***
Настал тот день — день когда Арсения будут отключать от аппарата жизнеобеспечения, пришли Дима и Сережа. Кроме них никто больше не интересовался состоянием Арсения. Но это было даже хорошо, не будет лишних слов и криков. За дверью подписываются Антоном бумаги на отключение Арсения от аппарата жизнеобеспечения. Ему тяжело это даётся. Руки предательски дрожат. Среди них две бумажки: одна, что отключают, а вторая — что не отключают. Подписывать Антону пришлось первую… Вскоре в палате стало тихо. А потом на Арсения снова упали ласковые лучи солнца, кое-как пробивающиеся сквозь потемневшее от старости стекло. Антон подошел к постели на которой лежал Арсений. Он взял его за руку и вдруг, сам того не замечая, заплакал. Все вокруг поначалу зашевелились, но вскоре притихли и уставились на Антона. Он поднял на Арсения глаза, полные слез. Но Арсений никак не отреагировал. На его лице не было ни следа признака того, что он жив. Антон достал из кармана платок, прихваченный с собой и вытер дорожки слёз на щеках. Арсений не двигался. Тогда Антон встал на колени и приподнял его руку. Арсений всё также безжизненно лежал. Среди собравшихся в палате долго царило молчание. Безмолвную тишину нарушил Дима. Он подошел к Антону, положил руку ему на плечо и тихо спросил: — Все-таки не надо было… Зачем ты это сделал? Не нужно было… — Антон выпрямился и взглянул на Диму. Он понимал что совершил ошибку. Но было уже поздно. Это в любом случае произошло бы рано или поздно. Еще несколько дней назад была маленькая надежда на светлое будущее… теперь и она иссякла. Больше ничего нельзя было исправить. Дима заплакал. Несколько секунд все вновь погрузилось в тишину, а потом и Серёжа начал плакать, скрывавший до этого какие-либо эмоции. Через полчаса в палату вошёл врач. Он внимательно посмотрел на Арсения и спросил: — Точно согласны на отключение или обдумаете? — Все уже обдумали, — ответил Дима. — Я хочу быть с ним. — промолвил Антон. — Не понял, — сказал врач. — Как же вы будете, если…— Он ничего не хотел понимать. — Я его люблю. И хочу быть с ним. — проронил сквозь слёзы. — Хорошо, — сказал врач. — Не будем трогать вас ещё час. Придите завтра. А сейчас — попрощайтесь. — Он положил руку на плечо Антона и тихо повторил: — Не надо было. Антон наклонил голову, и врач вышел из палаты. Антон повернулся к Диме и спросил: — Что мне теперь делать? Как жить дальше? У меня больше никого нет… — Дима наклонил голову и несколько секунд внимательно глядел на тело Арсения. — Поцелуй его, — прошептал он. — Поцелуй его и скажи: мы тебя не забудем. Подойдя к кровати, Антон нагнулся и поцеловал мужчину. Потом он вновь поднял глаза на Диму и жалобно произнёс: — Я совсем один. Скажи, мне можно любить Арсения? Дима пожал плечами. — Он уже не жив считай, — ответил он. — Но ведь есть и ты, верно? Ты ещё жив. Что-нибудь придумаешь. Жить, Антон, надо с ясным умом и чистой совестью. Следующие несколько часов были самыми тяжёлыми в жизни Антона. Он молча гладил по Арсения, не зная, что ему делать дальше. Как будто весь мир уменьшился до размеров этой комнаты, сосредоточившись на Арсении. Атмосфера адски давила. Все, что он раньше ценил в жизни — яркие моменты, свободу, надежду, — всё это сейчас оказалось пустым звуком. Ему теперь некуда было пойти. Не с чем было себя сравнивать, некого и нечего было любить. На этой кровати, кажущейся сейчас огромной, накрытый покрывалом лежал его мир, о котором он всегда мечтал. Через какое-то время, поняв, что всё кончено, Антон заплакал. Ему больно. он хотел прижать Арсения к себе, но почему-то боялся потревожить его. Вскоре плач перешёл в тихий шёпот. Антон шептал слова о своей любви, а потом вдруг заметил, что вновь плачет: тихо, горько, безнадёжно. Он плакал, потому что понимал, что Арсений умер навсегда. А ведь когда-то этот далёкий мир казался ему таким прекрасным. Арсений оставил его, и Антон с новой силой ощутил свое одиночество. Он вспомнил детство, найденную на подоконнике книжку, картинку в детской энциклопедии и наконец понял, как много Арсения на самом деле значило для него. Раньше он всегда мог рассчитывать на него — теперь не на кого было. Существование Антона в одно мгновение стало бессмысленным. Теперь у него не осталось ничего. Всё кончилось. Все надежды оказались напрасны. Он остался один. Это было страшно.***
«…Глаза — зеркало души, и у Арсения они похожи на небо. Они своей яркостью разбавляют серость его жизни. Кому-то такой цвет глаз кажется холодным, но для Шастуна же он яркий и теплый, словно солнце. И в таких глазах хотелось тонуть. Они привлекали его гораздо больше, чем глаза другого цвета. В них были видны все мысли и намерения. Кроме всего прочего, есть люди, внешность которых так хорошо дополняют лазурные глаза, что образ без них просто немыслим. И это Арсений…»А сердце рвут те страшные ошибки На мир несдержанно взираю Дари клыков своих улыбки Я безнадёжно сильно пострадаю. Что в прыжке оборвет сердца дробь Расскажи что такое вечность И крыльев их серебро И, устремляя взоры в бесконечность. Умолкнут траурные речи Как нежный ангел с поднебесья Они пришли, нечаянные встречи, Раскрасят и унылые полесья. Ещё две минуты и ты унесёшься Найти родство слов его и слов моих И мир, представлялось, был создан для нас двоих. Перед глазами твой образ мелькает во тьме Первый наш поцелуй такой долгожданный Разобраться в этом самом не сумел, Как раненый зверь в логове зализывать раны.
«…Лазурные глаза были подёрнуты странным блеском, но Шастуну они нравились не меньше…» «…Арсений, глядя на парня, снял свой шарф и обвил им шею младшего. Шарф пах сладким приятным парфюмом; от него веяло теплом и уютом, впрочем, как и от Арсения в целом. Антон, вдыхая аромат, смутился, но ему было приятно что Арс о нем заботится…»И молю чтобы ты вернулся Можно счастье своё повстречать Он этот ад прошел — не оглянулся. Я когда-то смог, смог всё предать. Любим тоскуем дружим Спаяло наши души, костер зажгло Он был бы хорошим мужем. Ангел, непроспавшийся и злой. Разве знали тогда что удача пройдет стороной В призрачной лодке плывет считая тайные мысли И лишь туча несчастья над твоей головой На проводах слова беспомощно повисли Ни ложью ни ворожбой Красный возьму у огня с паутины в углу Хоть и ты у меня за спиной, Мой друг! кто, как вы, был кроток и к собственной боли глух?! И рассеялся розовый дым Счастья нежности ласки любви Столько нужно сказать, что же мы молчим Что тут, собственно, плакать — иди, живи.
«…Крепко обняв младшего, Арсений понимал, что никогда не захочет видеть Тошу с другим. В объятиях Шастуна слишком приятно, и это одно из самых лучших ощущений, который он испытывает с ним. В такие моменты его переполняют непередаваемые чувства. При виде Арсения у Антона сразу же загорались глаза: он вспоминал его запах, объятия, глаза цвета морской волны, которые его так пленили — всё это не давало покоя бабочкам в его животе. Но это чувство бабочек в животе было не только у Тоши, но и у самого Арса. Им хотелось быть вместе, ощущать поцелуи, чужое горячее горячее дыхание, чувствуя, как и своё тоже распаляется, чувствовать всю нежность объятий, замечать любящий взгляд на себе…»И эта грустная свобода Мне без неё и рай не нужен И мёртвая природа Усталый взгляд, и голос чуть простужен. Бесчувственный образ с горящим там сердцем И поезд надежды увозит из детства Все это боль и камни на сердце. Вот зачем нам выходной Чуть в могилу не упал Дружбой и враждой, Быстро я устал Лишь на миг сверкнули чувства Плачет маленький мальчишка Это просто чувство Кутаясь в осеннее пальтишко. Холодная сталь у сырого виска Что ждет нас после смерти поздним днем И воздух холодный скользит по моим рукам, Тот свет на другой стороне.
«…Она ушла. Ушла, оставив Антона с болью, пожирающей его изнутри. Он понимал, что никто бы не хотел вот так вот зависеть от решения: жить на аппарате жизнеобеспечения или быть отключённым, сгнив через неделю. Жизнь несправедлива, так же как и люди. Больно осознавать то, что всё самое плохое происходит с хорошими людьми, которые чисто теоретически не заслуживают зла. Вот тут-то жизнь реально — сука…»Зачем такой любовью наградил И звёзды падая хрусталь дарил он ей Но все же знай, что он тебя любил! А умер, и не вспомнят хоть убей. Плющило било крутило ребра ломало О лживый мир мне чужды все пороки В кафешантане музыка играла, Жесток наш мир и мы жестоки Видеть слышать чувствовать тебя Не дразнит запахом стручков ванили И узнаешь ли себя Бремя самой случайной были… То останется нам чего втайне и молча просим И я задыхаюсь и плачу твоё потеряв плечо Поскольку всё поёт оса на сенокосе, И локоном светлым, и худеньким нежным плечом… Зачем же безумец своё счастье разбил И мир смотрел задумчивый безбрежный Нежный милый взгляд всё разворошил У коноплянки зобик нежный.
***
Внутри все сжалось, перехватило дыхание, Антон почувствовал как Арсений едва заметно сжал его палец. Арсений стал еще ближе. Антон вздрогнул, потому что пальцы его правой руки в это время стали сжиматься, и вдруг произошло что-то странное. Рука Антона освободилась, метнулась вперед, и пальцы коснулись пальцев Арсения. Их пальцы переплелись. Арсений наклонился к Антону и прошептал ему прямо в ухо:«Не бойся».
Антон поднял взгляд. Арсений сжимал его запястье, и этот долгий поцелуй, словно совершённый с обоюдного согласия, связал их руки. Когда Арсений прервал его, в глазах Антона стояли слезы. Арсений ухватился крепче за Антона, за руку и подвел его чуть ближе к койке. Некоторое время они молчали, потом Арсений хрипло проговорил:«Я люблю тебя. Очень»
Антон медленно кивнул и шепотом повторил: «Очень» И тогда Арсений снова коснулся губами его губ. Антон подчинился, но от его движений их руки разъединились. Антон целовал его в ответ, проведя ладонью по его волосам. Арсений обнял Антона за плечи и поцеловал его еще раз. У Антона перехватило дыхание, и он закрыл глаза. — Ты не бойся, — тихо сказал Арсений. Антон вздрогнул. Арсений обнял Антона за шею и поцеловал его в губы. Антон ответил. Арсений отпустил Антона. Тот глубоко вздохнул. «Пожалуйста, — прошептал он, — пожалуйста, не уходи». Арсений улыбнулся. «Не уйду», — ответил он. Антон отстранился и взглянул на него. В глазах Арсения горела любовь. Антон улыбнулся. Арсений провел ладонью по его щеке. Антон накрыл ее своей ладонью и мягко сжал. — Пожалуйста, не уходи, — еще раз прошептал он. Арсений кивнул. Неожиданно Антон обнял его и поцеловал. Арсений прижался к нему. Они не говорили о том, что произошло между ними несколько минут назад, но оба понимали — этого было достаточно. Они целовались долго и наконец оторвались друг от друга. Арсений зажмурился и прижался к груди Антона. Когда он открыл глаза, Антон с улыбкой смотрел на него. В его глазах чернела такая глубина, что все знакомые черты, которых он повидал на своем веку, отодвинулись на задний план и остались только тепло и желание. Арсений погладил Антона по плечу и пробормотал: — Ты любишь меня? — Да, — ответил Антон, глядя на него сверху вниз. — Я люблю тебя. — Арсений почувствовал, как по телу растекается тепло. Теперь он вновь обрёл то, ради чего стоит жить. Теперь он был уверен, что это и есть жизнь. Он снова закрыл глаза и погрузился в блаженство. Антон обнял его и прижал к себе. Арсений обнял его за талию и почувствовал, как по телу Антона пробежала дрожь. Он закрыл глаза и потянулся губами к губам Антона. Антон ответил на поцелуй. Он улыбнулся. Теперь он знал, какой вкус у Шастуна. Это была любовь.***
Любовь.
И это была самая потрясающая из всех радостей на земле. Больше всего на свете Арсений хотел подарить Антону свою любовь. Он понимал, что это произойдет, когда они вернутся домой. Вот только когда? Арсений не знал. Он вздохнул. В груди приятно заныло. Арсений нашел ладонь Антона, сжал ее в своей руке и прошептал: — Антон. Поехали домой… — Антон молчал, и Арсений начал испытывать разочарование. Его пальцы разжались и разжали ладонь Антона. Арсений выпустил ее и встал, осторожно положил ладонь на спину Антона и сжал пальцы. Антон промолчал. Арсений стал поглаживать его спину, постепенно усиливая нажим. По всему телу Антона пробежала дрожь, и его руки разжались. Арсений посмотрел на его губы и увидел на них вкус счастья. — Поехали, — прошептал он и положил ладонь на спину Антона. Арсений потянул его за руку, и Антон встал. Встав на одно колено Арсений протянул Антону кольцо золотое с голубым топазом с гладко отшлифованными гранями, по форме напоминающими капли дождя. Антон взял кольцо и надел его на свой безымянный палец. Арсений сделал то же самое. Теперь они стали одно целое. Арсений почувствовал, как поток невероятной, невыразимой словами, чистой и глубокой радости и счастья пронесся по его телу. Он вдруг вспомнил, что пришло время что-то сказать. И он сказал. — Антон, я хочу от тебя ребенка. Ты согласен? — Да, — прошептал Антон, — я хочу… Но как? Я же мальчик… Или. ты хочешь сказать, что… Я должен жениться? Арсений кивнул. Антон осторожно посмотрел на кольцо. Он видел его только на фотографиях, а на пальце у него было обручальное кольцо. Оно выглядело очень мило. Арсений поправил его на своей руке. Антон поднял глаза. В них скопились слезы. Но он взял себя в руки. — Это мой единственный шанс, — сказал он. — Я люблю тебя . — Что ж, — сказал он, — мне остается только поцеловать тебя на счастье. Встав с колена, он нежно, но твердо взял Антона за руку. Они поцеловались. Это был долгий и нежный поцелуй. Арсений чувствовал, что у Антона на душе легко и свободно, и понимал, что это результат того, что они обручились. Затем Антон аккуратно взял руку Арсения, поднес ее к губам и поцеловал. Этот поцелуй — деликатный, но полный глубокой, напряженной и чистой любви, — понравился Арсению. Оба вспомнили о несчастье, пережитом Антоном. Арсений пробормотал: — Спасибо за руку, — и прикоснулся губами к ладони Антона. — А тебе за сердце, — добавил он. Антон поднял глаза. Арсений взглянул на свои руки. На пальце у него сверкало колечко с синим топазом. И, коснувшись губами запястья Антона, добавил: — И за доброе сердце. The End