***
В детстве Ино часто говорила одно и тоже: — Ты должна полюбить себя! Сакура долго не понимала. Но в один из вечеров, когда японская вишня пятнила розовое небо, она подумала, может быть, стоит попробовать. Ну… полюбить. Расцветая, вишня каждый год заставала всё более прямую спину, громкую речь и решительный взгляд. Сакура никому не признается, скольких усилий это стоило. Обычно одного взгляда Учихи хватало, чтобы всё это похерить. Учитель из него, кстати, получше-то будет, чем из Ино. Ведь если бы Сакура любила себя, то разве всё ещё… В конце-концов, у Саске ведь было много поклонниц. А потом до Конохи начали доходить слухи. Сакура каждый раз принимала их как маленькие порции яда, а если про остальных, то они понемногу набирались ума. Девочки одна за одной переставали себя травить, сдавались, и сейчас в фан-клубе Саске Учихи осталась только самая сильная — самая слабая.***
В какой-то день Коноха принимала едва живую команду номер десять. Шикамару с Чоджи перебинтовали, дали по баночке бледных шариков и отправили домой отходить. Ино повезло меньше всего. Бесполезная Сакура не спит ни минуты и буквально вытягивает ее с той жизни, бледную и похудевшую, с швами вверх от плеча до ключицы. Ино очнулась через три дня. Сразу после этого Сакура посылает всех к черту и уходит домой посреди рабочего дня: спать, есть и отдыхать. Ну и заполнять отчёт — как же без этого. Она чуть не умерла от волнения. Можно только представить, как себя чувствуют ничего не знающие… Перед глазами появился дом Нары. Постояла-посомневалась, потом тихо выругалась и постучалась внутрь. Всё выглядело так, будто Шикамару играл в шахматы, хотя фигуры на доске были нетронуты, а сам он сидел неподвижно. На сообщение о том, что Ино проснулась, до того каменный Нара сорвался с места в один момент. Но сел обратно, потому что рана у Ино серьёзная и Сакура никого к ней не пустит. Шикамару, поджимая губы, кивнул, и Сакуре, вроде как, можно идти, вот только взгляд этот ей слишком хорошо знаком. Такой же она наблюдает утром, до того, как надевает своё «у-меня-все-хорошо-лицо» , и вечером, когда снимает. Сакура не ожидает, что Шикамару скажет: — Это я виноват. Ино оттолкнула меня от удара, а сама получила ранение в ключицу. Сакура не ожидает, и не знает, что говорить в ответ. У Сакуры, уж простите, слипаются веки, а из сумки торчит проклятый отчет. Ее хватает на жалкое: — Но всё же теперь хорошо… Тебе не стоит так близко всё воспринимать, — и, подумав, добавила: — Может, завтра… Просто попытайся как-то отвлечься до завтра, хорошо? К облегчению Сакуры, Шикамару согласился. А потом движением головы указал на шахматы, и показалось — может, это просто недосып, — что в зелёных глазах промелькнули блестки. Мало кто знает, но Сакура неплохо играет. Что опять бесполезно, ведь… — Я выиграл. — Я вижу, — без интонации ответила Сакура, с укором посмотрев на доску. Не то чтобы она рассчитывала на победу — это же Нара. Хотя… в какой-то момент игры даже казалось… — Тебе не казалось, — криво улыбнулся Шикамару. — Ты могла бы выиграть. — А? — удивилась девушка. — Ты хорошо играешь, Сакура, — бросил Шикамару, собирая в мешочек разбросанные фигуры. Растерянная Сакура покраснела. Ей почему-то стало очень приятно от того, что он играл с ней в полную силу, не помогая и не поддаваясь. Удивляться этому — вот как она себя любит. Шикамару продолжил: — Ты V-образно расставила пешки, лишив меня возможности атаковать. А ещё это помогло отвлечь меня на ладью и… — Перевести внимание с коня, — закончила Сакура, спрятав лицо в ладони. Она помотала головой, посмеиваясь. — Но ты всё понял, и я проиграла. Шикамару хмыкнул и тоже помотал головой: — Нет, — он лениво откинулся назад и чиркнул зажигалкой Асумы (Сакура раздраженно думает: там бензин вообще когда-нибудь закончиться?). Затем парень опёрся на столб сзади и объяснил: — Просто надо было вместо него поставить королеву — так я не смог бы уйти. У тебя была такая возможность, кстати. Чего ты её не вывела? За спиной Шикамару медленно исчезало солнце, меняя оттенки неба. Фиолетово-розовое. Неясно, сколько они играли, но вечерняя прохлада уже обдавала плечи приятным холодком. — Королева защищала короля, — тихо ответила Сакура. До носа долетел едва заметный запах табака. — Королева — самая сильная фигура, — отвечал парень. — У неё много вариантов ходов. Следовательно, создаются сильные комбинации, — Нара медленно затянулся, и продолжил. — Короче, в атаке королева лучше играет, чем в защите, а у тебя она получилась какая-то бесполезная. Шикамару смотрел на облака и курил, выпуская дым изо рта. Он заметит только когда потушит сигарету и тогда молча положил руку ей на плечо. А Сакура поймет, почему Наруто с ним дружит — Нара все понимает, ничего не спрашивая. Сакура плачет. Видимо, даже это не изменилось. Она вспомнила этот эпизод позже. Правда, смутно. Запомнила только, что ревела и так и не отправила в этот день отчет. Ещё помнит загадку Шикамару. Ты знаешь, кто Король? «Странный вопрос, Шикамару», — подумала она. Кто король — она знает прекрасно. Сейчас, два дня спустя после возвращения из миссии, после её смешной попытки убить Саске, подставив под угрозу всю команду, после того, как сама едва не умерла от руки Учихи, после двух дней злости на себя… Сейчас — вопрос в другом. Она ли королева? — Я дома, — дежурно сказала девушка. Затем фоновым шумом услышала слёзы матери и слова отца о том, как они переживали, и как хорошо, что она цела. Сакура переждала их объятья и закрылась у себя в комнате, маленькой, привычной камере пыток, где Сакура сама себе и палач, и казненный, и зритель. «Ни защитить, ни уйти на приличное расстояние не могу. Только подставиться под бой. Видимо, я не королева, а пешка». Не королева. Может быть, хотя бы шиноби? Что стоит за идеей шиноби? Защита деревни? Борьба за правду? Она и в академию пошла ради него. Выучилась, тренировалась, сдала экзамены — ради него. Что было до него Сакура плохо помнит. Её посетила уродливая мысль. Если бы дилемма «Саске или деревня» была её ответственностью, а не Наруто, — что тогда? Хотя тут и думать, в общем-то, нечего.***
Сакура путается: где трупы, где живые люди. Война есть война. Вчера — живые. Сегодня — написанные через запятую имена, кусок статистики. Эмоций не осталось. Регенерация тоже не поспевала. Тело Сакуры — цвета вечернего неба над домом Нары. Тех, кого не удалось спасти, вчера забирали, а сегодня не стали — слишком много. За госпиталем, под тихими клёнами, узким рядом копали ямы. Саске появился спустя какое-то время. Он для неё и не уходил никуда, он жил в голове и мыслях, но видеть сейчас — живого, настоящего — это сбивало с толку. Глупое дежавю: команда семь сражалась, будто не было тех трёх лет. Но они были — кому как не Сакуре знать. Как же хочется верить, что она стала сильнее. Да, это уже и так признали друзья, Наруто и Цунаде. Почему же тогда такое ощущение, будто это не считается, пока?.. Сакура всё же спасла его. Пускай случайно, жилетом, брошенным за спину, но спасла. У Саске было много поклонниц, а осталась одна. И жизнь точно такая же, как шахматы. Дойдя до края, пешка становится королевой.***
Война закончилась. Враг побежден, и шиноби возвращались домой, падая в объятья родных. Вчера пять деревень заключили договор о сотрудничестве, и это стало новым праздником. Коноха сняла чёрное и начала подготовку. Её король опять убежал, щёлкнув по лбу напоследок. Ей хватило этого с лихвой, чтобы снова ждать. Это — время больших перемен, хотя многое осталось прежним. Боль не ушла, сделанное осталось сделанным, недосказанное — недосказанным. Сакура понимала, что повода убиваться больше нет и что хватит строить из себя жертву: она выиграла. Неважно какой ценой. Пусть демоны внутри продолжали вопить — кому теперь до них дело? Не ей. На праздник Сакура надела счастливое выражение лица. Сквозь него никто не был способен увидеть правду — даже Шикамару. Потому что это — её самая сильная техника. Жаль, учитель не скоро её увидит. Через долгое время комнату пыток сменил заполненный светом дом. В широкие окна стучится веточками цветущая вишня. На их столике — скатерть в мелкий цветочек, красивая тарелка и булочки, которые пахнут ванилью на весь этаж. — Мам! Это мои любимые? — сонная Сарада пришла на запах и уже бежала к столу. — Я уж думала, не успею до того, как проснёшься! — бодро отвечает Сакура и с наигранной серьёзностью скрещивает руки на груди. — Куда? Сначала умыться. — Ага! Дочь — награда за сражение длиной в полжизни. И в этой награде отражается целый мир. Тот, где демоны молчат, боль утихает и где бесполезная Сакура становится самым важным элементом. Где утром они гуляют у реки, а Сарада угощает уточек мамиными булочками, ведь «пусть тоже попробуют как вкусно!». А вечером, после работы, Сакура застаёт её, бросающую сюрикены, и радуется тому, как славно у неё получается. Это мир, который Сакура больше всего боится просрать. Она знает, что второй раз ей будет не под силу. Маленькая Сарада растёт, и Сакура всё чаще замечает в ней его. Решительная поза, цепкий взгляд и слаженность движений. Потом — манера мыслить, самоуверенность и склонность молчать про свои проблемы. Это отрезвляет. Сарада — единственное в их доме, что хоть как-то принадлежит ему. Ни цветущая вишня, ни скатерть в мелкий цветочек, ни вечно подвинутый к краю стола третий стул никак не вяжутся с Учихой. И даже эмблема клана на платье Сакуры ей не идёт. Только вот… Теперь это будто не так уж и считается, ведь у Сакуры целый мир, где она наконец-таки не одна. Вечером Сакура ложится в душистую, кажущуюся слишком большой кровать. Через щель в дверях виднеется узкая полоска света от ночника Сарады. — Я наконец поняла, Шикамару, — шепчет во тьму. У королевы появляется новый король.