Осторожней с даром!

В темной сырой комнате, в которой стояли лишь кровать и тумба, Бруно ходил туда-сюда, не находя себе места. Стены давили всё сильнее, он едва ли мог нормально думать. Ну, или он только считал, что может. — Всё будет хорошо, хорошо… — бурчал он себе под нос словно мантру, — Нет, ничего не будет хорошо! Нет-нет, будет, будет… Нет, не будет!.. Его трясло. Он даже не знал, сколько просидел здесь, в чёртовой комнате нет часов! А она ведь посвящена времени… Послышался вдруг шорох по песку вдалеке. Бруно машинально обернулся. В проходе стоял его племянник. На секунду мужчине показалось, будто он сходит с ума, и это просто игра воображения, но парень, отдышавшись, — он бежал по лестнице со всех сил, — заговорил: — Как ты? Сильно волнуешься? — К-камило?.. Бруно не мог поверить, что это правда он. Парень подошёл ближе к дяде, крепко того обнимая, и мужчина вдруг почувствовал запах гари. Однако сосредотачиваться на нём не стал. — Угадал, — прошептал ему Камило, вдыхая аромат тёмных непослушных волос. Только сейчас он понял, как соскучился по этому запаху. Он присмотрелся… Голова дяди за время его нахождения в башне ещё сильнее покрылась сединой. От осознания этого факта внутри у парня что-то треснуло. — Как ты пришёл сюда? — вдруг спросил Бруно, отдёргивая племянника. Что его взгляд, что его голос были наполнены волнением, — Нельзя же… — Плевать! — фыркнул Камило, — Я соскучился. Тем более, не могу же я бросить тебя одного в таком месте, верно? — Камило… — Бруно нахмурился. Ему не нужно было говорить ни слова более, чтобы племянник всё понял. И волнение из-за того, что он покинул комнату, и страх перед тем, что семья ещё больше разозлится, и даже простое волнение за него, которому точно перепадёт тумаков за непослушание. — Не переживай, всё будет хорошо, — Камило поцеловал дядю в хмурый лоб. Напряжение Бруно немного спало, но он по-прежнему не мог поверить подобным заявлениям. — Как ты можешь говорить такое? Вся семья теперь нас ненавидит… — парировал он, получив в ответ только тёплую ухмылочку. — Вовсе нет. По крайней мере, Лори, Мира и Иса точно нас поддерживают, я уверен в этом. А ещё… я поговорил с мамой только что. Камило умолчал о подробностях «разговора». Если бы он сказал обо всём, что происходило за запертой дверью, у Бруно бы точно случился инфаркт. Учитывая, что даже сейчас, заслышав о Пепе, мужчина подвергся дикой трясучке. — Ч-ч-что она сказала? О-она не п-п-поранила тебя? — Не волнуйся, я в порядке, — улыбнулся Камило. «Я чую» , — добавил Бруно у себя в голове, но сказать не решился. Хитрая ухмылка вдруг скользнула по лицу парня, интригуя его дядю. — Она… пообещала подумать, принять ли нас, — сказал Камило, переврав правду настолько, что она казалась наглой ложью. И, тем не менее, Бруно ему поверил. Мужчина облегчённо вздохнул, позволяя племяннику заключить его лицо в чашу из ладоней. — Нам нужно только подождать, пока они позовут нас назад, и тогда не нужно будет больше переживать, — пообещал Камило. Бруно вдруг задумался над его словами. Стены комнаты будто стали ярче с появлением парня, но всё ещё неумолимо стискивали разум в клетку.  — Тогда… давай спустимся из башни сейчас? — попросил Бруно, — Эти стены давят на меня. Не люблю их. Камило не смел отказывать. Он чмокнул дядю в губы и взял за руку, уводя прочь из проклятого места. И плевать, что им запретили.

***

Пепа смотрела на Джульетту. Джульетта — на Пепу. Обе были бледные и тряслись, не решаясь повернуть в сторону кухни. Казалось, они идут на страшный суд. Первой решилась Джульетта, а её сестра поплелась следом робкими шажками, и оглядела комнату. Исабелла и Долорес вдруг куда-то пропали. Одна Мирабель осталась сторожить сторону «поддержки». Взгляды всех остальных вдруг метнулись к вошедшим. — Наконец-то, — грозно буркнула Абуэла, — Знаете, сколько мы вас ждём? Надеюсь, вы определились? Джульетта сглотнула. Она повернула взгляд в сторону своей сестры, над которой уже не было грозы, только слабенький «кислотный» дождик. С сожалением женщина положила ладонь на плечо Пепы, передавая ей свою моральную поддержку, и подошла к Мирабель. Абуэла потеряла дар речи, застыв с открытым ртом. Оба мужчины — Феликс и Августин — смотрели на неё как на сумасшедшую. Только Пепа не была удивлена. Она была, казалось… напугана?.. — Я бы хотела сказать, что против… — тихо заявила Джульетта, — но не могу. — Джульетта, ты с ума сошла? — возмутилась Альма, когда пришла в себя. Её руки начали подрагивать от происходящего. Начиналась мигрень. — Я люблю их обоих, — продолжила её дочь, — Я не посмею разрушить их счастье. Даже если оно… такое. Комната вновь погрузилась в тишину. Все присутствующие обдумывали её слова. Наконец, Августин подал голос: — Что ж, раз уж так… Я не посмею идти против дочери с женой. Иначе какой из меня муж и отец, правильно? И, показушно тяжело вздохнув, поменял сторону. Феликс выпучил на друга глаза. — Бро, ты совсем свихнулся? — спросил он скорее удивлённо, чем злостно. Он действительно не злился. Всё, что Феликс испытывал с момента, как узнал про отношения его сына и шурина — это нескончаемый шок. — Прости, дружище, — шикнул ему Августин, кинув виноватую улыбку. Мирабель почувствовала себя увереннее, стоя рядом с родителями. Угасший лучик света разгорелся в её груди. Она обратилась к стоявшей напротив сестре: — Луиза, ты уверена, что не сможешь принять их отношения? — Я… — девушка замялась. Она чувствовала на себе давящий взгляд бабушки, так резко контрастирующий с полными надежды глазами её сестрёнки. Поколебавшись, она вздохнула. Как бы сильно она не уважала бабушку, но Мирабель сделала для неё столько добра, что пора было отплатить ей. — Я поддержу свою семью, — сказала она, переходя на противоположную сторону, — Для меня не многое поменяется. Если даже мама с папой смогут принять это, то я точно привыкну. Абуэла чувствовала, как постепенно, один за другим, её семья предаёт собственные моральные устои. Она никак не могла принять тот факт, что все готовы отвернуться от логики, от морали, во благо грязному увлечению её внука с её же сыном. Весь мир будто перевернулся с ног на голову. — Да вы… да вы все с ума посходили! — крикнула она, уже не зная, что делать, и грозно взглянула на вторую дочь, — Пепа, хотя бы ты прояви благоразумие! Пепа нервно усмехнулась. Дождик над её головой полился немного быстрее. — Благоразумие?.. — пробурчала она дрожащим голосом, посмеиваясь, — Благоразумие, ха-ха… В этом доме больше нет места подобному, если даже мой сын… Если он с моим братом… Они… Она вдруг заплакала, метнувшись к сестре. Звуки всхлипов пролетели по комнате. Феликс всполошился. Он, ни секунды не думая, ринулся к жене, помогая успокоиться.  — Извини, мама… Простите меня все…  — дрожащим голосом шептала она, плача в объятиях своего мужа. — Любовь моя, тише, — ласково говорил Феликс, — Всё не так уж плохо, незачем извиняться. Всё будет хорошо с этими двумя. По крайней мере, они живы и здоровы. — Ты прав, — ещё раз всхлипнула она, позволяя своему мужу вытереть ей слёзы, — Если так они останутся с нами, не выкинут ничего ещё более ужасного… Уж лучше я смирюсь. Альма чувствовала, как нарастает боль в её голове. Сейчас она чувствовала себя преданной как никогда. На её стороне никого не осталось… Не выдержав, она закричала: — Да вы все с ума посходили! Эти двое рушат нашу семью изнутри, пропади они пропадом! А вы их поддерживаете?! Да я лучше никогда не увижу их снова, чем приму подобное в своём доме! Слова вырвались из неё сами собой. И вновь начался очередной спор, которого Бруно, сидящий за стенкой, уже не слышал. «Уж лучше я никогда их не увижу…» — слова матери раз за разом проносились в его голове. Камило, которого ранее перехватили вдруг зачем-то Исабелла и Долорес, вернулся только сейчас. Как раз, когда Альма произнесла свою реплику. Он вздохнул, садясь рядом с дядей, и положил голову тому на плечо. — Она… она не примет нас, да? — с печалью спросил Бруно. В этот раз Камило не мог ничего обещать. — Разве недостаточно, что остальные приняли? — спросил он дядю, и тот помотал головой. — Она моя мама… Куда я без её поддержки? На глазах Бруно вдруг замелькали слёзы, едва не скатывающиеся по щекам. Сердце трескалось у парня внутри от подобного вида. Недолго думая, он вытер глаза Бруно пальцем, и с ухмылкой прошептал: — Что ж… Думаю, это самый удобный момент, чтобы воплотить твоё пророчество, да?