполняю свою роль в команде,— вновь тот взгляд, уже без попытки его скрыть, — Может, и тебе следовало бы? В голове пронеслась куча ответов от "Неужели недостаточно, что я с ним таскаюсь?" до "Да на себя то посмотри. На качельке катается, а про опасности и не думает". Но девочка сделала глубокий вдох и пробурчала: — Раз мы держим своё мнение при себе, я ничего говорить не буду. — Хорошо. И, после нескольких минут молчания: — Зови, если что-то понадобится. — Ладно. Шестая свернулась обратно в свой жалкий клубочек ничтожности. Чувствовала она себя ещё отвратительнее, чем до этого. Мало того, что слабость никуда не ушла, так ещё и её ткнули носом в свои проколы, словно она была младенцем, которого старшим приходилось учить. Они заботятся о тебе больше, чем тебе кажется. Лишь выполняю свою роль в команде. Может, и тебе следовало бы? Отвратительно. Она вообще никому ничего не обязана. Она и таскаться со всеми то не обязана, да и не таскалась бы, если бы не тот чёртов маршрут. Кто её тянул возвращаться? Шестая отогнала эти мысли, прежде чем они згнали её в угол. Это неважно. Решение принято, она ничем не будет жертвовать, если это не выгодно ей самой. Она не просила других идти ей на уступки, это было их решение, а, значит. Она. Никому. Ничего. Не. Обязана. Шестая продолжала повторять это про себя, но с каждым повтором её уверенность куда-то исчезала, таяла, как снег возле костра.