***
– И вот ты здесь, – Мафдет усмехнулась, ощерила бритвенные зубы. – Опять. Тебя жизнь ничему не учит? Говорит так, будто Сетху есть дело – и до неё, и до проклятого мирка, куда его сбросили. Опять. Сколько раз он попадал в Дуат пленником или в качестве трона Усира, который он всё равно обходил десятой дорогой? Не сосчитать. Сетху всё равно. Он не знает Дуат, но он привык к ней. Он был здесь победителем, был побеждённым. Сторожевым псом одного царя и бешеной гончей другого. Был пленником – не так много раз, но всё-таки был. – Не учит, – Сетх сел на песчаную кручу, чуть с неё не скатился – рядом показался скорпион. – Я тебе надоел? Так давай. Что ты обычно делаешь? Вырываешь сердце и приносишь их к ногам хозяина в зубках, как хорошая кошечка? Вперёд! Обещаю не мешать. – Наглец. Мафдет отвернулась. Жаль, что она не носит кошачью голову даже под настроение. Либо она вся гепард, либо человек. Такой же человек, как многие её сёстры. Далеко не красавица, если Сетха спросить. Рыжих и рослых дам он никогда не любил. Его сбросили в Ре-сетау. В этом Сетх уверен. Вокруг мёртвые барханы, скорпионы копошатся, всякие змеи… почти его родная пустыня. Только в песок не зароешься. В толще песка – зёрна и яйца, которые Сетх опасался тревожить. А под ними – пещеры и переходы, где водилось такое, чего он опасался касаться даже мыслью. Перемелет ведь. Переломает. Бедные люди – им же столько всего знать нужно, чтобы сквозь этот мирок пройти. Стоит ли оно того – Сетх до сих пор не понимал. Не его ума дело. Пусть сами возятся со своими покойниками – простите, вечноживыми. Мафдет полулежала на обсидиановой скале, смотрела куда-то за горизонт, где плескались огненные реки. Но вокруг – никого. Сетх чувствовал под толщей песка движение, чей-то беспокойный сон, но чей – знать не хотел. Отличную вотчину выбрал себе Усир. Ему подходит. – Эй, кошка! – Сетх усмехнулся, видя, как лениво Мафдет приоткрыла один глаз. – За что на этот раз меня упекли? – Сам знаешь, – Мафдет откинула тонкие рыжие косицы за плечо – жилистое и сухое, плечо копейщика, а не дочери царя богов. – Тебе не запрещали приближаться к Усиру? Нет? До такой очевидной мысли даже ты мог бы дойти, пьянь. – Усир отрастил какие-никакие зубы? – Сетх рассмеялся этой мысли. – Ну надо же! Я в следующий раз ему руку пожму. – Заключила тебя Исет, – Мафдет легла на спину, потянулась – под золотой божественной кожей перекатывались крепкие мышцы рук. – А мне достаточно скучно, чтобы я согласилась тебя посторожить… – Удивительно, что вторую ногу не полезла рубить. – Полезет. Ещё раз что-то подобное выкинешь – обязательно полезет. – Вот как. Сетх разочарованно вздохнул. Усир мог бы хоть раз в жизни притвориться мужчиной и решить свои проблемы самому, а не только с цветками возиться. Удивительно, что от него произошёл кто-то вроде Хора. – А мне вот весело! – Сетх зачерпнул в руку песка. Пески отзывались иначе. Не как его родные, красные. Эти белые, как кость. Соляные. Такое чувство, что Ре-сетау – это одна большая очистительная мастерская, где кого-то сушат в натроне последнюю вечность. – Люди и без нас прекрасно устроились, знаешь? Тебе надо как-нибудь погулять. Я даже тебя в приличный бар свожу. Какие-то северные варвары сделали воду, крепче которой вина даже Шесму не сделает. – Сводишь? – Мафдет открыла оба глаза – кошачьи, голодные, кровью налитые. – Это было бы замечательно. Меня давно никто никуда не водил. – Если к этому времени Усир, конечно, не сотворит ничего с миром. В чём я сильно сомневаюсь. – Ах, вот ты к чему… Мафдет разочарованно поглядела на него. – Предложение в силе, – сказал Сетх. Он от своих слов не отказывался, особенно если эти слова сулили ему приятную компанию. – Я не про то. Мафдет спустилась с обсидианового отрога, встала почти вровень с Сетхом. – Так ты его боишься. Ты, страшный День Зла, боишься! – Мафдет рассмеялась так, что Сетх пожалел, что под рукой нет копья. – Если бы ты думала об Усире столько же, сколько я в своё время, то ты бы тоже боялась, – мрачно ответил он. – Если бы ты не сделал с ним то, что сделал, то он не стал бы страшен. Он, видишь ли… – Мафдет вздохнула с сожалением – притворным или нет, Сетх не понял. – Страдающее дитя. Он ещё не знал мира, а уже умер. И куда ему сбежать? Его шрамы останутся с ним навсегда, куда бы он не пошёл. Ни тростники Иару, ни колосья Хетепу не укроют от себя самого… бедное дитя. Зачем ты сотворил это с ним? Разве честь твоей сестры стоила того, Сетх? – Только не надо Небетхут поминать, – Сетх тяжело вздохнул. – Не сестра она мне. Никогда не была, как оказывается… – Столько крови из-за какой-то бессмыслицы! – Мафдет обратилась в гепарда, увенчанного алой солнечной гривой, и вновь легла на обсидиановый отрог. Сетх вновь ковырнул чужой песок-натрон. Где-то там, под толщей песка, ворочался Сокар – защитник и страж при живых царях, бесполезная костяная птица теперь. То, как виделось мёртвое тело Усира, но кто его видел так – люди, сам Усир или сущность намного более высокая, к которой Сетха не допускали даже словом? – Да уж, – Сетх невесело усмехнулся, развеял песок – но нет в Ре-сетау ветра, как нет и дыхания. – Столько крови из-за какой-то бессмыслицы.***
– Я пришёл поговорить. Хор устал. Так по-человечески устал. И предстоящий разговор с отцом не помогал. Ради кого? Ради этого рыжего придурка, который Хору теперь никто? Страну, которую они вместе хранили, давно поглотили пески. Родство… толку от него, этого родства. Когда каждый бог, которого ты видишь, приходится тебе кем-то, о родстве думать перестаёшь. Отец выглядел так же, как привык Хор – низкого роста, с длинными волосами и с точёными чертами лица. Только кожа не зелёная. Зато глаза зелёные, такие же колкие и недоверчивые, как и всегда. Усир разглядывал сына снизу вверх. Иногда это казалось Хору забавным. Но не сейчас. – Адрес узнал у Исет, – сказал Хор и понадеялся, что верно понял взгляд отца. – Проходи, – тихо сказал Усир. В квартире всё какое-то странное. Неправильное почти – вроде стандартная планировка для людских квартир бизнес-класса, но Хор чувствовал себя в храме. Белёные стены, как в больничной палате, обереги на стенах, растения в вазонах повсюду… люди бы сказали, что тут нельзя жить. Лиминальное пространство какое-то. Но тут жили не люди. К сожалению. – Можешь сесть на кухне, – мягко, но без настоящего тепла сказал отец. – Я приготовлю чай. Есть зелёный китайский, индийский… – Чёрный из пакетиков. Усир посмотрел него так, как даже на худших грешников не смотрел. – Тогда любой. Мне всё равно, – Хор махнул рукой. Усир пожал плечами, что-то заварил. Хор в это время смотрел на балкон за прозрачной дверью. Там, на небольшом столике рядом с плетёным креслом, лежала пачка сигарет. Хор никогда не понимал этой привычки и терпел её со скрипом – у Сетха были периоды, когда он то начинал курить, то бросал. Но сейчас хотелось попробовать. Он идиот, это Хор знал всегда. К сожалению, Сетх – его идиот. Почему он должен разбираться с этим? Хор не до конца понимал. Знать и понимать – разные вещи. Некогда мать открыла ему Имя – не только Ра и Атума, но Имя той сущности, частями которой они являлись. Легче не стало. Стало только хуже, наверное. Нет ничего омерзительнее чувства, что мир развивается по за вечности до своего сотворения придуманному сценарию, а ты ничего не можешь сделать. Ладно. Пути назад нет. – Спасибо, – сухо поблагодарил Хор, когда перед ним поставили чашку. Усир сел напротив. Следил то ли как змей за жертвой, то ли как зяблик с подбитым крылом за соколом. – Ты хотел о чём-то поговорить, – напомнил Усир безразлично. – Да… – Хор сцепил руки в замок. – Ты не видел Сетха? – …к сожалению, видел, – Усир улыбнулся, но глаза его холоднее предвечного Нуна. – Если ты пришёл за этим, то нам не о чем разговаривать. – То есть это ты его сбросил? Усир посмотрел на потолок, перевёл взгляд на Хора. – Нет, это была твоя мать. Хотя простое заключение в Ре-сетау для него слишком мягко… ты слишком потакаешь ему. Ты… правда хочешь защищать первого убийцу? – Мои с Сетхом отношения тебя не касаются, – Хор нахмурился. – Это правда. Но и решения Исет по его поводу тебя тоже не касаются. – Ты же хозяин Ре-сетау. Ты можешь отменить это решение? – Могу, – согласился Усир. – Но у меня нет ни единой причины его менять. И не будет. Даже если ты впутаешь Ра. Хор цыкнул, посмотрел на потолок. На потолке раскручивался вентилятор, но на его лопастях чьей-то рукой были нарисованы соколиные крылья. Как у крылатого солнца, что нарисовано под потолками храмов. Те храмы давно пусты, а жрецы их отправляют свои культы в Дуат. Зачем тащить что-то сюда, в мир людей, что Обе земли прожевал и выплюнул, как пёс непонравившуюся ему кость? – …а если я дам тебе то, зачем ты пришёл? – спросил Хор, вспомнив те сообщения от Себека, что он нашёл в брошенном телефоне Сетха. Он думал, что Усир откажется. Скажет своё любимое «мне никто не поможет» и выставит прочь. Но Усир не отказался. Он замер в нерешительности, протянул на мгновение к Хору руку, но одёрнул. – Тогда я отпущу Сетха и больше никогда ему ничего не сделаю… мне уже не придётся, – с надеждой сказал Усир. – Чего ты хочешь? – Имя Хепри, Ра и Атума… моё Имя, – сказал Усир изменившимся голосом. Что-то внутри Хора возопило – нет, не стоит! Есть же причина, почему Атум и Исет, что любят его больше целого мира, не говорили ему. Что Усир сделает с Именем? Оно даёт богу такие знания, которые Хор – пятый от Нуна – не способен понять и использует изредка и по чистейшему наитию. Какое ему дело? Хор никаких клятв Атуму не давал. И никакой закон не нарушит. – Поклянись, что опустишь Сетха, – сказал Хор. – Клянусь тебе как Хентиаментиу, первый из Западных, как первый подсудимый Джаджат и первый правогласный, что отпущу Сетха, – покорно повторил Усир. Не за этим ли пришёл Хор?..***
Ему не шёл мир живых. Атум не мог ничего поделать, ведь такова правда. Не шёл. Нечего Усиру делать на балконе в плетёном кресле, когда на дворе стылый месяц, что раньше был Ка-хер-ка, а теперь сделался октябрём. Нечего ему делать между стеклянных шпилей высоток, над автострадами, под этими небом и солнцем. Разве Наунет ему не лучше Нут? Разве Атум ему не лучше Атона? Усир сидел на балконе. Рядом бутылка с вином, наполовину пустая. В руке – странный бокал из прозрачного стекла, что зовётся «фужер». Вне дома Атум неплохо сходил за своего. Но сейчас ему не хочется чужим языком уродовать свой рассудок. – …ты виделся с Хором? – спросил Атум прежде, чем подумал. – Да, – Усир пригубил, отставил бокал на столик со стуком. – Мы довольно мило поговорили. Он убедил меня отпустить Сетха… пусть делают, что хотят. Мне уже всё равно. Зачем жить прошлым? «Зачем жить прошлым». Страшные слова для того, у кого кроме прошлого ничего нет. Атум смотрел на Усира. Вроде он всё такой же – те же жесты, те же движения, те же нити шрамов там, где когда-то прошёлся братов нож. Но взгляд другой. Холодный. Всеведущий. Такой взгляд приличествует Амону, Птаху и Нейт – первородным богам, детям великого Нуна, что сами себя сотворили в недвижных водах. Но никак не Усиру. – …так вот что тебе дал Хор, – с болью сказал Атум. Он положил руку Усиру на плечо, огладил его щёку, холодную из-за стылого ветра. Они снимали квартиру высоко, почти под крышей высотки – целый мир под ногами. – Да, – ответил Усир, не особенно скрывая торжество. – Поразительно, что мой сын, с которым у нас так мало общего, согласился на то, что вы с Исет могли сделать… пару вечностей назад? – Была причина, – тихо сказал Атум. – Мы оба знаем, чего ты хочешь. – Так я правда?.. – Да. Я не могу лгать, тем более в таких вещах, – сокрушённо признался Атум. – Мы – одно, и слова из твоих уст значат то, что они значили бы в моих. Я не смогу тебя отговорить? – Отговорить? Усир рассмеялся, но совсем невесело. Он поднялся с кресла и упал в объятия Атума. Тот сжал хрупкие плечи царя Дуата, Хентиаментиу, Уннефера… тела Бога. Какая трагедия, что столько страданий выпало на долю того, кто этого не заслуживал. Того, кто способен наказать мир самым жестоким способом. – Зачем? – Усир улыбнулся, поцеловал склонившегося над ним Атума в щёку. – Разве это не прекрасно? Вернуть всё в Нун, чтобы только вода от горизонта до горизонта… и никаких больше плотин, никаких мёртвых земель и торгашей на костях царей. Никакого больше зла, Атум! Некому будет убивать своих братьев. Только ты и я… – …я понимаю, почему ты так думаешь, – скорбно сказал Атум, до боли в руках сжимая плечи Усира. – Мне нечего больше тебе дать. Я сделал для тебя больше, чем для всех других богов. Я отдал тебе всё, что мог. – И мне нечем тебе отплатить… – вздохнул Усир. – Расплачивайся не со мной. Дай ещё немного времени остальным. Хор только получил назад своего пса. Усир не ответил. Он прижался к груди Атума щекой и снова посмотрел на закат – совсем не такой, как в Обеих землях, когда солнце раскаляло песок и восточные скалы так, что воздух над ними дрожал. Здесь воздух стылый, и из-за этого солнечные лучи почти что звенели. – …пожалуй, да, – сказал Усир. – Я дам миру ещё немного времени. Этот закат стоит того.