Великая иллюзия

― Теперь моя очередь? Они лежали на ворохе одеял, все еще тяжело дыша, но пот уже начал подсыхать. И да, то хайку на стене не врало, сначала было больно. ― Бросьте, Куротсучи, зачем это вам? ― Хочу попробовать. ― А я не хочу. Спите. ― Но как же? Мы же?.. ― Бросьте, вы не вчера родились, и вообще, мне завтра рано вставать, ― Айзен устроился лбом на сгибе локтя и через пять минут уже спал. Маюри вертелся. В заднице щипало, мышцы ныли от непривычных движений, но хуже всего – было до слез обидно, что ему не дали побыть сверху. И что не получилось с серной кислотой. Попробовать что ли, пока Айзен спит? Да ну его нафиг. Розовое масло, тоже выдумал. Задница должна пахнуть задницей, а не розовым маслом. Отчаявшись уснуть, он встал и начал одеваться. Хакама еще не высохли, надевать мокрые не хотелось. А что, если? Ага ― комфорт для многострадальной задницы, и одновременно мелкая месть Айзену, который лишил его стольких радостей. Надеть его хакама! В них было так тепло и мягко в темный предрассветный час. На всякий случай Маюри накрутил собственные на голову, прикрыв лицо – а вдруг кто увидит, пойдут сплетни, придется объясняться перед капитаном. Он шел к дальнему полигону на второе, не менее интересное свидание. *** Адская бабочка приземлилась на кончик носа и нетерпеливо перебрала лапками, Соуске чихнул, протер глаза и нашарил очки. ― Что? Тревога первого класса, сбор капитанов? ― в окна лился тусклый утренний свет, птицы безуспешно пытались переорать друг друга. ― Разъяренный менос крушит шестьдесят пятый квартал Руконгая? В одиночку? И чтобы справиться с ОДНИМ меносом, они зовут ВСЕХ капитанов? Что-то тут не так. Шестьдесят пятый квартал. Дальний полигон. Маюри. Ну надо же, ― он запустил пальцы в волосы и улыбнулся. ― Кажется, у него все-таки что-то получилось. Остатки сна разлетелись брызгами воды из рукомойника, Соуске накинул кимоно и не глядя потянулся за хакама. Но не тут-то было. Искомого предмета на месте не оказалось. Маюри. Вчера его штаны намокли… прозрение пришло вместе с болью в пальце – адские бабочки, оказывается, умеют кусаться, особенно, если шинигами садятся вместо того, чтобы вскакивать и бежать. «Как он посмел»? ― Смешно. «Как он посмел» и Маюри принадлежали к разным вселенным. Он не утруждал себя условностями, и это в этом было что-то до отвращения правильное. ― И что мы теперь будем делать, насекомое? Да знаю я ― тревога, общий сбор, срочно. Видишь, у меня нет штанов? А с другой стороны ― ну и что? Зачем мужчине штаны, когда у него есть занпакто? Кудакеро, Кьёка Суйгецу. Можно прикрыть срам иллюзией, и это в чем-то даже лучше, потому что иллюзией нельзя зацепиться за гвоздь, ― Соуске усмехнулся, бросил на подоконник несколько монет и прямо с порога ушел в шунпо. Меноса было видно издалека. Нет, со вчерашнего дня он не вырос, но уровень и рисунок реяцу были качественно иными. – Мне бы так. - Капитаны, все с банкаями, держались на почтительном расстоянии, еще дальше спешно окапывались черные цепи шинигами. Айзен незаметно встал в круг и стал наблюдать за боем. Вон банкай Комамуры машет мечом где-то на уровне меносовых колен, ленивый пинок ― и капитана седьмого спасает только щит Урахары. Вон Кеораку пытается подобраться сзади, менос лягается, и полубессознательный Шунсуй летит со скоростью пушечного ядра. Его ловит банкай Уноханы. Вот только ситуация в целом все больше напоминала медведя в стае щенков. Капитаны сильнее всех в готее, но в данном случае – я тоже так хочу! – их силы просто не хватает. Пора начинать думать. Для мастера иллюзий каждый бой превращается из тактического поединка сил в стратегическую задачу, и соображать надо быстро и качественно. Сейчас лучший вариант – навалиться кучей, предварительно напугав, дезориентировав и направив атаки противника на ложные цели. Поехали. Адская бабочка еще здесь? Отлично. Послать сообщение цепочке капитанов – ничему не удивляться, до сигнала держать персональную оборону, атаковать всем одновременно, когда черный балахон побелеет. Дальше ― просто, без изысков, не до артистизма. Иллюзорно увеличить капитанов вместе с банкаями до размера меноса, сдвинуть по отношению к оригиналам и перемешать, чтобы случайно кого-нибудь не задел. Теперь поменять цвет балахона… а силы кончились. Еще чуть-чуть. Пошла реяцу, вся, без остатка, и капитаны одновременно бросаются на меноса в платьице в белый горошек. Тот вспыхивает, бешеная реяцу рассеивается залпом салюта, сверху летят горящие тряпки, а гобантай-тайчо еще сколько-то стоит, покачиваясь, без штанов перед половиной готей 13… …братьями по оружию, которые начинают тихо умирать от смеха в своих неглубоких траншеях, на глазах старых и новых коллег и подчиненных, и глаза эти становятся совсем круглыми. Урахара фыркает и жмет плечами, Йоруичи отворачиваются, соотайчо щурится и поднимает бровь. Еще не хватало разноса за аморальное поведение… …потом без сил опускается в колючие заросли бурьяна. Вокруг гремит дикий хохот. Его приподнимают, у губ оказывается горлышко бутылки, пахнет сакэ. ― Шунсуй, ― в горле пересохло, глаза открывает пусть кто-нибудь другой. На него набросили что-то мягкое. ― Спасибо. Ты знаешь, что случилось? Над головой раздается хихиканье, и хочется провалиться сквозь землю. ― Куротсучи из твоего бывшего отряда где-то раздобыл меноса, привязал к гинекологическому креслу, да и въехал ему в задницу банкаем. Смотри-ка ты, оказывается, у него есть банкай. Говорить сил нет, глаза не открываются, но Соуске разбирает смех, и его слабое хихиканье вливается в хохот Готея. Ирония ситуации добавляет веселья. ― Он жив? ― А что ему сделается? Менос драпал от его банкая, аж пятки сверкали. ― И что ему теперь будет? ― Меносу? ― Куротсучи. ― Служебное расследование, естественно. Спи. Ретсу-у! ― Соуске попытался зажать уши. ― Гони сюда свой летучий матрас! Не видишь, человеку плохо?! «Служебное расследование. Плохо. Очень плохо». *** Был ясный, необыкновенно тихий безветренный вечер, воздух казался стеклянным. Урахара лежал на крыше, подперев руками голову, глядя, как солнце плавится на скале Соукьеку, заливая небо жидким огнем. ― Загораешь? ― Айзен невозмутимо уселся рядом. ― А что еще делать? Меня отстранили до конца расследования. ― Дурак ты. Зачем признался, что Куротсучи действовал по твоему приказу? ― Соуске, тебе не кажется, что для такой честной физиономии ты чересчур циничен? Или наоборот. Иногда я пытаюсь понять тебя. ― А вот это зря, ― Соуске прищурился на закат. ― Мастер иллюзий прячется под масками, у него дома все стены в масках, он смотрится в них вместо зеркал. И никогда не выходит без пары-тройки запасных. Поди поймай черную кошку в темной комнате, если ее там нет. ― А еще он не помнит форму собственного носа, ― Киске фыркнул и перевернулся на спину. ― Глупо полагаться на одни иллюзии. Когда-нибудь тебе понадобится что-нибудь посущественнее. ― Может, и так, ― тихо прошелестело рядом. ― Но нам все-таки удалось заглянуть под маску… после того боя с меносом. Айзен пожал плечами: ― Ну, если это было лицо… ― и улыбнулся. ― Забудут. Или запомнят, что я силен и человечен. Это, пожалуй, даже к лучшему . Как идет расследование? ― Дело передали в совет Сорока Шести, там запросили документацию на хоугьеку. Йоруичи-сан сказала - его сочли чрезвычайно опасным изобретением, меня пытаются обвинить в государственной измене. ― Сборище идиотов. Если не вынут голову из своей коллективной задницы, когда-нибудь плохо кончат. Это же… Кстати, ты его доделал? ― Ага, ― Урахара разглядывал свои пальцы. ― Доделал, прогнал базовые тесты, потом попытался разбить молотком. Они правы, эта штука действительно опасна. ― Ну и что? Мы – военная организация, твой институт ― ее часть. Почему тебе нельзя делать оружие? ― Понимаешь, все дело в степени. Хоугьеку может стать слишком сильным оружием. Это как если бы кто-нибудь изобрел порох в каменном веке. Он дает слишком большое преимущество, баланс сил будет нарушен. Можно уничтожить Общество Душ или засадить Уэко Мундо садами и заставить меносов маршировать с лейками. Совет пытается сохранить существующий порядок вещей, в этом его главная задача, а с Хоугьеку можно изменить мир. ― Смешно: ты всегда пытался изменить мир, и все-таки сделал свою бомбу, а теперь боишься ее использовать. ― Слишком опасно. ― Но как заманчиво. Ты, разумеется, не скажешь, где он? ― Урахара ухмыльнулся из-под полосатой шапки, подарка Куротсучи. ― Так я и думал. И что они собираются с тобой сделать? ― Кто знает? Клан Шихоуин пытается добиться мягкого приговора, но остальные слишком напуганы. Может, мне светит Сокьеку, ― он грустно усмехнулся. ― И ты просто сидишь и ждешь? ― Айзен сел, скрестив ноги, его взгляд стал очень серьезным. ― Ага. Революции ― не мой конек, сэппуку в сложившихся обстоятельствах будет несколько неуместным, бежать мне не дадут. ― А как же я? Я все еще должен спасти тебе жизнь. Думаешь, у меня есть шанс до того, как тебя казнят? ― А ты попробуй. *** ― Йоруичи-сан, к вам Айзен-тайчо. ― Он сказал, зачем? ― Что-то о помощи общим друзьям. ― Пусть войдет. Пара светильников, казалось, делали малую гостиную еще темнее; ширмы с узором бамбука казались ожившими духами, подкрадывались, теснили, не давали вздохнуть. Тусклые блики превращали пиалы для сакэ в маленьких ночных зверьков с горящими глазами. ― Йоруичи-сан, ― легкий поклон. ― Добрый вечер. ― Айзен-тайчо, ― она пододвинула ему чашку. ― Вы думаете, это лучшее, что мы можем сделать? ― Киске, наверное, уже спит. А утром его заберут в Башню Раскаяния, ― Йоруичи опрокинула чашку. ― Наш человек в Совете пришел полчаса назад. Сказал, все уже решено. Они бы забрали его сегодня, но уже поздно, и потом, какая разница? Приговор есть, человека нет, ― шепотом. ― Уже почти нет. ― И вы считаете, что долг и лояльность требуют от вас сидеть в темноте и лить пьяные слезы? ― Зачем вы пришли, Айзен-тайчо? Он улыбнулся: ― Мне нужна ваша помощь. И, полагаю, вы захотите ее оказать. Попросите принести чаю. ― Вы так уверены? ― В том, что хочу чаю? ― Очень смешно. Зачем вам ему помогать? ― О, на то есть много причин. Первая – он мне нравится. Шучу. Я задолжал ему спасение жизни. Проиграл спор, еще в академии. Потом – мне кажется, убивать нашего общего друга – непростительная расточительность, а я человек жадный. Сильный соперник – отличный стимул к самосовершенствованию. Мне его будет не хватать. ― А может, вас заинтересовал Хоугьеку, и живой Киске означает большую вероятность когда-нибудь до него добраться? ― она говорила ровно, без выражения, не мигая глядя в чашку сакэ, будто пытаясь прочесть что-то на дне. ― Йоруичи-сан, ― Айзен поклонился, блеснув очками. ― Сакэ не повлияло на ваши умственные способности. Тем лучше. Теперь у вас достаточно причин верить в серьезность моих намерений. А потом, что вы теряете? Она перевела взгляд на язычок пламени светильника: ― Все равно мы ничего не можем сделать, ― голос звучал глухо, будто повторял это в сотый раз. ― До оглашения приговора Киске не двинется с места, я пыталась. Да и что толку? В Руконгае его найдут, пути в генсей заблокированы, ― быстрый взгляд через стол: ― Что вы предлагаете? ― Попросите принести чаю, и я вам расскажу. *** Киске лежал на веранде и смотрел на звезды. Спать не хотелось, надо бы пойти разобрать бумаги, но не было сил шевелиться. Или он все еще надеялся, что останется капитаном? Смешно. Глупая надежда пополам с апатией – защитная реакция в ожидании смертного приговора? Апатия помогает ждать. Стук в дверь. «В такой час»? На пороге топтались шестеро охранников с церемониальными пиками и младший секретарь Совета: ― Урахара Киске, за проведение рискованных экспериментов и создание чрезвычайно опасного устройства, ― бубнил секретарь, ― угрожающего безопасности и самому существованию Общества Душ, Совет Сорока Шести приговаривает вас к смертной казни на Сокьеку. Мы пришли, чтобы проводить вас в Башню Раскаяния. Киске расправил плечи, бросил последний взгляд на заваленный бумагами стол и повернулся к выходу. *** Йоруичи остановилась перед дверью в кабинет капитана двенадцатого отряда, касаясь рукой гладкого дерева, чтобы успокоиться и собраться с мыслями, потом коротко вздохнула и постучала. Никто не ответил. Она постучала снова, громче. Опять тишина. Тогда она просто открыла дверь. У порога лежало тело Киске, в луже крови, с коротким мечом в груди. Йоруичи полузадушенно вскрикнула, бессильно опустилась на колени, трогая холодный лоб и виски. И еще сколько-то сидела, не в силах подняться. До боли прикусив дрожащие пальцы. Потом встала и подняла тревогу. Сбежались ночные патрули и полуодетые шинигами отряда, стало светло и шумно, и в этой суете было что-то правильное. Бледный заспанный лейтенант Тессай пытался напоить ее чаем, вокруг сновали чиновники с бумагами, о чем-то спрашивали. Потом тело унесли. Потом начало светать. Йоруичи свернулась клубком в комнате лейтенанта и задремала. *** ― Капитан, к вам пришли. Шихоуин-тайчо. ― Проси. И сделай так, чтобы нас не беспокоили. Он отодвинул бумаги и повернулся к двери. ― Айзен-тайчо, Совет Сорока Шести провел экстренное заседание. В связи со смертью Урахары Киске чрезвычайное положение отменяется. Похороны завтра. ― Примите мои соболезнования, вам пришлось несладко. Это было не самое приятное зрелище. ― Ничего, ― она грустно улыбнулась. ― Так все же лучше, чем… ― Вы пойдете на похороны? ― Конечно. ― Похороны – это важно, ― Айзен взглянул на нее строго и печально, ― Йоруичи-сан, у вас найдется время завтра вечером? Я буду ждать вас в чайном домике в пятнадцатом округе Руконгая, вот адрес, ― и ухмыльнулся. ― До похорон лучше ничего не предпринимать, но завтра ночью мой патруль уходит в генсей. Мне может понадобиться ваша помощь. *** Киске хотел есть. Вчера он мечтал о рамене, сегодня был готов съесть свои таби. Почему Башня не блокирует голод? Вряд ли дело в капитанской реяцу. И почему у него не забрали Бенихиме? Что-то было не так. Может, запах? В этом месте был странный запах, пахло едой и еще чем-то неуловимо знакомым. Розовым маслом? В Башне Раскаяния? Наверное, чтобы побыстрее сводить с ума несчастных преступников. Ничего более правдоподобного его изголодавшийся мозг не придумал, может, оно и к лучшему. Или он уже сошел с ума? Сейчас войдет Соуске, принесет свинины с бобами и расскажет очередную сказку про принцессу, или… Скрипнула дверь, на пол лег косой прямоугольник света. ― Привет, есть хочешь? ― Киске сел, поджав под себя ноги. Посмотрел на Айзена. Ощупал колени, потер лицо и неуверенно улыбнулся. ― Поздравляю, ты умер. Совершенно официально. Сегодня вечером мы переправим тебя в генсей. ― На перерождение? – «а почему не было Сокьеку»? ― он почему-то чувствовал себя обманутым. ― Бака, ― Соуске доставал из корзины коробки с едой, стены таяли, белый камень сменялся теплым деревом, потолок стал уютно низким. ― Надо было убедить Совет в твоей смерти, чтобы они успокоились и сняли блокаду ворот. Поэтому сегодня тебя похоронили ― при большом стечении народа: плач, музыка, Йоруичи-сан в белых одеждах. Ты был всеобщим любимцем, Урахара-сан, я даже завидую. Мне бы такие похороны. Члены Совета плакали, ― он язвительно улыбнулся. ― Йоруичи-сан? Ты посмел… ― И еще раз – бака. Было бы лучше, если бы ты сдох по-настоящему? ― Урахара почесал в затылке. ― А так – поживешь в генсее. ― И что я там буду делать? ― То же, что и здесь ― изобретать порох, чтобы им пользовался кто-то другой. Чем плохо? Или продавать конфеты. Я за второй вариант – люблю сладкое. Заведешь детишек… ― Хватит с меня детишек. И взрослых, которые хуже детей. ― Тогда заведешь детей, которые лучше взрослых, ― ласково пропел Соуске. ― А я тут без тебя буду скучать, женюсь на Йоруичи-сан… Урахара бросился на него, вцепился в воротник, дернул, повалил и упал сверху, стал трясти за плечи, ударяя головой о циновку: ― Я тебе женюсь на Йоруичи-сан…― они покатились по полу, ― я тебе дам, я тебе так дам… Айзен уперся ногой в пол, перекатился, прижимая его к полу, зафиксировав руки над головой: ― Ты мне так дашь, ― глумливо усмехнулся и подмигнул, ― а я тебя поцелую. Урахара широко раскрыл глаза, подавился воздухом, закашлялся и замотал головой. ― Привет! ― дверь отъехала в сторону, пропуская Йоруичи. ― Киске, твои похороны меня изрядно вымотали, сделай милость, не умирай больше, ― она прищурилась, привыкая к полумраку чайного домика. ― Эй, что вы там делаете? Тебе плохо? Хватит с меня, насмотрелась на твое мертвое тело, будь добр, приди в себя, нам еще к воротам тащиться через полруконгая. Ты вообще что-нибудь ел? ― Ел, ― Киске угрюмо покосился на Айзена и с трудом поднялся на колени, ― позавчера. *** К воротам шли долго. По дороге потеряли Киске в семьдесят восьмом округе, нашли где-то за сараями и ворчали, пока впереди не показался пропускной пункт. С другой стороны к нему подходил патруль пятого отряда. ― Йоруичи-сан, оставайтесь здесь, если что не так – прикроете. Киске, я сделал нас невидимыми. Пошли к воротам, как только откроются – беги вперед. Я отвлеку дежурного на пульте. ― Забегайте в гости, Йоруичи-сан, ― в предрассветном тумане голос Урахары казался глуше. ― Непременно, Киске, ― ее глаза странно блеснули в темноте. Они подождали, пока патруль пятого отряда прошел проверку, и по команде охранника ворота начали открываться. ― Думаю, мы в расчете, спасение жизни засчитано. Шунпуй отсюда, Урахара-сан, может, еще увидимся. А нет ― ты обо мне услышишь, ― Айзен улыбнулся и легонько подтолкнул между лопаток. Дежурный на пульте засек движение в коридоре и вскочил на ноги, Соуске вышел из тумана в районе ворот и четким строевым шагом направился к патрулю. ― Все в порядке, офицер, стандартная проверка. Старший по группе, докладывайте. ― Тайчо, вторая патрульная группа пятого отряда к отправке в генсей готова. Все на месте, по пути следования никаких происшествий не было. Разрешите начать переход? ― Переход разрешаю. Соуске перевел дух, когда ворота за патрулем, наконец, закрылись, и охранник вернулся в будку. Небо чуть-чуть посветлело, подул ветерок. Ему почему-то стало грустно. Вспомнились слова Урахары, что когда-нибудь ему перестанет хватать иллюзий. Вряд ли, ну, разве что хоугьеку. Йоруичи сидела на мокрой от росы траве, туго обхватив колени и дрожа от холода. Он подошел и протянул руку. ― Не грустите, принцесса. Пойдемте, выпьем, и я расскажу вам сказку. *** Конец.