На кафедре Антропологии все бы пришли в восторг от таких конфет
А вы? Они из Бельгии, с моей прошлой поездкиБлагодарю, и меня радует, что ты стала осторожней
Как ты себя чувствуешь?
Прекрасно, спасибо, знала, что прикоснувшись к вам, я исцелюсьЯ давала тебе антибиотики
У вас нежная кожа, особенно там…Вилланель! : (
Трудно сдерживать эмоции после пережитого :) Можно в качестве благодарности, я угощу вас сегодня вечером?Никаких дорогих ресторанов!
Выбирайте вы. Место и время.Кафе Cherry в восемь.
Как же трудно было заставлять себя работать с мыслями о предстоящем совместном вечере. Я даже чувствую, как она точно так же изнывает от скуки где-то в этом же здании. Нам хочется вырваться из этой привычной университетской декорации, за этими стенами мы другие. Рискую надеть для неё платье. Синее, пикантное, элегантное платье с v-образным вырезом подчеркивает мою талию, обтягивает бёдра, я рассматриваю себя в зеркале, поглаживая изгибы. Может, я всё ещё достойна кого-то такого юного возраста, как она? Ботильоны, плащ, такси сигналит у входа. Я приезжаю первой, на самом деле, я немного опоздала, намеренно, как оказалось, и она тоже. Занимаю места у бара, начинаю с бокала вина и оливок. Немного волнуюсь. — Извините, здесь занято? Меня охватывает разочарование, вопрос задал мужчина, сжимая в руке бокал с горячительным напитком, он улыбался искренне и рассматривал меня. Ко мне никогда никто не подходил, я знакомилась через приложение, кто знает, может, он мог бы стать моей судьбой или достойным кандидатом. Я тоже оценила его, отсутствие кольца, выглаженную рубашку, легкую щетину, и улыбнулась в ответ. Он расценил это как приглашение и готов был уже приземлиться рядом. — Простите, эта дама занята. Боже, вас невозможно оставить одну! Мне не следует опаздывать, — заключила Вилланель, толкая мужчину в бок. — О, прошу прощения, — сначала растерялся он, — Но, если что, я с другом вот за тем столиком, вы можете присоединиться обе, — сладко, сказал он, оценив Вилланель. Мы уже не слушали его, игнорируя, потому что смотрели друг на друга, странное ощущение, словно должен произойти поцелуй, но мы не можем. — Простите за опоздание, я писала курсовую работу, пытаясь отвлечься от мысли, что мы увидимся, и перестаралась. — Ничего страшного, я сама только пришла. — И уже цепляете тут всех! Понимаю их. Идеальное платье, вам очень идёт. — Спасибо, а мне нравится твой костюм. Ты любишь строгость, верно? — Это элегантно и сдержано, в такой одежде мне комфортнее, так я привлекаю меньше внимания. — Понимаю тебя. Будь ты в платье, все бы глазели на нас весь вечер. — Повторить для вас, или выпьете что-то другое? — Вилланель нанизывает оливку на шпажку, прикусывая её зубами, дожидаясь бармена. — Повторить, — отвечаю я, не желая смешивать. Что-то не так, словно она не хочет начинать говорить, опасаясь моих вопросов. Как-то по особенному вращает бокал виски с кубиками льда, осматриваясь по сторонам. Мне хочется сознаться, что я не спала! Я всё почувствовала, и это было волнующе, то, что случилось между нами ночью, распалило ещё сильнее! Но я молчу. — И почему отсюда хочется сбежать… — Это вопрос? — насмешливо, осведомилась я. — Да. Почему? — Для тебя здесь слишком дешево, — рассмеялась я. — Здесь недостаточно интимно, — проигнорировала она. — Для чего тебе интим? Нет, не отвечай. Мы здесь, чтобы отдохнуть и поговорить. Какая тема у курсовой? — Творчество французских Кутюрье: Пуаре, Шанель, Скиапарелли как первооснова развития моды ХХ века. Мне осталось написать заключение. — Сложная тема, объёмная. — Нет, мне было легко. — При всей твоей видимой апатии, пропусках и несерьёзности, ты очень умна, не удивлюсь, если ты закончишь семестр успешно. — Главное, чтобы меня не завалил мой любимый преподаватель, — протянула Вилланель, коснувшись моего плеча. — Завалить? Разве что в постель. Это была шутка, и она посмеялась, а я насладилась её улыбкой, затем этот долгий взгляд, от которого я неловко сбежала, делая спешные глотки вина. — Мне интересно, ты уже написала работу, которую я задавала? — Да, она уже готова. Могу прямо сейчас её показать, раз я пропустила лекцию. — Можно. — Если она на отлично, то что мне за это будет? — Не знала, что ты корыстная. — Вовсе нет. Но хочу, чтобы мне за это что-то было. — Могу поставить максимальное количество баллов или поцелуй. — Максимальное количество баллов пойдёт. — Что! — рассмеялась я. — Поцелуй, конечно, поцелуй. Но стоит обговорить, в какое место. — Только не в губы, — усмехнулась я, лишая её лучшего варианта. — Про какие именно губы речь? Выбираю другие. — Что? Нет, Вилл! Ох, ты вновь заставляешь меня краснеть! — Вы ещё можете спасти себя, ограничив поцелуем с языком. — Может, твоя работа не настолько хороша. Вилланель протягивает мне телефон, я достаю очки из клатча, увеличиваю текст, стараюсь вчитываться и понимать о чём речь, но она! Её взгляд на мне! Она играется с оливками, разбивает лёд в стакане шпажкой, приближается ко мне, чтобы заглянуть в телефон и узнать, где я читаю. Её приближение до мурашек, и она замечает их на моих руках. Убрав волосы с плеча, она проверяет наличие синяков на моей шее. — О, Ив, всё ещё больно? — Нет. Не отвлекай. — Я уже жалею, что дала вам прочесть, это долго, мне скучно. — Потерпи, — попросила я, положив руку на её колено, и она замерла. Я поглаживала её ногу и дочитывала, вероятно, переместив ладонь на внутреннюю часть бедра, я была очень смелая, но и она заслуживала. — Это однозначно высший балл, лучше написала бы только я. — Можно мне получить бонус сразу? — Не думаю, сначала, ты ответишь на мои вопросы, тут всё так гладко, может, и не тобой написано вовсе. — Обвиняете меня в плагиате? — Это легко проверить, — улыбнулась я. Я не сомневалась, что работа написана личной ей, и она легко справилась с моими вопросами. Мне так просто было потонуть в человеке своего уровня, нашёлся кто-то такой же замороченный на истории, литературе и живописи. Лучший собеседник в моей жизни, и такой горячий. Вино так действовало, или её взгляд становился жёстче и соблазнительнее, мы сидели очень тесно, позволяли себе касания. Мы были словно одни, в своём маленьком уютном мирке, поэтому, когда она ещё раз спросила о поцелуе, я просто подалась вперёд, разомкнув губы. Алкоголь смешался, мой терпкий привкус вина с её дерзким градусом виски, я тут же задохнулась, от её вторжения языком. Почувствовав руку на своём голом колене, я вздрогнула и свела ноги вместе. Не стоит терять голову, мы тут не одни — подумала я, и тут же отпрянула. В этот же момент я вздрогнула, увидев в конце барной стойки знакомое лицо. — Вот, чёрт, — испуганно, сжалась я, соображая, что делать. — Что? Я сделала что-то не так? — Сиди тут, — строго, подчеркнула я, спрыгивая со стула. Профессор Робинсон, которого я не так давно подменяла, тоже поднялся, отставив свой бокал, кинул купюру на стойку. Мои ноги дрожали, не только от страха, но и от возбуждения, мы потеряли голову, были неосторожными, и вот расплата! — Профессор Робинсон, я всё объясню. — Вы знаете правила нашего Университета! — Да, никаких связей между преподавателями и студентами. — Вы даже не постарались это скрыть! Это вопиющая оплошность! Я доложу на вас. — Нет, пожалуйста, меня уволят. — А вашего вандала отчислят, думаете, все кругом слепы? Мне всё понятно! Я направилась за ним к выходу, умоляя молчать о случившемся. Но он уже не слушал, схватив пальто, он быстро вышел на улицу и перешёл дорогу. Из кафе выбежала Вилланель, и если я успела накинуть плащ, то она осталась только в костюме. Протянув мне клатч, она показалась мне холодной, и вовсе не напуганной тем, что произошло. — Меня уволят, а тебя отчислят! Вот к чему привела наша игра! — выкрикнула я, сунув клатч в карман. — Я не играла. — О, да пошла ты! — кинула рассерженно я, направляясь прочь отсюда. Вилланель догнала меня, схватила за руку и потащила в сторону от дороги, мы оказались в небольшом, тёмном переулке и она прижала меня к стене. — Никому не показываете свою слабость! Люди этим пользуются. Он ничего не скажет. — Об этом узнают все! Я сгорю со стыда! И всё из-за тебя! — Из-за меня, да, потому что вы хотите меня! А я так хочу вас! Её губы влажно прижались к моей шее, я попыталась оттолкнуть, вырваться, но она схватила мои руки за запястья и ударила их о стену, придавив. Я заскулила от боли, поднимая колено, чтобы отпихнуть её от себя ногой. — Не сопротивляйтесь, — прошипела она. Страх накрыл меня совсем другой волной, всё в теле стало холодным, из глаз потекли слёзы. Мои попытки вырваться она пресекла укусом, её зубы на моей шее держали, словно я добыча, а она хищник. Я понимаю, что она сейчас в состоянии бессильной ярости. Когда человек оказался неожиданно отвергнутым и униженным, и неспособным это изменить, он впадает в эту ярость, и уже она им управляет. Я перестаю сопротивляться, позволяю ей всё, чего она сейчас хочет. Руки отпускают меня, одна сжимает грудь, другая забирается грубо под платье и сжимает меня между ног. Она рычит, расцепив зубы на моей шее. — Профессор, я схожу с ума по вам, сопротивляйтесь, и я возьму вас силой! — Я накажу тебя за попытку, но если ты действительно это сделаешь, то больше ничего от меня не получишь! Ощущаю, как моё пропитанное влагой бельё, сжатое её рукой, лишается жара. Вилланель берёт моё лицо в свои ладони, смотрит в мои испуганные, заплаканные глаза, и нежно целует. — Простите меня, профессор. Я понесу любое наказание, но терпеть было больше невыносимо. Мы расстались возле этого переулка, она посадила меня в такси, сама осталась ждать следующего. Вечер был невероятно испорчен, хотелось плакать, напиться и заснуть! Что теперь будет? Я оказалась безработной? Насколько всё это будет стыдно вынести, назначат комиссию? Вилланель хотела меня изнасиловать? Да что не так с этой девчонкой! Слова Константина уже впитались в меня и стали голосом моего разума. Она тебя погубит.***
Боюсь просыпаться и собираться на работу. Меня даже подташнивает от волнения. Разбиваю бокал на кухне, в ярости бью следом и тарелку. На телефон приходит сообщение, оно от Нико: Заеду за тобой. Он что, уже знает? Будет проклинать меня! Я и ему жизнь испортила! Волнение удваивается, едва стою на ногах. Он подъезжает, сигналит. Выхожу, руки трясутся, ключи падают. Когда я сажусь в машину, он кидает на меня взгляд. — Ты бледная, тебе тоже уже сообщили? — Что? О чём? — Профессор Робинсон вчера перебрал в баре и попал под машину, его не спасли. — Боже! — взвизгнула я, закрыв тут же рот ладонью. Страх и облегчение одновременно ворвались в меня. Я спасена, но он… — Да, сегодня начнём с минуты молчания, я решил тебя подготовить. — Спасибо, — ответила я, сжав его руку, он решил меня обнять. Родной запах меня успокоил, Нико подержал меня в своих объятиях какое-то время, и мы поехали в университет. Все выглядели так, словно из них разом высосали всю радость, понурые лица, шмыгающие носы. Эта потеря стала потрясением для всех. Нико рядом и мы доходим до импровизированной доски памяти, здесь несколько фотографий профессора, горит свеча, возложены цветы. В последние минуты, когда я видела его в своей жизни, я так его ненавидела! Но я даже не подумала бы и не пожелала, чтобы он сохранил мою тайну таким образом. Слёзы наворачиваются на глазах, и страх блуждает по телу, что если, есть свидетели того, что произошло в кафе? Неожиданно я встречаюсь взглядом с Вилланель, она стоит в стороне, у стены, сжимая в руке лямку рюкзака, под чёрным пиджаком чёрная рубашка, она словно единственная знала о трауре. Нико притягивает к себе, и я вжимаюсь в его объятия. — Что же это такое, — пробурчал он, поглаживая моё плечо. Когда он меня отпустил, Вилланель уже не было. После тяжёлого собрания, с минутой молчания, нас попросили сдерживать эмоции и вернуться к работе. Я боялась любого взгляда в мою сторону, и поспешила в свой кабинет, тут она меня и поджидала. — Ноги со стола, — грубо, сказала я, закрывая за собой дверь. — Я готова к наказанию, профессор. — Нет, Вилланель, хватит! У тебя началась лекция, иди в аудиторию. — Почему так грубо, Ив? Это из-за вчерашнего? Всё уладилось, проблема решилась. — Ты не понимаешь? Этот человек видел нас вместе! Он хотел разрушить мою карьеру! А потом… потом… Его просто не стало! Это не совпадение, это из-за меня! Он был так расстроен, он не смотрел на дорогу! — Бросьте, он сам выбрал свою судьбу. К тому же, он так стар, ему всё равно уже было пора на покой. — Ты жестока! — Я реалистка. Нельзя отрицать, что его смерть, нам на пользу. Никто не узнает вашу страшную тайну. — Я больше не хочу продолжать, мы остановимся. — Не позволю. — То, что ты сделала со мной вечера, с тобой что-то не так, нельзя быть такой грубой и одержимой. Я… Я боюсь тебя. И прошу, покинь мой кабинет, немедленно. — Я не могу уйти. Не понимаю, что я должна сделать? Вы так расстроены его смертью и вас нужно утешать? — Вилланель подошла ко мне и обняла, — Так сделал ваш муж, вы этого хотите? — Ты, правда, не понимаешь? Мне больно, я виню в случившемся себя! — освободившись от её рук, я обнимаю себя за плечи сама. — Просто, перестаньте это делать. — Это не отключить! — Не отталкивайте меня. Не бросайте меня. Я за всё попрошу прощения. Мне трудно контролировать свои желания, я привыкла получать то, что хочу. Но я понимаю, что каждый человек это испуганная и нервная личность, что нуждается в эмпатии. Я буду вас обнимать, я не сделаю больно. — Тебе показать это? — я задрала манжеты своего пиджака, продемонстрировав ей синяки вокруг запястий, — А это? — сдвинув шарф, я показала ей её укус, — Убирайся! Мне наплевать, с чем ты не можешь разобраться и чего не понимаешь. Ты психопат, обратись к врачу! Я толкнула её к выходу, её глаза вмиг потемнели. Я ещё не видела в ней столько злости, даже вчера, она не так сильно пугала меня, как сейчас. Словно я запустила какую-то новую игру, в которой она с азартом хищника намеревается охотиться за острыми ощущениями, подвергая меня опасности. Двинувшись в мою сторону, она не дала возможности отойти, настигла и вцепилась в мои губы. Это был жестокий поцелуй, она сжала мои губы, а выпустив, получила от меня пощёчину. — Я буду кричать, — охрипшим от страха голосом, сказала я. — Вы не допустите, чтобы кто-то об этом узнал. Кстати, отличный удар, у вас тяжёлая рука, но я и так об этом знала. Растирая щёку, она расстегнула пуговицы своего пиджака и присела на край моего стола. — Дам совет. Не стоит говорить психопату, что он психопат. Это может его обидеть. — Ты обижена? Вилланель надула губы, качнув головой, вот с кем я имею дело? Как меня угораздило влюбиться в оторву, ещё и русскую, к тому же явную психопатку! Я тут же прикинула базовые принципы психопата — холодность, отсутствие эмпатии, эгоизм и беспощадность. Всё сошлось. — У меня лекция, Вилланель, мне пора идти. — Когда мы увидимся? — Через два часа, если ты не вздумаешь прогулять моё занятие. — Нет, мне нужна другая встреча. Можно, я приеду к вам вечером? — Нет, Вилланель, я впустила тебя в свой дом, только пока ты болела. — Я и сейчас больна, вероятно, вами. Виски ломит, словно меня оглушили выстрелами, сердце колит, а руки, потрогайте, они ледяные! — Хорошо, мы поговорим вечером, — сдалась я. Сосредоточиться на работе было невероятно сложно, я нервно мерила шагами пространство, от стола до окна, от окна до стены, я читала, погружая себя в текст, голос осип ко второму часу, студенты утомились. Сняв очки, я упала на стул. — Вы же понимаете, сегодня очень сложный день для нас всех. — Конечно, миссис Поластри. Если вы хотите перевести дух, мы можем тихо посидеть, — сказал за всех Итан. — Дать вам задание? — по аудитории прокатился неодобрительный вздох, — Не могу отпустить вас раньше, посидите в своих гаджетах, я выйду ненадолго. В коридоре мне не стало легче, что-то тяжёлое свалилось на мою душу и придавило, я же не виновата в смерти? Это чистая случайность, или нет? Он перешёл дорогу, не стал говорить со мной, я пошла прочь, но меня догнала Вилланель, а потом… Потом я уехала на такси, а она осталась, могла ли она… Прогнав дурные мысли прочь, я взяла кофе в автомате и вернулась обратно. Мы закончили лекцию, и в перерыв я непрерывно наблюдала из окна, как Вилланель на той же скамье что-то читала. Затем заторопилась, и через несколько минут я уже увидела её в своей аудитории. Заняв своё любимое место подальше ото всех, она открыла эту увесистую книгу, я оттолкнулась от подоконника, направляясь к ней. — Что читаешь? — Труды Зигмунда Фрейда. — Очерки по психологии сексуальности? — Уже прочла, отличный вывод, что проблемы взрослого человека во многом базируются на неосознанных до конца переживаниях детства, в частности, в его сексуальном начале. — Тогда ты хорошо поняла, что такое норма, и что мы с тобой отклонение. — Меня это устраивает, профессор. В то время он был очень примитивен, утверждая, что нормой считается соединение гениталий в половом акте и объекта с лицом противоположного пола. Времена меняются, нормы изменились. — Я сторонница традиционного акта. — С таким жаром отвечая на каждый поцелуй? Как же… — Подготовься к моему предмету, и не расставляй так ноги. — Что? Но мне так удобно! Я строго посмотрела на неё, и она села ровно. Начав лекцию, как только все уселись, я заметила, что она опять села так, как ей удобно, развалившись и не собираясь записывать. Она отвлекала меня пристальным взглядом, а когда я решила не обращать на неё никакого внимания, она начала щёлкать ручкой! Пришлось подойти и отобрать, а когда всем нужно было записать определение, я взяла со стола карандаш и отнесла ей. Погода за окном испортилась, небо потемнело, свет аудитории стал тусклым, или я уже устала. Вилланель тоже обратила внимание на изменения в погоде и смотрела в окно, как крапинки дождя разбивались об него. А я смотрела на неё, с замиранием сердца, она так красива: её профиль, густые ресницы, опускающиеся медленно, её мягкие губы, которые сегодня я уже ощутила на себе, эти скулы. Мне хочется скользнуть по аккуратной площадке носа, затронуть вертикальное углубление на коже между основанием носовой перегородки и верхней губой, провести пальцами по её подбородку, подняв его, и, возможно… Сладко поцеловать в её надутые губы. Время остановилось, но меня вернули на землю, и я вспомнила, что диктовала им текст: — … ошибается бесконечность, надвигается вечность. Закончим на этом. Поищу, что прочесть для вас сегодня, и отпущу. Все ждали, а я не могла выбрать, листала книгу, в которой знала каждый стих почти наизусть. Мне бы не хотелось попасть сейчас в наше настроение, чтобы Вилланель подумала, что оно о нас.Был пройден путь страшней войны Все нервы в прах, в теле кнуты Ты говорила много фраз В них не было и части нас Грех поглощал, душа темнела Время летело, в пламени страсти горело Ты убить меня хотела, но оступилась, не сумела Недолго музыка играла, когда сама ты умирала.
Я подняла взгляд и увидела её восторг, чтобы она не успела сказать что-то при всех, я объявила, что все могут быть свободны. В аудитории стало шумно, я прощалась с каждым, кто-то подходил и сочувственно приобнимал, говорил слова поддержки. Заметив, что Вилланель хочет выйти последней, я последовала за студентами, но она догнала и взяла меня за руку, выдернув из потока. — Чем плохи мои объятия? — Не сейчас! Оставь меня, Вилланель. По расписанию у меня перерыв и последняя лекция. Кофе уже не помогает. Стоило нам начать, как по громкоговорителю объявили сбор всех желающих в зале, присутствие преподавателей обязательно. Почтить память профессора Робинсона решили многие, на входе в зал раздавали свечи, на трибуне уже стоял хор, по мне пробежались мурашки. Я так напряжённо дышала, что моя свеча погасла, я с досадой взглянула на неё и хотела убрать, но рядом засветился огонёк прикрытый ладонью. — Вот, зажгите об мою, — предложила Вилланель. Оглянувшись по сторонам, я поняла, что мне некуда идти, людей набилось много, все бурно обсуждали последние дни жизни Робинсона. — Не могла бы ты отойти от меня? Не хочу, чтобы нас видели вместе. — Считаете, кто-то ещё может знать о нас? — шепнула она, — А я думала, вас заводит связь с вандалом. — Прошу тебя, помолчи! Вилланель раскачивалась в нетерпении, словно впереди её ждёт не какое-то заунывное пение хора, а настоящее представление! Меня отвлекла Каролин, и я была ей благодарна. Но её взгляд ускользнул от меня, она была удивлена чему-то происходящему за моей спиной. Повернувшись, я увидела, как Вилланель играет с огнём, подносит ладонь к пламени, почти трогает его пальцами. — Вилланель, — строго, отдёрнула её я, — Ты можешь постоять спокойно? — Простите, профессор. — А ты нашла с ней общий язык, — усмехнулась Каролин, — Похоже, литература нравится ей больше, чем международные отношения, политические науки и права человека. Ведёт она себя безобразно. — Это правда, Вилланель? — я подключила её к нашему разговору, чтобы не мне было стыдно, а ей. — Я не могу молчать, когда все не правы. — В том числе и я? Вы срываете мои лекции своими замечаниями! Скоро будут составляться списки на отчисление, и я предложу вашу кандидатуру. Пусть вы и обладаете острым умом, воспитания и сдержанности вам не хватает. Возможно, вы просто не готовы к обучению. Буквально выплеснув то, что накипело, Каролин развернулась и ушла от нас в другой конец зала. — Убью её следующей, — буркнула Вилланель себе под нос. — Что ты сказала? — Она с самого начала придирается ко мне! — Ты только у меня на занятиях сидишь спокойно? Похоже, все вздохнут с облегчением после твоего отчисления. Если доживут, — дополнила в шутку я. Речь произнесли несколько людей из комитета и преподавательского состава, затем свет немного приглушили и хор вознёс руки к потолку, начав петь. — Может, мне записаться в их класс? — Не вздумай, — отрезала я. — На мне бы отлично смотрелась эта ряса, они там что, все святые? — Это католический хор. Можешь помолчать? — У меня потухла свеча, можно вашу? Вилланель дотрагивается до моей руки, я вздрагиваю, мы среди людей, среди тех, кто отлично меня знает, что она творит! — По вам течёт, — томно, произносит она, и мои мысли путаются. — Что? — Воск, вам не больно? Попадает на руку, — забрав мою свечу, Вилланель убирает воск с моей руки и подносит её к своим губам, осторожно подув. — Прекрати, — прошипела я, зардевшись, стало невыносимо жарко, по мне течёт, но не воск! — Хочу зализывать ваши раны, — тихо, сказала она и провела языком по обожжённому участку кожи. Выдернув руку, я тут же посмотрела на всех, кто мог видеть, и заметила Каролин. Столкнувшись с ней взглядом, мы обе вздёрнули брови. Когда всё закончилось, я вылетела оттуда.***
Я всегда боялась находиться дома в грозу одна. Этот грохот по небу, звенящий хрусталь, лай соседских собак. Я даже думаю позвонить Нико и попросить его приехать, ну или хотя бы повисеть со мной на телефоне, но жду гостя. Этот гость вовсе нежеланный, я его боюсь. Готовлю слова для серьёзного разговора, пью скотч для храбрости. Дождь с невероятной силой лупит в окна, словно намеревается разбить их и смыть меня с лица земли. Напряжение перестукивается в моём теле, от низа живота до сердца, руки сжимаются в кулаки, или трут колени. Я купила кое-что, было так стыдно, никогда не посещала магазины со всеми секс наворотами, чёрт, мне по жизни хватало только одного прибора, что был у Нико! А теперь у меня в мыслях сплошная грязь, и в этом она виновата! А ещё я виню себя в смерти Робинсона, и в этом она тоже виновата! Она лишила меня покоя! В дверь стучат, я открываю, и впускаю её. Стряхнув зонт на пороге, она оставила его раскрытым, поставив сушиться на пол, и сдёрнула капюшон с головы. — Добрый вечер, профессор, — на её словах прогремел гром и коридор осветила вспышка молнии. — Появление достойно жанра хоррор. — Не люблю ужастики, жизнь и так достаточно страшна. Я пригласила её пройти в зал, предварительно сняв обувь, и насладилась запахом дождя от неё. В объёмной толстовке и таких же спортивных штанах, она выглядела уютно, а небольшой пучок на голове, сдерживал хаотично забранные в него волосы. Засунув руки в штаны, она прошлась до окна. — Погода отстой. — Хочешь обсудить погоду? Если так, выходит, нам не о чем говорить. — Как ваш ожог? — Даже покраснение сошло, у тебя целебные слюни? Какого хрена это было, Вилланель! — Я позаботилась о вас. — На глазах у всех?! Извини, если тебя обижает то, что я называю тебя психопаткой, но твоя нервная система предрасположена к импульсивным и жестоким реакциям, а также низкому самоконтролю! У тебя отсутствует константность объекта — это способность удерживать положительную связь с другим человеком даже в условии разочарования обиды и злости! Ты понимаешь, о чём я говорю? Ты вредишь мне, когда пытаешься сделать хорошо, или плохо, без разницы! — Вы что, изучаете меня? Что? Что мне делать с этой информацией? — Сделать выводы и оставить меня в покое. Гром прогремел громче обычного, вспышки молнии остались в глазах на несколько секунд, свет моргнул. Я подумала, как небезопасно высказать ей всё, а что если она сорвётся? Что если та ярость вернётся и мне ничего не останется, как только подчиниться её желаниям? — Вы боитесь меня? — Да! — Мне жаль, что так получилось. Я хочу вовсе не этого. Вы мне нравитесь, нет, я уверена, что влюблена в вас. Со мной сложно, знаю, и поверьте, никто ещё не справился, но у вас есть все шансы. Если вы прогоните меня, я не знаю, куда это девать! Это желание, — Вилланель сбилась, потирая свой лоб, ей действительно сложно всё это говорить, — Я просыпаюсь и радуюсь новому дню, в котором будете вы, а такого со мной никогда раньше не было. И мне так приятно дарить вам что-то. Я задумалась о своей жизни, и о поступках. И я постоянно думаю о ваших руках! Эти руки! — Вилланель заплакала, по небу пробежался тихий разряд, что-то собиралось, чтобы громко ударить по городу, и по мне, — Меня никто так не касался. — Вилланель… Мой голос был сочувственным, видеть её страдания невыносимо, и это из-за меня? Как глупо, я обычная, ну что во мне такого, чтобы так страдать? Вилланель подходит ко мне, её заплаканные глаза смотрят на меня в упор. — Я с трудом сдерживаюсь, чтобы не изнасиловать вас. — Ты, что? — от волнения, у меня затряслись колени. — Это копится и не находит выхода, самоудовлетворение ничем мне не помогает, потому что всё моё существо хочет вас! — Тебе следует прекратить, — дрожащим голосом, попросила я, — Хватит, Вилланель. — Скажите, что хоть немного чувствуете такую же тягу ко мне. Я похолодела, раскат грома устрашающе прокатился по небу, ударила молния, и в доме в одночасье погас весь свет с каким-то щелчком. Внутри всё словно оборвалось, мысли словно выгорели со вспышкой, осталось лишь желание, и я отдалась ему, шагнув к Вилланель в кромешной темноте. Её губы жадно встретили меня, руки сжали одежду, я давала ей то, чего она жаждала, из моих глаз текли слёзы, я так боюсь всего этого! Её настырного языка в моём рту, и вечно меняющегося угла наклона головы, мои губы печёт от страстного поцелуя, я ощущаю её руки под своей одеждой. Всполохи молнии освещают комнату, и я смотрю на неё во все глаза. — Если вы не хотите чего-то, просто скажите об этом, — выпалила она, прижимаясь к моей шее губами, и я издаю стон, потому что это ударило огнём между моих ног. — Я… То, что она предложила, было бессмысленно, я хочу всего! Но дело в другом, и я словно застыла, от её напора и действий. Облизывая мою шею, вчерашний укус, она добралась до мочки моего уха. — Ив, простите, стоит сказать иначе, если вы на что-то не решитесь, просто скажите об этом. — Вилл… — Что? Это уже происходит? — Вилланель остановилась, в темноте не особо видно, какие эмоции сейчас на её очаровательном лице. — Можно, медленнее? — спросила я, потянув низ её толстовки кверху. Это было невероятно, пусть и в темноте, раздевать её и чувствовать, с каким нетерпением раздевает меня она! Я стала бояться, что свет вернётся, что всё вспыхнет, и мы окажемся обнажёнными друг перед другом, поэтому прижала её к себе. Ощутить горячую, нежную кожу, это почти оргазм, пройтись ладонью по её спине, это он. — Где-то здесь диван, ведь так? — спрашивает она, заикаясь, я толкаю нас в сторону, — Ив, вы такая, какой я себе и представляла, не бойтесь, я буду осторожна с вами. Она говорит дрожащим голосом, и это моя победа, в ней больше нет вчерашнего свирепого хищника, красноречивость, присущая ей, тоже пропала, она заикается и не может нормально говорить только потому, что стала уязвимой. Потому что у меня есть то, чего она так хочет. Я толкаю её на диван и забираюсь сверху. Темнота придаёт мне храбрости, впервые трогаю её грудь. — Чёрт, у тебя шикарная грудь, — не сдержала комментарий я. Конечно, я замечала её под одеждой, но держать в руках эти плотные, большие полушария и чувствовать, как твёрдые соски упираются в ладони, это совсем другое. Она издала стон, и он был так сладок, что заглушил раскат грома. Мять их, прощупывая уплотнения ближе к соскам, наслаждение. — Вы впервые трогаете чужую грудь? — Прости, я увлеклась. — Нет, нет, всё хорошо, никуда не торопитесь, уделяйте время всему, чего хотите. — На самом деле, мне так стыдно, буквально за всё, мне нужен поцелуй. — Тогда я потрогаю вашу. Я наклонилась, в темноте, мы без труда нашли губы друг друга, это приятное столкновение, горячий поток воздуха через нос. Она потянула за резинку, распустив мои волосы, и они накрыли нас. Мои руки упирались по обе стороны от её плеч в диван, а её руки беспрепятственно настигли мою грудь. Она словно обучала меня, вот как нужно, запоминай, где нужно сдавить, где отпустить, как нужно водить пальцами по ореолам, как оттягивать соски, я завозилось над ней, впервые сама толкнула язык в её горячий рот. Я возбудилась до искр из глаз, гром уже не беспокоил, а молнии, освещая комнату, настигали нас каждый раз, словно на месте преступления. Знаю, как всё это неправильно, но предотвратить я это не смогла, а теперь сгораю в жерле этой страсти. Даже не заметила, как она убрала руки с моей груди, как длинные пальцы утонули в моих густых волосах. Она потянула за них назад, прерывая поцелуй. — Вы уже готовы, не томите, — прошипела она, потянув меня за волосы вниз. Я напугалась, я не знаю, как это делать! В мой подбородок ткнулся сосок, и я схватила его губами, затормозив на груди, Вилланель резко выгнулась подо мной, я всосала его в свой рот. Мои руки затряслись, я набралась смелости и подняла голову, взглянув вверх, будто в этой темноте могла увидеть её взгляд. — Вилланель, я не готова. Она завозилась подо мной, я зря это сказала? Я испортила всё наслаждение? — Всё хорошо, профессор, я вас научу. Мы поменялись местами, довольно резко, от такого порыва я раздвинула ноги сама, и тот час почувствовала горячее дыхание. Гром был уже внутри меня, сердце грохотало о грудную клетку, в виски стучала кровь, я не знала, вжиматься мне или приподниматься, я боялась зажать её между своих ног, но это было невыносимо сладко. Я помню те редкие попытки Нико удовлетворить меня подобным способом, но это не идёт ни в какое сравнение. Я кончаю, едва она начинает ласкать. Всё темнеет, и тело сводит судорогой, на мой живот опускается её ладонь и прижимает меня к дивану, она не собирается останавливаться на достигнутом. А я не представляю, могу ли я пережить оргазм ещё раз, он всегда был один, сконцентрированный за определённое время и нашедший выход. Она делает что-то невероятное, я ощущаю тёплый язык, он дразнит, прикасаясь, то попадает внутрь, то выбирается, слизывая соки. Этот гибкий и сильный язык заставляет меня сжиматься до боли, но эта боль другая сторона удовольствия. Что-то горячее собиралось в области живота и расходилось волнами по всему телу. Это подкатывало к горлу и вырывалось стонами. Липкий от моих соков, её язык путешествовал чуть дальше, от чего я дрожала и зажималась. Ласково касаясь кожи вокруг половых губ, она редко трогала клитор. Это заставляло каждый раз вздрагивать и выгибаться. Волны усилились, захлестнули меня с головой. Стало так мало воздуха, я ощущала, как всё внизу набухло, стало чувствительным, и она сменила нежность на точечные удары. Когда она забрала в свой рот клитор, и стала его рассасывать, в моей голове что-то взорвалось, я закричала её имя на весь дом. Чувства взяли меня в плен, одновременно ослабив и усилив все ощущения. Я не чувствовала ног и рук, сжимающих обивку дивана, но ощущала каждую мышцу. Её язык показался твёрдым и колким, я сдвинула ноги, получая ещё один оргазм. Меня затрясло, и я отключилась. Влажная полоса от её языка на моём животе, горячее дыхание в шею и тяжелое тело сверху. Я открыла глаза, но ничего не изменилось, всё также темно. Может, я окончательно лишилась зрения? Молния осветила потолок, я успокоилась. — Попрошу вас об одном, не стыдитесь этого опыта. — Так что, можно всегда? Я не верю. — Можно повторять и повторять, делать лучше, и пробовать что-то новое. — У меня были оргазмы в жизни, но чтобы такие… — Кажется, вы даже отключились на минуту. — Новый опыт, мне словно снова восемнадцать. — Вам идёт этот возраст. Он идеален для раскрепощения и максимализма. — И у тебя были те, с кем ты это проделываешь? — Я никому не лижу, мне лижут, но вы приятное исключение. — Можно без таких слов? Я сгораю от стыда. — Для вас это новый мир, понимаю. Для меня тоже всё будет иначе с вами. Дело в чувствах, они отсутствовали, когда я хотела кого-то. Это был как животный инстинкт, тяга. Я могу остаться у вас на ночь? — А как нужно поступать? — Я всегда ухожу после секса или прогоняю. Чтобы не было с утра этих ужимок и взгляда в пол. Сложности с именами и неловкое прощание. У нас же такого не будет? — Да. Я запомнила твоё имя, Вилланель, — посмеялась я. От смеха я почувствовала всё своё тело, по нему пробегало тепло, навалилась какая-то усталость, общая нега, я немного потянулась. — Я не тяжёлая? — Нет, мне приятно. Останься на ночь. У меня остались капли, а ты по-прежнему говоришь в нос. — Ну уж нет, никаких капель! — засмеялась Вилланель, и затем неожиданно уткнулась в мою шею и поцеловала, — У вас такой вкус, я схожу с ума. — Что-то мне очень захотелось пить. — Если вы найдёте путь на кухню в такой темноте, я вас отпущу. — Следует позвонить Нико, он посмотрит, что случилось со светом. — Я сама разберусь, покажите мне, где установлен щиток. — Нужно спуститься вниз! — Там же не водятся ваши демоны? Они все здесь, — усмехнулась Вилланель, облизнув мои губы. Мы нашли часть одежды, возможно, перепутали носки, это неважно, посветив себе путь телефоном, мы дошли до двери, за которой была лестница вниз. Невольно вспомнились все фильмы ужасов. — Вы со мной? Или меня сожрут там в одиночку? Освещать телефоном такое помещение, это удваивать страх, я взяла Вилланель за руку и подвела к щитку. Она посветила на него. — Просто пробки выбило, — сообщила она, подняв несколько рубильников, наверху загорелся свет. — Пойдём скорее, — позвала я, потянув за собой, но она потянула меня обратно к себе. — А вы не напугаетесь света? Хороший вопрос, быть смелой в темноте проще, мы поднимаемся на пару ступенек, и я останавливаюсь, поворачиваюсь к ней и, схватив её лицо в свои ладони, крепко целую. Оторвавшись, я выдохнула и снова вдохнула, ритм уже стал рваным, я возбуждена и готова на безумие. Вилланель моя, и она позволит мне сделать всё, что я захочу! Сжав её левое бедро, я скользнула рукой кверху, как я и думала, она не успела надеть ничего кроме толстовки и носков. — Смелее, — подбодрила она, и получила ещё один поцелуй. На этот раз поцелуй был плавный, хоть я и задыхалась от волнения, прокладывая себе путь. Оказаться в жарком месте, тронуть влажные губки, пройтись по ним пальцем, я сама издаю стон, это так же приятно, как если бы для меня это делала она. Я потёрла кругами, привыкая, что под моими пальцами столько неизученного, и приручая её к тому, что теперь я буду её исследовать. Собирая влагу на кончиках пальцев и втирая её, я чувствую отдачу её тела. — Я всё верно делаю? — Ив, это очень волнующе, мне нравится. — Будет приятно, если они окажутся в тебе? — Если вы этого хотите… Вилланель сжимается вокруг вторжения с громким криком, я начинаю толкать в неё два пальца, и это невероятные ощущения. Хочется быстрее, хочется криков, просьб, и она умоляла не останавливаться, и кончила всего за пару минут. — Это было быстро, — вздохнула я. — Я долго терпела, вы невероятно заводите меня. — Пойдём на свет? Проверим, развеются ли чары? — Вы сегодня весь день так злы на меня. — Есть за что, согласна? — Константин передал мне то, что сказал вам, и отчасти он прав. Всё это не совсем ваш выбор, я давлю. Почему бы вам не наказать меня? Только, сильнее, чтобы я усвоила урок. — Какой урок? — Не губить вас.