Мои фантомные руки

      Человек предполагает, а кто-то там, далеко и высоко ставит всё так, как ему угодно.       Вот и я, простой парень Александр, у которого впереди была целая жизнь, вдруг остался беспомощным куском человека. Я не могу даже переключить этот чертов канал, по которому всё показывают здоровых и нормальных людей. Как это странно, стоит у человека что-то забрать, что-то простое и обыденное, к примеру у меня чешется нос, вот прям кончик, подтягиваю ногу и чешу нос об колено, хоть потереть, это простое движение отдаётся какой-то болью, не ясной и резкой, как все эти дни, а какой-то мерцающий. Возможно это всё действие тех весёлых препаратов, что мне всё время подают в капельницу. Весь день какая-то суета, что очень странно. После обеда ко мне в палату зашла очень высокая ухоженная, средних лет женщина с именем на бейдже Катарина Манон. У неё были чёрные волосы и карие глаза, взгляд острый, как нож. Ей что-то не понравилось в моей карте, она прям скривилась. Что не так? Я не выдержал и спросил. Она сказала, что я слишком долго принимаю очень сильное обезболивающее, оно хорошее, но нужно постепенно снизить дозу, а иначе это очень вредно для сердца и почек, у него куча побочных эффектов, также у него есть хороший аналог, он притупит боль и сделает всё терпимым, но не навредит остальному организму.       Больше всего меня напрягал тот факт, что вставать мне можно только через неделю, пока не заживёт ушибленная спина, и речи быть не может о самостоятельном передвижении. Даже на мои жалобные заявления о том, что мне надоело ходить в утку и всё это сильно стесняет, её не смутили. Стерва была непреклонна. Мне почему-то захотелось чтобы пришёл Анри. Без него было сложно, почему мне так интересен этот мужчина? Утром он просто был рядом. Я злился на себя, как девка ревел, противно с самого себя. Этот француз, как он приятен и кажется очень хочет помочь. Ах да, он там что-то рассказал про погибшего парня, я правда не слушал, почти. Тому парню оторвало ноги. Тут до меня дошло, у меня есть ноги, может быть я смогу ими что-то делать. Но пока мне всё больно, и боль усилилась, а мне ещё дозу уменьшили. Неужели так больно на самом деле, когда тебе что-то отрезают. Страшно как-то остаться одному в палате, ведь я даже позвать никого не могу, на кнопку нажать надо, а у меня рук нет. Впервые за эти дни в голове было ясно, вот поправлюсь и вернусь домой. Но что меня ждёт там, одиночество, папы нет, бабушка в доме престарелых, родных, кому бы сдался взрослый парень без рук у меня тоже нет. Особенность больших городов — никто никому не нужен, чтобы встретиться с другом или родственником, нужно ехать часа два, а то и три. Машину жалко, я теперь не смогу её водить. Но больней всего мне было осознать то, что я никогда не найду себе любимого человека, кому нужен инвалид. Я и здоровый-то не был нужен, мы встречались с Кириллом год, но ему нужны были только клубы, тусовки и мои деньги, в смысле дорогие подарки. Когда я не захотел ехать с ним в модный и баснословно дорогой клуб, обозвал жлобом и заблокировал меня в своём телефоне. Да, он был приятен, удобен и пассивен в сексе. Он был готов в любой момент, это было что-то, просто помешанный на сексе. Впоследствии я узнал, что он нашёл в том клубе себе кого-то постарше и он увёз его на Бали, больше я не интересовался Киром. Было грустно: мной тогда пренебрегли, а я думал нашёл кого-то, да, он невероятно отсасывал, но внутри пуст, не было содержания. Теперь мне недоступно всё это. Вот к примеру, захочу я обнять или приласкать кого, а нечем, не этим же огрызками.        С этими мыслями я отключился, слабость ещё сильная и куда-то медсестра ушла, а есть хочу, тихо шуршит телевизор. Поспал я недолго, но за окном солнце светило по вечернему мягко, тут я повёл носом и понял, что окно открыто, свежий воздух, как приятно. В палате кто-то был, и этот кто-то смотрел на меня, мягким взглядом голубых глаз, и опять волосы растрепаны. Он их не может привести в порядок, я Сергею часто укладку помогал делать. На операциях, наверное, прячет под шапочку, губы сами растянулись в улыбку. Он выглядел немного по другому, из-под халата были видны светло-серые брюки и летняя зелёная рубашка, она ему шла, верхняя пуговица расстегнута и виден маленький крестик. Интересно, он верит в Бога, это так не свойственно обычно врачам, хотя может это стереотип. Я так мало знаю об этой жизни. Мне не хватало его сегодня, и я поспешил ему сказать об этом. Мы немного поговорили о моём состоянии, и он меня покормил. Из его рук мне было приятно съесть даже ту бурду, которую здесь делают для лежачих пациентов. Моё состояние очень беспокоило доктора, он дал мне градусник и посидел со мной, я рассказал ему о той женщине, Катрин, и о том, что завтра придут посетители. Анри настаивал на том, чтобы я переехал к нему после выписки. От волнения я растерялся, как мне согласиться на такой шаг, стало страшно, очень страшно, как это — полностью зависеть от незнакомого человека, но в то же время и оставаться одному тоже, как жить в пустой квартире, без папы, в последнее время он и так в основном ночевал у Сергея. Как-то у них так вошло всё это в норму и все были счастливы. У меня были приятели по институту, но близких не нажил, а врагов да, в основном из-за моих предпочтений. В Европе и в Америке давно всём плевать кто и с кем спит, хоть с двумя сразу, пофигу. Но в моём мире всё было сложно, наше общество до сих пор презрительно относится к таким как я. Всё это не давало мне покоя и вместо утвердительного «да» мы остановились на «подумаю». Мне нужен хороший специалист, а значит все-таки правильно будет остаться с ним. И тут я почувствовал то, что в моём положении уже и ощущать невозможно, столько-то дерьма вкололи, но молодой организм сработал, и вдруг мой член заинтересованно шевельнулся. В моей голове мелькнуло, это вообще нормально. Мелькнуло как Анри подставляет свою руку и удовлетворяет меня. Наверно, это всё напряжение и стресс последних дней. Как успокоиться, мне же в туалет надо и вот в этом-то и суть, как мне сходить самому, без рук. Попросил Анри об услуге и решил перейти на ты. Он снова помог мне как и утром, я немного смутился, но постарался не думать о происходящем. После этого доктор помог мне лечь и укрыл, он сказал, что уже валится с ног и не был дома. Было видно, что уходит с неохотой, но ему и правда надо.       Оставив меня одного, он пообещал, что найдёт Мари и она побудет рядом, меня нельзя бросать. Сколько же было заботы в этом красивом голосе, и как же он произносит моё имя, мне это так приятно. В нём нет ничего страшного, возможно это единственный выход из сложившейся ситуации.       Через несколько минут в палату вошла Мари и выключила телевизор, потом проверила всё и вколола мне назначенный препарат перед сном, потом напоила. Хорошая женщина, не то что эта Катрин, как оказалось начальница Анри. Она сказала мне, что Анри попросил подежурить ночью у меня, ведь у меня нет возможности вызвать её. Из тяжёлых на её этаже оказался только я. Все остальные были вполне самостоятельны, а у Татьяны была уже личная сиделка, она её выпросила сразу же, как очнулась, лучше бы не очнулась. Эта особа достала собой всех. Одни жалобы, и вот к ней и пресса, и представители табунами ходили, она кстати и начала привлекать внимание к моей скромной персоне. Мне никого не хотелось видеть, правда сегодня захотелось Анри, остальные просто были пока в тягость. Папа, как сильно я хотел обнять его, от осознания, что это невозможно, слезы опять подступили, но мне было лучше, и я опять становился собой. Меня учили быть ответственным, раз я выжил, значит должен быть какой-то выход. Зачем мне судьба подарила жизнь? Наверное у русских более философское отношение к жизни, мы начинаем задавать кучу вопросов, как, зачем, почему? Мы с отцом не были верующими, нет, для знакомых, конечно мы праздновали всякие там Рождества и Пасхи, но для себя мы бы этого не делали. Возможно это неправильно, но вот такие мы. Бог только в душе, как нам часто говорила бабушка Люба. Я вспомнил о ней, она всегда меня очень любила и всё прощала, даже когда я себя очень плохо вёл. Сейчас мне было совестно, что играя испортил краской те ажурные занавески на кухне, она их так долго вязала крючком, а я взял и покрасил их жёлтым баллончиком. Помню как она смахнула слезу и ушла к себе. Именно сейчас я вспомнил её руки, как много она ими делала, как будто у неё их не две, а десять. А что делал я, только писал и играл, да меня и убрать в комнате было не заставить, всё она за мной убирала. Может произошедшее — это какое-то наказание за то, что нифига не ценил, за мою лень, за мою надменность в некоторых вещах. Тут не к стати вспомнилась наша многодетная соседка Машка, как-то она со своим выводком не могла затащить коляску и попросила меня помочь. Мне было не до неё я тогда на свидание бежал с Киром, очень надо мне было её «счастье», как же противно сейчас вспоминать то, она тогда с обидой безруким болваном обозвала. Вот и сбылось, Маш, сбылось, теперь никогда не помогу уже. Стало ещё неприятнее от всего этого. Ночью как не странно у меня начался жар, было плохо, Анри не зря назначал мне тот препарат. Что тут поднялось, я не ожидал такого, через час приехал Анри, потом Катрин, потом специалист какой-то. По-видимому они струхнули сильно.       Помню как Анри орал что-то на начальство с непередаваемым свойственными только французам эмоциями и таким же фольклором. Катарина лупала глазами и разводила руками. Меня переложили на каталку и повезли в операционную, срочно надо было вскрывать культю на левой руке и купировать воспаление, желательно без потерь конечности. Меня лихорадило и было очень страшно. Дали наркоз, и я отключился. В этом мареве мне привиделся отец. Мы сидели с ним в нашем маленьком парке, была осень и жёлтые листья лежали под ногами. Я был совершенно здоров, и папа улыбался мне. Мы были стильно одеты в костюмы и плащи, как в старых фильмах про Джеймса Бонда.       — Мой дорогой Александр, вот и встретились.       — Папа, как же я скучал, — мой голос дрогнул.       — Я всегда с тобой, помни это. Мы ещё встретимся с тобой, обязательно, но не сегодня, тебе дана жизнь. Живи, живи, мой сын, я всегда любил тебя. — Папа протянул мне руку, и я крепко сжал её. Мне не хотелось уходить, хотелось сидеть и сидеть, вот так с ним, рядом.       — Я не хочу, там так одиноко и страшно, а ещё больно. Папа, оставь меня здесь, прошу.       — Нет, нет, нельзя, ещё не время, Александр, ты мой сын и ты должен прожить ещё много, помни об этом.- Образ отца начал таять.       — Папа, папа, подожди, но что мне делать там, я же инвалид там.       — Мой мальчик, мой дорогой сынок, это ещё не всё, жизнь не кончается от отсутствия рук. Оглянись, и ты поймёшь это. — Его образ совсем растаял и я остался в этом месте один. Вдруг все завертелось вокруг и…       Меня разбудил яркий свет нового дня. Мне было плохо, открыв глаза я понял, что комната вокруг кружится как сумасшедшая. Во рту было сухо и меня тошнило. Палата была другая, как я потом уже понял реанимация. На стуле у стены спал Анри. Он был бледным и с жуткими синяками и мешками от недосыпа, на нём была его униформа хирурга и было видно что он здесь давно. И тут я увидел свои руки, а вернее то, что от них осталось, места где были бинты были как будто меньше, да мне и правда ещё уменьшили остатки от рук, слезы выступили, мне было жаль даже эти кусочки, которых теперь нет. Удалось сохранить ещё что-то, папа сказал жить. Как жить, с чем? Моё настроение ухудшилось до предела, лучше б я умер, в том мире, я был целым и здоровым и там папа. Сил не было, и я начал отключаться. Тут встрепенулся Анри, он подошёл ко мне, нагнулся и поцеловал в лоб. Сказал только одно слово «жив», и меня поглотила тьма. Когда я очнулся опять, в палате стояла ещё одна небольшая кровать, на ней спал Анри. Он измученный, не отдохнувший просто спал. Мне хотелось пить и я это озвучил, была воткнута капельница в катетер в районе ключицы. Анри спал очень чутко, он распахнул глаза и встал, потом налил мне прохладной воды и дал мне стакан с трубочкой.       — Саша, — я немного смутился, — Саша, послушай меня, я прошу меня простить, я дебил, Саша. Нет, я просто не знаю кто я. Не посмотреть ваш последний анализ, мне надо было глянуть, у вас было воспаление, а я замотался и пропустил это. Моя начальница… она хотела как лучше. В её действии не было ничего умышленного. Прошу поверьте мне и простите. Мы не знаем как это всё случилось, но главное удалось всё остановить. У вас упало давление и была клиническая смерть.       — Сколько, сколько я уже здесь? — мой голос меня не слушался.       — Второй день, а я готов здесь жить. С вами, мой Саша.       Он сел совсем близко и положил голову на мою кровать. Мне стало жаль его. Как так случилось, почему, но этот человек сейчас важен, наверное от того, что я ему нужен. Как оказалось он наплевал на всё и просто ждал, когда я очнусь, этот человек меня удивил. Решение было принято и я сказал ему уверенно и чётко, «согласен».       Анри поднял голову и поцеловал меня в плечо, просто так выразил свои чувства. Я пробыл в реанимации ещё два дня, Анри был со мной, как я потом узнаю он взял все отгулы, что у него скопились, чтобы ухаживать только за мной, Катарина была не против, она тоже переполошилась, ведьма. Вот же демон в юбке. Из-за неё чуть богу душу не отдал. За эти дни мы много говорили, Анри заботился, он делал все, чтобы мне было удобно и комфортно. Он был весёлым и разговорчивым, как все южане, я правда не все понимал, но мне с ним было легко и уютно.       Через пять дней мне разрешили попробовать подняться. Ко мне пришла физиотерапевт и начала заниматься моей спиной, это было тяжело, после всего случившегося. Мой доктор вернулся к работе, но с Катариной он не общался уже как раньше. Будущее казалось мне призрачным и неясным. Вот тогда-то ко мне и пришли все эти люди, что рвались со мной пообщаться. Татьяна уже покинула больницу и славный город Марсель. Они мне задали уйму вопросов, в основном о нашей работе с отцом и о наших целях здесь. Получив очень размытые ответы, а я и правда не многое мог сказать, они ушли, пообещав выплатить компенсацию за нанесённый ущерб, как оказалось они обязаны мне её выплатить, на протез одной руки возможно и хватит, к тому времени я заинтересовался этим. Самое неудобное в моём положении, это было ходить в туалет, особенно снять штаны и сделать всё как раньше. Как делать это без чьей-либо помощи? Я ещё не придумал пока ничего. Мне сейчас помогали и кто-то всегда был рядом, но что делать, когда нет никого? Нужно учиться самообслуживанию, черт его дери.       Ничего не получалось. Это очень задело и смутило. Моё настроение ухудшалось с каждым днём, Анри всё видел и чувствовал. Он сказал, что поможет в любую минуту, только я скажу. Но меня это не устроило. До выписки оставалось всего ничего, а мне от происходящего внутри противостояния становилось плохо. Меня всё грызли сомнения по поводу жить с ним. Вдруг он просто попользуется моим положением и потом причинит боль или вред? Нет, нет, говорил же себе, завязывай с этим. Всё будет хорошо. Как мне сказали, отца ещё не похоронили, он в морге, они не могут его похоронить без моего согласия. Я попросил кремировать его, как он и хотел. Возвращаться в Россию я не планировал, не сейчас. Всем моим миром сейчас был Анри. Меня не покидал страх, но решение довериться ему было принято. Скоро я уйду отсюда, хоть ноги у меня остались.