Ритуал на крови,
Начатый мною,
Волею Норн -
Завершится скоро!
Солнце встанет, —
Лёд растопится,
Люди укроются, -
К Родным, чтоб вернуться!
Знаки на дереве,
Глине и камне,
Скальд по знаниям
Древним расставил!
Соулу — путь осветить, чтоб во мгле!
Манназ — людям сплотиться на злобу беде!
Одал — породнить, чтоб врагов,
И Иса — скрепить, чтобы их договор!
Но главная руна над всеми ними, —
Альгиз — знак жизни и смерти!
Лось, что грозен и бьёт копытом,
И хищнику полнит брюхо сыто!
Кровь я даю, ни быка, ни раба, -
В жертву приносится сила моя!
Клянусь я так, за что дам — то возьму!
Услышьте, о, Норны, клятву мою!
Вокруг стало невыносимо ярко, свет исходил из деревьев и камня, где были вырезаны руны. Места, куда упали капли крови, которые Эд оставил за собой, засветились, словно пропуская сквозь себя свет, который исходил будто бы из глубин земной тверди. Сильнее всего светилась руна, которую Эд начертал последней, почти метровая по длине и полуметровая в ширине, — она сияла так ярко, что на неё было больно смотреть ученикам, словно на солнце или, и по крайней мере, на яркий прожектор. Эд стоял прямо, держа руку над ней, из которой не переставая струилась кровь. Студентам был виден лишь его силуэт, — чёрное пятно чернил на белой бумаге, — и глаза, которые тоже стали светиться, превратившись в два фонаря в глухой туманной и облачной ночи. Знак на земле вспыхнул и погас вместе с последним словом скальдического стиха, вместе с тем, — кровь перестала литься на землю и стала капать, с каждой каплей всё реже и реже, и Эд ускорил этот процесс, — проведя волшебной палочкой по порезу, залечив его, следом очистив руку и рукав мантии. Некоторое время после подобного светопреставления закономерно царило молчание. Люди оглянулись по сторонам и ахнули, стена тумана, было сделавшаяся сплошной вдоль магических стен, — была рассеяна и отброшена на добрые сто метров, и отдельные жалкие клочки тумана продолжали улепётывать во всех направлениях разом. Округа показалась чище и светлее, чем была до возведения щитов. Эд стоял недвижимый какое-то время, а потом улыбнулся и ликующе-торжественно посмотрел каждому из учеников в глаза, и заметил, что всё это время, Хагрид сосредоточено плёл из полосок сосновой коры какие-то сложные конструкции, не обращая внимание ни на что другое, словно заворожённый. Ещё никогда Эд не орудовал столь мощной энергией и не обращался к силам, которые до конца не понимали даже люди в десять крат мудрее и опытнее него, и оттого он был опьянён успехом, — чувствовал лёгкость и подъём, и при этом головокружение, сам же понимая, что так сказывалась довольно значительная кровопотеря. — Эд, ты бы мог себя убить! — Заговорил Диггори после простоявшей ещё недолгое время паузы. — Очереди из доноров крови я что-то не видел! — Отвечал он, окрылённый успехом, из голоса его ещё не успела выветриться рокочущая громом сила. — В следующий раз принесём кого-нибудь в жертву! — Заулыбался он хищно. — Шляпа точно не ошиблась, распределив тебя на Гриффиндор?! — Оценивающе присматриваясь, поинтересовалась в шутка Миранда Кэрроу. — Так решили бы демократическим путём! — Отшутился Эд в ответ и расхохотался. — От каждого по способностям — каждому по потребностям! А-ХА-ХА-ХА-ХА-ХА-ХА! — Смех этот громом отдался в округе и округе он совсем не понравился, где-то далеко на севере что-то гневно загудело, так громко, что слышно это было даже несмотря на щиты и значительное расстояние, могло показаться, что это затрубили в гигантский рог призыв к бою, но все интуитивным образом понимали, что это был не рог. — Бесись! Бесись! — Куражился О’Коннелл, глядя в сторону, откуда исходил звук. — Тут своих бешенных хватает! — Не, — махнул рукой Диггори, отведя взгляд куда-то в сторону, отвечая Миранде, пока О’Коннелл залился новой волной угара, — стопроцентный Гриффиндор. — Подтверждаем. — Закивали Уизли. — Не разбавленный. Без примесей. — Кажется, — заговорил Харрис, — только теперь до меня дошёл смысл выражения «безумный, как О’Коннелл»… Люди засмеялись.***
— Так, — хлопнул он в ладоши, привлекая внимание, — продолжаем упражнения! Дань мне собрали? — По виду однокурсников Эд понял, что они не вполне сообразили, о чём он говорил. — Карандаши, мел? — Уточнил он. — Да, вот, — протянул ему на вытянутой ладони связанную резинкой кипу карандашей и две упаковки мелков Роджер Дэвис. Эд осмотрел добычу и быстро заключил: — Это восковые, — и вернул одну цветастую коробку, — это вообще ручка. Пойдёт, но мало. — Эд, что ты хочешь сделать? — Поинтересовался Диггори. — Плакат нарисовать! В поддержку Анджеле Дэвис, добровольцам из И.Р.А., Джеремайе Хиллу и невинно притесняемым студентам магической школы! — Язвил О’Коннелл всё ещё пребывающий в эйфорическом состоянии. — Блять, нахер я, по-твоему, соль первым делом запросил? — Камрад, да не кипятись ты, Седрик просто поинтересовался! — Примирительно поднял Эрик руки, не зная и не понимая, как ему нужно было себя вести в данной ситуации. — Его походу понесло… — Оценивающе подумала вслух Анджелина Джонсон, Алисия Спиннет её поддержал: — Да, конкретно так несёт. Эд скорчив язвительную рожу, высунул язык и махнул на них рукой, мол: «Вас несёт, а я нормальный.» — Ты хочешь сделать пентакль? — Аллилуйя! Возрадуемся братья и сестры, ибо наш брат уверовал! — Эдвард сам не до конца понимал, что нёс в моменте, дрейфуя в потоках эндорфина, запрокинув голову назад, обращая лик к затянутому тучами небу и разводя руки, жестикулируя облакам разойтись, словно Моисей волнам. — Волею господней на него снизошло озарение! — Эд, хорош уже! — Повысил на него голос Седрик, обидевшись на буффонаду. — Ладно-ладно, — ответил он и усмехнулся, чувствуя, что положительный заряд энергии начинает замедляться при вхождении в негативную среду, — хе-хе… Он поковырял носком ботинка глинистую почву рядом со знаком Альгиз, проверяя, не сотрётся ли она, если на неё кто-то случайно наступит, удостоверившись, что руна на земле превратилась в кирпич, он огляделся по сторонам, бубня себе под нос: — Этого мало, этого мало… Мало-мало-мало… Чем же заменить… — Тут его взгляду подвернулась ветвь гигантской сосны, рядом с которой Хагрид плёл навензы и у него возникла идея. — Так, Харрис, партийное вам поручение… — Слушаю! — Шагнул тот к нему весь во внимании. — Возьми это, — передал Эд карандаши и мелки, — и миску, которую ты сварганил, — разотри в некрупную пыль, — будем эрзац соль делать! — Есть! — Отсалютовал тот Рот Фронтом. Эд же подошёл к ободранному от коры бревну и присмотрелся к нему, потом нагнулся, поводил по нему рукой. «Пойдёт.» — Оценил он про себя, взмахнул палочкой и отсёк от семи метров полтора, — часть, которая росла из ствола, и если была бы деревом — называлась бы комлем. Сделал жест, будто бы сжал что-то невидимое в воздухе, и стал поднимать руку вверх, вместе с тем, выбранная им часть бревна, начала левитировать, комья земли и приставшие иглы посыпались с него, — бревно линяло, словно Гигантский скрытоствольник, сбрасывавший с себя маскировку. Эд повернул кулак, чтобы большой палец смотрел вверх и бревно следом за жестом приобрело вертикальное положение, после чего Эд возвратил его на землю в нескольких метрах от его изначального местоположения, и стал делать в воздухе небрежные вертикальный росчерки волшебной палочкой, и несколькими секундами позже, большое полено превратилось в большую финскую свечу. Не став останавливаться на этом, он создал несложными магическими формулами импровизированную углевыжигательную печь из глины, находящейся тут в обилии под тонким слоем суглинка. Печь имела поддувало и дымоход. Большего нужно и не было. — Поташ? — Поинтересовался лесничий, не отвлекаясь ни на секунду от вязания сложной плетёной конструкции, которая напоминала колесо со спицами, ветвисто переплетёнными друг с другом, пронизанное узелками и петличками, каждая из которых имела какое-то своё значение, складываясь в знаковую систему, отдалённо напоминающую руны. — Это вы умно придумали. — Похвалил он Эдварда, ритмично раскачиваясь вперёд-назад, вплетая в плетень новую тоненькую полоску коры. — Никогда ещё не видел, чтобы кто-то так рунами здоровски владел… в прикладном смысле. — Вы первый человек, которого я встретил, кто знает, как навензы делать. — Так это у нас редкость! Это в славянских странах распространено было, сейчас уже и там не осталось почти ничего такого, — нет никого, кто бы эти знания передавал и распространял их, — тем паче. — С рунами то же самое. Вспоминая их, — говорят всегда о гадании, хотя как метод сохранения и реализации магии — они ничуть не уступят печатям и знакам. Немного более узконаправленные, разве что… — Покачал он головой, раздувая магический огонь в печи. — Эд, сколько это займёт? Такая пнина прогорит не меньше, чем за четыре часа! — Товарищ Диггори, когда я перед вами успел накосячить, что вы так плохо обо мне думаете? — Спросил он риторически, ехидно. — Я ускорю процесс. — Но повышение температуры горения приведёт к… — Ну за что вы меня так обижаете! — Эд, судя по голосу, уже был готов посыпать голову ещё не существующим пеплом вместо того, чтобы очищать его до карбоната калия. — Не стой над душой, иди займись чем-нибудь общественно полезным. Диггори громко цыкнул, двинул челюстью из стороны в сторону и пошёл прочь от Эдварда в дурном настроении. — Зря вы так с ним… — Молвил лесничий. — Полностью поддерживаю, — сказал Эрик Харрис, протянув в лицо Эдварду миску, в которой было натолчено с горсть серо-чёрно-белого порошка, — вот, что получилось. — Добро, поставь где-нибудь, и скажи всем, чтобы посматривали за периметр, и обо всех изменениях мне докладывали. — Есть. — У вас это в крови, товарищ-О’Коннелл. — Сказал Хагрид с той же самой улыбкой, с которой ранее произнёс: «Так точно, командир!» — Наследственное… — Хрень это всё. — Эд держал палочку напротив поддувала, нагнетая внутрь печи воздух, постоянно контролируя давление, ускоряя горение, но при этом понижая температуру, чтобы получилась зола нужной ему консистенции. — Почему так? — Нахмурил полувеликан брови задумчиво. — Ненаучно. — Отчеканил О’Коннелл. — Наследственность, конечно, играет роль в формирование человека, но в первую очередь с точки зрения физиологии, а личностные качества закладываются по мере роста, — накоплению опыта, и зависят от окружения. Окружение человека и формирует, как личность. Живи я в другом доме, читай другие книги, не поступи и не проучись в Арорской школе — я был бы другим человеком. Но я есть тот, кто я есть, потому что на меня по мере взросления влияли именно те вещи, которые влияли. Это как сиди, — было заговорил Эд, но оборвался, ибо подумал, что Хагрид навряд ли был осведомлён о технологических новшествах из мира магглов, — как шарманка или граммофон, какую в него пластинку вставишь — такую он и играет. А все эти «истинный-не истинный О’Коннелл», Блэк-Шпек, Поттер-Хуётер — долбанный пережиток феодальной системы, равно как всякие разглагольствования в пивняках про «истинных шотландцев-ирландцев-сасанахов и т.д. и т.п.» — не более, чем проявление национального мышления, которое тоже со временем себя изживёт, переродившись в классовое… — Пустились его мысли в пляс и понеслись, словно свора собак, спущенная с поводков. После чего некоторое время было проведено в молчании. Трещали дрова в печи, плавно превращаясь в угли, студенты переговаривались каждый о своём, кто-то шутил, кто-то в ответ смеялся, что Эдвард счёл хорошим знаком. — Жёстко вы мыслите… Жестоко как-то даже, словно человек — голем, али роботы люди из книжек маггловских?! Есть же в нас что-то такое, что душой называют! Знать мы не можем наверняка, но я верю, что кое-что в нас самой природой, али богом заложено, что-то доброе, светлое и правильное, что нас людьми и делает! Не гол разум, не одинок внутри человека! — Полные надежды слова Хагрида показались ему полнейшим субъективным идеализмом, он покривил ртом и сказал: — Это всё проявление антропоцентризма, люди себя мнят пупами земли, и все прочие разумные виды — тоже! Но это заблуждение, — когнитивное искажение. Светлое и правильное — разное в разных культурах. Каждый кулик поёт о своём болоте. Только вот живут они все в одном, просто видят разные его участки и не могут охватить его взором из-за эффекта Параллакса, а тем, кто взлетел и увидел, что от Аляски до мыса Доброй надежды, от Чукотки и до Огненный земли — болото одно и то же — не верят, потому что дальше собственного клюва не видят. Кулики, бляха муха… — Эд смотрел в огонь, но в глазах у него отражались не языки пламени, а иллюстрации из аврорских учебников, а беспристрастные и холодно отстранённые голоса в голове озвучивали пояснения к ним: «Вот последствия широко распространённого деструктивного заклинания «Редукто», как вы можете видеть, — достаточно мощный заряд наносит мутилирующие увечья, способные вывести человека из строя на долгое время и убить про должном везении… Так выглядит удачно применённое взрывное заклинание, а так вариант необратимой трансмутации человека, заметьте, что пострадавший при этом остался жив, биологически… Круциатус часто применяется при допросах с пристрастием… Авада Кедавра не оставляет следов на теле… А от моего отца тела вовсе не оставили, пидоры!..» — Для Эда в какой-то миг пропали все звуки окружающего мира, слышно было только шипение и треск огня, протяжное нескончаемое: «Ш-ш-ш-ш-ш… Щ-ц-с… Ш-ш-ш-ш-ш…» Перед глазами пылали угли, сначала красные, потом розоватые, потом жёлтые, но не белые, не было смысла доводить их до бела. Красных цветов становилось всё меньше, розовый тоже тускнел, зато желтизна прибавлялась и оформлялась, разделяясь на два источника, буквально несколько секунд, — и топливник поглотил в себя всю картину мира, как большая пещера поглощает лучи дневного света, проникающие в неё. Вот, в нём уже нет никаких других цветов, кроме чёрного и жёлтого, приятного глазу, успокающего, манящего податься ближе, ближе, ещё ближе… Когда Эд, опомнившись, увидел в печке два жёлтых глаза, — он уже был готов влезть в неё лицом, со страхом отпрянул и плюхнулся на зад, — в тот же момент. Он словно заснул на секунду, как засыпает и тут же просыпается сильно не выспавшийся человек. Он посмотрел по сторонам, понадеявшись, что, задумавшись, одурманенный, не произнёс вслух ничего из того, что думал, как случилось с ним на поляне на входе в Запретный лес временем ранее. Все были заняты своими делами, лесничий мычал какие-то неопределённой культурной принадлежности мотивы. — Не смотря на руны — эта тварь продолжает мне в мозг лезть… — Помассировал Эд, уставшие и пересохшие от долгого смотренья на огонь глаза, так и оставшись сидеть на земле, поинтересовавшись: — Долго вам там ещё с навензами? — Это не тварь… — Заявил лесничий вместо ответа на поставленный вопрос к большому удивлению и интересу Эдварда. — Это мы для него твари… Он на нас в большой обиде… Но я никак в голову не возьму из-за чего… Вели мы себя аккуратно… Никаких его наказов не нарушали… За что он так на нас ополчился? — Говорил полувеликан отстранённо-задумчиво, и Эд вновь подумал, что Хагрид был не так прост, каким казался, каким хотел казаться, и что-то знал. — Я ведь знаю его, я сколько раз тут ходил, и сколько раз его чувствовал, хоть и спящего, но общались мы с ним… не так, как мы с тобой сейчас, по-другому… Теперь он проснулся… Как пятьдесят лет назад, когда девочки пришли убивать детей Арагога и Моссад… Когда на меня подозрения пали… Я захотел их выпустить, спасти, иначе бы убили они их, как пить дать… Не понимают они их! Не понимают! — Воскликнул Хагрид эмоционально, почти завывая. По нему было видно, что он испытывает сильнейшие душевные переживания. Эд оглянулся, чтобы считать реакцию окружающих, но увидел нечто странное, никто не обращал на них внимания, — все разговаривали и пересмеивались, как ни в чём не бывало, Харрис и Диггори о чём-то спорили на повышенных тонах, близнецы, приободряли от чего-то поникшую Джонсон, осторожно похлопывая её по плечам. Эд задумался, говорили ли они вообще? И пришёл к скорому выводу, что, говоря, Хагрид не открывал рта, как и сам Эд, а значит они оба непроизвольно стали использовать легиллименцию. «Вы говорите, что это вы выпустили акромантулов в лес?!» — Подумал Эд, изумлённо, про себя, для подтверждения своей догадки, и она подтвердилась, ибо Хагрид ответил всё также с плотно сжатыми губами, продолжая мычать неизвестную мелодию: «Я… И не жалею об этом ни чуть!» «Но пойдя на это — вы нарушили закон… Если бы не акромантулы, то и те девочки бы в лес не пошли!» «Да понимаю я! Не один волос с головы по этому поводу содрал с себя! Но не мог я поступить по-другому, Арагог мне как друг был! Даже больше, — не было у меня друзей тогда кроме него! Из сверстников половина — расисты голимые, да и я тогда ничем не лучше… Был… Озлобленный, как незнамо что на мир… Одна отрада — паук, случайно доставшийся, — продали мне, ибо сами уход потянуть не смогли, и… испугались они его… то, что говорить научился, как подрос… а я только с ним поговорить и мог… И тут меня в застенок, а его… Ну не мог я по-другому! Не мог!» «Да, я понимаю. Я бы Браги тоже выпустил, пусть он не столь деструктивен для аборигенной флоры и фауны…» — И тут его озарило. Он отвлёкся от своего дела и телепатического разговора по душам с лесничим, поднялся с земли, распрямился, набрал в лёгкие побольше воздуха, засунул под язык два мизинца и долго, и протяжно, засвистел. Пауза. Все взоры устремились на него, все оторвались от своих дел, кроме Хагрида, который всё также продолжал плести навензы. Эд свистнул ещё раз, ещё сильнее, ещё протяжнее. Пауза. И ещё один свист. — Эд, ты чего? — Подошёл к нему недоумевающий Эрик Харрис. — Пернатую кавалерию вызываю. — Ответил О’Коннелл, на вдохе и опять повторил три долгих прерывистых свиста. — Браги. — Браги? — Переспросил Эрик, не поняв. — Ворона своего. — Но ты же сказал, что звать помощь бесполезно… — Диггори был тут, как тут. — Мол, сквозь морок не пробьётся. — Тут по-другому, у нас с ним особая связь, он меня может слышать, хоть под мороком, хоть под чарами, — преверенно-испытанно уже было неоднократно! — Пояснил Эд, полностью уверенный в фамильяре, и повторил зов. — А как он до нас тогда доберётся, если даже услышит? — Интересовался Седрик. — Так же, как он у меня тремя днями ранее на Портсмутский Испытательный Полигон проник. — Даже мы боимся спросить, зачем ты посылал ворона в Портсмутский Испытательный Полигон. — Пошутил Фред Уизли, который стоял рядом вместе с братом, грея уши, и люди вокруг рассмеялись, улыбнулся и Эд, и некоторое время боролся с улыбкой, поскольку свести губы для свиста улыбаясь у него никак не получалось. — Может это правительство таким экзотическим образом от свидетелей избавляется? — Продолжил шутку брата Джордж. — Эд, что ты нам ещё не договариваешь? О’Коннелл попытался засвистеть, но у него получился только лишь считающийся неприличным в высших кругах общества звук. Он затрясся от всеми силами подавляемого смеха и что-то заклекотало у него в горле. — И это что значит? На каком это языке? — Продолжали Уизли его смешить, строя искренние, но до комичности гипертрофированно-заинтересованные выражения на лицах, пока Эд изо всех сил, стараясь их игнорировать, пытался свистеть. — Не, братец, это скорее всего не нам, а ворону! Интересно, что это значит на вороньем? Не знаю, брат, но, чтобы это ни было, — звучит это совершенно явно, не как ворон! Он не сдержался и расхохотался от живота, до истерических слёз в глазах, некоторые люди уже давно бились в истерике от угара. Только Хагрид с сосредоточенным видом плёл навензы и не смеялся. Эд посчитал, что такая эмоциональная разрядка пойдёт людям только на пользу и одобрил действия близнецов, но при этом разозлился от того, что они мешали ему сосредоточиться и, как отсмеялся, рявкнул на них: — Слышь, бакланы, а ну перестали меня смешить! А не то я вас обоих на этом холме прирою, остальных — обливиэйтну и спишу всё на боевые потери! — Он пытался сделать свой голос предельно серьёзным и угрожающим, но шутки Уизли слишком сильно его рассмешили и угрозы вышли неубедительными, и восприняты были адресантами в шутку. — То есть у нас есть выбор между Н.Ё.Х. за щитами и ирландским заградотрядом? — Указал большим Пальцем Фред Уизли себе за спину. — Не знаю, как ты, братишка, а я выберу Н.Ё.Х! Согласен с тобой полностью. — Вам, чё, совсем что ли инстинкт самосохранения отшибло, я не пойму?! Ща вшибу обратно! — Двинулся на них Эд, набычившись, Анджелина Джонсон пришла ему на подмогу. — Я одного на себя приму! — Те попятились, примирительно выставляя перед собой руки. — Вы понимаете, что вы мешаете ему нас всех отсюда вытащить сейчас, вы нормальные вообще! Нет? Хотя, чё я спрашиваю… К удивлению, всех, в первую очередь Эдварда, демонстрируя свои недурственные вокальные данные, Фред запел импровизацию на показавшуюся неизвестной Эдварду песню:Джели-Дежели, мы не со зла, не на зло,
Разрядить обстановку хотели лишь мы!
Теперь же, — всё, шиш! Мы молчим! Не казни!
И не бей, мы с любовью вернулись к теб-е-е-е!
По последней строчке О’Коннелл определил, что перепевка являлась чем-то отдалённо похожим на «Из России с любовью», о чём он спросил, пока Джонсон стояла опешенная, с нечитаемым выражением на лице. — Это «Из России с любовью» что ли? — Те ретиво закивали. — У вас точно с головой не всё в порядке… — Выдавила из себя, оконфуженно Анджелина, качая головой. — Вам лечиться надо, долго и тщательно, желательно стационарно в Мунго, да и то не факт, что поможет! — Ладно, — махнул Эд рукой на Уизли, передумав их не бить, — считайте, что Выкуп головы себе придумали, прикольно получилось. — Изрёк он и засвистел, и свистел так минут десять, пока губы и язык у него не заболели, с каждым разом свист у него выходил всё хуже, и если в начале глаза учеников были наполнены надеждой, что шансы их на спасение могут значительно увеличится, то примерно через пять минут, они смотрели на непрерывно свистящего Эдварда с глубоким разочарованием. — Да, чтоб тебя, скотина пернатая! — Выругался Эд, когда уже не мог больше свистеть. — Может не слышит… — Предположил Эрик. Всё это время углями, уже начавшими превращаться в пепел, занимался Диггори. — Он так ко мне с пятнадцати километров прилетал! — Отвечал Эд, утирая пот со лба, по его виду можно было понять, что он сам был сильно разочарован. — Говно пернатое! Улетел куда-то… — Иного объяснения он найти не мог. Эд сам не понял, как оказался в положении сидя, его ноги подогнулись сами собой, и если бы под ним не оказалось бревна, на которое он сел, то он непременно распластался бы на земле. В глазах потемнело, заплясали два жёлтых огонька, словно светлячки в ночи. «Опять-двадцать пять…» — Подумал Эд, сожмурив веки, начав вытирать из глаз наваждение, мобилизуя уже сам не зная, который по счёту резерв на борьбу с захватчиком собственной головы. — Товарищи, следите за мной — эта сволочь мне опять в мозги лезет. — Предупредил он компанию. — И я, кажется, понял, как она это делает… Это не псионика, вернее, не только лишь она… Тут что-то в воздухе, какие-то миазмы, которые катализируют одни эмоции, и супрессируют другие, — делают негативные сильнее, а положительные, — наоборот. Оно очень умело этим пользуется. Вот сейчас я разочаровался в своём клювастом спутнике, и оно на этом чувстве играет, словно на струне. После щитов я словил откат, — упадок сил, в том числе — эмоциональных, оно на этом упадке, как на плечах убегающей после поражения средневековой армии в мою башню, словно в замок ворвалось! Вот, что я ещё понял… Я знаю, что это за хреновина, думаю, многие из вас тоже её знают, по крайней мере слышали о ней наверняка, но назвать её здесь и сейчас не смогу даже при всё желании, как и все здесь присутствующие… — Во время речи Эдварда люди слушали его крайне волнительно, ибо Эд выглядел практически также, как когда был подчинён духом леса, но облегчённо выдыхали, видя, что он владеет собой и не теряет контроль, пусть и выглядит так, словно несёт на себе не по силам тяжёлый груз. Новости же им мало чего дали, они по-прежнему были отрезаны от мира, по-прежнему не знали, хватились ли их, как скоро их вызволят, и смогут вызволить ли вообще, учитывая в чью чудовищную метафизическую хватку они попали. — Да, Хагрид? — Обратился Эд к полувеликану, тот перестал напевать и кивнул головой: — Верно вы говорите. Я тоже это понял, когда сейчас с вами общался. — Просветите? Чтобы время урока зря не терять. — Погодите-погодите-погодите! — Запротестовала подруга Гамп. — Почему же тогда тебя одного тут гасит, а на всех это никак не отражается? — Это логично, Миранда. — Ответил за Эдварда Седрик. — Это потому, что за угрозу та ерундовина воспринимает только Эдварда, все остальные ей не угроза — бьюсь об заклад. — И ещё щиты, не забывай! — Дополнил за ним Эрик. — Оно небось почти всю силу свою тратит сквозь них пробиваясь и потому может только Эдварда душить, да и то кое-как, иначе бы мы все тут гадали над тем, как из букв «Ж», «О», «П» и «А» получить слово вечность… Уизли рассмеялись вслух от шутки Харриса, некоторые другие тоже подхватили смех, усмехнулся и О’Коннелл, массируя виски указательными и средними пальцами. — Хагрид… — Вновь обратился он к лесничему, полувеликан понял его с полуслова, но не смог ответить, ибо был слишком занят и сосредоточен на последнем и завершающем этапе плетения, о чём пояснил обрывисто: — Не могу говорить… Правильно нужно сделать… Слишком важно… И Эд решил его не тревожить, а рассказать самостоятельно о том, что знал, пусть он и не был уверен, что информация, которой он владел, не была искажена противником. — Короче, — это дух местный, элементаль своего рода. Во время Зарождения магии, когда в наш мир ворвались силы, изначально ему не принадлежавшие, произошло разделение на созданий волшебных и нет… — Это спорная трактовка! — Напомнила о себе Алекса Грейсон, и о своей любви вставить кнат в любой разговор. — Б-л-я-я-я-т-ь… — Протянул Харрис громко, почти криком, прогнувшись спиной назад, воздев взгляд к небесам. — Алекса, замолчи, прошу тебя сердечно! — Не сдержался он и выпалил то, что довольно давно копилось у него на душе. — Я поражён выдержкой Эдварда, на его месте, я бы с тобой что-нибудь сделал уже! Эллис, ты опись сделала?! Дай ей что-нибудь из аптечки, пусть в себя придёт. В чём она, трактовка, спорная, если она, блин, официальная, как факт, что земля круглая?! Если нечего сказать по делу, то захлопни, бля, варежку, por favor! — Та стушевалась с первого же слова и вздрагивала от каждого последующего, от всего пережитого у неё не было больше эмоциональных сил, чтобы стоять на своём. Многие рассудили, что Эрик был, пожалуй, излишне жёсток в словах, но излагал то, о чём думали многие, и многие были с ним согласны. Эд улыбнулся, с большой благодарностью и облегчением посмотрел на Эрика, высказавшего именно то, о чём он сам думал уже давно, и сказал: — Спасибо, товарищ… А мы тем временем продолжим наш краткий экскурс в историю. Седрик, что там с углями? — Вставил он вопрос по ходу дела. — Минут пять ещё. — Отлично, время есть. Так… — Почесал он подбородок. — На чём я остановился? — На Зарождении магии. — Пришла Эллис ему на выручку, перебирая склянки, читая названия на них и записывая их в блокнот. — Точно. Короче, когда появилась магия, — появились и магические твари. Иначе объяснить факт того, что далее, чем тридцать-двадцать пять тысяч лет до нашей эры их останки не находят, — современная наука не в состоянии. Но появились тогда не только существа, имеющие материальные тела, но и создания таковыми не обладающие, призраки, полтергейсты, элементали, они же стихиали, — репрезентация сил природы в эфире, — именно с эти делом мы имеем дело сейчас. Логично предположить, что раз мы находимся в лесу, то на нас напал дух леса. Проблема в том, — который? Я знаю минимум десять разновидностей лесных стихиалей, встречающихся в Европе, но не могу вспомнить сейчас ни одного из них, равно, как и методов борьбы с ними… — Нельзя бороться… М-м-м… — Завершая навенз, Эдварду чем-то отдалённо напомнивший Исландский гальдрастав, Хагрид начал впадать в состояние транса, речь его перемежилась с ритуальными горловыми песнопениями. — Нельзя драться… Э-э-н-н-а-э… Нельзя победить… А-а-а-н-э-а-й… Договориться-а-а-а-н-а-э-э-э-р-н-о-а-а-а-е-м-о-о-о-ж-н-о-о-о! — Последнее произнесённые им слова Эдвард едва-едва разобрал и вместе с тем глаза полувеликана закатились, сверкнули изумрудно-зелёным светом, тот же свет заизлучало спиральное, внутрь себя уходящее плетенье, пронизанное узелками, вспыхнуло и потухло, совсем как руны, создаваемые Эдвардом. — Ох, это чувство ни с чем не сравнить… — Утёр пот со лба полувеликан, вставая с земли. То же самое Эд мог бы сказать и о рунах. — Сделал одну всего лишь. На большее тут живой коры не набралося… но стоящая работа, сейчас, вот, установлю его только… — В развалку, на явно затёкших ногах, лесничий побрёл к тому месту, где Эд разместил руну Альгиз, на время он замер, разглядывая ярко алый знак с тускло брезжащими белым светом прожилками на земле, покачал головой, кусая ус. — Не добрые это силы, ох не добрые, что кровь в оплату требуют… — Произнёс он едва слышно. — Не гоже к ним обращаться в столь юные лета… — Бубнил он себе под нос, сев на колени, уважительно пригнувшись к земле, стал выкапывать руками относительно него небольшую по своим размерам ямку, куда, всем совершенно точно стало ясно, он собрался «похоронить» навенз. — Уж не знаю, чем мы тебя прогневили, не со злом пришли, не по злу живём. Отпусти ты нас в путь до дома, да обиды на нас не держи! — Напел без особой рифмы Хагрид мотив, который мычал, плетя оберег, и на том засыпал его землёй. — И, типа, что должно произойти? — Скептически поинтересовалась Миранда Кэрроу, когда из земли рядом с руной забил и заструился зелёный свет, ведя себя подобно воде, он стал растекаться у ног учеников, некоторые стали отшатываться, остальные оглядывались по сторонам, в предвкушении узреть изменения, как в случае с рунами, они ожидали, что округа изменится, результат превзошёл все ожидания. Стоило свету дойти до барьера, остановившись там же, как на месте, где был «похоронен» навенз, заколосилась трава, взявшаяся из ниоткуда, произрастая из бедного суглинка, словно из семян, которых тут никто не сеял, она стала плотным ковром по экспоненте заполонять собой весь холм, сантиметр за сантиметром, доходя до щитов, становясь гуще и сочнее, словно росла на самом лучшем чернозёме. По стволам деревьев и по ледниковому валуну поползли виноградные лозы, на которых стали расти и наливаться гроздья винограда, среди трав тут и там можно было увидеть кустики земляники. «В-а-а-а-у-у-у!» — Раздалось одновременное разноголосое восклицание. Вид места переменился кардинальным образом в самую лучшую сторону. Как минимум половина враждебности и негостеприимности улетучилась из воздуха с привнесением приятной глазу зелени в пейзаж. — Хагрид… — Произнесла Стокворт с придыханием. — Это так красиво… От этих слов Эдварда непроизвольно обуяла обида. Обиделся он на то, что не получил схожего признания, и никаких добрых слов за начертание рун, развеявших туман, только испуг и последующее, пусть и шуточное, клеймление его безумцем от человека, в котором он признал друга, за торжественное ликование, за, можно сказать, одержанную победу над врагом. «Ага, конечно, защитит вас земляничка и виноградик!» — С чёрной злобой думал Эд, исподлобья смотря на студентов, кинувшихся собирать дары волшебной природы и тут же есть их. «Кушай-кушайте… Не обляпайтесь…» — Его губы изогнулись дугой вниз, рот переполнился слюной, нестерпимо захотелось сплюнуть, что он и сделал, встав с ветки, подойдя к печи и плюнув на угли, слюна зашипела и в момент испарилась. — Эд, всё хорошо? — Настороженно спросил Седрик, занятый тем же, чем О’Коннелл временем ранее. — Заебись. Лучше не бывает. — Процедил он сквозь зубы, и решил отвлечь себя делом. — Когда будет готово? — Скоро, минуты две-три ещё. — Поглядывая то на печь, то на Эдварда, ответил Диггори. — Окей, дашь знать. — Сказал он и пошёл широкими шагами к северному щиту, подальше ото всех. — Дам. — Подтвердил он, волнительно смотря ему вслед. Эд встал перед самым барьером, так близко, что почти касался его носом. Он смотрел в даль, где уже опять начал клубиться туман, готовый начать движение стройными рядами со всех четырёх направлений в чётко скоординированной атаке. Эд сопел и пыхтел, крылья носа вздымались и опускались, кожа морщилась и разглаживалась. «Ты думаешь, я не знаю, чего ты добиваешься?» — Подумал он, пытаясь выйти на контакт с Существом, подобно тому разу, когда он обнаружил его псионическим щупом, никого и ничего не находя в том месте, где он обнаружил его в первый раз, равно, как не чувствуя чьего бы то ни было присутствия в округе, кроме студентов и лесничего, звери и даже насекомые куда-то пропали. Но он знал, что это нечто находится где-то рядом, поблизости, оно затаилось и ждёт подходящего момента. «Расшатать моё эмоциональное состояние. Заставить действовать иррационально. Принимать неправильные решения. Ошибаться. Я бы на твоём месте делал точно также. Меня учили этому, я знаю эти методы, но знаю я ещё и то, как от них защищаться. И не только это…» — На его слова ответа не поступало, потому Эд продолжал. «Ты пыталось вогнать меня в депрессию, — у тебя удалось, получилось даже взять ненадолго под контроль. Очко за тобой. Потом была попытка разочаровать меня в самом верном друге, но я тебя просчитал и сдержался. Очко за мной. Но теперь, пытаясь меня разозлить, ты допустило ошибку. Охрененную ошибку, скажу я тебе! С утра я был в прекрасном настроении, находился под положительным впечатлением от нового места, новых знакомств, новых открывшихся мне знаний… ничто не предвещало беды, и вот те нах! И смех, и страх!» — Он качнул головой из стороны в сторону, громко хрустнув шеей. «Ты меня реально напугало. До усрачки, адреналин хлещет из пор, как из лейки! На это я не в обиде. А вот то, что ты мне в душу пытаешься залезть, разуверить в людях, в самом себе, — это шаг за грань, Рубикон, — и это меня реально злит. Ты даже представить не можешь, как я сейчас зол! Но я умею бороться со своим гневом, — этому меня учили. Меня много чему учили, а кое-чему учился я сам… Факультативно… Не знаю, как долго ты живёшь, наверное, уже довольно давно… Но, насколько я могу вспомнить, подобные тебе большую часть времени проводят в гибернации. Спячке. Ты спишь долго. Просыпаешься редко. А мир тем временем меняется… совершенствуется… в первую очередь в способах уничтожения себе подобных. Не знаю, знаешь ли ты, что такое заклинание Адского пламени? Как выделяется кислород или водород из воздуха, и как прекрасно он детонирует, запуская цепную реакцию? Как вода в воздухе и почве по заклинанию превращается в яд? Как по области бьют молнии, не переставая целыми сутками, и как потом после этого выглядит та местность? Даже я много этого не знаю и никогда ещё не видел вживую. Но зато знаю то, что на кое-что из этого я-таки способен. До этого момента я оборонялся. Отстаивал позиции и не атаковал, ибо определил, что силовым паритетом тут не пахнет даже близко. Всю свою осознанную жизнь я только и делал, что тренировался, укреплял тело, разум и дух, готовился к цели, готовился к борьбе для её достижения, и не смотря на это, я даже на одну десятую не так силён, как ты, что прекрасно чувствую, но, вот в чём прикол…» — Эд заулыбался половиной рта, задорно сверкая взглядом, той самой улыбкой, которую Вероника Гамп признала маниакальной. «Я понятия не имею, насколько на самом деле я силён, сколь сильную магию я способен сквозь себя пропустить, и мне ещё не доводилось узнать на практике, на какие разрушения я способен! И ты, чем бы ты там ни было, только что разбудило во мне желание попробовать это выяснить!» И тут, щиты, вдруг, на половину секунды, отразили облик О’Коннелла, чего быть не могло априори, — они пропускали свет на все сто процентов, он знал это наверняка, но тем не менее его лицо отразилось в них на миг, задорно приободряюще улыбнувшись. Это произошло совсем так, как это было минувшим летом, когда через день после проваленного собеседования, он умывался в ванной на втором этаже у себя дома. И снова ему показалось, что лицо было его, но как бы и не совсем… и на этот раз он понял, кому оно принадлежало. Понял, и счастливо, и радостно заулыбался во весь рот от этого понимания. Его отец был с ним, остался не только на страницах дневника и несколькими уцелевшими костями в саркофаге, но и каким-то неподвластным мыслям Эдварда способом, он смог оставить собственный отпечаток на теле реальности, некое подобие призрака, только вот приведениями, духами, привязанными к телу реальности нереализованными делами и стремлениями, — никогда не становятся добровольно, а судя по тому, как улыбался ему образ отца, — он сделал это сам, осознанно. И Эд ликовал, сам не понимая, чему тут было радоваться. Вместе с тем задул ветер, бездействовавший до этого, не порыв, не шквал, но лёгонький ветерок прошелестел сдутыми с холма иглами хвойного опада у ног Эдварда. Шелест этот сложился в голове О’Коннелла в отчётливое слово: «Попробуй…»