black eyes, bad guys

Манджиро любил, когда о нём заботились близкие люди. Так он остро чувствовал ценность связи с ними. Нередко он вёл себя как маленький ребёнок, требующий внимания у взрослых — в этом была отправная точка его нечеловеческой харизмы. Он прекрасно знал об этом, поэтому с истинным удовольствием пользовался своим положением. Ещё он никогда не злился на любимых всерьёз. Стойкость и хладнокровие, с которыми он проявлял жестокость — его прерогатива, как лидера. Доброта, щедрость и жажда внимания — его чистая, почти детская потребность, как человека. Шиничиро знал, что настроение младшего брата — дремучий тёмный лес. Правда с феями, эльфами и сказочными птицами. Ему, как никому другому, было дано почувствовать природу Манджиро, заботиться о его натуре с малых лет, бережно и ласково. Ведь Шиничиро слишком рано стал взрослым. Он знал, что дети, по какой-либо причине растущие без родителей, не могут до конца осознать своё место в мире. Когда большие не думают о маленьких, маленьким приходится жить, как смогут, создавать свои законы. Шиничиро меньше всего хотел, чтобы Манджиро взрослел слишком рано. Он понимал, что годы идут, время неудержимо, что Майки всё чаще серьёзен и нечеловечески силён. Было больно. Но ни время, ни амбиции брата ему никак нельзя зажимать. Можно по-прежнему любить, заботиться, давать детство, которого не было у него самого. Несколько лет назад кто-то из Драконов имел неосторожность сделать замечание Шиничиро о том, что он слишком балует Майки, что такой ребёнок, как он, никогда не сможет повзрослеть. Сано отвечал, что «повзрослеть он всегда успеет и лучше поздно, чем рано». В первый раз со старшим это случилось, когда он потерял мать. Во второй — в гробу привезли отца. Тогда, ныне ноунейм, утверждал, что Майки вырастет эгоистичным, импульсивным, неспособным контролировать и выражать свои эмоции. Драконы могут поклясться, что таким взбешенным и яростным они не видели Шиничиро никогда. Позволивший себе говорить так про его Манджиро ублюдок был отмудохан и изгнан из ЧД в тот же вечер. Тогда никто не заметил больной гриппом комочек, закутанный в тёплом одеяле. Маленький Манджиро любил спать у брата, особенно когда болел. Старший увидел шевеление на диване, почти сразу понял, что он всё слышал. После этого ни разу, на его памяти, Майки не позволял себе беспомощно лежать с температурой и ждать целебные отвары. Видимо, к семнадцати годам совершенно разучился болеть. С расстройством психики всё было хуже. Он закрывался, а любые попытки пробраться к нему в голову втыкали в спину ножи. И Шиничиро, чтобы разобраться, приходилось обращаться к другу, в ту пору только получившему диплом психиатра. Только о биполярке Шиничиро Ханагаки не рассказал. Сейчас ведь всё нормально, верно? Не стоит взваливать на него проблемы так сразу. — Он был очень ранимым ребёнком, — вырвал его из мыслей голос Такемичи. Шиничиро хмыкнул. Был? — Мой брат думает, — тихо проговорил Сано, — тот, кто настолько уязвим внутри, не может быть слабым внешне. — Но Майки сильный, — шепчет Такемичи, — Так почему не даёт заботиться о себе тогда, когда больше всего в этом нуждается? — Потому что в Майки живёт маленький Манджиро. Такемичи прикусывает губу. — Прости, что заставил тебя тогда бежать за мной, — с сожалением шепчет он, — Я просто растерялся. — Ты хотя бы созрел к диалогу. А вот он, пока не свалился с температурой, ходил, как неприкаянный, — брюнет посмеивается, а после глубоко вдыхает, — Итак, кто кого засосал? Ханагаки становится ярко-красным нелепым пятном в печально знакомой, выдержанной в пастельных тонах кофейне. — Никто никого не засасывал, — бурчит он, — Мы упали. Всё было случайно! — Тогда чего ты смущаешься, м? Нарушаешь своими красными щеками фэн-шуй! Тебе так понравилось, что ли? — Шиничиро хищно щурит глаза, а улыбка на его лице появляется настолько похабная, что перед глазами Такемичи вспыхивают искры. — Да какого чёрта?! — он пыхтит, как чайник. Это мило. — Вот именно, какого? — Нет! — Сказал бы я, кого ответ, — Шиничиро хлопает ресницами, присасываясь к молочному коктейлю. — Да в смысле, блять? Это у меня в первый раз, вот и всё! Шиничиро поперхнулся от смеха. — Очевидно, ты не о таком мечтал, да? — Да ёпт, конечно! — рычит Ханагаки, — Мы драться хотели! Ясно? Сано почти умирает. — Ты немного не рассчитал свои силы. Проще говоря, не на того напал, зайчик. — Я тебе никакой не зай… — А Манджиро? — Шиничиро Сано, чёрт подери!!! — Значит, ты типа недоволен? — Это типа случайно вышло! Сано лыбится во все тридцать два. Дело плохо, Ханагаки. — То есть, ты бы орал от счастья, если бы он тебя намеренно… Он чокнутый. — К-кажется дораяки готовы! —юноша срывается с дивана уже дважды проклятой кофейни, чтобы проверить заказ и сбежать от ответа. Как назло, заветной цифры нет на табло выдачи. И Шиничиро атакует Такемичи со спины. — Почему ты не ответил мне? — он лениво вжимается подбородком в его плечо. — Это бессмысленно. — Не правда. Мне интересна, — Сано понижает голос, — твоя честность. — Ты всё переворачиваешь не туда! До сих пор не понял? — Тебя это злит? Ханагаки тихо матюкнулся в ответ. Шиничиро улыбнулся шире. — Почему? — Не знаю я! — он вновь позволяет себе всерьёз задуматься об их… недопоцелуе, — Может, во мне говорит сожаление? И сейчас я пытаюсь придумать себе оправдания. Сано застывает, поражённый откровенностью. Ему что, правда понравилось? Люди, которые пытаются выгородить себя, обычно стараются больше и умело раскидывают мозгами, если искренне сожалеют. — Может, ему тайяки заказать? — Так боишься, что он съест тебя, если ты его не задобришь? — посмеивается Шиничиро, — В первую очередь, каша. Без каши никаких сладостей маленькому мальчику нельзя. Сможешь быть с ним пожёстче, зай? Такемичи оборачивается с выражением векового рабства в глазах. Сано кусает губу, чтобы не заржать в голос. — Я, вот, одного понять не могу. Почему ты так уверен, что он захочет меня видеть? — Ты сам хочешь этого, — Шиничиро улыбается, а Такемичи прячет лицо, — Так или иначе, тебе придётся брать ответственность. — Что ты имеешь ввиду? — Ты тоже спёр его первый поцелуй, засранец! Если думаешь, что можно откосить, не разобравшись — выкинь из головы! Это не может быть правдой. — Чёрт, ты же шутишь?! Скажи, что шутишь! Ханагаки надрывно стонет. — Могу сказать. Только это будет враньё. — Господи, помоги мне… — Будь мужиком, мой брат не для игр, ясно? Видишь, я помогаю. Ошарашенный юноша шокировано застывает. Холодные от волнения руки оказываются в тёплых тисках, когда Шиничиро ободряюще сжимает ладони Такемичи. А после меняет курс беседы так резко, что последнего укачивает. — Знаешь, мы все совершаем ошибки. Если эта случайность пришлась тебе не по душе, имей смелость давать отпор. — Отпор? — Ну да. Умей сказать языком: «слушай, я проебался, давай забудем». Не надо его в чужой рот засовывать. — Идиот, — по-доброму ухмыляется Такемичи. — У тебя есть опыт, верно? — В жизни никто не застрахован от опрометчивых поступков. Не хочу, чтобы вы двое страдали от недоразумений, — Шиничиро прячет руки в карманы, — Вы можете стать близкими друзьями, если не будете понапрасну ранить друг друга. И быть вместе… долго. Во взгляде Шиничиро появляется странная тоска, которую Ханагаки раньше не замечал. Как их разговор вообще мог свернуть в это русло? Ответа он не находит. Но слышит объявление о том, что долгожданный заказ готов.