Грабли

Петя заваливается домой весь мокрый, футболка липнет к спине и животу, с волос течет, нос красный. В руках куртка, свернутая кульком. У Игоря сто вопросов. "Ты же не любишь собак?", "У тебя разве не аллергия на шерсть?", "Кто с ним будет гулять?" и прочие, прочие, прочие. Он не задаёт ни одного. Молча забирает импровизированный свёрток у дрожащего Пети, подталкивая его в сторону ванной. – Раздевайся. Там коньяк есть, тебе надо. Петя головой мотает так, что капли Игорю в лицо летят. Он в завязке, он крепче пуэра ничего в рот не брал уже год. – Сушись скорей, заболеешь. Пока Петя торчит в ванной, Игорь рассматривает их гостя: мокрая свалявшаяся темная шерсть, слепленная грязными сосульками на концах, трясущийся хвост, уши прижаты. Игорь хмурится: у щенка разодран бок, подсохшая корка выглядит ужасно. Петя залпом выпивает стопку коньяка, подцепляет с блюдечка посыпанную сахаром лимонную дольку, морщится, чихнув. Щенок, закутанный в полотенце, дремлет у Игоря на коленях. – Из тачки вылез, хотел скорей в подъезд, а тут этот - кинулся прям под ноги. – К врачу надо, бок плохой. – Утром отвезу. Игорь тянется через стол, чтобы взять Петю за руку, до сих пор холодную. То, каким взглядом Петя смотрит на спасённого щенка, сложно понять, хотя Игорь честно пытается. Испуг мешается с удивлением, мешается со страхом, мешается с болью. Все это совсем не рифмуется с его будничным "Не люблю собак, аллергия на них", брошенное вскользь в беседе у Прокопенко в гостях. Игорь помнит, как Петя тогда спрятал лицо в ладонях, будто смутившись, но беспокойство быстро потонуло в очередной истории, которую начал рассказывать дядь Федя. С того дня стал невольно подмечать. Как Петя бросает панический мимолётный взгляд в сторону хромающей мимо дворняги, перед которой Игорь садится на корточки, чтобы скормить половину своей шавермы и задушенно просит "Игорь, идём уже". Как торопится свернуть с тропинки, по которой к ним шагает девушка с лабрадором на поводке. Игорь давит желание спросить "Правда он славный?", потому что видит, как Петя нервно хлопает себя по карманам в поисках сигарет и матерится, когда роняет из трясущихся рук зажигалку. Игорь в последний раз курит в подъезде и запирает входную дверь на ночь, выключает свет на кухне. Петя на кровати, лежит тихо, рядом на полотенце дрыхнет сытый щенок. Игорь садится, глядя, как пальцы дрожащей руки зарылись во влажную шерсть, судорожно сжимая. – Петь, ну ты чего? Петя поднимает на него блестящие пьяные глаза, смотрит затуманенно. Стопкой дело не обошлось, он пил и пил, и Игорь не нашел в себе силы его остановить. Наблюдал, как пустеют бутылка и блюдечко. Что-то темное, забитое, задушенное из Пети вырывалось наружу, карабкалось, скребло. Вылезло, наконец. – Я собаку убил. Когда маленький был. Игорю не хочется слушать, но это Петя, ему плохо, ему нужно рассказать, чтобы стало легче. Большая ладонь ложится на дрожащее мелко плечо, гладит с нажимом, заземляя. – Просто так, кто-то из пацанов на слабо взял. Всхлип. Щенок дёргается, подняв морду и сонно зевая. – Спи, блохастый, – шепчет Игорь. – Все в порядке. Пёс слушает серьезно и снова морду на лапы укладывает, моргает. Петя мокрое лицо прячет в грязной шерсти, подставляясь спиной под спасительную ласку, когда ладонь Игоря ложится между лопаток тяжёлым горячим весом. – Этого достаточно, ты не обязан дальше... Но Петя не слушается, упрямо перебивает, подняв испачканное покрасневшее лицо: – Мне всегда хотелось, понял? Не думай, что не хотелось. Мы ее за ларьком поймали, вот на эту была похожа, – снова треплет пальцами, чешет за ухом, смелея. Щенок смешно дёргает лапой во сне. – Накормили, она и рада была, тощая как скелет из старого ужастика. С рук ела, хвостом виляла... Облизала меня всего пастью слюнявой. За своего приняла, понимаешь? Пошла за нами сама. Я вот все думал: ну у них же чутье? Почему она пошла? Не знала разве, что мы... что я её... – За лаской пошла, Петь, которую мало видела, – Игорь водит рукой по спине вверх и вниз, снова и снова. У него глаза щиплет предательски. – На пустырь увели, – продолжает Петя, уложив щеку на сложенные лодочкой ладони, как ребенок. – До последнего прыгала вокруг меня, и привязать себя дала. Я потом её... Договорить ему не даёт Игорь, накрывая собой со спины, крепко вжимая в матрас, куда Петя с радостью и облегчением каким-то даже болезненным утыкается лицом. Тут же чувствует, как простынь намокает теплым. Он успокаивается медленно, мучительно, но Игорь держит все время, целуя в растрепанный затылок, в шею, нашептывая что-то глупое, но такое сейчас нужное. Когда дыхание Пети становится размеренным, и ему вторит сопящий щенок, Игорь наконец откатывается от них в сторону. Долго лежит, разглядывая уродливую трещину в потолке. Утром Петя, гладко выбритый, одетый с иголочки, лучезарно улыбается заспанному Игорю. Рядом скачет темной неугомонной кляксой, подтявкивая, щенок. Чистый, зато вокруг ванны всё залито мыльной водой. – Ну и черти, – бурчит Игорь. В груди ёкает и ворочается неудобным комком волнение, но Петя выглядит расслабленным, и Игорь успокаивается тоже.