black eyes, bad guys

От настойчивых тычков в бок Манджиро протестующе мычит. Тело напрягается, мышцы неприятно тянет, но отпихнуть "помеху" нет сил. Беспокойная ночь взяла своё, поэтому пробуждение казалось казнью. У его палача худые жёсткие пальцы, ни грамма совести и полное отсутствие инстинкта самосохранения. Да, это его брат. Не может быть иначе. Майки ощупывает пространство рядом с собой и, не найдя Такемичи, досадливо стонет. Глаза категорически не хотят открываться. Вместо разборчивого "потеряйся" из его рта слышен хрип зомби. Шиничиро это забавляет. Возможно, бессмысленная радость зародилась на нервной почве. Последний день этого года обещал быть куда интереснее, чем он предполагал. — Поднимайся, Манджиро! Пора в душ! По-хорошему нам вообще надо сваливать, — отчётливо проговаривает он, издевательски воет брату прямо в ухо. Майки скрипит от злости, пытается отбиться, как от назойливой мухи. Шиничиро, по счастью, удалось увернуться. Ведь его резкие движения могут отпихнуть даже слона. — Где мой Такемитчи? Младший хнычет, а Шиничиро кусает губу, чтобы не растечься в улыбке умиления. Строго сообщает: — К нему родители приехали. — Какие родители? Ну да, действительно. Шиничиро упорно старается не заржать. — Такие, Манджиро. У людей бывают родители, представляешь? — Ахуенная шутка. У меня аж в глазах потемнело, — вяло бормочет Майки. — Ты просто их не открыл. — Сам не ослеп от своего юмора, братик? — с хихиканьем уточняет Майки. — Вот же засранец! — Шиничиро предпринимает попытку ущипнуть ленивца, но безуспешно. Парень переворачивается на живот, пряча лицо в подушке. Раздражение постепенно начинает клокотать в груди. — В каждой шутке есть доля правды, Манджиро, — Шиничиро встаёт, хлопнув себя по коленям, — А у меня тут доля шутки, потому что прямо сейчас Такемичи пытается предотвратить суету… а ты греешь булки под его одеялом, котяра! Если не хотим усугублять ситуацию – смываемся. Майки медленно оборачивается и смотрит на брата с выражением бесконечной усталости в глазах. — Не знаю, как ты, но я от Такемитчи уходить не собираюсь. — Манджиро, это уже наглость! — Могу поспорить, я бываю здесь чаще, чем его предки, — с улыбкой заявляет он, — Уходить – глупо. — Почему? — Не знаю подробностей, но… у них довольно холодные отношения. Подстраховка не помешает. Бросать Такемитчи сейчас – тупость. Шиничиро закатывает глаза и тяжко вздыхает. — Окей, твоя взяла. Нас всё равно приглашали к завтраку… правда вежливости ради… и только меня. Майки садится на постели и задумчиво хмурится: — Они в курсе, что ты тут не единственный… гость? — Я шокировал их своим внешним видом, — он дёргает себя за футболку, — Мы с Такемичи пришли к немому согласию, что о "сюрпризе" в спальне их сыночка стоит помолчать. — Что это значит? — Это значит – лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать. Пиздец, у тебя такое гнездо на голове, — крякает от смеха Сано. Младший брат начинает ощупывать свою угробленную причёску и морщит лоб от ощущения зуда по коже головы. Грёбанные шпильки. — Чтоб я ещё раз согласился играть с Эмой в парикмахера… — стонет он печально, прежде чем бросить на Шиничиро внимательный взгляд, — Кстати, они как-то прокомментировали полуголого дядьку в футболке их сына? Сано щурится, натягивая брюки и старается подавить раздражение, которое явно радует брата. — Не, они тактично промолчали, но их лица выражали отсутствие всякого доверия. Возможно, Такемичи придётся услышать много… всякого. — Ты себя переоцениваешь. Они спросят: "чё это за бомж?", — разражается смехом Майки. Шиничиро больше не сдерживается и накидывается на брата с щекотками, но вскоре сам становится загнанной в капкан ланью. Впрочем, оба брата были правы. Относительно. Ханагаки с трудом давил в себе желание плеваться ядом. — Что вы вообще здесь делаете? — вполголоса интересуется он, глядя, как мать достаёт продукты из холодильника. — Мы? Дорогой, это наш вопрос, верно? — она обращается за помощью к мужу, который мелкими глотками пьёт чай и невидящим взглядом прожигает окно. — Этот парень – бездомный? — резко спрашивает отец, — Ты нашёл его на одной из своих бессмысленных ночных прогулок? Сначала выбегаешь на дорогу, потом тащишь сюда – кого не попадя… — Он мой друг, — сквозь зубы шипит Такемичи, — Я не собираюсь отчитываться в том, что вас никогда не интересовало. Или чего хуже – раздражало. — Придержи язык за зубами. Такемичи кусает губу до крови и пытается уйти, но хлыстом по лопаткам его останавливает приказ: — Сядь. Не испытывай моё терпение. Ханагаки шумно сглатывает и умещается прямо напротив. Мужчина оглядывает его со смесью неприязни и отвращения. На душе – становится совсем паршиво. Что могло случится, пока он убирался в гостиной и мыл посуду? — Почему ты полуголый ходишь при родителях и гостях? — Я недавно проснулся. Если тебя это выводит из дзена, то могу пойти одеться. — Сначала объясни, что это? — он указывает подбородком на миску у раковины, — Ты прекрасно знаешь, что у меня аллергия на шерсть всяких тварей. Такемичи сводит челюсти от растущей в груди ненависти. — Знаешь, до сегодняшнего дня… Тварей здесь не было, — с вызовом произносит он и, видимо, его берегут сами боги, когда чашка со свистом проносится в сантиметре от его головы и разбивается о кафель. Мать поражённо замирает, прикрывая рот рукой. Такемичи тяжко переводит дух. Желание подняться с места и убраться к чертям разрывает его грудь, вот только взгляд мужчины похлеще любой гравитации тянет его к земле. Если бы Такемичи мог читать мысли, то жить бы стало гораздо проще. Так бы он смог хотя бы попытаться понять отца. Парень знал о тяжелом детстве этого неоднозначного человека. О том, что он был третьим сыном в семье и единственным, кто "отбился от рук". Взращённый в жёстких дремучих традициях, где женщина – это не более, чем красивая обслуга, верная подруга своего «хозяина», мать и кухарка, он всю свою жизнь тратил на борьбу со своим отцом. "Я боюсь быть на него похожим", — как-то в детстве услышал Такемичи, — "Но я до сих пор не знаю, насколько правильно поступил. Ведь прежде всего, от моего неповиновения страдала мать". Именно поэтому Рэйден рано покинул дом и страну, выучился и женился на такой же властной и честолюбивой женщине, для которой семейный очаг, конечно, имеет значение, но не колоссальное и душегубское, а просто… поверхностное. Сейчас Такемичи подумал о том, что им вообще не стоило заводить детей. Мать, возможно, своим сопротивлением и обуздывала его, и работа за рубежом делала его более лояльным, но "хорошим отцом" он был только до восьми… или до девяти лет? Очевидно, он ждал от Такемичи той же уверенности в себе, буйного нрава и резкости, а выросло то, что выросло. Только слишком рано Ханагаки-сан ставил крест. Сейчас мужчина с трудом сдерживал удивление. Последняя их ссора состоялась два года назад, причину "хороший отец" не считал важным припоминать, чтобы не дай бог не убедиться в своём провале, но Такемичи тогда пролил немало слёз. Теперь мускул на его лице не дрогнул и даже от чашки этот дурак увернуться не пытался. — Что, перестал быть похожим на сопливую бабу? — хмыкает он, — Хотя, судя по твоему лицу, запас был истощён ещё вчера. — Это не твоё дело, — без дрожи в голосе цедит Такемичи. Отец швыряет драматично знакомый пакет на стол. Сердце начинает стучать быстрее в противовес ледяной серьёзности на лице парня. — Полюбуйся, Юмэ. Твой кактус дал плоды. Чёртово алоэ. — Подожди, надо убрать осколки… — Оставь эту работу для нашего женоподобного и бесполезного генетического материала, — Ханагаки встаёт и подходит к Такемичи тяжелыми шагами. Резко дёргает спинку стула, — Разве ты не видишь? Он – сплошная брешь на нашей репутации. Самая большая ошибка двух врачей. — Ками, что ты такое говоришь? — женщина поледеневшими руками берёт чёртов пакет и, заглянув в него, остаётся неподвижна, — С ч-чего ты так уверен, что… наш сын и тот парень… Такемичи поднимается на ноги и смотрит в колючие серые глаза. Разница в росте практически незаметна, и от этого Ханагаки чувствует некое преимущество. Вот только недолго. Мощный, как взмах кнута, удар по лицу, роняет его на колени. Он зажимает дрожащими от злости пальцами рану на губе, с вызовом выплёвывает кровь и хрипло посмеивается: — Поздравляю, ты превзошёл самого себя… стал гораздо хуже своего отца! Он жмурится, смирившись с очередным ударом, теперь, наверное, ногой – ждёт, что зазвенят мозги, – но ничего не происходит. Он слышит только грохот, глухой мат и маму, которая вскрикивает от ужаса. Такемичи с трудом разлепляет сухие веки и видит встрёпанного, разъяренного Манджиро. Его нога безжалостно давит на грудную клетку мужчины, завалившегося набок в неестественной позе. — Вы не представляете, каких трудов брату стоило не пускать меня, — с презрением шипит он, — До сих пор в себя приходит. — Майки, не надо! — Такемичи тут же хватает Сано за руку и пытается его оттянуть подальше, но ничего не выходит, — Пожалуйста, успокойся… Я в порядке. — В порядке? — он сверкает глазами на стекающую по подбородку кровь, — Молодец. Иди погуляй! — Майки, послушай, эт-то… — Такемитчи, помолчи секунду! — Что вы себе позволяете? — в спор встревает мать и, подбоченившись, смотрит тасманским дьяволом, — Если вы сейчас же не уберётесь, то я вызову полицию! — Ваша жена гораздо мужественнее, чем вы, мерзость, — шикает Майки, даже не удостоив женщину взглядом, — Не знаю, в чём ваша проблема и насколько глубоко, блять, вы травмированы, но вам явно нечем гордиться, кроме как Такемичи. — Манджиро, — Такемичи пытается его остановить, но все попытки претендуют только на провал. Чёрт. Где же Шиничиро? Его брата конкретно понесло и ещё не ясно, что тому виной. — Я не позволяю обижать своих друзей. Даже тем нелюдям, которые берут на себя ответственность называться их грёбаными отцами! Такое беспомощное подобие мужчины, вроде вас, недостойно даже размножаться! Хотя это единственное, из чего выходит толк, — скрипит он зубами, — Вы не имеете права бить, оскорблять и притеснять Такемичи на пустом месте! — Как ты сказал… Друг? — на губах мужчины вспыхивает нездорово радостная улыбка и Манджиро ненадолго теряется, примечая поразительное внешнее сходство этого долбанутого с Такемичи. Гонит его подальше, — Вы так это называете? Он принимает положение сидя и мрачно смотрит прямо в глаза Майки. Сано гаденько ухмыляется: — Именно. Если бы не ваше внезапное возвращение, мы бы обдружили здесь всё подряд и вашу спальню тоже, не сомневайтесь. Во взгляде мужчины вспыхивает неподдельное отвращение. — Так ты с этими двумя, что ли, урод… — не успевает он договорить, как Майки с силой бьёт его по челюсти. Зуб выпадает с поразительной скоростью, но, надо отдать должное, Ханагаки-сан не издаёт ни единого звука. — Прекратите! — громко вскрикивает женщина и замахивается сковородой. Сано ловко уворачивается и его даже хватает на короткую улыбку, которая заставляет мать Такемичи отшатнуться. — Мы уходим отсюда. Шиничиро уже собрал твои вещи, — Майки пинает мужчину, как мешок с дерьмом, с дороги. Его сын непроизвольно вздрагивает и хмурится, ощущая отсутствие жалости. И оно немного пугает его, — Этот ублюдок больше не причинит тебе вреда. Ханагаки застывает, когда его пальцы погружаются в тёплую ладонь Майки. Холодок бежит по спине, смешиваясь с липким чувством тошноты, когда он слышит сдавленный голос отца: — Лучше бы тебя сбили насмерть! Это гораздо лучше унижения, которые мы испытали сейчас! — Вот же ебанько, — шипит Манджиро, решая напасть, но тяжелая рука Такемичи мягко опускается на его плечо. Удерживает, причём без особых усилий. Сано со свистом выдыхает. — Хватит. Прошу тебя, — шепчет парень и неслышно усмехается, заглядывая в глаза матери: впервые такие растерянные и тусклые. — Ты уверен? — Да. Спасибо, Майки. Теперь я услышал всё, что должен был, — он набирает полную грудь воздуха и чётко произносит, — Я как-то жил без вас. Справлюсь и сейчас.