Вкус диких ягод

Прикрытые глаза, обрамленные темными густыми ресницами, подрагивали во сне, тело ворочилось, меняя одну позу на другую. Это короткое сновидение было тревожным настолько, что искаженное в ужасе лицо вспотело. Губы остались приоткрыты в немом крике, очень больно.       

— Все из-за тебя, Мирабель, как ты можешь делать зло своей семье, — бабушка схватила внучку за лицо и изобразила притворную боль в блестящих от неискренних слез глазах. Вдох, и еще один. Внутри не осталось сил кричать, проснуться. Вычеркнуть это обращение навсегда из памяти, и ненависть в глазах той, что с такой поддержкой смотрела на нее, когда Мирабель впервые в жизни дотронулась до позолоченной ручки. — Мирабель, проснись, — сквозь сон кожа ощутила чьи-то горячие, аккуратные прикосновения, — Мирабель! — Хватит меня ненавидеть! — пронзительный крик стрелой улетел за пределы комнаты. — Мирабель, тише, это я, — голос был ближе, кажется, у самого уха, шепча так успокаивающе. — Бруно? — слезы катились, тонкими струйками, собираясь на скругленном подбородке. Девушка открыла глаза и тихо всхлипнула, черты дяди были расплывчивы, казалось, что она все еще спит. — Все хорошо, — худая щетинистая щека легла на мягкие волосы, — Это просто сон, просыпайся. — Дядя, — холодные ладони потянулись к мужчине, пытаясь нащупать его острые скулы, потрогать запутанные пряди волнистых волос, очертить кончиками пальцев грустно опущенные брови, — Мне плохо. Провидец взял ее руки и прижал к сухим, потрескавшимся губам. Он так волнуется за нее, каждый раз, когда видит эти влажные дорожки на лице племянницы, этот взгляд полный обиды и боли за прошлые годы осуждения и не очень хорошо скрытой ненависти со строны близких. Бруно с грустью осознавал, что видел в ней себя. — Не уходи, — губы расплылись гримасой боли, Мирабель с силой зажмурила глаза. Ей не хотелось плакать при любимом дяде, не хотелось расстраивать его своими внутренними переживаниями. — Я никуда не уйду, — кровать предсмертным скрипом прогнулась под еще одним телом. Бруно неуклюже опустился головой на подушку рядом с Мирабель, вызывая у нее смешок через всхлипы, — Я всегда буду с тобой, если ты этого захочешь. — Хочу, — худые пальцы бережно стерли влагу с лица, а внутри защемляло от вида Мирабель, — Хочу, чтобы ты всегда был со мной, ведь… — Что? — мужчина приподнял брови и грустно улыбнулся, подавая очки племяннице, которая практически не видела своего дядю без них. — Ведь… Ты – единственный, кто меня понимает, — голос дрогнул как только Мирабель ясно увидела лежащего в нескольких сантиметрах от нее Бруно, — Ты мне дорог. — О, Мирабель, — грустная улыбка все так же оставалась на усталом лице, но взгляд выражал нечто большее, чем мог сказать провидец, — Тогда, на озере, я не сказал, о чем думал. Такой поворот разговора на мгновение заставил Мадригаль замереть, мужчина аккуратно взял женский подбородок, погладил большим пальцем. Серьезный, проницательный взгляд бродил по лицу племянницы, улавливая ее реакцию на эти действия. Он вслушивался в сбитое дыхание, наблюдал за постепенно краснеющим лицом. Хотелось приблизиться к Мирабель так, чтобы между их лицами почти не было свободного пространства, посмотреть, что она будет делать. Но Бруно себя останавливал, давал внутреннюю пощечину. Как можно испытывать ее столь невинные чувства? — Скажи, — Мирабель больше не собиралась отговаривать дядю, пусть расскажет. И ей есть, что поведать в ответ. За дверью кто-то прошел, тихо, будто стараясь быть не услышанным. Бруно с опаской приложил палец к губам, показывая Мирабель, что нужно быть тише. — Нас подслушивают? — девушка встала с кровати и на носочках подошла к двери, потянула за ручку и открыла ее. Было пусто, и тихо. Видимо показалось. — Никого нет, — Бруно недоверчиво посмотрел за спину племянницы, — Я все осмотрела. — Ну ладно, — мужчина ссутулился, он точно уверен, что кто-то стоял за дверью, подслушивал, а может, это просто из-за волнения ему все мерещится? — Я тогда думал, — тревожным шепотом начал дядя, не сводя глаз с настолько же тревожно-взволнованной Мирабель, — Думал о тебе, о том… Что все время, никого настолько близкого со мной рядом не было, лишь появилась ты, как я почувствовал то родное тепло, которое не ощущал никогда, даже от родной матери. Мирабель молчала, не решаясь прервать его, с замиранием сердца ожидая свой черед говорить. — Изначально, я думал, что моя любовь родственная, несколько отеческая, — Бруно остановился и посмотрел на свои трясущиеся пальцы, — Но, со временем, я стал ощущать нечто другое, что-то большее, чем обычная любовь дяди к своей племяннице, Мирабель. — Подожди, — внутри все сжало и скрутило в толстый узел, эти слова говорили сами за себя, даже без прямого пояснения все понятно. И от этого внутри было до боли приятно и противно. Мирабель обхватила лицо дяди руками, его глаза выражали безмерную вину, а ее восхищенно блестели, хотя ей было не меньше противно от себя. Она плавно поддалась вперед, не убирая рук с его щек. Бруно ощутил на своих губах чужие, влажные, мягкие и горячие. Мирабель неумело и коротко прошлась языком по нижней губе дяди, он тихо выдохнул ее имя и прижался всем телом к ее, дрожащему, такому податливому. Бруно не хотел торопить события, начинать глубокий поцелуй, наслаждаясь этим невинным ощущением и прикосновениями через одежду, хотя Мирабель так не думала. Она аккуратно прикусила мокрую, мужскую губу, оттянула, заставляя дядю немного приоткрыть рот, ее язык неуверенно проник внутрь. Было горячо, так непривычно, что внутри, где-то ниже живота, стало неимоверно приятно тянуть. Его пальцы сжали черные волосы на женской макушке, оттягивая ее голову слегка назад. Шея, такая гладкая, и нетронутая никем кожа, лишь россыпь нескольких родинок в разных местах. — Н-нет, — Бруно расслабил хватку и тяжело дыша отстранился, — Я не должен этого делать. — Мне все равно, я не хочу страдать, и ты этого не хочешь, — тон был уверенным и она больше не сомневалась, — Я не смогу без тебя.