black eyes, bad guys

Шиничиро просыпается без будильника. Рак настойчиво просит «есть»: больно ударяет по вискам, раскаляет вены с никотиновой кровью, схватывает затылок металлическими щипцами. Дрожащими пальцами парень достаёт таблетку, стараясь не открывать глаза лишний раз: свет божий режет по сенсорному органу, как палач, размашисто и безжалостно. Некоторое время он слушает гудение состава в ушах, зажав голову руками. Должно отпустить. Через пять, десять, двадцать минут, но его отпустит. Он снова сможет жить. Возможно, он ещё успеет сделать всё, что по-настоящему хотел. Для этого просто нужны силы и спокойствие, и всё это в одной таблетке. С полусогнутыми коленями он доходит до ванной комнаты. В отражении зеркала он видит чужого человека и тщательно пытается смыть его в раковину. Струя крови из носа стекает вместе с водой. Он ещё раз убеждается, что поступил правильно и не согласился на лечение. Ведь страдать всё равно придётся, так ещё и других вынуждать лицезреть всё это? Ну уж нет. Такемичи должен узнать правду о Майки. И пока он спит – шестое чувство подсказывало, что братец не дал ему заснуть сразу, а значит ранней пташкой быть не выйдет – у него есть время привести себя и свои мысли в порядок. Как никак, это вина Шиничиро, что знакомство Ханагаки с Майки совпало с рецидивом расстройства. Всё хуёво, однако при одной мысли о новом друге, ему почему-то хочется улыбаться и верить, что не всё потеряно. Это как не доверять своему отражению в витринах и зеркалах, думать, что ты прежний – исчез бесследно, а потом найти свою старую фотографию и убедиться, что то состояние, где ты был счастлив – оно возможно, ведь такое уже было. Вероятно, его можно вернуть, если немного поднапрячься? Иллюзия. Но такая пленительная. — Твой найдёныш проснулся, готовит завтрак, — слышит Шиничиро голос деда за дверью, — Ты там надолго, оккупант? — Я пока ещё дёрти-дёрти. А что? — Он хотел забрать свои вещи, хренорти. Ну, что ж… это подождёт, — дед уходит, а Шиничиро пытается понять, для чего вещи нужны парню прямо сейчас? Он хочет уехать до пробуждения Майки? С дубу рухнул? А может, произошло что-то… вроде, ну… — А-ху-еть, — бормочет он, нервно посмеиваясь, — Простыни Майки Эме больше стирать нельзя. Он уже предвкушает, как будет себя вести с братцем, пытаясь выяснить, насколько он взрослый? От этого его настроение стремительно летит вверх, а о смерти и болезни – думать почему-то не хочется. Ханагаки раскладывает завтрак по тарелкам, когда на кухню заходит Мансаку, заранее убедившийся в том, что ирод-обыкновенный-высоченный-внучатый-идиот не помешает им. Старик хорош в стратегии. На его лице выражение, близкое к «думал, я не переиграю, не уничтожу?». Вместе с тем, он знает сердцем, что этот парень его единственный шанс. — Простите, что без спроса хозяйничаю. Просто я видел, что вы проснулись, поэтому решил… — Спасибочки, шеф. Вижу, твои умелые ручки не любят болтаться без дела. Он выгибает бровь с некоей многозначительностью и Ханагаки краснеет. — Мне нужно с тобой поговорить. Наедине. Такемичи не понимает причину столь резкой смены настроения, но послушно семенит за ним на крыльцо. Конечно, он предполагал, что после напряжённой ночи, не выспавшийся ни в одном глазу, он будет решать проблемы одну за другой, как взрослый, ничего не боящийся человек. Однако теперь уверенность в бесстрашии покидала его. Взгляд Мансаку был отрешенным. Как вчера за ужином. Редкие снежинки залетали под навес. Старик протянул к ним сухую руку, но ни одна не стремилась упасть к нему. — Хм. Как досадно. Я думал, что должен это сделать. — Вы… должны? Хрупкая пушинка падает, моментально становясь водой на старческой ладони. Мансаку улыбается, но как-то тускло, неестественно. — Должен. Он загадал на снежинку? Значит, это не может быть слишком серьёзно, так ведь? — Ты простил старика за вчерашнее? — Спрашиваете ещё?! Я был уверен, вы сами знаете… вам не стоит переживать о таких пустяках! — Да, я знал, что ты хороший парень, — он расправляет пышные усы. Долго молчит. Садится, горбясь, на небольшую скамью у двери. — Я могу тебе довериться. Вот, о чём я думал. — Речь пойдёт о Манджиро? — стараясь дышать тише, шепчет Такемичи. — А тебя мой малец очень заинтересовал, я прав? У Такемичи горят щёки и точно не от мороза. Чёрт подери, а не мог я просто помолчать? Зачем было лезть впереди паровоза? — как бы не пытался, он не успевает съесть себя до костей. — Ну-ну! Чего ты вспыхнул? Я хоть и старый, но глаза у меня видят хорошо. Когда надо, — дед сосредоточенно щурится, — За ручки они держатся под столом! Такие таинственные… — Мансаку-сан! — Майки меня приятно удивляет! Хотя, с чего бы? Я ведь ловелас был тот ещё! — Это… это не совсем то, что вы думаете! — Хм. Вот как? — Да. Ну почти. — Вообще-то, я хотел потолковать о другом моём оболтусе, — Мансаку постукивает по порогу тростью. — А? Шиничиро? — Но раз речь зашла о Майки, то я хочу убить все твои сомнения на мой счёт. Неважно, что выйдет в итоге. Человеческие отношение все к месту. — Вы… Вы правда так думаете? — Люди могут быть разными. Похожими. Умными и глупыми, больными и здоровыми… но чувства одни на всех, понимаешь? Такемичи растеряно кивает, пока предательские слёзы собирается в уголках его глаз. От своих родителей он бы никогда не услышал ничего подобного. — Знаешь, умереть за кого-то - проще простого. Сложно жить ради кого-то. Если человек побуждает мысли о гибели, то выкинь из головы. Хочешь быть рядом - это твой человек. Мансаку протягивает парню носовой платок и Такемичи с поклоном принимает его. — Манджиро наш... парень хороший, но непростой. Верный. Доброта на уровне трёхлетнего возраста, но и пылкость, жестокость та же. Он может простить даже предательство. Только одного допускать никак нельзя, эта рана у него не имеет свойств затягиваться. — О чём вы говорите? — Отсутствие в его жизни. Если бросишь, то назад дороги не ищи. Слепому легче будет на метро без сопровождения, чем тебе, желающему вернуться после. — Он так часто просил меня остаться… кажется, я понимаю о чём вы говорите, — он смущённо отводит взгляд, — Если бы я мог сделать хоть что-то, чтобы защитить его от этого страха, то я бы точно чувствовал себя живее всех живых. Гарантировать что-то не… Он осекается и злится на себя. — Да чёрт, каких силах? У меня даже смелости для этого не хватает! — Никто ничего не может гарантировать. Жизнь вообще склонна нарушать обещания. — Тогда что мне делать? — Ханагаки закусывает губу. — Совет, да? Через мгновение лицо Мансаку меркнет, словно кто-то щёлкнул выключателем изнутри. — Не допусти отсутствия Шиничиро в его жизни. Такемичи нервно вздрагивает. — Не думаю, что имею право просить тебя об этом, но у меня нет выбора. Тебе я могу довериться, а в наше время с этим сложно, — он с досадой морщится. Даже сердце в груди Такемичи приостанавливается, а снежинки виснут в воздухе, полном стального напряжения – оно звенит и заставляет дышать быстрее, но попытки делать это блокируются. — Скажите… Вы имеете ввиду переезд? Такемичи подумал об Изане. Майки бредил о том, что этот парень хочет забрать у него Шиничиро. Смена местожительства связана с этим? Чёрт подери. Ханагаки думает, что взорвётся, если Мансаку не скажет прямо. — Переезд? Это уже следствие, — он с таким усилием выдавливает каждое слово, будто они сбились комом в его в горле, — Такемичи, у Шиничиро рак мозга.