Справочник по уходу за цветками тьмы

— С возвращением! На омраченном усталостью лице Дазая промелькнула тень улыбки. — Привет, Тигренок, — ответил он. Ацуши знал — старшим детективам сейчас приходится нелегко. Их долг — не жалея себя распутать клубок преступлений, отыскать невидимку, морочащего голову полиции, и выйти из опасной борьбы победителями. Справедливость всегда права, свет сильнее тьмы, однако цена такой гармонии... Ацуши не хотел себе признаваться, но с недавних пор в его глазах цена возросла непомерно. Дазай доковылял до футона и рухнул на него не раздеваясь. Через минуту он уже дремал, измученный тяжелым днем. Ацуши осторожно опустился рядом. На душе у него тяжелел валун беспокойства. Он мягко прикоснулся к Дазаю, жалея, что не обладает способностью даровать истощенному организму силы. Дазай повел плечом и невнятно промурлыкал сквозь дрему. — Может, ты все-таки поужинаешь? — помолчав, негромко спросил Ацуши. — А я приготовлю тебе ванну. Рука Дазая нащупала и сжала его собственную. Ацуши вздохнул и переплел пальцы. — Я приготовил говядину и рисовую запеканку, — добавил он, уговаривая. Дазай заинтересованно приоткрыл один глаз. Ацуши не смог сдержать улыбку — Осаму напоминал домашнего лиса, падкого на угощения. Чутким звериным носом он чуял — с кухни действительно пахло вкусным мясом, свежим рисом и зеленым чаем. После тяжелого дня ароматы еды казались невероятно соблазнительными и дурманили голову. Дазай потянул Ацуши за руку. Накаджима послушно наклонился, прилег рядом и мягко прижался. Уличная одежда пропиталась горьким, тяжелым дымом гнилой воды и запахом плесени, а волосы испачкались в пыли и каменной крошке — но Ацуши все равно глубоко зарылся носом в темные спутанные пряди, жадно наслаждаясь желанной близостью. — Я был бы не против отведать гарнир из Ацуши-куна, — услышал он над ухом. — Если у тебя остались силы на шутки, думаю, останутся и на то, чтобы переодеться и вычесать из волос эту гадость, — Ацуши поцеловал Дазая в макушку и сдул с губ прилипшую крупицу чего-то, очень напоминающего бетонную штукатурку. — И где ты только так вымазался?.. Дазай перевернулся на спину, удобно улегся у Ацуши под боком и принялся объяснять: — Ныряю я, значит, в канализационную трубу, а Куникида-кун кричит, будто его режут, и швыряет в меня...

***

Часы уже давно пробили полночь. Дазай — чисто вымытый, пахнущий шампунем и хвойным мылом — дремал у Ацуши на коленях. Он лениво вспоминал чудный вкус риса и говядины; напряженная слежка за тенью, лабиринт вонючих канализационных труб, злость и усталость казались ему невероятно далекими, бледными отголосками какой-то совершенно другой жизни. Ацуши гладил его по волосам и с наслаждением нырял пальцами в мягкие локоны. Уютные моменты, подобные этому, отзывались в сердце сладким медово-молочным привкусом и грели даже тогда, когда все остальные огни угасали. — Осаму, давай спать. Тебе нужно отдохнуть и выспаться, — произнес Ацуши, убирая со лба Дазая непослушную прядь. Дазай прикоснулся теплом, переплел пальцы и нежно поцеловал тыльную сторону его ладони. — Еще пять минут, Тигренок, — попросил он. И превосходно знал, что Ацуши не откажет.