Навеки и дольше

Hey I'm a broken machine I can do anything I've got nothing to hide … Now I start to dream

Лодка причаливает к острову, и я чувствую себя очень, очень неправильно, когда вместо яркого, режущего глаза света материка, вокруг меня образуется знакомая, густая тьма. Я ощущаю на себе чей-то взгляд. Я шатаюсь по Крокетту абсолютно бесцельно. Наблюдаю за тем, как люди живут обычные, размеренные жизни, за тем, как птицы переговариваются о чём-то своём, скрипучим голосом, на непонятном языке. Небо серое, и если упереть взгляд в горизонт, можно заметить, что словно и нет никакой границы между ним и морем. Всё, что есть — пустота, окружившая клочок земли. Я здесь будто в ловушку пойман. На меня смотрят искоса, с недоверием, близко не подходят — держат дистанцию. И хорошо, что хоть не шарахаются, как от прокажённого. Я страшный, я выбился из колеи и совершил то, что нельзя. Я чем-то опасным болен. И, может, это даже правда. Как дикого зверя избегают. … зверя. Я дёргаюсь, вспоминая недавний сон. Я убегаю. У меня уже болят ноги, дыхание давно сбилось, сил практически нет, но мне нельзя останавливаться. Речь идёт о моей жизни. Я чувствую этот взгляд. Что-то есть в этой тьме, что-то очень и очень недоброе. Хищное. Я не разглядел его самого, лишь неясный силуэт, но глаза его видел — они источали свет. Яркий, заметный, но словно бы неживой. Два мёртвых огонька. Я чувствую, что ещё немного, и уже не смогу бежать. Я прохожу мимо церкви. Даже забавно, почему именно сюда меня принесло? Ну и ладно, только совпадение. Отец Пол, вероятно, где-то недалеко. Не хотелось бы наткнуться на него сейчас. Этот человек — один из немногих здесь, кто пытается меня выслушать. Есть ещё Эрин, но она — это другое дело. Мы с ней одновременно и похожи, и абсолютно противоположны. Эрин напоминает мне того человека, которым я был до тюрьмы — верующий, куда более живой. Несмотря на то, что и она повидала немало, Эрин сохранила как минимум видимость жизни. Она верит в лучшее, хотя и она спрятала себя в лабиринт из желаний, несбыточных надежд и попыток обрести смысл хоть в чём-то. Но её лабиринт наполнен, он живёт, дышит, в нём она может даже улыбаться. Что в моём лабиринте? Я шатаюсь по острову без дела, ищу, чем бы заняться, я не знаю, куда и зачем я иду, и так каждый день. Остров Крокетт — мой лабиринт и, по совместительству, ад. Холодный, ничем не примечательный. И если я перестану идти, если остановлюсь, то подо мной, вероятно, земля разверзнется, и я провалюсь в самое ужасное забытье. Я прах, и в прах возвращаюсь. Постепенно. Медленно. Мучительно. И там, где кроятся мои с Эрин различия, начинаются сходства с отцом Полом. Харизматичный, умный, и по всем канонам «хороший» — он именно такой для прихожан. Кажется, стоит ему лишь на миллиметр отклониться от этого, и весь образ сломается. Его, как и меня, поставили в жёсткие рамки, характер определили, описали несколькими словами, и дальше этого уже никогда не увидят. Ох уж этот «хороший» человек! Он ведь именно из своей хорошести делает что-то. Читает проповеди, наставляя на путь истинный. И со мной, как с заблудшей овечкой, говорит, видимо, тоже из жалости и желания помочь. Вот уж интересно, когда жалость стала чем-то хорошим? Впрочем, это мнение не мне принадлежит. А что думаю я? Отец Пол действительно хочет помочь мне, пусть и сам меня вряд ли понимает. Может, ни одно моё слово его так и не коснулось, но он хотя бы старается. И всё же что-то не так с ним. Я чувствую, словно он преследует и другие цели. Отец Пол не проявляет ко мне жалости, хотя мог бы, и не смотрит снисходительно, как на малого ребёнка, ничего не смыслящего. Он слушает. Он поступает не так, как ему положено. И это странно. Отец Пол, как я. Человек из праха, и в прах он вернётся. Его лабиринт практически пуст, я вижу это, я чувствую такое почти что сразу. В тюрьме люди такие же — практически все. Он почти всё время говорит о Боге, и он с таким же упорством держится за эту тему, как я за землю острова. Я более чем уверен, что он знает — оступиться нельзя. Под нами пропасть. Внутри нас тоже есть огоньки. Но какие-то… неживые. Я стараюсь скрыться в чаще. Затеряться среди деревьев, скрыться от погони, которую я пусть и не вижу, но ощущаю. Сил у меня практически не осталось. Мне на секунду кажется, что я оторвался. Я останавливаюсь, прячусь за дерево и стараюсь дышать как можно тише, хотя получается с трудом. Я не знаю, где оно, я не знаю, видит ли оно меня, но я чувствую опасность — весь воздух вокруг ей одной пропитан. Но ничего не слышно. Видимо, оно потеряло меня, и я наконец остался один. Я вздыхаю с облегчением. Но чувствую, как что-то касается моего плеча.  — Райли! — отец Пол осторожно кладёт руку мне на плечо. Я вздрагиваю. Как он, чёрт возьми, там оказался? Секунду назад мне казалось, что позади меня никого нет. — Ты в порядке?  — Да, — выдержав паузу, отвечаю я. — А что?  — Мне показалось, ты был чем-то обеспокоен, — отец Пол смотрит на меня взолнованно. — К тому же, вчера ты не пришёл на собрание. Что-то случилось? Я не знаю, в чём причина, но мы могли бы поговорить об этом. Если я сказал что-то не так, то я подумаю над этим, извинюсь и не стану больше повторять свою ошибку. Я не хочу, чтобы тебе было некомфортно на наших встречах, Райли. Поверь, цель не в этом. Я только хочу помочь. Так, может, мы встретимся завтра и поговорим обо всём? Не нужно пытаться от меня сбежать, — он коротко рассмеялся. — Я совсем не страшный и не пытаюсь нарочно тебя задеть. Вот жё чёрт. Именно поэтому мне не стоило сталкиваться с ним сегодня. Я чувствую, как меня прошибает всеми возможными и невозможными чувствами сразу. Кто-то почти что бережно, но в то же время настойчиво сжимает моё плечо, и я понимаю, что это оно. Оно меня нашло. Оно не потеряет меня из виду, что бы я ни делал, не отпустит меня так просто, оно настойчиво хочет встречи, оно хочет… Чего оно хочет?  — Успокойся, — я чувствую, что оно совсем-совсем близко, шепчет почти что мне на ухо, и этот голос слишком сложно было бы не узнать. Я дёргаюсь, пытаясь вырваться, но он тут же оказывается передо мной, теперь уже держит за плечи куда крепче, едва не вжимает в дерево. Он сильный, и это ощущается не потому, что он свою силу проявляет, а потому, что, я знаю откуда-то — он может проявить. Сейчас он сдержан. — Я не причиню тебе вред. Я не могу сказать ни слова, и только отчаянно вглядываюсь в его лицо, словно такой смелостью смогу его отпугнуть. Это отец Пол. Пол Хилл, да? Новый на острове, милый и добрый священник, готовый выслушать, понять, помочь, и, кажется, сожрать. Правда глаза у него изменились сейчас. Это их я видел. Мёртвые огоньки.  — Расслабься, Райли. Всё хорошо. Я здесь, потому что я о тебе беспокоюсь, Райли, потому что я знаю, что для тебя лучше. Только позволь мне… Помочь. Мне хочется кричать. И бежать. Как можно дальше, как можно быстрее. Но я стою на месте, как вкопанный, и молчу. Всё, что я могу — смотреть. И, видимо, что бы дальше ни делал отец Пол, я не отстранюсь. Я сейчас как самый преданный зритель, не в первом ряду, но не отвожу взгляд, даже если на сцене меня самого вот-вот порвут на кусочки, наблюдаю с широко раскрытыми глазами, жду исхода. И ведь это совсем не я, не то, как я себя веду. Я не бездействую. Я не жду. Я не принимаю со смирением то, что происходит. Но что заставляет меня остановиться? Мы смотрим друг другу в глаза. И это страшно. Чертовски страшно. Я чувствую, что он медленно приближается, вот-вот готовясь напасть, но всё ещё не отвожу взгляд. Отец Пол останавливается лишь тогда, когда расстояние между нашими лицами сокращается до считанных сантиметров, и я чуть ли не чувствую его дыхание на своей коже.  — Ты ведь знаешь, — он снова шепчет, и я замечаю, как в его глазах мелькает что-то абсолютно безумное. — это всё потому, что я хочу о тебе… … С первого этажа раздаётся какой-то шум. Что-то падает и разбивается. Секунда — и слышится неразборчивая речь. Я просыпаюсь. И как, чёрт возьми, я должен был идти вчера на встречу с ним, если всё, что я мог сказать — это «А вы знаете, вы сегодня снились мне в кошмаре и чуть ли не дышали мне в лицо, видимо, желая меня сожрать, и я без понятия, что случилось бы дальше, если б я не проснулся»? Как бы я ни старался заставить себя прийти и сделать вид, что всё в порядке, я не мог. И вовсе не потому, что мне было страшно. Этот кошмар вызывал у меня смешанные, непонятные чувства, которые я до конца не мог интерпретировать. Я взглянул на отца Пола. Нет, он был совершенно нормальным, абсолютно не тем же самым, каким был у меня во сне.  — Простите, — наконец сказал я. — я уснул вчера днём и проспал. Какая-то дикая усталость в последние дни.  — Ты не заболел? — кажется, он вполне себе верил в мои слова. Неужели я производил впечатление больного?  — Вроде бы нет.  — Райли, следить за своим здоровьем важно, мне ли тебя учить? — он слегка касается моего лба ладонью. Его руки тёплые. Я едва заметно вздрагиваю. — Температуры, кажется, нет. Хорошо, хоть так. Может, заглянешь к доктору?  — Нет, нет, всё в порядке. Правда. Такое случается.  — Ты уверен? — он убирает руку. — Что ж, я надеюсь. Не стоит относиться к себе так халатно, Райли. Пожалуйста.  — Увидимся завтра, отец Пол.  — Так ты придёшь? — он улыбается, кажется, действительно обрадованный нашей встречей. — Это замечательно. Рад, что ты не обижаешься на меня ни за что. Я буду ждать тебя. И, правда, будь осторожнее. Ночью мне страшно ложиться спать.