Tenebris Сardinalis

Ночь была холодной. Ветер качал верхушки деревьев, и тяжёлые ветви то и дело заслоняли серебристый диск луны. Земля будто засыпала, проваливаясь в анабиоз, укрытая мелкой пылью снега, словно саваном. Внутри всё горело и дрожало — от холода, а, может, от страха. Ей было страшно, настолько, что дышать становилось трудно, а ноги не слушались. Её ладони сжимали тёплый серебристо-синий шарф, пальцы подрагивали, глаза то и дело закрывались. Следуя за слизеринцами, Гермиона прокручивала в голове разговор с директором. Правильно ли она поступила? Глянув в спину впереди идущему Гарольду, тихому и угрюмому, как и все остальные, девочка задумалась. Что она вообще знала о нём? Что он умный, чрезмерно самоуверенный, умеющий заговаривать всем зубы. А ещё то, что он сирота и живёт в приюте. Ей он не нравился, потому что всегда отвечал быстрее неё, при том, она никогда не видела его читающим книги по темам, которые они проходят, или делающим домашнюю работу. Не нравился своими эгоистичностью и лицемерием, которые прощали и, словно не замечали все вокруг. Своей омерзительной вежливостью, на фоне которой угрозы звучали ещё более жуткими, а яд оскорблений прожигал сильнее. Своими идеальными результатами при всей этой небрежности в процессе. Гарольд был цианидом, за сладковатым миндальным вкусом которого скрывались губительные свойства. Гермионе казалось, что она сама попалась в эту приторную ловушку. Только теперь ещё и обязана ему своей жизнью… «Нет! Он не меня спасал! Не меня… Да и не этих… Он спасал только свою шкуру! Только себя», — Грейнджер быстро отогнала неприятные размышления и твёрдо кивнула, мысленно подводя итог. Вдохнув побольше воздуха, она прикрыла глаза. Ресницы затрепетали, а на губах расцвела улыбка, напряжение, сопровождавшее её всё это время, спало. Сегодня она перестала быть отстающей пешкой. Она наконец-то сделала на шаг больше, чем этот надоедливый Гарольд. Он точно не мог предвидеть такой ход… Теперь проигрыш будет лишь делом времени. Ведь она всё видела. Перед глазами, будто наяву, всплыла недавняя сцена. «Уэллс выглядел таким воинственным. Как рыцари из глупых детских сказок. Статный, с растрёпанными волосами и горящими каким-то диким безумством глазами, он походил на пробудившегося зверя или готового на отчаянный шаг героя. Всё казалось тогда таким настоящим. Хотя, конечно, сложно здраво анализировать произошедшее, ведь тогда для неё, истекающей кровью под осколками камней, всё походило на странный сон. И она не была уверена, что это действительно не бред. Но отчего-то хотелось верить, что это было правдой и она не ошибается. Стоило Гарольду поднять руку, как в тот же миг воздух в подземелье угрожающе потяжелел, стал сухим, словно наполнился мелкой крошкой песка, царапал горло, забирался в лёгкие, сквозь веки, под кожу… Незнакомое раньше чувство зашептало, подсказывая, и Гермиона поняла… это Магия. Именно её дикие, яростные порывы вызывают благоговение, почти трепет. Если бы она уже не упала, то точно опустилась бы на колени. Эта сила была подобна смерчу, горячим потоком сносящему всё на своём пути, и лишь по какой-то неведомой причине она не трогала жалких существ, валяющихся кусками мяса на полу… И вот тролль тоже чувствует магию. Он качается на своих тяжёлых кривых ногах, рычит, пытается взмахнуть дубинкой, сопротивляться Силе… Гермиона зажмуривается, всё тем же чутьём осознавая, что не должна видеть происходящего, и слышит пронзительный вой. Всего на секунду решается приоткрыть глаза, но тут же спешит закрыть их вновь — спасаясь от режущего, слепяще-белого света. По подземелью разливается насыщенный, густой, тёплый запах гнили. Щурясь, изо всех сил стараясь остаться в сознании, сквозь слёзы она замечает, как тролль, качнувшись, заваливается на бок. Гарольд тоже падает, и наступает абсолютная тишина. Становится так тихо-тихо и темно. Потусторонний страх сковывает внутренности, а сердце бешеным барабаном стучится в груди, кровь пульсирует в ушах. В темноте, под завалами обрушившейся стены… Как скоро их обнаружат? Заметят ли, найдут ли… Она слышит тихий шорох, хруст мелких камней и ругань. Малфой что-то бормочет себе под нос. Слышно, как он призывает свою палочку, шарится среди острых камней, шипя от боли. Рядом дрожит Невилл. Гермиона чувствует его собственный ужас. Он что-то пытается сказать, но Гермиона его не слышит, вернее, банально не понимает. Становится резко всё равно, хочется только спать… Холод, что до этого приводил в себя, начал убаюкивать. Мир задрожал и размылся, воздух покинул лёгкие, и она наконец-то закрыла глаза». Сморгнув попавшую на ресницы снежинку, Грейнджер нахмурилась. Вчера она поступила слишком недальновидно. До того происшествия в больничном крыле был шанс, что с Гарольдом можно будет подружиться. Слабый, но был. Они ведь так похожи! Он тоже из мира магглов, тоже внезапно оказался в новом месте, новых условиях, не знающий, что делать. Да ещё и окружённый злобной толпой. Оба они умны, жадны до знаний и внимания. Казалось бы, в лице её, Гермионы, Гарольд должен был обрести союзника и поддержку. Но Уэллс был слишком враждебно настроен к окружающим, будто изначально никому не доверяя и подозревая в злом умысле буквально всех. Он в любой момент мог броситься в атаку, изловчиться, найти сотню аргументов в своё оправдание. Он был так проворен в этом, что всё выглядело так естественно… И Гермиона даже завидовала ему в первые дни. Азарт охватывал каждый раз, когда она слышала его речь, следила за ним. И ей казалось, что они соревнуются в какой-то очень странной гонке. Вот только Гарольд вообще не обращал на неё внимание и, кажется, даже не замечал, что кто-то в классе пытается противостоять ему. Всегда первый, с этой жутковатой ухмылкой и полным тайн взглядом. Только сейчас, проанализировав каждую их встречу, каждый брошенный в его сторону взгляд, она поняла, что за холодным и безжизненным, будто принадлежащим кому-то мёртвому, бездушному, взглядом, скрывался тот, кому стоит лишь сочувствовать. Но ещё вчера она считала, что эти глаза — олицетворение всей жестокости мальчика. Она считала, что он… пустой. Пустой, потому что ничего в нём нет, кроме ума! Ни сожалений, ни сострадания, ни грамма жалости… Она помнила, с каким безразличием Уэллс смотрел на Невилла, когда тот лежал на трибунах и захлебывался собственной кровью. Гарольд тогда был ближе всех. Но он не подошёл. Не попытался помочь. Скучающий взгляд синевато-зеленых глаз будто добил ещё трепыхающегося Лонгботтома, который, видимо, был слишком глуп и наивен, чтобы это заметить, и так дружелюбно продолжил относиться к нему после. Вчера вечером она подумала, что директор правильно рассудил. Гарольд может быть опасен из-за своей непредсказуемости. Нет, Гермиона и сейчас думала так, но уже не поступила бы настолько подло… Вчера она была так зла на Уэллса, она так его ненавидела, что всё рассказала директору. Всё, что знала и о чём слышала. Даже малейшие слухи. Но сейчас она вдруг устыдилась собственных поступков. Нет, наверное, это был не стыд, а неприятная горечь от того, что шанс подружиться с кем-то настолько выдающимся почти утерян. А что, если из-за неё Гарольда и вовсе отчислят?.. Нет, он не был хорошим. Но ведь и не убил никого. Она — глупая девчонка, которая пошла на поводу своих эмоций, злости, страха и обиды. С чего бы ему проявлять страх за знакомого на публике, или, тем более, поддерживать какую-то незнакомку? И все эти слова про ненависть к бедному мальчишке — банальное оправдание собственного эгоизма. Да она и вовсе только сейчас поняла, что он вёл себя так от страха! Ярость загнанного в угол зверька. Сама ведь вела себя так же, чрезмерно-вызывающе все первые дни. Но отступать сейчас было уже поздно. Слов не воротишь. Остались только надежды на то, что их свяжет что-то потом, в будущем. — Эй, Грейнджер, поторапливайся, — окрикнул её Малфой. Гермиона запахнула полы мантии плотнее, носом утыкаясь в шарф. Совсем стемнело, и даже звёзд стало не видать сквозь мутно-серый туман. Под ногами петляла тропинка, усыпанная листвой, от неё то и дело ответвлялись новые, разбегались в разные стороны по пришкольной территории; дорожки размылись от луж и грязи. Двигаясь друг за другом вдоль леса, они словно пробирались по корешку исполинской, раскрытой и забытой кем-то книги: по правую руку стеной стоял Запретный лес — раскинувшийся во всю ширь, такой же загадочный, полный таинств, как и сам Хогвартс. Верхушки деревьев терялись где-то в облаках. Слева возвышался огромный замок. Его башни горделивыми пиками рассекали туман, теряясь где-то в небе. Хагрид встретил их у кромки леса, на опушке напротив своей хижины, и выглядел он, в отличие от мрачных ребят, чем-то очень довольным. Это почти сразу насторожило и без того взвинченную Гермиону, чьи мысли сейчас напоминали разъярённый пчелиный рой. — Ну-с, ребятки, готовы? — поинтересовался бодрым голосом лесничий, улыбнувшись во всю ширь своего рта. Возможно, улыбка должна была выглядеть дружелюбной, но от неприятного оскала у Гермионы прошёлся табун мурашек по телу, Невилл сдавленно икнул, а губы Гарольда, что стоял неподалёку, и вовсе скривились в отвращении. Похоже, напряжения не заметил только довольный Хагрид, размахивающий тяжелым фонарём. — Это незаконно, — возмутился Драко Малфой, презрительно скривив губы. — Разве директор не говорил, что ходить в Запретный лес опасно? Что скажет мой отец, когда… — Твой отец, думается мне, будет ой как недоволен, если тебя вышвырнут из школы, — жёстко парировал Хагрид, внезапно посуровев. Он перестал улыбаться и раздражённо прицокнул: — Скажите спасибо, что директор Дамблдор смилостивился и дал вам возможность искупить свою вину! А то ж, смотри-ка, Драко Малфою хочется, чтобы все его нарушения с рук ему сходили, будто он у себя дома. Это тебе, знаешь ли, не твой Мено́р с прислугами! — В моём, как вы выразились «Мено́ре», с жизнями людей считаются. И то, что происходит сейчас — не наказание, а самоубийство. Почему мы не можем что-нибудь написать, или помыть котлы, как все нормальные дети? Вместо того директор, будто кто-то дал ему на это право, подвергает наследников древних родов опасности! Что будет, если с нами что-то случится? Кто понесёт ответственность? Впервые за всё время, что Гермиона провела в Хогвартсе, она, пусть и не любившая заносчивого и высокомерного Малфоя наравне с Гарольдом, испытала к нему что-то вроде уважения. Этот холёный слизеринец явно не был готов просто так отступать и смириться с положением дел. Переведя взгляд на Хагрида, Гермиона прониклась жалостью к великану. Он не был виноват в том, что они получили такую отработку, и он никак не может отменить решение директора. Что уж там: если даже сами деканы не смогли как-то повлиять на этот приказ, что может какой-то лесничий? — Ты это, знаешь чего? Не поднимай панику. В лесу всё спокойно, да и не далеко ж мы пойдём! Вот тута спустимся с пригорка и разделимся на две группы. Вглубь главное не уходить, там, эта… опасно может быть. В остальном — вы же под присмотром. И всё, на этом хватит разговаривать. У нас не так уж много времени! Малфой нахохлился, сложив руки на груди. Он явно не был согласен, но возражать не стал, видимо, понимая, что переспорить упрямого Хагрида смысла никакого нет. — Мистер Хагрид, — Гермиона протянула руку и, обратив на себя его внимание, задала главный вопрос: — А что именно мы должны делать? Очевидно было, что сейчас они просто тянут время, тратя его на споры и пререкания. Директор мог надавить не только на детей, но и на профессоров, и тогда могли возникнуть новые сложности. Гермиона не хотела получать штрафные очки, твёрдо пообещав себе, что будет учиться и никогда больше не впутается в неприятности. Даже сейчас она жалела, что спустилась в подземелья, поддавшись любопытству. Её сокурсники поступили гадко — обманули её, сказав, что в том коридоре есть тайный проход в секретную библиотеку, и открывается он в строго определённое время. Девочка тогда не придала значения этим словам, приняв их за чистую монету. Ведь кто-то учился тут уже три года и наверняка знал все секретные ходы и коридоры. Сейчас она расплачивалась за свою недальновидность и доверчивость. Впервые её наказывали, впервые за эти пару месяцев, с её факультета сняли баллы. По её вине! — Ищем мы лунный цветок, — важно кивнул Хагрид. — Он довольно редкий и цветёт исключительно в полнолуние, вот как сейчас, — он ткнул пальцем в тёмное небо. — И распускается строго в полночь. А дальше всего каких-то пять минут — и тю-тю, до следующего раза уже не дождёшься. Поэтому нам нужно успеть найти его. Вы знаете, как выглядит лунный цветок? — Я знаю! — Невилл Лонгботтом поднял руку прежде, чем Грейнджер успела открыть рот. — Вопреки убеждениям, что он сияет лунным светом — это неправда. Лунный цветок выглядит скорее невзрачно, серо-фиолетовый и имеет запах… будто чего-то разложившегося. Хагрид вновь просиял. — Верно! Молодец, Невилл, — похвалил он Лонгботтома. Гриффиндорец робко улыбнулся в ответ и снова спрятался в тени между молчаливым Гарольдом и всё ещё недовольным Малфоем. — Ну что же, всем всё понятно? Отлично! Так… — он обвёл взглядом группу ребят. — Гарольд и Невилл — вы идёте вместе с Клыком направо, а мы с Гермионой и… Малфоем отправимся в противоположную часть. В случае какой-то беды пошлёте Клыка и он приведёт меня к вам. — Почему я с Грейнджер?! — возмутился Малфой, комично выпятив нижнюю губу. — Разве не было бы логичнее, чтобы я пошёл вместе с учеником своего факультета?! — Ещё чего. Сбежишь или вляпаешься в неприятности! А Гарольд сам ещё студент, к тому же более ответственный, если верить словам профессоров. Так что ты идёшь со мной и Гермионой, и это не обсуждается! — Сэр… — все замолчали, прекратив споры и посмотрели в сторону заговорившего Уэллса, который до этого никак не проявлял себя в обсуждении. — А можно попросить, чтобы, э… ваша собака с нами не шла? У меня… аллергия на шерсть. Обещаю, что мы с Невиллом будем предельно осторожны и в случае чего пошлём сигнал. Хагрид с сомнением посмотрел на Гарольда, раздумывая. Гермиона, будь она на месте лесничего, непременно бы настояла на собаке, потому что в этот жуткий лес заходить одной ей было бы страшно. Честно говоря, даже с Хагридом она не особо горела энтузиазмом туда заходить. — Ну… хм… если вы не боитесь одни… Невилл? — Я согласен с Гарольдом, сэр. Если у него аллергия на шерсть, то это лишь создаст опасность для нас. — Быть может, тогда я пойду с вами? — Хагрид всё же пытался настоять, чтобы оба ученика не оставались совсем одни. — А Клык пойдёт с Малфоем и Гермионой. — Нет-нет, — Гарольд замахал руками в протесте. — Уверяю вас, мы будем осторожны и будем держаться в близости от вас. Хагрид тяжело выдохнул, но отступил, видимо, больше не собираясь тратить и без того бегущее время. — Ладно уж, идите, но не уходите далеко. Лесничий в шутку погрозил им пальцем и, отвернувшись, широким шагом двинулся по тропинке куда-то влево. За ним, явно боясь заблудиться, тут же ринулись Гермиона и Драко.