Солнышко

      — И чтобы ноги твоей здесь больше не было! Ни гроша больше не получишь! Ишь ты, письмо она написать не хочет! Да у твоего папаши денег куры не клюют! Ничего бы с ним не сделалось, поделился бы, не обеднел. А эта, тварь неблагодарная, лишнюю тысячу попросить не может. Нет, бы написать, так мол, и так, хочу новое платье и украшение, папаша бы и раскошелился… и мне бы на бедность хватило!       — Ну что ты прибедняешься, Лизонька, ты и бедность? Ты в зеркало-то смотрела? Да на тебе брильянтов больше, чем свечей на новогодней ёлке! И потом, ты же сама запретила ему писать дочери.       — И что? Как запретила, так и позволю. А девушке нужны украшения, с ними она становится ещё краше. Кто на неё посмотрит, если в ушах не висит жемчуг или рубины… ах, какой сапфировый гарнитур я видела! — мечтательно протянула женщина. — Загляденье!       — И уже примерила на себя?       — И что? Или я недостойна?       В ответ послышался только смешок. Катюшка даже улыбнулась, представив, с какой насмешкой смотрит на мать её подруга.       — А содержание, которое выделяет тебе твой муж, уже закончилось?       — Ну… осталось там что-то… какие-то гроши.       — На сапфировый гарнитур не хватит…       — Нет, — вздохнула мать. — А эта неблагодарная не захотела попросить немного денег! А я её родила, ночей не спала, кормила и заботилась. Любила, в конце концов!       — Положим, родила ты только потому, что муж запретил тебе делать аборт. А ходили за девочкой няньки и гувернантки. Их, кстати, тоже не ты оплачивала.       — Слушай, Магда, ты сюда пришла моего муженька нахваливать, или мне посочувствовать?       — Я сюда пришла на чай и вот эти восхитительные пирожные, — парировала женщина.       — Ах… ты… — Елизавета Антиповна даже не нашлась, что сказать.       — А заодно и выслушать, что ты опять выдумала. Знаешь… твои выступления так бодрят! Поневоле начинаешь думать, что твоему мужу повезло, когда ты согласилась на развод.       — Пошла вон! — завизжала Елизавета. — Вон!!! И чтобы ноги твоей поганой здесь больше не было!       — Я-то уйду, а ты с кем останешься? Дочь ты выгнала, подруг у тебя, кроме меня, не осталось. Кому будешь на скупость мужа жаловаться? Прислуге?       — Вон!       — Ну, что… раз ты так решила, — Магда Петровна с достоинством поднялась, с сожалением положила на блюдце с остатками пирожного ложечку и вышла.       В коридоре стояла худенькая голенастая девчонка — та самая неблагодарная дочь.       — Уже уходите, Магда Петровна?       — А ты?       — Я тоже, — девушка показала на чемодан у своих ног. — Собрала самое необходимое.       — Тебе есть куда идти? — нахмурилась женщина, отмечая, как сильно Катя похожа на своего отца.       Девочка была из смешанной семьи — дочь брюнета и рыжей. В их благословенной империи, когда-то давно, лет так семьсот назад, победили представители именно этой расы — черноголовых. Им подчинялось всё неживое: камни и металл, например. Или огонь и вода. Рыжие были магами жизни — любое растение в их руках росло на зависть. Их стихией была земля. Белоголовые — их называли беляки — владели магией духа, им подчинялись даже души умерших, правда, ненадолго. Их считали ветреными и легкомысленными — они повелевали воздухом.       Когда-то между этими ветвями магического искусства шла ожесточённая война, лились реки крови, пока у черноголовых не появился сильный лидер, объединивший их. В результате им покорились сначала рыжие, а потом и блондины. Быть может, заключи последние союз, у брюнетов ничего бы не получилось, но ни тем, ни другим упускать власть не захотелось, что и привело к поражению.       Впрочем, черноголовые притеснять побеждённых не стали — все виды магии и цвет волос были в законе. Но… браки между представителями разных видов, считались… не то, что неприличными — нежелательными. Всё дело было в магии: в таких браках девочка наследовала цвет волос и силу матери, а мальчик — отца. И ничем эти дети не отличались от чистокровок. А вот в следующем поколении… Например, у Кати отец из семьи брюнетов, а мать — рыжая. Если она вступит в брак с представителем расы отца, то её дети сохранят магию, что мальчики, что девочки. А вот если её избранником станет блондин или такой же рыжий, то в следующем поколении уже родятся пустышки без капли магических сил. Правда, это могло компенсироваться одарённостью в других сферах, например, ребёнок мог стать гениальным художником, великим учёным, смелым изобретателем или талантливым артистом… а мог и не стать и прожить обыкновенным обывателем.*       Катюшка была рыжей, в мать. И так же владела магией жизни и сейчас училась на втором курсе лицея. Из-за направленности сил, выбор у девочки был не очень богатый: сельское хозяйство, медицина или педагогика. Учить детей ей не хотелось, коровы и прочие прелести деревни — пугали. Оставалась медицина. Отец, пока ещё жил с ними, поддерживал девочку в этом. Блестящий офицер, не из тех, кто протирает модные сапоги на паркетах столицы, а служака до мозга костей, он лучше многих знал, как важен любой медик на поле боя. А уж если они владеют магией жизни, их на руках готовы носить. Жаль только, что за семьсот лет сильных одарённых осталось не так много: поначалу никто не думал о чистоте крови и в браки вступали без оглядки на цвет волос. Да и что греха таить, в первое время, победители не стеснялись, и после победы рождалось слишком много полукровок. Теперь-то, конечно, спохватились, и перед сватовством семьи молодых людей тщательно подбирали самые выгодные варианты. Не гнушались даже брать жениха или невесту из другого сословия. Впрочем, достаточно было ввести их в род, чтобы уравнять положение, а что там внутри семейства… о том мало кто знает и говорит.       Катиных родителей тоже сговорили в раннем детстве, посчитав, что сильные маги передадут свою силу детям. Наверное, отец мечтал о сыне, но сначала родилась девочка, а потом было несколько выкидышей, пока мать не обвинила мужа в излишнем рвении и не потребовала развод. Так звучала именно её версия, но Катюшка нечаянно услышала, как слуги обсуждали любовные похождения хозяйки. И поверила им куда больше, чем словам матери, потому не удивилась, когда отец уехал сразу после развода. Он перестал общаться с бывшей женой и дочерью. И очень долгое время Катя не понимала этого — ладно, изменившая супруга, но она-то причём? Сейчас, глядя в глаза одной из последних подруг матери, девушка понимала, как нужна ей поддержка отца.       — Нет, Магда Петровна. Но я найду… решу…       — Не стоит, — прервала её женщина. — У меня есть небольшая квартира, наследство двоюродной тётушки. Я собираюсь её продавать, но дело это не быстрое, и ты можешь пока жить там.       — Спасибо, — чуть склонила голову Катя.       — У тебя много вещей?       — Что? — растерялась девушка.       — Если требуется, я отправлю слугу, чтобы он помог тебе.       — Не стоит, я уже собрала всё, что мне необходимо…       «И что принадлежит именно мне!» — закончила Катя мысленно.       Видимо, Магда Петровна поняла невысказанное, потому что с насмешкой покосилась на скромный чемодан и пару коробок. Но промолчала, властно приказав подпиравшему стену лакею, унести вещи барышни в автомобиль.       Металлическое чудовище, такое чуждое, по сравнению с привычными пролетками, было ещё новинкой в их городе, и Катя садилась в него с опаской – а ну как зарычит и рванёт с места, а у неё одна нога ещё снаружи? Так и разорвёт на две половинки! Но глазастый железный уродец стоял смирно, видимо подчинялся своему водителю беспрекословно. Внутри пахло влажной кожей — на улице шёл дождь — и пряными ароматами притираний. Катя устроилась на краешке мягкого диванчика и благовоспитанно сложила руки на коленях.       — Садись удобнее, — посоветовала Магда Петровна. — Скорость у этого ав-то-мо-би-ля просто ужасная! Представь, он может проехать двадцать вёрст в час!       — Кошмар! — согласно пискнула Катя.       За окнами пролетал вечерний город, светил тускло газовыми фонарями. Пятна света падали на мокрый, проседающий от дождя, снег и выхватывали прохожих — мужчин в длиннополых пальто или шинелях, женщин, что аккуратно поднимали подолы юбок, спасаясь от весенней слякоти. Дома казались тёмными глыбами, и только окна сияли теплом и светом. Кате казалось, что она щепка в ночном потоке, и куда унесёт её, что теперь будет, знает только луна, что с насмешкой смотрит с высоты. Вновь переживая безобразную сцену в гостиной, Катя не заметила, как автомобиль свернул в арку и остановился у подъезда.       Квартира покойной тётушки располагалась на четвёртом этаже обычного доходного дома. Судя по парадной, требующей ремонта, это было не самое престижное место. Становилось понятным, почему Магда Петровна до сих пор не продала наследство. Однако за конторкой сидела консьержка, оберегая ключи от квартир, а вдоль стены выстроились в ровные ряды калоши жильцов.       — Жаннетта, эта барышня будет жить в шестнадцатой квартире. Извольте выдавать ей ключи.       — Как прикажете, барыня, — величаво склонила седую голову служительница. — Как изволите величать барышню?       — Екатерина Викентьевна, она дочь моей приятельницы. Девица весьма благонравная, потому потрудитесь предупредить молодых людей, проживающих в этом подъезде, чтобы не случилось… неприятностей.       — Не извольте беспокоиться, барыня. Пожалуйте ключики… лифт сегодня работает, починили намедни.       — Хорошо, я уже немолода, чтобы подниматься на четвёртый этаж по лестнице.       Крохотная кухня, гостиная и спальня… покойная тётушка была небогата. Хотя… кто сказал, что сама Магда Петровна состоятельная дама? Она? А кто поверит женщине? Катя не стала задавать лишние вопросы и только поблагодарила за помощь.       — Я предупрежу тебя заранее, когда появятся покупатели. Надеюсь, мне не придётся жалеть, что позволила тебе поселиться здесь?       — Нет, — покачала головой Катя. — Никогда.       — Ты… сообщишь отцу?       — Зачем? Он ни разу не написал мне за эти годы, наверное, у него уже другая семья, и я не хочу навязываться.       — Я бы не стала так… — Магда Петровна помолчала, подбирая слова, и осторожно продолжила: — Могло быть так, что письма просто не доходили до тебя.       — Вы хотите сказать? Или… нет, маменька не могла!       — Тебе решать, девочка. Только тебе. Что ж… у тебя есть деньги?       — Да, я же стипендиатка, — кивнула Катя.       — Хорошо. Надеюсь, тебе хватит этого на жизнь.       — А если нет, то я найду работу. Студенты часто подрабатывают, я спрошу у соучеников.       — Хорошо, — повторила Магда Петровна. — Ты знаешь мой номер телефона? Нет? Гамма три пять семь, звони, если тебе что-то понадобится.       — Спасибо! — искренне проговорила девушка. — За всё!       — Что ж… до свидания, девочка, — пухлая ручка потрепала Катю по щеке и скрылась в муфте: Магда Петровна даже не сняла верхнюю одежду.       Катя заперла двери и огляделась — теперь это её дом. Надолго? Кто знает… в квартире пахло затхлостью и хотелось распахнуть окна, чтобы впустить свежий воздух. Но рамы были забиты наглухо, и с трудом удалось открыть только пару форточек. С улицы пахнуло сыростью, мокрым снегом, и всё же это было гораздо приятнее, чем застоялый старушечий запах. Девушка перестелила постель, радуясь, что мать требовала от неё научиться обслуживать себя. Говорила, что им не хватит средств, чтобы нанять ещё одну служанку. Катя умела многое, даже сварить немудрёную похлебку, чем и собралась заняться. И только распахнув кухонные шкафы, поняла, что продуктов в доме нет. Пришлось спуститься вниз и спросить у консьержки, где ближайшая лавка.       Вскоре Катя уже уплетала ломоть хлеба с холодным мясом, запивая всё это горячим ароматным чаем. Она грела руки о чашку и думала, что стипендии ей не хватит, нужно срочно искать работу. Вот как раз завтра с утра и поспрашивает соучеников. Почему-то казалось, что после такого дня, уснуть будет сложно, но нет! Стоило только лечь, как девушка провалилась в сон и открыла глаза, только когда часы в гостиной пробили шесть. Пора вставать, наступил новый день, а с ним и новые заботы!                                                        _______________________       *идею разделения взяла у А. Орловой (читала перед сном «Три капли на стакан»)