black eyes, bad guys

Манджиро стойко (внешне) выслушивает претензии, упрёки и оскорбления. Ярость и обида конкурируют в груди, а раздражение растёт в геометрической прогрессии, пока способность соображать летит в глубокую задницу. В потоке нецензурной брани нет ни одного намёка на имя и местоположение, так называемого, брата Шиничиро. А Такемичи, действительно, зол на него, если так открыто вымещает своё негодование. Понимая, что за каким-то чёртом огребает незаслуженный гнев, он выходит из себя – решается заткнуть своего нового знакомого с ноги в челюсть, подрываясь с места, но слышит невероятное и отрезвляющее:        – Пошёл вон! Если это шутка, то как-то не смешно. Ханагаки с минуту смотрит в злые глаза, резко отворачивается и кутается в одеяло с головой. Он тихо рычит, потому что ткани на ноги и задницу теперь не хватает. Он ёрзает, пытаясь влезть в своеобразный домик полностью, но положение его пятой точки становится только хуже. Манджиро в красках воображает себя санитаром: если бы этот хрен устроил такое гнездо в его смену, то он засунул бы ему в жопу кровать целиком. Постойте-ка, прятаться от Непобедимого Майки под одеялом? Он точно не первый такой дурак. Майки ловит себя на мысли, что представлял, как бы засунул ему кровать в очко. Да это же конечная остановка! Он намечает усмешку, но срывается смех. Ворчание в ответ глухое, через подушку – Майки не до конца разобрал, но там что-то вроде «иди нахер». Нет, Ханагаки, это ты туда пойдёшь, если сейчас же не высунешься обратно, – безмолвная угроза повисает в воздухе. Майки всегда догадывался о том, что его ориентация далека от той, которую общество окрестило «традиционной». Он не понимал обладания девушкой в принципе: втайне ему всегда хотелось, чтобы о нем заботились, но не мог позволить себе это. Не хотел иметь слабую точку, уязвимость в чьих-то глазах. Он не находил женскую хрупкость и слабость чем-то милым, а фигуры – привлекательными. Он старался держаться на расстоянии от всех, кроме сестры. Ведь он знал, кто может ее защитить, если его не окажется рядом. И привел в дом парня с татуировкой дракона, который подходил по его критериям идеального мужа для Эмы. Если он осиливал возню с ним, то с его, порой, монстроподобной сестрой – точно справится. Он знал, что может доверить сестру только близкому другу. И каким-то образом доказывал этим своё превосходство Шиничиро. И всё-таки, Ханагаки… почему он пихает с места в карьер к этим мыслям? Несуразный, даже робкий, но с огромными глазами и вспышками самоотверженного бесстрашия. Теперь он под одеялом, светит своей пятой точкой… Да кто он, блять, ТАКОЙ? – Эй, ну хорош тебе тверкать от ужаса. Вылезай. – Нет! – Живо! Ты возомнил себя Карди Би? Или встал так, чтобы я тебя отшлёпал за плохое поведение? Болезный орёт и прячет бёдра. После такого тыла, кстати, даже его блядски-большие глаза блекнут. Господи, неужто он звучал настолько зловеще? Ханагаки его боится? Он нормальный вообще? – Че тебе от меня надо? Я попросил тебя уйти! – Запрос отклонён. Ведь никакой просьбы не было – ты меня послал! – И правильно сделал! – Кто тебе это сказал? – Я сам знаю. Потому что меня бесят люди, которым плевать на жизнь других людей! Губы Манджиро невольно растягиваются в улыбке. Такемичи стал ему казаться не таким уж большим балбесом. Майки поднимает подушку и отряхивает её, звонко шлёпая ладонью. Ханагаки вздрагивает всем телом. Блять, это очень смешно. – Над чем тут можно ржать?! Ты!.. Мудак, тебе правда весело? Думаешь, мне понравилось башкой об асфальт биться?! Козёл! В голубых глазах стоят слёзы. Манджиро ненадолго зависает, совершенно не представляя: как ему на это реагировать? К порывам брата он успел приноровиться за всю жизнь, больше в его окружении не было ни одного человека, который мог бы рыдать без повода. Даже Эма нередко просилась на прозвище крутого парня. – Ладно я, но твой брат… Тебе вообще не жаль? Майки молча сел, положил подушку себе на колени и внимательно заглянул прямо в глаза Такемичи. – Я так похож на ублюдка? – сухо спросил он, – Кстати, сочувствую твоей голове. Травма многое объясняет, – хотел он съязвить, но не решился. От изучающего взгляда Такемичи его скоро парализует приступ невроза. – Что значит: похож или нет? Ты похож на Шиничиро… А для ублюдка… ты какой-то маленький, светленький и милый. У Сано отстёгивается челюсть, а Такемичи понимает, что высрал и становится дэд инсайдом. Он хочет провалиться на своей койке прямо в могилу. «Маленький… милый?» Такемичи, ты ебобо или да? Почему-то уверенность и магнетическая энергетика нового знакомого начинают причинять чуть ли не физическую боль, а приступы тупости накрывают Ханагаки снова и снова. Так бывает с людьми, когда они видят что-то (или кого-то), чем не могут обладать. Да что обладать? Элементарно приблизиться! Это даже не зависть, точно нет. Это острое, яркое чувство восхищения. Действительно, может ли такой человек, одаренный идеальными внешностью, смехом и братом, вести себя так подло? Грёбаный его язык, не всё нужно говорить вслух! Декабрь. Ханагаки Такемичи. Умер от осознания, что он кринж. Он оплакивает самого себя, пока Майки выпадает из реальности и не может родить из себя ничего разумного. Его рот то открывается, то закрывается. Как калитка на ветру. Только без скрипа. Понимая, что похож на недоразвитого, Сано опускает голову. С ужасом осознает, что его щёки горят: как хорошо, что за его свешенными прядями Такемичи не видит его реакцию. Да он вообще не смотрит! Если страдать от идиотизма, то вместе. – Т-таке… митчи, – он начинает смеяться так звонко, что Ханагаки мысленно просит себя слиться с пространством. – Да епта! Слушай, я не это имел ввиду, ты… – Милый, блять? Серьёзно? Ты назвал меня милым? – А что, так тебя ещё никто не оскорблял? – Ахуел? – Спасибо, моё мнение о тебе поменялось! – Непостоянная скотина, – шипит Майки, – и что же теперь ты думаешь обо мне? Из ушей Такемичи едва ли не идёт пар, на щеках – доказательства недавних рыданий, а в глазах – ураган. Встрепанный, потный от злости и нервов, он сам выглядит очень даже мило, но Манджиро слишком смешно. Пока до него не доходит, что он сам посчитал этого балду милым. Причём с первого взгляда. Вот дерьмо! – В одном я уверен: нам лучше больше не видеться, – тонкие губы белеют от злости, – не могу оставаться спокойным, думая о том, что ты сделал! Ты же извинился хотя бы перед братом?! А? Он, наверное, и мёртвого заебёт. Драма-куин. Пора прекращать церемониться. – Помолчи, – теперь голос Майки твёрд, – Кому и следует извиниться, так это ему. – Что… т-ты чего несёшь?! – Я же сказал тебе заткнуться! Такемичи опускает взгляд, стискивая вспотевшими ладонями одеяло. Его сердце бьётся бешено: это ярость или страх? Он пытается понять, из-за чего эти двое могли повздорить, но ему на ум ничего не приходит. По крайней мере, никаких приемлемых мыслей на этот счет у Такемичи нет. «Характер у Шиничиро прекрасный. Если кто и виноват в разладе, то точно этот любитель покомандовать», – примерно так он думал, пока не услышал: – Это был не я. Ясно? – Но ты же… – Его брат. Да. Манджиро хмурится. Далекий разговор с Шиничиро – в его голове смутен и неубедителен. Внутри становится совсем паршиво. Всё-таки, от Майки у него были секреты: один другого больше. Насколько трудно утаивать правду каждый грёбаный день? Манджиро знает, каково это. Но одно дело – враг, а другое… брат? – Кажется, я не единственный. Понял? – Что значит… кажется? – нервно сглатывает Такемичи. – То, что ты проебался. Всё перепутал, Такемитчи. Не на того в разнос пошёл, уяснил? Ханагаки едва заметно кивает. Снова трясётся весь. Бедняга. – Короче, я пытался выяснить у Шиничиро, кто это сделал, но получил молчание. Поэтому в дальнейшем, ради своего же блага, воздержись от обвинений, если не уверен в своих домыслах. Такемичи стыдно вдвойне. – П-прости меня… Пожалуйста, – бубнит он еле слышно. – Чё? – Прости, что подозревал тебя! Такемичи сгибается вполовину от стыда. Блять. Вот это его штормит, конечно. Майки со снисходительной улыбкой качает головой: – Ты, конечно, чуть с ума меня не свёл, утверждая, что я пытался убить любимого брата, но я больше не сержусь. Сано заметно успокаивается, а Такемичи теряет дар речи. Ханагаки находит в его улыбке нечто такое, что заставляет чувствовать себя единственным человеком на планете. И тут же морщится от абсурдных мыслей. Он переваривает информацию, не сводя заинтересованного взгляда с парня, пытаясь найти хотя бы одну причину, чтобы оправдать свой страх и паническое недоверие. Это неправильно. Он совсем потерял опыт в общении с людьми. – Семейные проблемы бывают гораздо серьезнее, чем я предполагал до сегодняшнего дня, – негромко говорит Такемичи, – Мне правда жаль. Ты имеешь полное право сердиться. Ты пришел с миром, а я… – Я пришел с мясом. Кстати, оно скоро остынет. – Мне не хочется. К тому же, я еще не узнал твое имя… Майки даже успел начать улыбаться, но дверь в палату резко открылась и всё рухнуло. – Приветики! Чё как? – предвкушающе скалится Шиничиро, но получает растерянный взгляд заплаканного друга и игнор Майки, – Эээ, вы только познакомились, а ты уже заставил его реветь? Манджиро! – Знаешь, – Майки щёлкает пальцами и смотрит Ханагаки в глаза, будто вовсе не слышит брата, – Твои обвинения, Такемитчи, скоро начнут иметь под собой вес. Ханагаки издаёт крякающий звук, его взгляд обеспокоенно бегает между братьями. «В этой палате пахнет горелым, но это точно не мясо», – рассеяно думает Шиничиро, наблюдая, как фурия в виде младшего братишки надвигается на него. – Манджиро? Эй, ты чего?! Подушка в жилистой руке напоминает меч. Ханагаки сдавленно пищит что-то за упокой души Шиничиро. – Такемичи, спаси меня! – Слишком поздно, – тихо говорит Майки и от души замахивается.