Скованные доверием

      Вот уже давно Солас так не высыпался — должно быть, с самого пробуждения из утенеры.       Вернувшись из Скайхолда, он тут же прилег, несмотря на все обязанности. Он был слишком измотан. Проснулся посвежевшим, похорошевшим — и с эрекцией. Похоже, тело после всех этих лет пробуждалось тоже... в известном смысле. Солас попробовал испытанный метод — помедитировать, чтобы успокоиться, но этого оказалось мало, а вот ледяная вода помогла.       После этого он сытно позавтракал, парадно оделся и пошел обозревать свои владения. Навестил беженцев из эльфинажей, проверил войска, принял отчет от разведчика. Пока тот сухо перечислял важные данные, Солас старался слушать. Почему старался? Потому что тело отвлекало. В мыслях он снова и снова возвращался к прошедшей ночи, мягкости форм Фредерики, жару ее поцелуев и... всему остальному. Солас хотел секса. Нестерпимо. До дрожи в коленях. До покрасневших кончиков ушей. И даже тренированная выдержка ему сегодня не помогала: в ответ на его вожделение член снова начал вставать. Солас скривился, тихо радуясь, что на нем были доспехи. Член уперся в металл, эльф скривился снова — на этот раз от неприятных ощущений.       Когда разведчик, наконец, закончил, Солас отпустил его с миром, а сам удалился на Перекресток. Он плутал меж элувианами, понимая, что других эльфов он сейчас видеть не хочет. А чего он хочет в действительности, было ясно и так. Однако день только-только клонился к обеду... Что же делать?

***

      «А это затягивает», — беспомощно думала Фредерика, привалившись к краю походного секретера.       Она еле сдерживала голос — а рукой вовсю бесстыдствовала в своих полотняных штанах. Казалось, что ноет, зудит все тело, а другого способа унять этот специфический зуд Фреда не знала.       Хотя нет, было еще одно средство — но далеко, по ту сторону леса, за кордоном мятежных эльфов. И раз Фреда не могла увидеть Соласа, когда ей того хотелось, приходилось справляться самостоятельно. Весь последний год, а то и дольше Фреда просто не слушала нужд своего тела, и оно очень редко давало о себе знать. Но теперь...       Она закрыла глаза, тяжело дыша. Напрягла слух: нет ли шагов снаружи? Никто не должен застать ее в таком виде. Нужно быть осторожнее.       Ноги едва держали ее, ослабев от импульсов удовольствия. Ладонь Фреды не двигалась, усердствовали лишь пальцы, чьи прикосновения вызывали в памяти очень конкретный эпизод. Помня, как Солас требовал от нее говорить и как она подчинялась, звала его, умоляла взять ее, Тревельян еле слышно стонала сквозь закушенную губу, а жар между ног становился все нестерпимее.       Ох, и многое бы она отдала, чтобы прямо сейчас оказаться в когтях Ужасного Волка...       И едва эта мысль возникла в сознании, как слух царапнули чужие шаги. Фреда замерла. Мимолетный звук донесся не из-за передней шторки шатра, а с тыла. Позади стоянки Инквизитора пролегали маршрут патруля и опушка леса. Звучание солдатских сапог Фреда знала отлично, поэтому отличила эти новые шаги в два счета. К ней кто-то подкрадывался. Вряд ли свои. Чужие?       Наспех оправившая одежду Фреда ждала. Сексуальное напряжение в ее теле сменялось тревогой, Фреда даже потянулась к своему посоху... Но не успела она взяться за рукоять, как задняя стенка шатра распахнулась, в просвете мелькнуло лицо Соласа — на секунду, достаточную, чтобы Фреда узнала его и не стала кричать.       Его руки вытянули ее из шатра и тут же надавили на плечо, вынуждая пригнуться. Фреда по инерции вцепилась в накидку из волчьего меха. Сердце пустилось вскачь, разгоняя радость по всему телу. Солас шепнул лишь: «Тише», — и они быстрым шагом двинулись к бурелому, а затем к высоким деревьям, чтобы скрыться в их тени.       Только тут Фредерика осмелилась заговорить:       — Солас, что ты здесь...       — Я соскучился, — просто бросил он, глядя вперед.       Фреда оторопело взглянула на него, пока Солас выискивал признаки опасности. В голове, помимо одной, вполне ясной мысли, роилось множество других. Как это соскучился? Вот так просто взял и пришел? Мимо караула?       Выбрав направление, Солас мягким шагом направился вперед. Фреда пригнула голову, как и он. Надо будет обязательно спросить его. Позже.       Так они шли минут десять. Наконец Солас остановился, и Фреда смогла без помех оглядеться: вокруг была густая роща с высокими раскидистыми деревьями, в их кроне переливалось солнце. Из-за нескольких поваленных стволов в листве образовались просветы. Земля была устлана мягким мхом.       Эльф снова огляделся и прислушался. Ни души. Место было выбрано верно. Поведя пальцами в воздухе и наспех сотворив магическую защиту — на всякий случай, — он повернулся к Фредерике и без лишних церемоний прижал ее к дереву. Первую секунду Фреда думала посопротивляться, настоять на ответах, но, вкусив его губы, потеряла связь с реальностью. Целый мир перестал существовать, был лишь Солас, дерево за ее спиной и чужие пальцы, которые быстро справились с завязками на ее штанах и коснулись лона, до сих пор влажного от ее собственных ласк.       Женщина слабо застонала, подала бедра вперед, — и Солас прервал поцелуй, чтобы взглянуть на нее. Его брови дернулись вверх, а губы расплылись в понимающей усмешке, когда он понял, что Фредерика была готова еще до его прихода. Пальцы двинулись внутрь, нащупывая стенки вокруг, меняясь местами, аккуратно проворачиваясь... Солас не сводил с Фреды глаз: та в сладостной агонии уткнулась макушкой в кору дерева. Тихим, томным голосом он вторил ее рвущимся стонам.       — Разведи... — вырвалось у нее.       — Что?       — Разведи их... Солас, пожалуйста...       Эльфийские глаза сузились, бледные щеки Соласа обагрил жар. Ему определенно нравилось слышать, как Фреда... просит. Как преодолевает грань смущения и честно высказывает свои желания. Это действительно кружило голову обоим.       Что ж, если он понял верно... Солас слегка развел пальцы — на пробу, растягивая ее, и был вознагражден таким несдержанным и тягучим стоном, что его собственное возбуждение возросло в разы. Было трудно не замечать боли и тесноты в доспехах, однако Фреда перетягивала внимание на себя тем, какой она была сейчас. Захлебывающейся от наслаждения. Вздрагивающей от натяжения ее плоти так, будто нитевидная молния проносится вдоль хребта. Она выгибалась к Соласу, и удовольствие плескалось в ее глазах, прорывалось в стонах и с ними же отдавалось эхом в глубине рощи.       Он не выдержал и поцеловал ее вновь. Его язык действовал согласно с длинными и ловкими пальцами, хотя эльф вряд ли понимал, что делает. Он ласкал ее по наитию. Как пришел к Фредерике в лагерь, поддавшись порыву, так делал и сейчас.       Нет, это невыносимо. Долгих ласк он уж точно не выдержит, да и Фреда, судя по всему, была более чем готова. Все предположения, чем она занималась до его прихода, Солас оставил на потом. На послевкусие.       Едва дыша, Фредерика из-под ресниц смотрела, как ее возлюбленный расправляется со своей, казалось бы, цельной броней. Полетели на землю накидка из волчьей шкуры, перевязь, пояс... Залязгал металл. Солас разоблачился даже слишком быстро; у этих эльфов все предусмотрено, правда же? Тревельян с готовностью подалась к нему, когда ее штаны и белье поползли вниз, затем Солас уверенной рукой приподнял одну ее ногу. Краем глаза она видела полностью вставший эльфийский пенис и, чего уж скрывать, мечтала ощутить его вновь.       Солас тоже чувствовал ее. Снова. Чувствовал, как плоть Фредерики с готовностью обхватывает член, впускает его внутрь. Он прерывисто застонал, ощущая влажность ее естества; меньше суток прошло с их недавней встречи, но он уже был голоден, ужасно голоден. И фрикции в этот раз были более резкие. Первую минуту Солас наблюдал за реакцией Фредерики — как бы не сделать больно! — а убедившись, что все хорошо, перестал себя контролировать.       На каждый толчок, нет, каждое прикосновение она отзывалась коротким стоном. Вот Солас подхватил вторую ее ногу и поддержал Фредерику за бедра, вжимая ее тело в древесную кору. Он продолжал двигаться — чаще, быстрее, стремительнее... А затем издал громкий стон, забыв про всякую секретность, уткнулся лицом в плечо Фредерики, содрогаясь, постепенно расслабился. Ему было хорошо, спокойно и безмятежно. Он получил, что хотел. Ему нравилось внутри нее.       Но вот силы покинули его, и Солас осторожно опустил Фредерику на мох. Сидя рядом, он любовался ею и чувствовал удовлетворение — не только от оргазма. Она — его. Она приняла его. Она вся дрожала, не в силах управлять своим телом, и шептала его имя. Вся внутренняя поверхность ее бедер блестела от влаги, из промежности сочилась белесая жидкость. Его жидкость.        Просто поразительно, насколько желание влияло на ее способность мыслить — способность, которой Фреда могла бы гордиться, будь гордыня вообще ей свойственна. В этой новой реальности, где Солас «похищал» ее средь бела дня, чтобы овладеть ею прямо в лесу, не помня ни о своих разведчиках, ни о чужих, Фредерике все чаще отказывал здравый смысл. Всякий раз, окунаясь в омут сиреневых глаз, она одновременно влажнела и воспламенялась, и хотела чувствовать поцелуи Соласа, его руки, его член — все, что он даст ей.       Полминуты спустя Фреда все еще тихо скулила в объятиях Соласа. Спина побаливала, пускай трение о кору дерева смягчилось благодаря одежде. И чуть ныла нежная кожа там, где Солас только что шлепался об нее, вгоняясь как можно глубже в ее тело.       Наконец Фредерика встрепенулась и увидела, что Солас на нее смотрит. И то, как он на нее смотрит. Снова плен его глаз призывает ее, не отпускает...       Фреда вспыхнула и поспешила спрятать лицо в изгибе его шеи. Вдохнула аромат. Стало спокойнее.       — Так ты и впрямь соскучился, — тихо сказала она. — Я же говорила.       И правда: Фреда если и не знала наверняка, то могла уверенно предполагать, что Солас не выдержит разлуки. Он всегда был порывист в своих желаниях. Он тоже умел терять голову. Поерзав, она ощутила, как много влаги между ее ног — к горлу сразу подступил ком. Радовало лишь то, что Солас не видел ее лица.       Нет, с этим нужно было что-то делать, пока все не стало намного, намного сложнее. Фредерика уже не могла быть уверена, что обойдется без последствий. Одна мысль об этом — и страх иглой вошел в сердце.       Солас медленно, глубоко втянул носом запах ее макушки.       — Ты манишь, — пробормотал он.       И опустил руку между ее ног, погладив ласково, без какого-либо умысла. На его счастье, он действительно пропустил мелькнувший на лице Фредерики испуг, а ее секундное напряжение принял за импульс удовольствия. Усилием воли он заставил себя прекратить ласки, чтобы снова не заводиться. Нет, сказал Солас сам себе, это слишком. Он и так поступил в высшей мере эгоистично, заявившись во вражеский лагерь и забрав оттуда Фредерику для плотских утех. И неважно, что та была не против. Совесть кольнула Соласа, но он все же поднес свои пальцы ко рту, и, убедившись, что Фредерика смотрит, облизал их.       Кто угодно мог винить Соласа в том, что он пытался совратить Тревельян и сбить ее с толку. Ведь если дать влюбленному человеку самое желанное, то он простит своей пассии все на свете, верно? Даже конец самого света? Не зная Соласа, можно было предположить коварство там, где он пытался выглядеть честным. Ублажать Фредерику было выгодно. А значит, жестоко.       Но Фредерике казалось, что она знает его достаточно. И он знал ее прекрасно, и понимал, что Фреда больше не поведется. Вдобавок это выражение его лица, с каким он пробовал ее, а заодно и себя... Оно было неподдельным.       Пожалуй, сейчас это была единственная хитрость с его стороны. Понимал же он, что для любящей Фреды выглядит слишком соблазнительно? Сразу вспомнился их поцелуй, там, в Скайхолде, после того, как Фреда ласкала его губами. Кто бы думал, что Соласу так понравится их совместный вкус...       — Ma lath, — завороженно протянула она, не зная, что еще сказать.       — Мне всегда было хорошо с тобой, — ответил он, — но я и не думал, что может быть настолько лучше.       Нежно сжав его ладонь, Фреда обвела взглядом тенистую рощу:       — Ты не знаешь, здесь где-нибудь можно выкупаться?       И Солас улыбнулся.       Невдалеке от места, где они скрывались, раскинулось зеленое озеро. Солас помог Фредерике раздеться и умыться. Он гладил ее, смывая следы их страсти, и любовался каждой ложбинкой, каждой округлостью женского тела. Было в этом омовении что-то сакральное и возвышенное. При этом себя он трогать не позволял: не хотел разрушить момент.       От прохладной воды тело Фреды покрылось мурашками. Она непроизвольно зажималась, ища тепло внутри себя, но старалась не подавать виду. Выходило плохо. Но когда Солас закончил, они расположились на берегу, где Фреда села меж его ног, закутанная в волчий мех. Солас обнимал ее. В лесу пели птицы. Он вдыхал запах ее волос, смешавшийся с озерным, и недоумевал, как за такое короткое время эта женщина, человек, стала ему так близка. Заняла все его мысли, а с ними, похоже, и крохотную часть его сердца. Солас не хотел отпускать ее в лагерь, искренне желая остаться в этом моменте.       А Фредерика, глядя на взбаламученную ими воду, совсем ни о чем не думала. Все тревоги в душе улеглись, давний страх быть отвергнутой исчез без следа. Солас был с нею ласков, как никто в ее жизни, и таил в себе целое море нежности. Его чуткость и опыт позволяли ему предугадывать желания Фреды прежде, чем та успевала их озвучить. Вдобавок, с ним она чувствовала себя способной удивлять — и не своим «везением» или «избранностью», а просто тем, что она существует.       Когда-то они любили беседовать обо всех явлениях мира. Они могли бы и сейчас продолжить с того, на чем остановились, но Фреда предпочитала не терять время. Ей хотелось открыть Соласа с новой для нее стороны, сравнить со своими домыслами о том, каково быть с ним. Ей всегда казалось, что Соласу не чужды страсти, несмотря на его нарочито сдержанный облик. Что ему знакомы и собственничество, и великодушие.       Чего Фреда совершенно не видела, так это его слабости к ней. Она думала, что никто, особенно она, не способен его поколебать. Что Соласу нужен только он один, и второго в своем мире он не потерпит. А сейчас они нежились друг об друга и Солас казался таким безмятежным, таким... счастливым рядом с ней, что сердце оплел теплый кокон. Желание никуда не делось из ее расслабленного тела, просто задремало до поры до времени. Волчья шкура щекотала нос, когда Фреда прятала в нее пол-лица вместе с улыбкой. Почему-то накидка пахла Соласом и ничем иным.       Весь мир словно решил не трогать их хотя бы сегодня.       — Я люблю тебя, — вдруг сказала Фреда.       Она уже говорила это не раз, но все — в порыве страсти или отчаяния, на грани фола. Новое признание далось гораздо легче предыдущих и было наполнено спокойной уверенностью.       — Не говори ничего, — сразу же добавила она. — Ты не обязан. Я лишь хочу, чтобы ты знал, какой счастливой стала моя жизнь.       Солас ничего и не ответил, хотя мог бы. Он мог снова вспомнить и про войну, и про снятие Завесы, и про уничтожение всего сущего вместе с ней. Но что происходило сейчас? Попытка надышаться перед смертью? Он не знал. От слов Фреды у него похолодело в груди, и эльф лишь крепче прижал ее к себе. Он пообещал себе на досуге подумать над всем этим. В том числе — над своим поведением. Над неконтролируемым желанием, над возросшей потребностью в близости с человеческой женщиной...       Позже он проводил Фредерику до непросматриваемого участка, нежно поцеловал ее на прощание и скрылся в чаще. Фреда постояла еще немного, провожая взглядом его силуэт вдали, а затем направилась к лагерю. По пути она собрала несколько видов трав, одной из которых был сухостебель, чтобы вечером заварить их.       Настой получился горьким и невкусным. Однако Фреда, преодолевая себя, выпила кружку и оставила примерно столько же на утро. Нельзя было рисковать. Хоть ей и безмерно нравилось, что Солас кончает в нее, логичные последствия могли все испортить.       Но хорошо уже то, что за несколько часов ее, кажется, не хватились. Другие советники, что долгое время видели ее подавленное состояние, общались с ней только по делу, чтобы лишний раз ее не беспокоить. Да и сегодня, как шепнул потом на ушко Дориан, решались мелкие вопросы, не требующие присутствия языковеда. Так что Фреда без лишних нервов отправилась отдыхать.