Ледяная буря

Меня зовут Эпик Хойт. Я старший сын дома дрожжей Хойт и пока что единственный. Пока. Наше родовое поместье находится на снежном горном склоне, а в наши земли входят некогда богатые драгоценными минералами рудники. Сейчас они почти истощились. Наш горный хребет называют "Снежный дол" из-за почти вечного снега, высота которого может достигать нескольких метров. Ни один дом не захотел владеть высокими каменистыми снежными горами, и поэтому сюда пришли мы, те, для кого нет более комфортных условий - властители над снегом и льдом. Здесь всё находится под нашим контролем подобно металлическому бункеру для магнетонов. И только факельщики правящего дома нашей страны способны оспорить наше превосходство в этих краях. Но в других условиях наши способности, по большей части, бесполезны. В горах не так много красных: все они небольшими кучками сосредоточены вокруг рудников и в скором времени будут переселены поближе к шахтам Самосов. Однако деревни, зарабатывающие охотой, ремеслом и промыслом переселять не планируем. В них находятся искусные резчики по дереву, камню и кости, так что весной, во время ярмарок в городах внизу торговля процветает. Каждое моё утро начинается с холодной ванны. Или обливанием, в зависимости от того, насколько рано встал отец. Судя по отсутствию воды на одеяле, всё-таки сегодня он встал поздно. Я неторопливо встаю с кровати и начинаю зарядку. Несколькими стуками сообщив прислуге о приказании приготовить одежду, я иду в ванную. Я опускаюсь в ванную с холодной водой. Моя кожа покрывается мурашками, но мышцы не дрожат. Я облокачиваюсь спиной на ванную, закрываю глаза и медленно погружаюсь под воду. Каждый раз на этом моменте я представляю будто нахожусь в холодном озере на Северном Плоскогорье, как тогда, когда я случайно упал с моста. Если бы отец не схватил меня, я даже и не подумал бы подниматься. Я покрываю поверхность ванны тонким слоем льда, и мне сверху начинают заливать потоки похолоднее. Приятное чувство. Я встаю из покрытой инеем ванны и начинаю приводить себя в порядок. Одежду слуги подобрали мне чуть более нарядную чем обычно - светло-голубая рубашка вместо синей блузы, тёмно-синие брюки и жилет. Надевая их, я мысленно перечисляю события сегодняшнего дня: приезд дяди, тёти и Матрикс, приезд семьи МККорея, тренировка, приезд... Надо будет попросить потренироваться кого-нибудь из них со мной. Не только Матрикс. Я прихожу в столовую. Просторная комната с портретами и головами трофейных животных. Большую часть, разумеется, занимает длинный стол, во главе которого всегда сидят господин и госпожа Хойт. Стол повёрнут немного наискосок так, что один из углов, за которыми сидят Хойт направлен на огромное панорамное окно, обрамлённое тяжёлыми шторами, а за другим потрескивает вечно разожжоный камин. Я подхожу ко столу и сажусь за своё место: ближайшее по правую руку от места отца. Сейчас, впервые за все время самочувствие моих родителей интересует меня больше меню на сегодня, и я с непривычным безразличием поедаю блюда, косясь на мать и отца. Моя мать, в девичестве Самос, имеет длинные тёмно-каштановые волосы и светлые глаза. Она держится так же собранно, как и пять лет назад, но сонный взгляд и вялая улыбка показывает, что беременность ей даётся трудно. Однако, никаких изменений за последние несколько дней не видно. Отец сидит рядом и уже вовсю поедает омлет с курицей. Светлые волосы убраны, голубые глаза вальяжно осматривают то зал, то жену, то сам завтрак. Лицо уставшее, улыбка счастливая, рубашка тонкая и расстёгнутая. Пота нет, но кое-где виднеется иней. Похоже совсем измотан теплом. Обычно температура в поместье не превышает пятнадцати градусов по цельсию, но, в связи с новыми обстоятельствами, в нём поддерживается минимум двадцать пять градусов тепла. В данный момент тридцать. Самое большое отличие нашего поместья от любого другого - наличие градусников у каждого входа. При проживании в горах следить за температурой так же важно, как и за барометром в море. Тем более, если ты - дрожь. - Ты рад, что у тебя будет братик? - с робкой улыбкой спрашивает мать, обращаясь очевидно ко мне. Я не знаю, что ответить. Мне всё равно. Я молча ем кусок омлета. - Почту за честь быть для него старшим братом. Она устало выдохнула, отец утешающе покосился на неё. Похоже, я снова немного, но разочаровал их. Всё-таки холодно. Отец указывал несколько лет назад, что я говорю как солдат, а не сын, и думаю так же. Но я не понимаю, как иначе. После завтрака, как и обещали, приехала семья дяди. Они живут на другом конце хребта и добираться им и быстрее и неудобнее одновременно. Мы встречаем их на парадном крыльце. Мать одета в непривычно толстую меховую шубу и шапку с закрывающим волосы платком, отец в парадный плащ. На мне выходной мундир со звонко звенящими, но скромными медалями. Первым из украшенных снегом и льдом саней выходит дядя Эклипс. Он одет в тонкий тёмно-синий плащ с меховым воротником и с россыпью голубых и тёмно-синих сапфиров. Борода и выглядывающие волосы уже почти совсем седые. За ним - тётя Сибилла в привычной норковой шубе. Матрикс приезжает в следующих санях. Тонкое пальто в цветах нашего дома, но украшения - серёжки, браслеты и ожерелье - по-прежнему цветов дома Самосов. Она осматривается и лучезарно улыбается, словно и не было ни впавшего в немилость королям мужа, ни его же гибели в Чоке. Чтож, раз она улыбается, значит всё действительно хорошо. Отец с дядей крепко обнимаются, и начинаются важные разговоры о повседневности. Я лишь кратко всем киваю, и приглашаю Матрикс на тренировку. - Конечно, - она устало кивает, и улыбка становится только шире, - Встречаемся, как обычно, через час. Я молча киваю и удаляюсь. Около года назад, во время одной из моих тренировок, отец сказал мне, что научил меня всему, что знает. Он, по-своему торжественно, объявил, что мой потенциал больше его собственного, и что мне не нужно останавливаться на достигнутом. Немногт странно, но только после приезда Матрикс я чувствую, что действительно оказался дома. Мы с ней не так часто общались за всю жизнь, но, возможно, именно поэтому у нас и сложились тёплые отношения. Не так сложно показаться обычным, когда ваши встречи можно по пальцам пересчитать. Проходя по коридорам поместья, я невольно вспоминаю те немногие дни совместного детства. От этого становится тошно даже просто смотреть на родственников, ведь их в воспоминаниях практически нет. Иногда мне кажется, что Матрикс - моя единственная родственница. Но мне нельзя злиться. Или хотя бы вымещать злость на них и давать повод для беспокойства. Это показатель недовольства тем, что у меня есть сейчас, а сейчас меня всё устраивает. Благо, что родители ещё не собираются устраивать мне свадьбу. До тренировки времени ещё достаточно, и поэтому я иду в библиотеку. Спройные ряды полок, стопки справочников и учебников по естественным наукам и инженерным дисциплинам действуют успокаивающе. Многие из них перешли отцу от дедушки, и из-за частого истользования имеют уже обложки разной степени протёртоси. У учебника по сопротивлению материалов у меня в руках обложка яркая оранжевая, а внутри на страницах виднеются чернильные пятна. На обложке учебника по аналитической геометрии рядом есть несколько неглубоких царапин, а на моём любимом учебнике по физике обложка почти новая, но оторванная от печатного блока. Когда я только-только достаю подобные книги из этой секции, я на несколько минут придаюсь предположениям о том, как их испортили. Были ли это проделки недоброжелателей, следствием собственной небрежности или книга просто попалась кому-то под горячую руку? В любом случае, отец пока не спешит приводить их в порядок, а меня устраивают эти заверения, что ими действительно пользовались мой отец и дед. Чем упорнее я стараюсь концентрироваться на тексте, тем сильнее я погружался в собственное бессилие. Сточка за строчкой, слово за словом, мои мысли всё сильнее занимали далёкие воспоминания, которые я бы предпочёл не вспоминать. "Бесполезно," - говорит мне мой же голос: "Ты всегда был слабым." Перед глазами проносится каждый промах, каждый непонятый учебник, каждый раненый соратник. "Тебя терпят,"- продолжает он. Я устал искать аргументы против. Мои чувства постепенно отключается. Когда я иду снова на крыльцо после сообщения слуги о прибытии семьи Мкорея, я отключаюсь полностью. Следующие несколько часов я не смогу даже понять, что вокруг меня. Не то, что запомнить. Матрикс обладает наибольшей мощью среди всех дрожжей на данный момент. Она превосходно владеет различными приемами, техниками и даже работает над разработкой новых. Однако не умеет тренировать. Меня часто ставили с ней в спарринги, и каждый раз, когда мы бились на равных, бой заканчивался ничьей. Она на удивление хорошо понимала мои возможности и знания, и каждый раз применяла только то, что мне и так известно. Каждый раз - всегда. В этот раз я намерен вынудить её применить то, чего я ещё не знаю. Я стою в тонкой шерстяной кофте на покрытой снегом опушке. В метрах пяти стоит Матрикс. Её темно-серая кофта понемногу покрывается снегом. Короткие чёрные волосы закреплены заколками, серые глаза сосредоточены. - Готов? - она убирает перчатки в карманы, и я киваю, - Начали. Мы посылаем друг другу на разминку лёгкие атаки и уворачиваемся. Она превращает снег в льдины и бросает в меня, заманивая в капкан из таких же ледяных колов. Лёгкие щиты меня спасают, но я стараюсь не подходить близко ни к ловушкам, ни к ней. Она начинает скучать и обрушивает на меня волну снега. Уворачиваюсь. Я перехватываю снежинки из её хватки, захватываю снег со снегопада, и стремительно направляю его, превращая в ледяные иглы. Такой прием хорош для охоты на зверей вроде соболя из-за миниатюрности. Никто не использует его в таком ключе, так как это требует намного больше сил, и сейчас я стою полностью сконцентрированный на схватке, даже не стирая пот с глаз. Как и ожидалось, Матрикс не робеет. Она перехватывает иглы и соединяет их в сферический ледяной щит. Я разворачиваю не успевшие долететь снежинки, но Матрикс начинает сама притягивать их. Не дожидаясь окончания, я зарываюсь в снег. Образовавшийся ледяной шар подобно снаряду разлетается льдинами во все стороны. Я ещё никогда не видел, чтобы кто-нибудь так делал. Выглядываю из укрытия, но не нахожу Матрикс на прежнем месте. Чувствую, как шевелится снег. Она сделала туннель. И это тоже интересно. Где-то за мной хрустит снег. Я даже не разворачиваюсь, сразу строю ледяные иглы на ближайший десяток метров и щит. Стараюсь повторить подкоп, но не успеваю: она пробивает щит и закидывает лёгкими атаками. Я оказываюсь почти закопанным в толщу снега и не могу пошевелиться: я полностью в её власти. Чтож, теперь можно с уверенностью сказать, что она впервые выйграла. - Ты ведь именно это и хотел увидеть? Она с улыбкой отпускает меня. - Пойдём, пока не простудился. Я поднимаюсь, но оставляю на себе снежную куртку. Где-то неподалёку слышится смех. Я оборачиваюсь, и вижу девушку в пальто цвета дома Сильноруков. У неё светлые растрёпанные волосы. Она то кидает снежки в маленького мальчика, то гонится за ним. Теперь оборачивается она, наши взгляды встретились. Мы стоим достаточно далеко, чтобы не видеть цвета глаз друг друга, но я отчётливо чувствую серые глаза цвета тучи, в которых искрами молний проносятся тысячи мечтаний, желаний, мыслей чувств и эмоций. Я чувствую живость её взгляда, вижу жар, идущий от неё. Она не близко, но даже так она захватывает меня. - Это Альфа, старшая дочь дома Сильноруков, - произносит где-то на фоне Матрикс, - Кстати, твоя ровесница. Я с неохотой прерываю зрительный контакт и ухожу в маленькую сторожку, где сидят блокираторы, лекари и красные. На обеде хоть и собрались не все приглашённые, но все приехавшие: несколько семей дома Сильноруков, несколько дома Самосов, семья дяди. Завтра прибудут оставшиеся. Я сижу между отцом и Матрикс, с удовольствием поедая горячую по моим меркам уху с сёмгой в сливочном соусе, и время от времени переглядываюсь с Альфой: она сидит за другой стороной стола и почти неотрывно смотрит на меня. Теперь я точно уверен, что её глаза серого цвета, в точности такие же, как мне показалось ранее. Жаркие и пылающие. Еслиб не напоминание о том, что она буря, я бы принял её за факельщика. Отец мирно беседует с главами семей, а мать пока не пришла. Красный слуга тихо шепнул что-то ему на ухо, и его лицо становится радостным, но волнующимся. Он выжидающе посмотрел на меня и встал. Похоже, началось. Я с неохотой бросаю последний - надеюсь не навсегда - взгляд на Альфу. Она улыбается, но взглядом говорит: "Иди-иди, ты там нужен." Я ухожу за отцом. В следующий раз мы встречаемся в коридоре этим же вечером. На ней замысловатая фиолетовая кофта с фигурными вырезами на плечах и ключицах с воротником, черные зауженные брюки со вставкой из кожи спереди и сапоги с блестящими носами и пятками. В обычное время мне бы показалось странным, что одежда не цвета её дома, но ей определённо идёт. Мы встречаемся взглядами и молча подходим друг к другу. Взгляд этих серых глаз заставляет меня чувствовать тепло. - Как насчёт спарринга завтра? - мой голос звучит холодно, но чуть менее безжизненно, чем обычно. Я уже вижу ответ в её глазах. - С удовольствием, - твёрдо отвечает она, подтверждая уже известное. Лицо Альфы озаряется улыбкой, и я замечаю такую же улыбку у себя - нормальную. Не вымученную полуулыбку, что являлось моим эмоциональным максимумом, а шире и искренне. Похоже, именно так чувствуют и ведут себя люди, когда когда слушают любимую песню, ходят по любимому саду или видят любимого человека. Я чувствую тепло и хочу им поделиться. - После обеда. Она кивает. Я вижу готовность в её глазах использовать не только физические силу и ловкость.