Танцы со злом

Ожидая ответа, принц смотрел в окно. За стеклами и перекрещенными прутьями решеток раскинулся безбрежный океан небес. Ветра игрались в нем, вспенивая громады кучевых облаков. Он еще помнил, каково это – пронзать снежно-белые скалы, создавая гроты и пещеры, равнять поля и вытягивать арки и мосты, придавая облакам самые причудливые формы. И каково наигравшись, скользить дальше, прислушиваясь, не запоют ли где-то струны, не зашелестит ли листва, не зазвенит ли ручей или подвешенные черепки… Но чем больше он об этом думал, тем бессмысленней ему казались эти маленькие радости и тем тише становился напев плененного ветра, отступая пред воспоминанием о человеке, словно сотканном из тьмы и лунного света. Металлический голос оборвал мысли, в которых снова скользила узкая фигурка в черных лепестках. – Похоже, ты забыл, чему нас учил отец, – глаза императора полнились холодом, а из тона исчезли дружеские и теплые нотки. – Долг. Честь. Достоинство. Ответственность. Тебя с рождения почитали как бога на земле, возлюбленное дитя Иррита, владыка с волосами цвета золота, золотоглазый великан… В тебя верили и на тебя надеялись. Что ты изменишь мир к лучшему. Ты убил нескольких людей и умер на войне, но это всего лишь смерть. Смерть ничего не меняет. Она пуста. Умер на поле боя – тоже мне, нашел подвиг! Умирать легко, убивать легко, а ты попробуй изменить хоть что-то! – слова гремели как звон колоколов. Эшинит поднялся из кресла, с раздражением и холодной яростью глядя на брата. – Мир меняют живые! Для нас всех ты символ того, что однажды все будет иначе. Лучше. Что мы перестанем терять родных и близких. Это твой долг. Долг Сильного. Долг Совершенствующегося. Долг бога на земле. А если ты уже забыл, что значит терять любимых, то мне есть на ком тебе напомнить! Подумай об этом, пока набираешься сил, а то моя дражайшая супруга уже всякий страх потеряла! Дверь захлопнули с такой яростью, словно из комнаты вышел не взрослый мужчина, а мальчишка с сердито поджатыми губами. Многочисленные засовы заскрежетали, замыкаясь один за другим. Солнце молча смотрел вслед ушедшему. Шнурки с перьями и бусинами покачивались, встревоженные потоком воздуха, вызванным стремительной поступью Эшинита. Где-то внутри нарастала усталость. Безнадежно. Подняв правую руку, принц посмотрел на ладонь. Кожу пересекали едва заметные ниточки шрамов, больше похожие на паутинки. Чтобы он ни сделал этого всегда было мало. Не хотелось даже вспоминать – боль, череду потерь, Долг, горечь принятых решений. Ужасная война, на которой по обе стороны свои, каждый прав и каждому некуда отступать. И если Эшинит, вернул брата, потому что готовится к новой войне с темными заклинателями… Солнце опустил взгляд на позабытые подносы, испытывая соблазн выпить взвар до дна, даже если там яд. Тем более если там яд. Да и снотворное или наркотик проще развести в напитке. Заклинатель потянулся к чаше, но та с тихим шелестом отодвинулась от протянутой руки, а после и вовсе опрокинулась и покатилась по полу, наполняя комнату ароматам меда и ягод. Принц застыл, задержав дыхание и прислушиваясь. Обострившиеся чувства тут же выдали незваного гостя: он тихо дышал и пах незнакомыми травами. Солнце напрягся, отводя руку в сторону и безуспешно зовя меч. Поиски и поимка невидимки крайне развлекли бы приунывшее высочество, но нарушитель поступил самым возмутительным образом: подойдя к стене с наблюдателями, он начал быстро чертить голубоватым мелом сплетающиеся геометрические узоры. В этой наглости было что-то восхитительное, поскольку охрана не видела рисунка, только слышала загадочный скрежет. Заинтригованный принц с нарастающим интересом наблюдал, как на стене появляется смутно знакомая схема заклинания Врат Случайного Пути. Согласно записям в учебных материалах Врата выводили на случайную тропу, и оттого перемещение было невозможно отследить. Единственное (хоть и сомнительное) достоинство перекрывали многочисленные недостатки: Выбранная случайным образом тропа могла вывести в любую точку империи, а поскольку заклинатели, способные на подобные перемещения, не редко избегали таким образом крупных проблем, то существовал немалый шанс попасть из огня да в полымя. Каждая тропа индивидуальна и отражает создателя подобно зеркалу – его душу, тревоги и стремления, а те, чей дух находится в смятении, не редко становятся жертвами своих внутренних демонов, обретающих силу в подобных местах. Потому немногие показывали свои тропы другим людям – это слишком личное, а инейцы умеют уважать личные границы. Однако основным недостатком являлась сложность заклинания. Оно требовало длительной подготовки, специального артефакта и мела с крайне сложным составом. По этим причинам Врата Случайного Пути и не пользовались популярностью – гораздо проще и дешевле найти заклинателя, что согласится провести своей тропой, чем тратить поллуны на подготовку, да еще попасть потом неведомо куда. Однако наблюдая за черчением, Солнце обнаружил еще одно сомнительное достоинство Врат: Вместо того чтобы выстраивать заклинание от основных линий (что было первым, чему учили совершенствующихся, доводя это правило до безусловного рефлекса) загадочный нарушитель рисовал все линии вперемешку, не видя особой разницы между основными и вспомогательными каналами. Допустить такую ошибку мог либо совсем зеленый ученик, либо человек, не имеющий отношения к заклинательству вовсе. То есть если подготовка заклинания требовала немалых знаний, навыков и ресурсов, то с активацией мог справиться кто угодно. Скрип мела давно уже привлек внимание наблюдателей, но пока Солнце сидел в кровати, они не предпринимали никаких действий. Стоило же принцу отбросить одеяла и метнуться к рисунку, как замки снова заскрежетали. Выхватив мел, заклинатель прошелся им по основным каналам, выделяя их, и остановился, выискивая ошибки – хотя бы логические, поскольку воспроизвести по памяти рисунок не смог бы. В руку тут же грубо впихнули бумагу со схемой и округлый камень, обточенный морскими волнами. Солнце бегло сверил линии, и не найдя ошибок, впечатал артефакт в место силы замысловатого узора. Линии вспыхнули, наполнившись энергией, и загорелись ровным голубовато-белым светом. Нутро узора потемнело, а в воздухе повеяло прохладой и запахом грозы. Внезапно в комнату ворвался вихрь, как пьяный, кидаясь на стены и опрокидывая вещи. Окна распахнулись одновременно с дверью. Дождавшиеся своего часа ветра накинулись на простыни и ткани балдахина, швыряя их в вошедших. Оглянувшись на грохот разбитых стекол, принц почувствовал, как в грудь ударил тугой сверток и рефлекторно схватил его, а в спину уже уперлась чья-то рука, с силой вталкивая во Врата. – Я запомню, – пообещал заклинатель, сократив витиеватую форму благодарности. Шаг и марево искаженного пространства обдало кожу липкой прохладой. Находясь по ту сторону пелены, принц видел, как незримая ладонь с длинными узкими пальцами быстро смазала линии, разрушив заклинание. Вокруг происходило что-то невообразимое – в пульсирующем хаосе чужих троп вспыхивали и гасли краски. Они множились, дробясь, переплетаясь и рассыпаясь звуками и запахами. Заклинатель успел охватить взглядом лишь малую часть и охнул от внезапной волны холода и тьмы. Ясная южная ночь вспыхнула одноглазым небом, усыпанным разноцветными звездами. Глядя на круглую луну, принц сделал пару шагов назад и уперся в массивные деревянные перила, увешанные гроздьями расколотых масок с нежными, фальшивыми улыбками. Под мостом сияли ожерелья праздничных фонарей, среди которых неестественно высокие люди обменивались возгласами, наполняя ночь атмосферой подгнившего веселья. Заметив падающий сор и осколки, задетые незваным гостем, празднующие поднимали головы с темными провалами вместо лиц. Тьму нарушали лишь изломанные дуги злых улыбок и щели искривленных глаз. Отшатнувшись от края, Солнце вскинул взгляд – далеко впереди по мосту ковыряла крошечная фигурка, а в другой стороне высилась громада древней лесной чащи. Лес!!! Прежде чем принц успел принять разумное решение, истосковавшийся по воле ветер толкнул его в сторону черного гиганта, а бросившиеся навстречу ветра принесли запахи хвои и дождя. Он бежал, перепрыгивая через пробоины в мосту и кучи разбитых масок, а внизу копошилось и гнило веселье странных, едва похожих на людей существ. Хозяин тропы что-то кричал вслед, а по деревянным брусьям змеилась россыпь капель свежей крови. Заметив ее, принц всмотрелся в чащу и уловил отблески хищных глаз. Существа, преследовавшие раненного заклинателя, не шли по следу крови, а копошились в начале тропы, заставляя пространство болезненно подергиваться. Любое повреждение тропы оставляло след на ее создателе, потому Солнце атаковал прежде, чем успел рассмотреть тварей – призванный вихрь отшвырнул их далеко в лес, расчистив дорогу. Сразу за последней доской настила моста воздух наполнился прохладой и крупными каплями дождя. Над головой зашелестели еловые ветви и тихо, утробно заворчал далекий гром. Внизу, среди столпившихся стволов и изломанных корней, заскрежетали многочисленные тени. Принц отвел руку в сторону, зовя старого друга, и пальцы сжали знакомую рукоять. Дуга золотого света выхватила из ночной тьмы тварей, прижавшихся к земле и скалящих заостренные пасти. Шерсть топорщилась клоками, а на деформированных шрамами и наростах мордах сверкали темно-красные глаза, похожие на драгоценные камни. Размером крысы не превышали кошек, но их было очень много. Силясь понять, откуда исходит энергия заклинания, твари вгрызались в корни и древесину моста. Вот что им надо! – понял принц, – не человеческая плоть, а духовная энергия! Существа шарахнулись от новой вспышки света золотого меча, но стоило принцу промчаться мимо, как они бросились следом, завороженные ослепительно ярким источником энергии. Заклинатель увел их от тропы, петляя меж стволов, а когда почувствовал, что существа берут его в кольцо, загоняя как дичь на охоте, то взобрался на дерево. Благо телланские турниры научили лазать даже по голым столбам. И не только лазать. Усевшись на широкой и массивной ветви, принц изучил выданный сверток. Неизвестный спаситель предусмотрительно собрал для него несколько предметов одежды и лепестки цвета охры – форменные одеяния Золотых Вихрей. Среди тканей оказался второпях засунутый кошель, золотые наручи с выгравированными хищными птицами и левый сапог. О судьбе правого оставалось лишь гадать – то ли загадочный спаситель не усмотрел, а то ли принц сам потерял свое имущество. Выйти из затруднительного положения помогли наручи. Нынешний глава ордена много путешествовал в юности и потому позаботился, чтобы в экипировку заклинателей входило не только оружие, но и артефакты, способные скрасить жизнь в походных условиях. Наручи хранили не только полное боевое облачение вихрей, но и еще несколько смен одежды, что с одной стороны казалось излишней роскошью для воинов, но при этом неизменно выручало во многих ситуация – помогло и сейчас. Облачившись, тщательно зашнуровав наручи, и обувшись в старые сапоги, Солнце глянул вниз – изуродованные крысы пытались карабкаться по стволу, но что-то заставляло их набрасываться не только на добычу, но и на тех, кто оказался ближе к ней, оттого атака захлебнулась в писке и возне. Принц вытянул руку, зовя внутренний свет и придавая ему форму. Над золотистым наручем запылал огненный ястреб с яркими желтыми глазами. Шум и возня тут же стихли – завороженные крысы затаили дыхание. В полной тишине птица качнулась и соскользнула вниз, расправив мощные крылья над самой землей. Она пролетела над тварями, отразившись в алчных глазах, и скользнула в лес. Крысы кинулись следом, возбужденно пища и подпрыгивая, но даже если кому-то удавалось дотянуться до перьев, бесплотная птица скользила дальше. Меньше чем через минуту к ней присоединилась еще пара ястребов, отразившихся в рубиновых глазах золотыми огнями. Восторженный писк быстро удалялся, следуя за светом величественных птиц. Избавившись от свиты, принц оперся спиной о шершавый ствол и с удовольствием вдохнул аромат столь желанной свободы – хвои и дождя. Холодный воздух пьянил как вино, а царящая вокруг ночная тишина полнилась запахами и нежными напевами падающих капель. Прохладная чистота свободы вмиг выветрила гнетущую власть комнаты-коробки и воспоминания о людях, изменившихся так сильно, что опознать их можно было лишь по ярости, с которой они продолжали делить игрушки. Плывущие с севера ветра ласкали тяжелые еловые ветви. Полы лепестков трепетали, то дрожа, то взмывая вверх, словно желая умчаться вслед небесным бродягам. Несколько минут принц прислушивался, глядя в темноту, а после тихо соскользнул вниз. Отозвавшийся на поток силы меч летел легко и быстро, а расступившиеся ветра мчались рядом, ластясь и зовя вперед. Они ласково перебирали пряди золотых волос и подергивали полы лепестков, уводя все дальше от исчезнувшей тропы. До чего же странно было ощущать мир плотью. Обонять ленты ароматов, слышать упрямый дождь и ворчание далекой грозы, осязать холод и прикосновения ветвей, потоки воздуха. Можно зарыться лицом в хвою, обхватить ее руками, тревожа капли и чувствуя как, они сбегают по коже и падают вниз… Поддавшись на игры ветров, принц следовал за ними, то приникая к земле, то взмывая выше крон, то скользя между ветвей, то плутая меж стволов… чувствуя, прикасаясь, слыша. Вместе с ним ночь пронзали огненные ястребы, а во тьме леса то и дело мелькали то краешек тени, похожий на черный лепесток, то причудливая ветвь, напоминающая изящную руку в черной перчатке. То пара стволов сплетутся, подражая тонкой талии, то лико проглянувшей луны напомнит белизну кожи, а то сама тьма одарит внимательным взглядом бездонных глаз, не отражающих и лучика света. Вспоминался голос. Тихий, бархатный, как теплая южная ночь, с привкусом вина и радости. И улыбка – насмешливая, дразнящаяся. И все это вновь и вновь пробуждало воспоминания: было так много встреч, но лишь трижды враги они не атаковали друг друга: когда Солнце оказался в плену Вечера, когда Вечер оказался в плену Солнца, ночь Первых Цветов, когда они столкнулись на праздновании за пару дней до начала войны. Всего трижды время остановилось, прервав привычный ход событий, но сейчас именно эти моменты имели драгоценность. Короткий разговор за трапезой в крепости Вечера, две еще более короткие беседы в пыточном шатре лагеря Солнца и целая ночь на улицах праздничной столицы! Как танцевали и как устав, сидели на крыше, не желая, чтобы наступал рассвет. Как пили горячее вино, согреваясь и любуясь теми, кто танцевал, не зная усталости, будто чуя, что это последний праздник перед войной. И как холодные белые пальцы прикоснулись к коже принца, а бархатные глаза оказались так близко, что тьма заполнила собой все… Солнце тяжело вздохнул, останавливаясь и озираясь, а незнающие печалей ветра умчались вперед. Дождь продолжал шелестеть в хвое, и крупные капли срывались вниз. Желанный аромат, желанный лес… но это мало. Того, чем довольствовался ветер, было слишком мало человеческому сердцу, оно тосковало по тому, кто годами был целью и желанным трофеем. – Он. Мой. Трофей, – неожиданно услышал заклинатель свой голос и удивился, как странно это звучит в ночной тиши. – Где он? Где он может быть? Своенравный и взбалмошный, приносящий проблемы даже союзникам, легко поддающийся соблазнам и потакающий прихотям и сиюминутным желаниям? Что он сделает и куда пойдет в отсутствии наставника? И человеческая память услужливо дала ответ, показав воспоминание: хитроватые черные глаза, улыбка и тарелочка из рыжеватой глины в тонких белых пальцах. А на дне рисунок узловатого клена, цепляющегося за обрыв. Заклинатель повернулся в сторону юга, безошибочно определив его по направлению ветров, плывущих с севера. В поднявшейся суматохе Краш Шао чувствовал себя как уж в траве, довольная улыбка не покидала загорелого скуластого лица. Пока инейцы обыскивали комнату и изучали остатки стертого рисунка на стене, он выскользнул в коридор, по которому уже неслась восхищенными перешептываниями благая весть – солнце империи исчезло! Служащие, выросшие на легендах о золотоволосом герое, чувствовали в излишней заботе императора нечто неправильное, но не могли ослушаться приказа. По этой причине самостоятельный побег мятежного принца разрешил их муки совести – теперь оставалось лишь доложить императору о крайне прискорбном происшествии. Желательно не слишком демонстрируя радость по этому поводу. Чары невидимости исправно работали, а от сбегающихся по тревоге стражей Краш Шао легко уклонялся. Покинув дворец Красной Черепахи, мужчина направился во внутренние сады. В них, окруженный благоухающими лабиринтами, располагался печально известный дворец Хрустальных Слез. Великие императоры сменяли друг друга, но клетка для их игрушек оставалась на прежнем месте. Высокий рост и пара сильных рук позволили невидимке вскарабкаться на навес и подняться выше, к этажам, где проводила свои дни в заточении прекрасная императрица. К лоджии ее покоев вел широкий карниз. Пройдя по нему, мужчина бесшумно перелез через ограду, украшенную хрустальными хризантемами, и скользнул в комнату, как раз застав завершение очередного акта пьесы: Эшинит в сердцах швырнул на стол с косметикой сапог, из-за чего мелкие предметы брызнули во все стороны, и удалился, от души хлопнув дверью и пообещав перевешать всех выродков Радости, если она еще хоть раз заговорит с Солнцем. Несколько секунд императрица сидела, сгорбившись над столиком, словно нахулиганившая кошечка, которую натыкали носом в ее же злодеяние. Краш Шао помедлил, но решил, что если она плачет, то это определенно не та женщина, которую он знает, и потому трижды коснулся музыки ветра, подавая условный сигнал. Радость, покрасневшая от едва сдерживаемого смеха, обернулась и глянула на гостя своими черными глазами, из-за которых даже ишский посол не слишком твердо стоял на своих длинных ногах. – Уважаемый Краш Шао может не скрываться: Эшинит убирает охрану, когда ему есть, что сказать. – Красавица вспорхнула с кушетки и закружилась по комнате, переполненная восторгом от безупречно выполненного хулиганства. Холодные, хищно-розовые ткани платья заплясали вокруг тонкого изящного стана, и хотя в комнате царила тишина, мужчине казалось, что он слышит ритм музыки. Он осторожно поймал кончики нежных пальчиков и повел в танце, наслаждаясь причастностью к счастью это маленькой, но такой коварной женщины. Прическа чуть растрепалась, на скуле краснел след от удара, но императрица продолжала кружиться, слишком радостная, чтобы обращать внимание на боль. – А зачем он принес сапог Вашему Величеству? – шаг, поворот, снова шаг и вот движение при котором можно поймать тонкую талию и притянуть к себе… так просто и так невозможно, и не только потому, что в инейских танцах разрешено соприкасаться лишь кончиками пальцев. – Господин посол его не узнает? – прелестница насмешливо округлила глаза и понизила голос, делясь тайной: – Вы оставили его в коридоре перед дверьми покоев моего дражайшего брата. – Ох, – мужчина виновато посмотрел на предмет разговора. Нехорошо вышло. Впрочем, можно считать, что он компенсировал эту потерю, так как в последний миг вложил в сверток свой кошель: Краш Шао и сам не раз сбегал из батюшкиного дворца в Ишии, и прекрасно знал, о чем думают принцы, когда радость от удачного побега сменяется досадливым урчанием в желудке. – Вы же знаете Эшинита, уважаемый Краш Шао, – Радость улыбнулась и на миг прикоснулась восхитительно тоненькой ручкой до плеча гостя, столь рослого, что она едва могла дотянуться. Ее изящные брови приподнялись от восхищения и удовольствия – до чего же высокий! Чары невидимости скрывали тело посла, но порой зоркие глаза императрицы все же успевали заметить то силуэт, то длинную косу, то улыбку на тонких губах… – Он нутром чует, что Мое Коварное Величество что-то затеяло, но пока разбирался с сапогом – птичка упорхнула. Ищи свищи теперь ветра в поле. – Коварная вы женщина, Ваше Величество, – он улыбнулся, наслаждаясь тонким ароматом кремов, исходящих от невесомых рук. – Даже не пытайтесь делать вид, что вам это не по нраву, – она насмешливо качнула ресницами, и отстранилась, чтобы покружиться. Несуществующая музыка танца влекла обоих, заставляя кружить по комнате, не останавливаясь даже на миг. – Даже не пытаюсь. – Он улыбнулся, опьяненный ее беззаботной радостью и чередой ароматов исходящих от кожи, волос и рукавов одеяний… крема, шампуни, благовонии, духи. Все это завораживало, сменяя друг друга. – Полагаю, он сейчас вернется? Императрица погрустнела и остановила танец. – И снова будет кричать. – Мне лучше уйти? – Не приходите несколько дней, – она кивнула. Краш Шао, пятый принц и посол Ишии тоже погрустнел. Он знал причину, по которой прелестная императрица просила его не приходить: даже ей требовалось время, чтобы залечить травмы. Он осторожно взял ее тонкие пальчики в свои длинные узкие ладони, такие большие и теплые по сравнению с холодными ручками инейки. – Ваше Императорское Величество, если хотите, я заберу вас отсюда. Прямо сейчас. – Мне некуда бежать. Это мой дом, здесь мои дети и заботиться об империи это мой долг, – она вытянула пальцы из теплых рук и обернулась к окнам лоджии. Небо пышущее и переливающееся всеми красками заката уже гасло на востоке и оттого золоченные шпили горели еще ярче, отражая лучи солнца на фоне бархатно-синих сумерек. Золотые штрихи отражались в черных глазах, а на губах снова появилась улыбка, – Да и сейчас ведь начнется все самое интересное: Солнце жив, краснорукая нашла тело Вечера, в Старой Столице откопали рукописи о ритуале призыва души, а небожители опять ищут убийцу с веерами… – Снова нападения на небожителей? – О, да, – прекрасное лицо на миг приобрело хищное выражение. Во время разговора Эшинита с Солнцем Краш Шао хотел оспорить едва ли не каждое слово, сказанное о Радости, но в одном он был полностью согласен – как же она прекрасна, когда хочет стать императрицей! Словно из тумана донесся ее голос, – Надеюсь, мой дорогой брат прочитает письмо и последует моим указаниям. Какое письмо? – сам у себя спросил тонущий в черных глазах посол. – Ах, да, письмо, на конверте которого вычерчен рисунок заклинания. Он должен был отдать его Солнцу. Все правильно – он вложил в руку принца бумагу и камень, а тот что-то поправил в рисунке… а потом? С нарастающим беспокойством Краш Шао восстановил происходящее шаг за шагом. Вот кирпичная стена в вычерченной раме заклинания чернеет и в комнату врывается яростный ветер, едва не сбивший с ног посла, но даже не задевший золотоволосое солнце империи. Вот окна распахиваются, и осколки блестят в воздухе, а сдернутые с постели ткани летят на охрану. Краш Шао вкладывает в руки принца сверток из тканей и тот рефлекторно хватает его, а посол толкает беглеца в спину. Что не так? Руки. В руках принца уже не было конверта. Альтернативная вселенная, в которой эта книга имеет жанр «комедия»: Он бежал сквозь лес, а крысы преследовали его. Кровавые рубины глаз сверкали во тьме, громкий писк становился все ближе. Идущая на спад луна плясала среди ветвей, а ветра выли, толкая вперед! Беги, беги – пели они брату, хватая за рукава и лепестки. Неожиданно принц споткнулся о вздернутый корень и кубарем покатился по земле. Он успел лишь вскинуть руку, пряча лицо, когда волна крыс накрыла его, и воздух наполнил восторженный писк хищников, догнавших добычу! Но боли не было… – Стойте! Хватит! Брысь! – Кричал, приближаясь, бархатный голос, но крысы, будто не слышали его и с восторженным писком ластились к принцу, подныривая под его руки и норовя облизать лицо. Кто-то радостно сопел в ухо, а чей-то носик пофыркивал в волосах цвета золота. Подбежав, Вечер остановился, тяжело дыша и глядя на небольшую восторженно копошащуюся кучку, погребшую под собой человека, похожего на величественный горный пик. – Нет! Хватит! – задыхалось от смеха солнце империи, – Хватит фыркать в ухо, щекотно же! Ой! Ну не надо! Ха-ха-ха! – выглядывающая из кучи нога в сапоге судорожно подергивалась от смеха, но крысы только восторженнее лопотали и еще сильнее ластились. – Что ж… по крайней мере они его завалили, – философски заключил злодей. – Но все же… где я ошибся в формуле?