black eyes, bad guys

Сано упал на колени из-за внезапной слабости, а не для удобства. Будто компенсируя самому себе, что тело впервые так его подвело, он напористо впился в израненные губы напротив. Тёплые руки тут же оказались на его скулах. Он буквально тонул в поцелуе. Голову Такемичи вскружило настоящее безумие, а все гнетущие чувства внутри сломались о яркое желание быть как можно ближе. Это ведь согласие, да? Он останется? У Манджиро в голове этот вопрос не стоял, но если они продолжат, то встанет кое-что другое и подарок придётся открыть раньше времени. Ханагаки будто сорвался с цепи, в секунду приподнялся и повалил Майки на пол, припечатывая собой сверху. Кости протестующе заныли в застывшей боли, но ему было плевать. Если Майки не нырнул к нему на диван, то он сам упадёт за ним – на пол или даже в пропасть. Рядом с Манджиро вдохи давались легче, а тазовые кости сводило от чего-то посерьёзнее недавних ударов. Ханагаки неспешно отстранился, откидывая голову, дабы вдохнуть хоть немного воздуха. Но губы Майки, который тут же прильнул к его шее, вновь перекрыли кислород. Такемичи с гортанным стоном упал на него, отдавая контроль Манджиро, который тут же схватился за его талию и поменял позиции. В голове не было ничего, кроме бешеного удовольствия, тело ныло, но теперь по другой причине. Майки не мог оторваться от шеи парня, ему хотелось перекрыть свежие раны своими следами. Он оставил несколько тёмных засосов, наблюдая за тем, как судорожно дёргается чужой кадык под бинтами, при каждом прикосновении его языка. Ханагаки елозил дрожащими пальцами по его ключицам и шее, оставляя яркие царапины на бледной коже. Все ясные мысли Манджиро расползались, а бессовестные руки – упёрто не слушались. Хотя, нет… Они были податливы и ласковы, только не от звоночка в голове о том, что надо бы прекратить, а от совершенно поехавшего голубоглазого чёрта напротив. Интересно, как далеко они зайдут… как бы далеко зашли, если бы не вибрация телефона в кармане брюк Майки? — Блять, — Ханагаки совсем неприлично застонал, не скрывая разочарования. Сано пробовал посмеиваться, но вышло лишь жалобное всхлипывание, — Ответь. — Может, не надо? — горячий лоб уткнулся в грудь. Ещё немного и бешеный пульс пробьёт в ней дыру. Так Майки сможет влезть в сердце Ханагаки напрямую. — Ответь. Я пойду готовить ужин, — ватные пальцы путаются в мягких волосах, — Ты же голодный… — Не в том смысле. Ханагаки покраснел и перекатился в сторону, когда Майки, всё же, благочестиво и почти без звериного оскала, приподнялся, чтобы достать мобильник. Такемичи увидел словарь новейшего мата на его лице. — Шиничиро, ты настолько не вовремя, что даже врач, уговоривший не делать аборт мать Гитлера с тобой не сравнится. Но если ты назовёшь причину своего звонка, масштаб бедствия, возможно, получится уменьшить. Хотя по твоему гоготу я в этом сомневаюсь… — Вы что, подарок решили опробовать? Нехорошие детишки! Даже ёлка не стоит, в отличие от ваших шишек, да? — По какому поводу звонок? Манджиро изо всех сил сдерживается, пока Такемичи пытается привести в порядок и растрепавшиеся волосы, и бинты, и загнанное дыхание. — Хотел напомнить, что жду вас завтра к десяти у магазина! Передавай привет Таке… — Пошёл ты, — попрощаться Шиничиро не успевает. Такемичи вздыхает, теребя ворот футболки и топает на кухню. Он слышит, как грузно Манджиро шагает за ним, даже от этого дыхание учащается. Ханагаки удивляет, что он совсем не чувствует неловкости. Только желание продолжить начатое пока ещё никуда не ушло. Он сдерживается, чтобы не ударить себя по щекам, дабы привести в чувства. Наклоняется, чтобы достать сковородку, а когда выпрямляется во весь рост, чувствует Майки позади себя. Впритык. Посудина подрагивает в его руках и он благодарен вселенной, что Сано этой яркой реакции не видит. — Я воспользуюсь твоей ванной? — дыхание опаляет шею, по коже бегут приятные мурашки, — Ты не против? — Мог не спрашивать… Конечно, — Такемичи чуть ли не роняет сковородку, когда его целуют в загривок. Майки уходит, что-то насвистывая, а Ханагаки прислоняется лбом к шкафчику на стене. Его должно отпустить. И эта мантра срабатывает, пока он готовит горячие сэндвичи и кипятит чайник, но его накрывает снова, когда Манджиро выходит с голым торсом и полотенцем (для лица) Такемичи, низко сидящим на бёдрах. Он не решается это комментировать. Румянец против воли ползёт по его лицу. Манджиро всё это замечает, но только прикусывает губу и спокойно спрашивает: — Одолжишь мне одежду? — Угу, — Такемичи сглатывает и кивает в сторону спальни. За ним следуют непрерывно. Кажется, он чувствует жар от чужого тела, запах своего цитрусового геля, который смешался с ароматом тела Манджиро. Он предлагает самое модное, что у него есть, но Майки с мягкой улыбкой отвергает почти всё. — Тебя, кажется, гораздо легче раздеть, чем нарядить, — он вспоминает, что ему уже приходилось это делать, и заливается краской. — Ты знаешь в этом толк, — Сано обнимает его со спины. Слишком горячий, слишком Манджиро, почти голый. — Прошу, — хрипит Ханагаки, в его голосе отчётливая мольба, — Отодвинься. Если мой побитый торс смущал только тебя, то твой… наверное, многие хотят тебя за него изнасиловать. Он ощущает улыбку Майки кожей. — Не равняй всех по себе, Такемитчи. Парень резко оборачивается, вооружившись футболкой и размахивает ею, как флагом, перед самым носом Манджиро: тот со смехом ловко отступает, пока не падает на кровать. Такемичи застывает. Невольно его взгляд опускается к задравшемуся полотенцу, но он тут же одёргивает себя, цыкая и возвращается к шкафу, бросив своё несчастное оружие. Майки долго смеётся, умиляясь с его смущения, но вскоре подозрительно затихает. — Я хочу эту футболку. Не мой стиль, но… Она пахнет тобой. Сердце Такемичи застывает где-то в горле. — Хорошо, — почти шепчет он, не оборачиваясь. А потом Майки сразу соглашается на шорты. Ханагаки чует подвох, но понимает, что в полной заднице, только когда парень выходит к столу: его ноги не менее интересный объект, чем пресс. Тонкие икры, узкие бёдра и скульптурные изгибы. У Такемичи перехватывает дыхание, трясутся руки, а глаза распахиваются так широко, будто могут поглотить Майки заживо. Сано замечает реакцию сразу, поэтому во время ужина, как бы невзначай, растягивается на два стула. Только специально можно уложить свои ахуенные ноги на полное обозрение. Такемичи обжигает язык горячим чаем, но виду не подаёт. Он же не какой-нибудь извращенец, верно? Надежда, что для него не всё потеряно, возвращается, когда он наблюдает за уплетающим еду Майки. Он чертовски милый. На душе сразу же теплеет. Так долго никого, кроме Ханагаки, не было на этой кухне, но присутствие Манджиро такое правильное, что кажется привычным. Ему становится грустно от мысли, что парню всё равно придётся уйти. — Такемитчи, — бурчит он с набитым ртом, — Если ты не собираешься есть этот шедевр, то отдай мне! Ханагаки сдерживает идиотский довольный писк и подвигает тарелку ближе к Майки. Его глаза восхищённо распахиваются шире. — Что, правда? Отдаёшь мне? «Всё, что захочешь», — с улыбкой думает Такемичи и кивает. И тут же вздрагивает. Он в полном дерьме. Такемичи поспешно принимается за мытьё посуды. Когда Майки добавляет ещё тарелку, то Ханагаки на автомате недовольно шипит. Он не любит, когда ему лезут под руку. Для Сано это выходит так неожиданно и забавно, что он звонко хохочет, и капля накатившего раздражения растворяется в Такемичи, как сахар в чае. Ему кажется, что его лицо скоро треснет от улыбки. Они в обнимку валяются на диване и смотрят смешное, но совершенно тупое шоу. От смеха Манджиро начинает икать и Ханагаки приносит ему воды – не сразу, но помогает. Ноги Майки цепляют взгляд чаще, чем телевизор. Такемичи кусает костяшки пальцев, ведь ему так сильно хочется погладить чужие колени. Борясь с собой, он достаёт плед из комода и кутает в него парня. — Мне не холодно, — Манджиро дует губы, но в мгновение ошарашено выдыхает, когда его звонко чмокают. — Так будет лучше. Сано трется затылком о шею Такемичи, пытаясь спрятать самодовольную улыбку. — Мы будем спать вместе? — спрашивает шёпотом. — Вместе, — соглашается Ханагаки, понимая, что и сегодня точно не выспится.