***
Мэй всё ещё не знает, сколько времени она здесь. Но сейчас, оторвав взгляд от тел родителей, она замечает другие паззлы ужасной картины. Видит раненых мужчин и женщин, что ещё несколько дней назад отправляли своих детей в путь под её предводительством; видит вернувшихся с ней воинов, что сосредоточенно пытаются помочь пострадавшим; молодых девушек, её ровесниц, что мелкими перебежками мечутся между ранеными родными, соседями и просто соплеменниками, старательно промывая и перевязывая раны; видит совсем юных детей, что вернулись с ней из похода, которые, упав на колени подле своих близких, опасливо косятся на их кровоточащие раны. Рвущая на куски боль не думает утихать ни на секунду: Мэй и сама ещё не готова с ней прощаться, давая себе обещание, что проживёт эту баснословно дорогую потерю каждой клеточкой своей души, но позже. Она сделает это позже. Принцесса поднимается, осматривая окружающую суету пронзительным взглядом, и это даёт свой результат: раненые и помогающие, молодёжь и старшие, мужчины и женщины, взрослые и дети — глаза всех присутствующих на поляне обращаются к наследной принцессе. Уверенный тон даётся ценой колоссальных усилий: — Доставьте пострадавших в лазарет, — малахитовые глаза внимательно оглядывают сопровождавших её воинов, что безмолвно соглашаются с указанием. — Кто-то из тех, кто не сильно ранен, должен рассказать всё о произошедшем Лаго, — взгляд находит упомянутого мужчину, который внимательно её слушает. Мэй продолжает после глубокого вдоха: — Девушки, — Мэй задумчиво осматривает перепуганные лица, что внимают каждому её слову. Наконец, Хаттори находит решение. — Разделитесь: половина отправляется в лазарет и помогает раненым. Остальные — соберите детей, отведите в безопасное место и следите за ними, — взгляд принцессы против воли останавливается на младшем брате Кэры, что изо всех сил сжимает тонкими детскими пальчиками ткань длинной юбки сестры. — Им здесь делать нечего. Пару секунд ничего не происходит: представители горного народа застывшими оловянными солдатиками продолжают всматриваться в одинокую фигуру принцессы перед собой. Магия происходит, когда метроном в голове Мэй отстукивает скупое «три»: жители точно отмирают, без лишних вопросов принимаясь выполнять отданные указания. Мэй позволяет себе расслабиться всего на секунду: выдохнув до последней капли воздух из лёгких, чтобы сделать глубокий вдох; плотно зажмурить глаза, да так, что под веками начали плясать импровизированные звёзды. Оттягивать неизбежное и дальше — недопустимо, и девушка стремительно поворачивается на лихие сто восемьдесят градусов. Первое, на что падает взгляд — массивная фигура Лаго, который аккуратными движениями старается поднять с земли изломанной куклой лежащего Кина Хаттори. Позади него — Юст, поднимающий на руки Морико, что, кажется, будто вот-вот очнётся от крепкого сна. О том, что она сжимает руки в кулаки, Мэй узнаёт, когда короткие ногти вспарывают перепачканную кожу ладони. Девушка переводит взгляд на собственные пальцы. На них — кровь каждого из правящей семьи, что, смешавшись, бурым узором чертит болезненное клеймо. В полутьме маленькой комнаты стоит тишина. Пожилая целительница бережно омывает мокрой тканью каждую рану и порез на коже умерших. Мэй никак не контролирует её действия — лишь камнем застывает возле тел родителей, крепко вцепившись трясущимися пальцами в их руки. Под её кожей, теплой и перепачканной, жгучий холод и мертвенная бледность. Лица самых близких людей пустые — и эта пустота рвёт принцессе сердце: легкая полуулыбка отца, тепло маминых глаз — она не находит ничего из вызубренного наизусть, иглой вышитого под веками. Происходящее после покрыто дымкой и пеленой слёз: от момента прощания горного племени со своими правителями и вплоть до опускания гробов — Мэй проживает эти секунды в другой реальности, до последнего отказываясь принимать эту трагедию на свой счёт. Последнее прикосновение к родным лицам, горсть земли, что просачивается сквозь озябшие пальцы, крепкая хватка Юста на собственном предплечье, когда ноги подгибаются под тяжестью тела — Мэй нет в этих мгновениях. Она приходит в себя, зарываясь руками в проклятый клочок земли, что поделил её жизнь на «до» и «после»; выползает из кокона хрупкой надежды, когда лёгкие горят огнём от недостатка кислорода, а в ушах звенит от мёртвой тишины вокруг. Она валится наземь куклой: сломанной, убитой горем и потерянной в этом новом, пустом для неё мире. Лаго оказывается рядом бесшумной тенью: просто раз — и сырая земля сменяется запачканной тканью его одежды; два — и безвольно опущенная голова находит долгожданную опору, когда мужчина, крепко сжимая её в объятиях, аккуратно кладет её голову на своё плечо; три — и Мэй больше не сдерживает себя: прячет лицо в грубой ткани мужского кимоно, чтобы спустя секунду закричать, задыхаясь от неугомонной боли.***
Скромный свет пары ночных фонариков освещает покои принцессы. Мэй не сводит взгляда с ближайшего к ней фонаря, по крупицам собирая мысли в кучу. Лаго и Юст стоят по обе стороны от изысканной двери, терпеливо позволяя девушке взять себя в руки. Хаттори снова и снова мысленно проживает события последних дней, и всё, что тогда казалось лишь немного странным, в свете текущих событий стремительно меняет свой окрас. Сцена прощания с родителями обжигает кипятком, а каждое слово, сказанное ими, бьёт теперь больнее самого острого ножа. — Мешок, — Мэй оживляется, заострив внимание на непримечательной частичке недавно произошедшего. — Мешок с деньгами, что дал отец. — Нас не будет всего пару дней, а остановимся при Императорском дворе, — девушка хмуро всматривается в предложенный мешочек, не протягивая руку в ответ. — К чему нам деньги? — Пусть будут, — голос главы сталью пресекает любую попытку возражать, и темноволосая девушка, демонстративно усмехнувшись, всё же принимает мешок, пряча его в глубине походной сумки. Предчувствие дышит в затылок, поднимая табун мурашек на голой коже рук: Мэй как никогда верит собственной интуиции: — Юст, — принцесса обращает внимание на светловолосого мужчину, что заинтересованно смотрит ей в глаза, — принеси мешок с деньгами, что отец дал нам в путь. — Кая не понимает, к чему это, и даже нетерпеливо подаётся вперёд, намереваясь получить развёрнутые пояснения, но у Мэй нет на это времени. — Срочно. Юст уходит, вымещая недовольство на ни в чём неповинной двери: та громким хлопком даёт понять, что в комнате осталось лишь двое. Мэй всматривается в родную фигуру — единственно родную из оставшихся. Лаго понимает её взгляд по-своему: сделав пару шагов в её направлении, мужчина твёрдо чеканит: — Войско Сириуса — прибрежный народ в паре дней ходьбы от гор. Крайне искусны в ведении войн, но большую часть своего существования ведут обособленный образ жизни, не ввязываясь в межплеменные конфликты. Правящий род — Наито, власть переходит от отца к сыну. Мы с ними связаны лишь мирным соглашением о союзе на случай войны, срок которому уже десять лет. После соглашения наши племена ни разу не встречались: военные действия не сталкивали нас на поле боя, а гуманитарной помощи не просил ни один из родов — каждый выживал своими силами, терпеливо строя безопасную и спокойную жизнь. Мэй внимает каждому слову, всё больше не понимая, что забыл символ дружественного им народа подле трупов правителей гор. Лаго разделяет её недоумение, озвучивая очевидное: — Нет ни одной объективной причины, почему они могли на нас напасть, — принцесса кивает, соглашаясь с услышанным, задумчиво расхаживая из стороны в сторону. — Да и само нападение, — Лаго на секунду прерывается, подыскивая правильные слова, но, так и не найдя подходящих, выпаливает то, что предупреждающей табличкой вопит в голове: — Оно очень странное, Мэй. — Странное? — Странное, — Итано кивает, подтверждая, и продолжает речь. — Казна цела, все драгоценности — тоже на месте. Они не тронули стариков и женщин, а те старшие, что пострадали — по большому счёту, лишь меньшая часть из них сейчас находится в действительно бедственном положении, — Лаго делает глубокий вдох, — они будто шли сюда с конкретной целью, а не простым желанием воевать за дары и территорию; они зверски расправились лишь с двумя людьми, но наверняка знали, что именно их смерти подкосят каждого жителя гор — от мало до велика; они.. — Они шли именно за ними, — Мэй останавливает его, бесцветным тоном выдавая сложенное по крупицам открытие. — Они шли за моими родителями. Юст входит в покои и, быстро приблизившись к Мэй, протягивает искомую вещицу. Хаттори торопливо развязывает плотный узелок, а после, более не церемонясь, высыпает всё содержимое на гладь стоящего рядом стола. Предчувствие не подводит: в свете ночных фонарей монеты переливаются золотыми и серебряными бликами, что не в силах скрыть белеющий под тяжестью металла свернутый листок бумаги. Мэй разворачивает его, и в глаза тут же бросается до каждой чёрточки знакомый почерк. Почерк её отца: Мой нежный цветок, Моя принцесса, Моя Мэй, Я не допускал мысли, что буду писать тебе такое письмо. Что ж, я ошибся. Лучшее, что я могу сделать для тебя напоследок — быть честным в словах и кратким в изложении мыслей. Теперь ты не только моя маленькая принцесса — ты принцесса всех душ, что сейчас ждут твоих дальнейших решений; последняя надежда и единственный путь к безопасности для людей, что оберегали и растили тебя с самого раннего детства. Собери в кулак свою крепкую волю, ведь ты — их наследная принцесса. Идите на запад, к Императорским равнинам: его Величество окажет тебе всю возможную помощь, и вы обязательно справитесь. Ты отвечаешь за каждое сердце, что принадлежит горному народу. Это моя последняя воля, как правителя: Не подведи их, Мэй Хаттори. С этой строки Кина Хаттори больше нет. С этой строки отец пишет своему единственному, любимому ребёнку и никак иначе. Сбереги нежное сердце, что стучит в твоей груди, моя красивая дочь. Не трави его ненавистью, местью и бессрочной скорбью — это последнее, чего мы с мамой хотели бы для тебя. Помни, принцесса, — то, что кажется ясным, как день, чаще всего загадочнее и таинственней самой тёмной ночи. Не стой на месте, Мэй. Не смотри назад, даже если оставляешь нас позади. Твоя дорога — вперёд. Пройди этот путь с любовью. Мы не прощаемся, доченька. Мы любим, и пусть эта любовь всегда будет с тобой. Рука, сжимающая лист бумаги, медленно опускается вниз. Юст не отрывает глаз от письма, не в силах скрыть очевидную заинтересованность в последней воле правителя. Лаго же смотрит на Мэй, считывая каждую эмоцию на измождённом лице. Девушка подходит к ним в три шага, протягивая Итано письмо. Лаго колеблется, игнорируя нетерпеливое сопение Юста сбоку, и Мэй уверенно вкладывает бумагу в его руку: — Я не возражаю, — и только после этих слов, нарушающих тяжёлую тишину, письмо забирают из её тонких пальцев. Мэй выходит из покоев, оставляя мужчин позади себя наедине. Хаттори преодолевает зазубренный наизусть маршрут: излюбленный горный пик, тишина ближайших окрестностей и рёв собственных мыслей — ей нужны хотя бы жалкие несколько минут передышки, чтобы всё взвесить и понять, что делать дальше. Принцесса останавливается, заслышав впереди мелодичный голос, и внимательно всматривается в импровизированную смотровую площадку, которая полнится детьми и приглядывающими за ними девушками. Сердце пропускает удар: уставшие с долгой дороги, поражённые видом пострадавших родных и разгромленного поселения — дети сидят, плотно соприкасаясь друг с другом плечами, руками и взглядами, ни на секунду не выпуская из поля зрения старших. Перед ними, ближе всех к обрыву, стоит Кэра, обозначающая своими тонкими ручками очертания созвездий на небе. Мэй различает её повествовательный тон: — Это созвездие зовут именем греческой царицы. По легенде у неё родилось самое прекрасное на свете дитя, и девочку эту назвали Андромедой, — Мэй читает неприкрытый интерес на детских лицах, мысленно восхищаясь способностью Кэры ладить с младшими даже в такой критической ситуации. — Отец и мать малышки не могли нарадоваться своему ребёнку: с годами её красота становилась лишь изысканнее и ярче. Под успокаивающий тембр голоса Кэры Мэй позволяет себе прикрыть глаза, ограждаясь от окружающего мира. Сосредоточиться на легенде о созвездии в такой момент — непозволительная роскошь, но Хаттори позволяет себе столь дорогой подарок, заглушая все эмоции и впитывая рассказ Кэры каждой клеточкой своего тела. — Однажды мать Андромеды повстречала морских нимф и не смогла скрыть восторга от красоты своей луноликой дочери. Нимфы оскорбились и обратились к самому Посейдону — владыке морей, чтобы тот наказал зазнавшуюся царицу. Бог исполнил их волю, наслав на царство морское чудовище: из пасти его вырывался огонь, из ушей валил чёрный дым, а хвост был усеян острыми шипами — жители царства гибли, дома их были разгромлены. Саму же принцессу ждала другая участь: навечно приковали её цепями к самой высокой горе. Однако Андромеда была столь прекрасна, что храбрый рыцарь Персей сразил насланное чудовище и спас свою возлюбленную. Мэй улавливает, как мечтательно вздыхают совсем юные девчушки, заслышав красивую сказку о любви. Принцесса грустно улыбается: жаль, что счастливые концы поголовно возможно лишь в детских историях. — Но эту радость омрачило другое горе: спасая принцессу, рыцарь недоглядел за её родителями, и их сразил умирающий монстр — они навсегда окаменели, точно безжизненные скалы, — радостный шёпот вмиг сменяется громкими ахами и недовольным «как же так!» от особо впечатлительных. Когда симфония детских эмоций затихает, Кэра продолжает рассказ: — Даже владыке Посейдону стало жаль царя и царицу, что пали жертвой любви к собственному ребёнку: они поплатились за свою гордыню, чтобы их дочь могла и дальше жить, озаряя мир своей красотой. И тогда Бог превратил их в яркие звёзды, навсегда отправив на небо, чтобы хотя бы оттуда они могли наблюдать и приглядывать за своим любимым дитя. Тишина стоит на площадке с десяток секунд: впечатленные легендой дети тщательно обдумывают такой финал истории, пытаясь понять: счастливый это конец, или всё-таки не очень? Размышления прерывает заинтересованный голос Онга — младшего брата Кэры: — Так чьим же именем названо это яркое созвездие? — Кассиопеи. Это созвездие Кассиопеи. Нестройное «красиво» пробегает по смотровой площадке, когда тоненькие детские голоса пробуют на вкус незнакомое ранее имя. Мэй безмолвно соглашается, открывая глаза и всматриваясь в россыпь ярких звёзд, что формируют на небосводе созвездие в форме буквы «М»: Красиво.***
Только оказавшись на самой высокой горе поселения, Мэй наконец успокаивает ходуном скачущее сердце. Тишина и вечерняя прохлада действуют на зависть любому успокоительному: Хаттори чувствует, как нервы, напряжённые на манер натянутых до предела струн, наконец хоть немного расслабляются. Мэй думает: много, долго, со всех сторон размышляя о том обилии событий и информации, что она получила в столь короткий срок. Принцесса всматривается в звёзды, будто специально цепляясь взглядом за Кассиопею, чтобы спустя несколько секунд, против собственной воли, перевести взор на ярко светящего Сириуса. Мэй и подумать не могла, что когда-нибудь станет испытывать такую сильную ненависть к чему-то настолько прекрасному. Тихие шаги за спиной раздаются, когда последняя точка в голове принцессы занимает место над своей i. Лаго подходит, безмолвной статуей замирая за спиной, не торопясь нарушать тишину. Эту обязанность Мэй берёт на себя: — Собери наш народ, — и темноволосой не нужно оборачиваться, чтобы до малейших деталей увидеть, как Лаго непонимающе хмурит брови, однако никак не возражает. — Как наследной принцессе, мне есть, что сказать. Когда Итано уходит, Мэй мысленно запускает таймер, что отсчитывает секунды её уединения. Когда засечённые минуты, что она выделяет Лаго на сбор людей, истекают, Хаттори направляется вниз, где её терпеливо ждут жители гор. Принцесса замирает прямо напротив собравшихся, осматривая каждого присутствующего. Мэй знает — потом, многим позже, когда она сможет хоть на грамм утихомирить тоску в своём сердце, она обязательно восхитится собственной выдержкой в этот момент. Но это будет потом. Сейчас Хаттори безвозвратно принимает опустошенность и скорбь, невидимой, но ощутимой аурой идущую от знакомых фигур: заплаканные дети, убитые трауром по своим правителям взрослые; перепуганные девушки и ожесточённая мимика воинов, что цепким взглядом осматривают каждый миллиметр земли вокруг, на уровне инстинктов выискивая возможную опасность. Мэй принуждает себя, как никогда раньше: уверенно поднимает подбородок и отводит назад напряжённые плечи; заводит за спину руки, незаметно сжимая тонкие кисти в кулаки, переносит вес с левой ноги на правую, чтобы скрыть дрожь в подгибающихся коленях. Для них она будет сильной. — Как наследная принцесса горного народа, я, Мэй Хаттори, приношу каждому из Вас свои искренние соболезнования о потере правителей, — старшие настороженно хмурятся, но не смеют нарушить уважительную тишину. — И, как Ваша принцесса, я даю Вам обещание: обеспечить безопасность каждого жителя, обеспечить Вам спокойную дальнейшую жизнь, — на некоторых лицах Мэй замечает проступающие улыбки облегчения, а потому, вдохнув новую порцию воздуха, спешит продолжить, — но это моё последнее обещание горному народу. Недоумевающие выдохи всё-таки губят тишину, когда каждый житель вопросительно смотрит на правящую династию в лице юной принцессы. Мэй понимает их растерянность, терпеливо поясняя: — Я, наследная принцесса горного народа, Мэй Хаттори, отрекаюсь от титула, принадлежащего мне по праву рождения. Вот и всё: она произнесла это. Выстраданное решение слетело с уст за несколько секунд, впуская в измученную грудь долгожданное облегчение. Мэй смотрит на жителей: все, как один, глядят на неё с кристально чистым непониманием, некоторые даже не скрывают своего осуждения. Когда вперёд выходит один из старейших представителей гор — Эраст Кая — Мэй напрягается, предугадывая его вопрос: — Мы хотим объяснений, принцесса, — своим обращением мужчина подчёркнуто игнорирует ранее произнесённые ей слова. — По какой причине Ваш путь расходится с собственными подданными? И каждый присутствующий испытующе смотрит в зелёные глаза, не позволяя долго медлить с ответом. — Мой путь поведёт меня к мести, — Хаттори крепче сжимает кулаки, чтобы чудом глушимая ярость не пробралась в тщательно выстроенные спокойные интонации, — потребует от меня отказаться от имени, рода и собственных подданных: такова цена этого пути. Моя гибель лишь вопрос судьбы, удачи и времени. Ступать на этот путь с Вами — непозволительный эгоизм для наследной принцессы. Мэй поднимает глаза на Эраста, что стоит впереди остальных. В его глазах она ищет что угодно, но никак не ожидает обнаружить там… одобрение? Однако у этого открытия нет шанса привести её к верному умозаключению: выступающий вперёд, ближе к Эрасту, Лаго перетягивает всё её внимание на себя: — Правящая династия всегда уважала волю своих подданных, принцесса, — и озвученный титул режет чуткий слух, ведь конкретно от этого человека Мэй не привыкла слышать такие официальные речи. — Так позвольте же горному народу самостоятельно решить свою судьбу. Происходящее после окончательно поражает: Лаго опускается на одно колено и, положив правую ладонь на грудь, прямо над сердцем, смотрит на Мэй, выше вскидывая подбородок: — Я, Лаго Итано, подданный правящего рода Хаттори, клянусь, что буду верой и правдой служить наследной принцессе и всему горному народу. Дальнейшие события — сплошное буйство голосов и звуков. Лаго своим примером вершит незапланированную революцию: старшие мужчины народа — раненые и чудом не пострадавшие — все разом опускаются на землю, повторяя секундами ранее услышанную речь; рыцари, обнажив своё оружие, приносят клятву, угрожающе отражая лунный свет от закалённой стали; мягкие голоса женщин и девушек вплетаются в этот хор, и даже дети присоединяются к творящемуся безумию, твердя судьбоносные слова и нелепыми телодвижениями опускаясь на землю. Мэй молчит, не позволяя себе отвести глаз от разворачивающейся картины. Где-то глубоко в груди нещадно колотится волнующееся сердце, а малахитовые глаза начинают подозрительно слезиться, вынуждая крепче сжать за спиной кулаки. Лаго поднимается первым, а за ним — остальные, в открытую переглядываясь между собой и не скрывая свои счастливые улыбки от чувства всеобщего единения в вопросе принятого решения. Итано приближается к Мэй, чтобы громко задать интересующий всех вопрос: — Как называется наше войско, принцесса? Своим вопросом Лаго снова выражает волю целого народа: мужчина даёт понять, что они не позволят ей мстить за правителей в одиночку. Горный род готов создать целое войско, что пойдёт в бой за справедливостью. Недавняя картина ярким светом вспыхивает в голове, вырисовывая под веками красивую «М». Принцесса ни секунды не сомневается: — Войско Кассиопеи.