Лис ReNaR совместно с Vinny при поддержке Андрея Гончарова, Даниила «X-8973» Кондакова, Стаса «TIRATORE» Кесиля и многих других представляет Революционер
«Революционная ситуация имеет три главных признака: 1. Невозможность господствующего класса сохранять в неизменном виде своё господство — ситуация, когда верхи не могут править по-старому. 2. Резкое обострение выше обычной нужды и бедствий угнетённых классов, когда низы не хотят жить по-старому. 3. Значительное повышение активности масс, их готовность к самостоятельному революционному творчеству». В. И. Ленин, 1915 год.
Я обмотал толстый жёлтый трос вокруг своего запястья, глубоко вздохнув. Мой друг, поступивший точно так же, посмотрел на меня с каким-то осуждением. Все наши друзья заняли свои места; те, у кого не было верёвки или троса, устроились вдоль вагона и у колёсных тележек. Курильщики спешно забычковали свои сигареты и приготовились работать со всеми. Оставалось каких-то три сотни метров. Ничто по сравнению с пройденными километрами в горку. Честно говоря, этот участок перед посёлком Бородино был настоящим аттракционом: из-за неразведанных путей мы плелись почти с пешей скоростью — команда впереди и так едва успевала обследовать пути на устойчивость и готовность к проходу, так ещё и на планах никакой горки не было, как не было и топлива, чтобы сдать назад и зайти на горку с разгона. Баки тепловоза были практически пусты, электровоз без контактной сети только добавлял веса, а паровоз, хоть и был заправлен, просто не мог справиться с такой нагрузкой на этой чёртовой горке, и помочь практически ничем не мог. Поэтому в дело шли мы. Мы назывались «армией». Именно так, в кавычках и с маленькой буквы. — На счёт «три»! — заорал на нас матюгальник на межвагонной сцепке. — Раз! Мы разом натянули свои ремни, а те, у кого их не было, впились когтями в гравий под лапами. Ходить по битому щебню без ботинок — то ещё удовольствие. А если ещё и толкать при этом поезд... — Два! Состав неравномерно громыхнул вагонными сцепками. — Три! — Взяли! — рявкнул я во всё горло, упираясь лапами в заранее выкопанную ямку. Колодки отошли от изношенных в ноль бандажей, перенося всю нагрузку катящегося назад поезда на наши плечи, спины, лапы и задницы. Сам по себе вагон прокатить несложно — мой друг, например, мог бы справиться с этим в одиночку. Но вот затащить в гору больше дюжины сцепленных пассажирских вагонов, один почтовый, платформу с оружием и сразу три локомотива — это дело неблагодарное. Поэтому тащили все сразу, благо к физическому труду нам было не привыкать. А Армия без кавычек и с большой буквы мы так, иногда. — Не расслабляйтесь! Поднажмите! — орал на нас матюгальник. — Да заткнись ты! — рявкнул мой друг-доберман на попавший в немилость громкоговоритель. Конечно, ему было что возразить: только за этот месяц он порвал уже три троса, а к колёсной тележке становиться не желал, говоря, что с верёвкой получается намного эффективнее. Но не успел он добраться до ненавистного орала, как оно вновь разразилось громоподобным голосом нашего полковника: — Четвёртый вагон, не халтурить! — Да пошли вы к чёрту! — последовал закономерный, на редкость дружный ответ несколькими вагонами раньше моего. Машинист снова взялся за рацию: — Просрёте состав — все под трибунал пойдёте! До единого! — Да куда эта дура денется, — прорычал Добб, скребя лапами по щебню и отбрасывая крупные камешки за спину к неудовольствию тянущих за нами зверей. — Тебе вообще грех жаловаться! — заверил я его, ткнув кулаком в плечо. Мой друг — породы доберманов и с местным прозвищем Добб — мало того, что имел на себе нехилый слой мяса, так ещё и кое-какую электронику внутри, которая позволяла ему жать в рывке почти тонну. По крайней мере, если мы встречали сломанную машину, то домкрат был не нужен — Добб просто приподнимал её, как культурист штангу. Из-за своих форм доберман — впрочем, как и я сам — спал на полке плацкарта совершенно один, в то время как бо́льшая часть зверей ютилась вдвоём или посменно. Но с ним было просто невозможно спать на одной полке, поскольку пёс ворочался как безумный и занимал исключительно верхнюю полку. Проснуться помятым и упавшим на пол вагона было практически нереально хотя бы потому, что заснуть тоже было невозможно. Первый локомотив — паровоз — медленно проделывал свой путь в горку, уже постепенно выравниваясь. Не то чтобы он был самой тяжёлой частью нашего состава, но всё равно становилось легче. Вскоре все три локомотива преодолели подъём, а за ними и спальные вагоны. Звери начали собирать снаряжение. Мы оказались в руинах очередного города — до ближайшего населённого пункта, где можно было раздобыть солярку для нашего тепловоза, оставалось совсем немного. А оттуда — в очередной раз на базу, в столицу нашей необъятной и такой любимой родины — Москву. Добро пожаловать в «армию». Именно так. Мы так, конечно, назывались, но разве можно считать армией толпу антропоморфных зверей численностью примерно в тысячу морд, где не все и воевать-то умеют? Да какой там воевать — некоторые даже за всю свою службу ни разу и пистолет в лапах не держали. Конечно, все мы были когда-то созданы людьми, повёрнутыми на гуманизме и социальных проблемах своего рода настолько сильно, что они отказывались идти воевать. Тогда в строй и пошли мы — звери. Нас было немного — миллионов пятьдесят. На всю планету. Никто не проводил ни одной переписи населения с тех самых пор, как окончилась война, на которой, как известно, не было ни победителей, ни проигравших. Люди собрали свои вещи, погрузились на очень большие корабли и отчалили в неизвестном космическом направлении, оставив нам — своим творениям — разрушенный, истощённый, загрязнённый, разбитый на конфликтующие лагери и очень грустный дом — Землю. Немногое в этом мире осталось на плаву, сохранив хотя бы крупицы своей былой славы, но мне и всем моим сослуживцам повезло. У нас осталась страна, постепенно возрождались ресурсы, всё ещё стояли огромные города и было то, что, собственно, и делало из этой страны настоящее государство, — мы. То есть «армия». Служба в ней была не только сугубо добровольной, неплохо оплачиваемой, но и совершенно не подразумевала какое-либо боевое положение. Воевать здесь могли немногие, ещё меньше — делать это профессионально и, главное, успешно. Остальные были строителями, инженерами, монтажниками, так что везде, где была нужна помощь в восстановлении моста, постройке какого-либо здания или выкапывания на солнечный свет очередного бункера, появлялись мы. Когда можно было — на своём поезде. Когда не получалось — мы, если могли, строили дорогу, а если не могли — шли своим ходом. Мы как раз возвращались с одного из таких заданий с мостом, так что силы были на исходе. Командование, однако, обещало, что скоро для нас всё изменится в лучшую сторону и что целый месяц мы проведём в Москве — кто-то с премией за выполненное боевое задание, а кто-то с не очень напряжной работой. Последнее ко мне не относилось: Добб смог натренировать меня достаточно, чтобы меня не только брали в бой, но и повысили в звании. Пока что мы все неспешно погрузились в свои вагоны, запаковали тросы и устроились на своих полках. Дорога была неблизкой, учитывая то, что теперь нас будет тащить ужасно медленный, но хотя бы относительно надёжный паровоз.