black eyes, bad guys

Шиничиро сидел на подоконнике, медленно курил и выглядел крайне задумчивым. Всю свою жизнь он пытался быть честным и справедливым, но болезнь брала своё. Она ела его чайной ложечкой, скалилась и скрипела зубами. Видимо, умирать начинаешь, когда осознаёшь, насколько ты слаб перед самим собой. Моральное разложение он замечал в других не так уж часто и всегда от этого страдал. Но как же это невыносимо: осознавать, что предаёшь самого себя. Многим кажется, что с опытом проигрывать, делать это становится проще. Но это не так. Жизнь будто специально подкидывает варианты видеть собственную неполноценность — и каждый полученный удар сильнее. Он умирает. Дело не только в раке. Он умирает, как человек с принципами, умирает, как слабак. Шиничиро вывозил искренностью и уверенностью в завтрашнем дне, который точно лучше, чем вчера… Но начал терять и это. Сано не сразу заметил, как Вакаса сел перед ним на корточки, прижимая тающий кусок льда к скуле. Бросив на его лицо пустой взгляд, он тихо произнёс: — Ты из-за меня пострадал. — Нет, — парень мягко улыбнулся, — Из-за мороженого. Шиничиро тихо хмыкнул, его глаза потеплели. — Ты долго разговаривал по телефону. С кем? — Бенкей звонил. В ЧД полная неразбериха из-за Ханмы. — Виной всему слухи? — Нет, Шиничиро. Твои люди верят в твою непричастность к ситуации. Они не понимают, почему свастоны связаны с делами Ханмы. Я рассказал Такеоми, как всё было. Уверен, что он уладит недоразумения. — Ты говорил про Такемичи? — он прижался лбом к стеклу окна. — Только о том, что он защитил тебя, — Вакаса опустил взгляд. — Хорошо, — Сано затянулся так крепко, что глаза заслезились. Ни вкуса, ни запаха, но всё равно… — Я сам хочу объявить, что он новый глава. В последнее время я часто проебываюсь. — Шиничиро, ты… зачем? — Это его мечта. Я хочу, чтобы у него тоже были свои люди. Меня недостаточно, Вака. Но я могу на тебя рассчитывать, я знаю. Парень растеряно моргнул. На его ладони остался только влажный след и он сжал руку в кулак. — Конечно, — шепнул он. — Недавно я прочёл, что все командиры, полководцы и правители попадают в ад после смерти. — К чему ты это говоришь? — хмурится Вакаса. — Я шёл в ад по собственной воле. Я боюсь, что надавил на Такемичи… он, знаешь… так хочет мне помочь. Я не справляюсь ни с чем, — Сано выкидывает окурок и зажимает глаза ладонями. Вакаса тяжело вздыхает, но через мгновение слабо улыбается. Его рука ложится на острое плечо и он прижимает друга к себе. Шиничиро распахивает тяжёлые веки. — Это не так. Ты просто устал. Я не должен спрашивать, но… почему ты хочешь отдать всё Такемичи? — Вакаса нервно выдыхает ему в шею, — Потому что он спас твою жизнь? Ты считаешь, что не достоин всего того, что у тебя есть? Шиничиро кажется, что он прекращает дышать. — Если ты так думаешь, то перестань. Я поддержал твоё решение, потому что всегда соглашался с тобой. Он неплохой парень… — Он замечательный, — тихо протестует Шиничиро. — Да, — тяжело сглатывает Вакаса, — Но он не ты. Ты нужен нам всем. И ад тебя не заслуживает. Твоя благодарность должна иметь границы. Мне кажется, вы ссоритесь с Майки именно потому, что ты решаешь проблемы не напрямую, а через Такемичи. Пытаешься воздействовать на него через его чувства к нему. А ведь ты его брат. Почему ты думаешь, что не стоишь доверия, понимания? Ты усложняешь свою жизнь и обесцениваешь её. — Я такая сволочь, — нервно смеётся Шиничиро, — Я валю на него всё… какая, блять, благодарность? — Ты будто вручаешь ему свою жизнь, потому что не справляешься с проблемами. Вот, что я вижу. Разве так поступил бы тот Шиничиро, которого я знаю? Он сводит челюсти от головной боли. — Сомневаюсь. — Именно поэтому я спросил тебя, что ты чувствуешь? — Вакаса медленно отстраняется и смотрит в покрасневшие глаза, — Ты незаменим. Я благодарен Такемичи за то, что он сумел уберечь тебя. Но я правда не понимаю, что с тобой происходит. — Если бы я знал. — Ты знаешь. Знаешь в глубине души, что твоя забота будет казаться медвежьей услугой. Он не сможет наладить ваши с Манджиро отношения. Возможно, Ханагаки соглашается, потому что видит — ты на грани и старается не обидеть? Это вовсе не значит, что ты сволочь. Просто… вернись. Шиничиро сглатывает горькую оскомину в горле, кладёт прохладные пальцы на щёку. Вата. Никакого тепла он не чувствует. — Знаешь, я буду скучать по тебе даже в аду. Вакаса в шоке приоткрывает рот. — Ты всегда говоришь то, что мне нужно услышать, — Сано улыбается и на сердце становится немного легче, — Только не сокращай расстояние. Ведь я этого не почувствую. — Тебе… нравится Такемичи? — хмурясь, будто от боли, спрашивает он. Шиничиро заметно мрачнеет, отстраняясь, и вжимается спиной в стену. Парень видит, как дёргается его кадык — Сано делает резкий вдох. — Это не имеет никакого значения. Вакаса, я тебя прошу… никогда больше не спрашивай меня об этом. — Я знаю, что он с твоим братом… поэтому не имеет значения? «Я, блять, умираю. Возможно, если бы не рак, я бы даже поцеловал тебя сейчас. Потому что ты видишь меня насквозь. Потому что ты мне важен. Потому что я хочу почувствовать хоть что-то, а не анализировать свои проёбы», — ему так хочется сказать всё это. Но он лишь нервно хмыкает. Даже это полуправда. Потому что он не знает, какие чувства у него вызывает Ханагаки. Их сила пугает и он не понимает, в какое русло эти эмоции направлены. Но Вакаса… да, было время, когда они спьяну въехали в клуб прямо на байках, а потом танцевали вместе и даже целовались, но благополучно «забыли». Вели себя, как ни в чем не бывало. Долго. А потом был рак, распад Драконов месяцы осознания и редкие встречи ради поддержки ощущения, что всё по-старому. Такемичи. Изана. Рецидив брата. И Ханагаки, Ханагаки, Ханагаки. — Причина не единственная, но да, — сознаётся он, — Это не должно влиять на отношения ни между нами, ни между тобой и Такемичи. Вакаса делает шаг назад и медленно кивает. — Шиничиро, я могу попросить тебя только об одном? Сано переводит взгляд от мрачного пейзажа за окном и внимательно смотрит в глаза. — Не пропадай больше так надолго. Ты можешь на меня положиться. Я просто хочу… Он резко выдыхает и внезапно прижимается губами к прохладным и плотно сомкнутым. Чёрные глаза распахиваются шире, тело оцепенело так, что он пошевелиться не может, не то, что оттолкнуть парня от себя. Потому что ему… никак. Нет тепла. С тем же успехом можно целовать стену. И внутри только неприятные мурашки, пробегающие по затылку: они норовят вытеснить его больной мозг, а дрожь от резкого спазма в голове хочет сломать его с треском. Всё, связанное с Вакасой, всё, что раньше казалось для него неважным, смешным и даже глупым, ударило мощной энергетической волной в рёбра. Ещё один проёб. Такемичи понял это раньше него. Вакаса медленно отстранился: дыхание непривычно громкое, глаза с поволокой смотрят на него с едва заметным отчаянием. Сано как статуя. Холодная и бесчувственная. И да, ненавидящая себя. — Можешь снова забыть и ничего не говорить. Знаешь, я… я бы тебя не отшил. Вакаса спокойно улыбается, а затем быстро уходит из квартиры, захватив свою куртку. Шиничиро слышит шаги по ступенькам: они норовят отбить ему лёгкие на резком вдохе. Он трогает свои губы, трёт их, но никакого воздействия. Он нервно смеётся. — Вакаса! — кричит из окна, — Ты подарил мне надежду! Буду дальше оттачивать свои подкаты! — Идиот! — слышит он приглушённый крик и чуть не падает от смеха со второго этажа, но удерживает равновесие, чтобы после бессильно свалится на пол. Он чувствует себя совершенно пустым, а в воображении красной строкой бежит «проебался». Изана, вышедший, наконец, из душа, застаёт брата именно в таком положении: он замечает и отсутствие Имауши, и оледенелый взгляд своего авторитета. — Куда уже съебался твой ручной леопард? Искать другого хозяина? — Нихера подобного, — посмеивается Шиничиро, — Но это, признаться, было бы лучше для него. Курокава в непонимании гнёт бровь. — На ужине не припоминай Манджиро о том, как он тебя… — Я не могу спрятать своё лицо. Так-то похер. Я рад, что он тебя не тронул. Шиничиро неловко улыбается. — Вот какого чёрта я такой ахуенный? Умирать жалко, — бормочет он. — Я не расслышал, — говорит Изана, выпутываясь из полотенца. — Я сказал… спасибо.