Леопард, или Пятнистая свадьба

      Вечер накануне Зимнего Излома они проводили вчетвером. В доме было жарко натоплено, и все разоблачились до рубашек — кроме, конечно, Барбры, которая осталась в легком домашнем платье. Расположились они не где-нибудь, а в кабинете Первого маршала, устроившись прямо на полу, на шкурах у камина, в окружении блюд с закусками, бутылок и бокалов. Сам хозяин кабинета еще недели две назад отбыл в путешествие в сопровождении Марселя Валме, поэтому возмутиться таким положением дел никак не мог.       — Отец велел вам приготовиться за четверть часа до полуночи, — сказала Габриэлла, кидая взгляд на часы на каминной полке. — Ричард, Скалы первые, давай.       — Ой, да? — Ричард спешно отставил бутылку, из которой собирался долить себе вина, на ощупь сунул руки в рукава камзола — на счастье, первым попался как раз его собственный, — успел еще напоследок сорвать с губ Габриэллы поцелуй и исчез.       — Сколько там идет на призыв одной стихии? — пробормотал Валентин, глядя то на часы, то на место, где только что сидел Ричард. — Минуты три, пять? В общем, один бокал я еще точно успею.       — И один бутерброд, — сказала Барбра.       — И один поцелуй, — добавил Валентин.       — Или два, — сказала Барбра.       Габриэлла фыркнула и отвернулась.              ***       Окделл появился на ритуале, как подобает истинному Повелителю Скал, Зимы и Полуночи: в рокоте начинающегося обвала, в вихре метели, в темном мерцании звезд. Наваждение, однако, продлилось недолго: Ричард пригладил выбившийся вихор, очаровательно улыбнулся и снова стал тем милым, немного стеснительным молодым человеком, к которому Алва за эти два с половиной года так хорошо привык.       — Вставайте вон туда, — приказал ему Рокэ. — Вон там, где знак Скал, у алтаря. Да вы сами все знаете, не мне вас учить.       Медля произносить следующее заклинание, он придирчиво разглядывал Ричарда: взъерошенный, разнеженный, довольный, румянец во всю щеку, в глазах подозрительный блеск, одежда в таком беспорядке, как будто натягивали этот камзол в восемь рук…       — Рокэ, ну давай уже! Тебе что, неинтересно, кто у нас за Ветер? — донесся до него голос Марселя.       — Да-да, — ответил Рокэ и машинально начал зачитывать слова призыва Повелителя Ветра, сам снова возвращаясь к Ричарду: губы красные, как будто даже припухшие… Целуют там, значит, его дочерей и опустошают его погреба? Какие ретивые юнцы, вы только посмотрите.       Раздался тихий хлопок, повеяло молодой листвой, и в центре зала возник Жермон Ариго. Алва скользнул по нему равнодушным взглядом и, предоставив Марселю заниматься объяснениями, продолжил размышлять. Что за оргию они там у него устроили? Если второй сейчас явится в таком же непотребном виде, то оба после ритуала получат по первое число, а по возвращении достанется всей их веселой компании! Итак… Четырех один призвал — Волны. Момент истины!       Послышался плеск воды, на мгновение зал озарило яркими лучами солнца, и появился Ойген Райнштайнер с дымящимся бокалом пунша в руке.       — Что? — ошарашенно спросил Алва. — Райнштайнер, вы-то что здесь делаете? Вас что, прислало надзирать за ритуалом ваше загадочное начальство, неизвестное мне лицо, этот ваш шеф тайной полиции?       Райштайнер пожал плечами и отхлебнул из бокала:       — Нет. Я был в офицерском клубе — собирались отмечать Излом, — и оказался здесь.       — Ладно, — Алва махнул рукой. — Марсель вас введет в курс дела. Так, остался один, и я уже не удивлюсь, если это окажется кто-нибудь новый.       Сюрпризов, однако, не последовало, и в банальных вспышках молний, под раскаты грома появилась знакомая фигура Робера Эпинэ.       — Добрый вечер, Эпинэ, — поприветствовал его Алва учтиво-светским тоном: накопившееся раздражение требовало выхода. — Как там погодка в тюрьме, или где вы там: в опале, в эмиграции, в бегах?       — Я в своем имении на поруках, — даже если Робер и оскорбился, то виду он не подал. — Спасибо, я получил ваше письмо, Алва, и…       — Полночь, — напомнил Марсель. — Пора приступать, господа.       Ритуал начался. Открывала его, если верить древним манускриптам, над которыми Алва с Марселем корпели последние несколько месяцев, стихия наступающего Круга, за ней шел черед трех других, и завершалось все особой магией Сердца Мира. На деле же описать то, что происходило в зале, не сумел бы даже самый талантливый поэт: человеческий язык попросту лишен таких понятий. Когда все закончилось, Алва, не готовый ни с кем обсуждать то, что только что происходило (в голове мутилось: ритуал, судя по всему, отбирал немало сил), небрежным жестом отпустил троих участников восвояси, — Райнштайнер, между прочим, прежде чем пропасть, еще успел с неудовольствием заглянуть в свой кубок, в котором вместо пунша плескалась морская вода. Сам же Рокэ попросил Марселя доставить его коня в столицу, а Ричарда цепко схватил за запястье, чтобы тот не вздумал никуда от него сбежать, и мысленно скомандовал: «Домой».              ***       Один бокальчик превратился в три, два поцелуя — в целую череду, тарелка с бутербродами опустела, а Валентина все никак не призывали: не то с ритуалом что-то не заладилось, не то… страшно даже подумать, что еще могло пойти не так. Пробило полночь, а он все продолжал сидеть на ковре у камина, приобняв Барбру за талию; часы отсчитали четверть, половину и без четверти, и наконец, когда все уже устали ждать, Валентин странно передернул плечами, на секунду застыл, словно прислушиваясь, и пробормотал:       — Кажется, всё.       Таким растерянным девушки его никогда еще не видели.       — В смысле, ты хочешь сказать, что ритуал закончился, и ты это ощутил? — уточнила Габриэлла.       — Или что ничего не получилось, и мир сейчас рухнет? — бодро добавила Барбра.       — Нет, закончился и все в порядке, но, похоже, я не Повелитель, а вассал какой-то из стихий, знать бы еще теперь, какой… Вопрос, очевидно, к моей матушке. Знаете, я ведь подозревал насчет своих младших, но не думал, что у родителей так рано наступил разлад.       — Или к бабушке, — вступилась за будущую свекровь Барб.       — Или к прабабушке, — сказала Габриэлла. — Или ваше повелительство ускользнуло уже совсем давно. Ладно, сейчас вернется Ричард, и, может быть, сам отец, и мы у них выясним, что там происходило.       Ричард, однако, не появился ни сразу, ни к утру, ни на следующий день, и Габри забеспокоилась:       — У них точно что-то случилось! Надо что-то делать!       — Наверное, не удалось отправиться назад тем же путем, и они едут домой своим ходом, — рассудительно сказала Барбра. — Если бы случилось что-то совсем плохое, ты же наверняка почувствовала бы.       — Очень интересно, как это они едут: у Ричарда ни коня, ни теплой одежды, — мрачно ответила Габриэлла и замолчала: сестра во всем была права. Кидаться самой в Гальтару было бессмысленно — разминутся по дороге; писать им — тем более: на какой адрес? Даже если они сами уже послали письмо, то обгонит оно их ненамного и дойдет не раньше, чем недели через полторы. Интуиция ее тоже не тревожилась, хотя и это не совсем успокоило Габри: а вдруг стены той пещеры, где планировался ритуал, настолько крепки, что до нее просто не долетает никакой весточки?       Четыре дня она старалась прогнать из своего воображения разнообразные и очень красочные жуткие картины (может быть, они все ушли на ту сторону? Затерялись в Лабиринте? Погибли, и их тела будут лежать в той пещере вечно? Развеялись в пыль?), пока, наконец, на пятые сутки утром служанка не доложила ей, что «барышню спрашивает какой-то молодой офицер, который говорит, что у него есть важные сведения для наследника соберано». Молодой офицер! Не мог же ритуал так исказить черты Ричарда, что его никому теперь не узнать?       Посетитель был Габриэлле смутно знаком. Он отрекомендовался как Чарльз Давенпорт и без обиняков сообщил, что этой ночью ему во сне явился оруженосец Первого маршала и просил его передать, что они оба — то есть и Ричард, и сам Алва — необъяснимым образом оказались после ритуала в Алвасете и вернутся так быстро, как только смогут. Видимо, Ричард четыре ночи подряд пытался достучаться до своих мистических вассалов (ну что же, хотя бы теперь ясно, что та прапрабабка Валентина согрешила не с кем-то из стихии Скал — а то было бы, конечно, забавно) и встретил понимание только у последнего.       Вопросов до сих пор оставалось больше, чем ответов, но Излом миновал, мир уцелел, и все важные для Габри люди остались живы и целы — и это было, конечно, главное.