Революционер

Дело медленно, но верно клонилось к вечеру. Сидя на нижней полке, я мерно бренчал ложкой в гранёном стакане, листая редкую бумажную книгу про войны прошлого. Стоило нам преодолеть сложный, со слов машиниста, и затяжной подъём, как на весь личный состав снизошла великая усталость — и тому был веский повод. За два дня до этого нашему командованию спустили информацию, что нас ждут на одной станции в Подмосковье, а именно в небольшом провинциальном городе людской боевой славы — Бородино. Именно из-за этой информации наше командование решило сделать крюк, пройдя заброшенными и неизвестными путями, из-за которых машинист не смог набрать нужную скорость на подъём, так что нам пришлось затаскивать наш состав в гору вручную. И сейчас, когда мы добрались до разведанных и частично восстановленных электрифицированных путей, поезд мчал нас к одному большому неизвестному. Командование не спешило распространяться насчёт цели нашей поездки: что это будет, зачем оно было нужно нам и на кой это было нужно тем, кто ждал нас в Бородино. Одно было точно: никто из нас даже думать не смел о том, что это могло хоть как-то быть связано с боевыми действиями. Иначе бы нам давно об этом рассказали, чтобы поднять боевой дух, а сейчас молчали как партизаны. Мой большой чёрно-оранжевый друг лежал на личной полке сверху, читая какую-то довоенную книгу, которую он нашёл на прошлой станции. Читал он быстро и даже не включая свет — ему, в общем-то, было всё равно, как и что читать. Напротив сидели двое новеньких. Пара братьев-котов — совсем ещё новобранцы, ещё даже оружия себе не нашли и всё лелеяли надежду, что им его именно выдадут, а не придётся искать самим. Обычные серые, в едва заметную полоску, тощие, с большими удивлёнными глазами и задорно торчащими ушами коты. Необстрелянные, пороху не нюхавшие, лямку не тягавшие… Хотя нет, лямку они как раз тянули — буквально пару часов назад, когда помогали затягивать поезд в горку. Впрочем, мы были рады любым пополнениям, особенно добровольным или, что ещё лучше, идейным. В городишке, где мы этих братьев подобрали, им было что терять — там у них была большая семья, плодородная земля, большой дом, — но им хотелось приключений. Ко мне, как к сержанту, их приставили в первую очередь, но мне самому было нечему их учить из того, что могло бы помочь в бою, — с этим вполне мог справиться Добб, однако пёс давно положил с прибором на свои обязанности ефрейтора, если это вообще можно было считать обязанностями. Я проследил за взглядами котов — они дружно, даже не особо скрываясь, пялились на ручной пулемёт, висящий на стенке моей лежанки — таковая полагалась мне больше по званию, нежели по выслуге лет или физическим параметрам, как Доббу. Их двоих полагалось уложить на одну полку, ещё двоих — на другую. Но так уж им повезло, что наше с Доббом купе не было занято полностью, а офицеры с нами ездить не хотели. По какой причине — нам почему-то не говорили, но мы надеялись, что крылась она не в нас. Я посмотрел в запыленное окошко и понял, что поезд уже проезжал большой вокзал этого самого Бородино, но скорость сбавлять не спешил. Помянув машиниста словами, которые при новобранцах говорить не стоило, я вздохнул и поднял свой чай со стола. — Стоп машина! — проорала система внутренней связи голосом нашего полковника. Я пригубил напиток. У Добба широко раскрылись глаза от удивления. — Что, опять?! — только и успел риторически воскликнуть он уже в полёте со своей полки от неожиданного и очень резкого торможения. Барсук, видимо, совсем вымотался и почти проспал станцию. Я откинул голову назад, чтобы не стукнуться, — меня вжало в стену с огромной силой, и моя тушка осталась на месте, ведь я — интеллектуал — ехал спиной по направлению движения, а вот мой друг — нет. С диким грохотом и треском многострадальных конструкций нашего купе, сопровождаемых истошным визгом новобранцев, успевших вцепиться в полку чуть ли не когтями, доберман проломил своей черепной коробкой стол и тяжело рухнул на пол, отдавив им лапы, кончики которых выглядывали из их полуботинок. «Впрочем, ничего нового. И как мы только столов напасёмся?» — пронеслось у меня в голове. — Барсук опять профукал остановку, велика новость, — спокойно ответил я Доббу, возвращая свой чай на остатки стола. — Я ему все уши профукаю, — недовольно пробухтел пёс, вставая с пола и беззаботно отряхиваясь, к удивлению наших новобранцев, смотревших на него глазами ещё бо́льшими, чем были до этого. — Как это? — только и спросил один из них, чьё имя я не запомнил… впрочем, как и имя второго. — Что? — переспросил доберман, оглядываясь. — А, это. Ничего страшного. — Вы должны были шею себе сломать, — подал голос другой. — А сломал стол. Баланс вселенной не нарушился, — философски заметил мой друг, вызвав у меня добрую усмешку. — Он киборг, — пояснил я им. — Или я вам ещё не рассказывал? Братья переглянулись. — Мы не поняли, что это такое, — наконец признались они. — Ну тогда я вам кое-что разъясню, — на правах старшего по званию спокойно вздохнул я. — Если вас спрашивают: «Понятно?» — а вам непонятно, то не отвечайте: «Понятно». — Отвечайте: «Так точно!» — снова пошутил мой тяжеловесный друг. — Нет. Отвечайте: «Никак нет». Пусть лучше вас назовут идиотами и всё разжуют, чем огребать потом. Понятно? — Никак нет, — синхронно ответили братья. — Что вам непонятно?.. — откровенно удивился я. — Вы сказали отвечать: «Никак нет», — отозвался один из них. Я уже готовился хлопнуть себя по лбу, но нашу разъяснительную беседу прервал шорох тяжёлого плаща в коридоре. Дверей в плацкарте предусмотрено не было, и чёрный как смоль шакал вошёл к нам как к себе домой. Добб уже стоял и лениво салютовал полковнику. Я даже успел набросить фуражку, встать и полноценно отдать ему честь, после чего выразительно посмотрел на новобранцев. Коты, хоть за секунду до этого и притворялись дурачками, быстро смекнули, что к чему, и дружно встали, приветствуя старшего по званию. — Чего шумим, военные? Соскучились? — Никак нет, товарищ полковник, — спокойно отвечал нашему главному Добб. — Жаль, — коротко ответил он. — А я думал поправить вашу удручающую ситуацию. На выход. — Товарищ полковник, мы тяжести таскать будем на ночь глядя? — так же спокойно спросил я шакала на правах его чуть менее старого друга, чем Добб. — Будете-будете, — довольно проворчал шакал. — Вон, — он кивнул на мой РПД, — хватай тяжесть и тащи. — С оружием? — тут же спросил доберман. — С ним, куда ж без него, — ответил главный и сам двинулся к выходу из вагона. Эти слова изрядно воодушевили моего друга: сколько бы он ни воевал — а воевал он очень долго, — ему это совсем не надоедало, он продолжал делать это, оттачивая свои навыки до предела, если таковой вообще у него был. А помогал ему в этом другой его «друг», бывший с ним куда дольше, чем я. Я же снял с крючков свой пулемёт Дегтярёва и отошёл в сторону, чтобы Добб сделал то, что должен был. Пёс подошёл к моей нижней полке и взялся двумя лапами за её край. Попав с первого раза в считыватели отпечатков лап, он спокойно дождался, пока система довольно пискнет ему в ответ и отпустит электромеханические замки на моей полке. Внутри нас поджидало наше маленькое богатство — несколько круглых коробов с патронами для моего пулемёта, которые я тут же нацепил на разгрузку, и личное оружие добермана — немного модернизированный под стрельбу с лап тридцатимиллиметровый автоматический гранатомёт. Огромная подавляющая мощь, запредельная прицельная дальность стрельбы, три короба гранат в помощь — всё было при нём. Вторым оружием у киборга был несуразно огромный для всех остальных членов нашей армии револьвер, украденный у какого-то умельца, который даже не смог из него ни разу выстрелить. Барабан вмещал в себя всего три патрона, но патроны эти были длиной с гранату для АГС и назывались «.700 Nitro Express». Отдачей от таких можно было сломать лапу, но киборгу это всё было нипочём. На редких вылазках он даже особо не стрелял — в основном в бою нужен был его колоссальный опыт ведения боевых действий и спецопераций. При необходимости он подавлял крупные скопления противников и мелкую боевую технику навесным огнём из гранатомёта: встроенный в его мозг компьютер позволял ему рассчитывать баллистику и траекторию снаряда на лету, а синтетические мышцы в его лапах могли двигаться с точностью до сотых долей миллиметра, что делало для него стрельбу задачей не сложнее, чем в древних людских видеоиграх. Мне повезло меньше, но он хотя бы брал меня с собой, потому что у него не было ручного пулемёта, а у меня был. И я умел с ним управляться, чем и пользовался мой друг, которого я был рад так называть. Коты тоже хотели было пойти с нами, но я показал им раскрытую ладонь, глядя, кто ещё идёт к выходу по узенькому коридору. — Давайте в следующий раз, парни. Тут что-то серьёзное намечается. Мимо нашего купе, гремя сочленениями пулемётных лент, протиснулся другой наш тяжеловесный друг, тащащий за рукоятку огромный шестиствольный пулемёт. — Сержант, — спокойно салютовал он мне свободной лапой. Я отдал честь ему в ответ. — Но мы добровольцы, — подал голос кто-то из братьев. — И новобранцы, — спокойно сказал им я. — Успеете ещё навоеваться. Коты переглянулись и уселись на свою полку обратно. Я закинул свой РПД на плечо и пошёл на выход, а сразу за мной, держа гранатомёт дулом вниз, двинулся доберман. Спрыгнув на перрон, я огляделся и сразу же отошёл, а следом за мной вывалился из вагона Добб. Я потянул ноздрями воздух — пахло очень даже вкусно. И лишь Добб, вместо того чтобы насладиться моментом, стал размышлять, что делать и куда идти. Перрон медленно, но верно наполняли торговки со всяким — от патронов до настоящих пирожков. Кошки, лисицы, собаки всех пород — все торопились обменять свои пожитки на то, что могли предложить им бойцы нашей армии. Далеко не все даже спускались для этого на перрон — многие высовывались из окон, суя в жадные лапы ветхие купюры и хватая еду. Самыми зажиточными казались лисицы, ведь они торговали курятиной и яйцами, многие кошки — кукурузой, картошкой, другими овощами. Самцов среди всей этой толпы коммерсантов было исчезающе мало — видимо, были заняты или отдыхали после работы. Те редкие, что появлялись, либо были в организованных группах, что таскали цинки с патронами, либо торговали мясом коров и свиней, которое даже не тащили на перрон — лишь принимали заказы, чтобы с утра доставить всё к поезду. К счастью для нас, вся эта толпа концентрировалась у локомотивов, в передней части состава, а мы тащились почти в самом конце. Там нас и собрал наш полковник — несколько десятков бойцов; я сразу же прикинул, что решили не мелочиться и звать реальный костяк нашей армии. Добб даже удивился, тут же отметив, что он был не единственным киборгом, которого позвали на построение. Его косого взгляда удостоилась небольшая группа из трёх псов — бультерьера с красными глазами-бусинками, овчара немецкой породы и высокой статной колли на красивых лапах с лёгкой снайперской винтовкой за плечом. У неё одной было нормальное имя, которое я знал, у двоих остальных были клички, исходящие из их вида, — Овчар и Бульк. Колли-снайпершу звали Тенесси, и к ней не пытался подкатить только ленивый, но все очень удивлялись, когда узнавали, что ей далеко за три сотни лет и всё, что у неё на самом деле есть от киборга, — это экспериментальный синтетический мозг и какие-то специальные кибернетические имплантанты. Она была прототипом для отработки взлома предела Хейфлика, и поэтому о её синтетической мускулатуре не позаботились в должной мере, а она смогла пережить и эксперимент, и лабораторию, и особенно своих создателей. Это было весьма показательно, ведь возможно, что именно благодаря ей мой друг обладал биологическим бессмертием, как и все остальные киборги. Кстати, меня её возраст совершенно не стеснял. Я мог спокойно пить с ней почти на равных и даже поддержать разговор. Жаль, сейчас было не до болтовни: полковник пытался объявить какое-то построение, а мне надо было ему помочь…