Бог второго шанса.
Кровь полукровки не сработала. Он сидел около впитавшегося, почти полностью растоптанного пятна, оставленного вредной девчонкой, рядом с плёнкой колеблющегося барьера и вновь искал доказательство того, что просто ошибся. Тыкал лапой в тёмные, скатавшиеся комки земли, пытаясь найти отклик. Но дар молчал. Он рассчитывал как минимум на резонанс своей силы, который дал бы понять: конечный результат достигнут и можно перейти к следующему витку плана, но никаких изменений не произошло. В её крови не было силы. Он сразу заподозрил, что что-то не так, когда мелкая девчонка с объедками дара резво выдавила воду из мёртвого природного узелка, ведь любой фейри обучался возможности воздействовать на внешний источник энергии сотни лет. Всё прояснилось, когда он увидел пресловутую завитушку водного связёра — девчонка была человеком. Не кровью — характером. Упёртая, надменная, взбалмошная и глупая, она обманула себя, поверив в силу «рун» настолько, что от давления её воли Река Мира искажалась, вырывая из узелка застывшую в нём энергию. Чисто человеческий приём — верить и упираться в ложную истину рогами так сильно, что продавливалась реальность. И почему он, собственно, надеялся увидеть нечто иное? И всё же… бог не мог забыть взгляд Марианн, когда он показывал ей вариации волшебства: искристый, чистый, наполненный детским восторгом, преобразивший суровое, надменное лицо. Казалось за сорокалетней женщиной, чьи волосы почти полностью поседели, мелькнул маленький ребёнок, умеющий мечтать. Мелькнул и исчез. В её крови ютились отголоски человеческого дара — ни отзвука силы фейри. Было бы намного проще, если бы магическая сущность Марианн разрушилась полностью. Тогда бывшая учёная не смогла бы колдовать вовсе, бог убедился бы, что кровь загасшая и вернулся на материк к Сердцу мира строить дальнейшие козни Высшим. Но резонанс то есть: река мира продолжала отзываться на каждый отчаянный, упрямый всплеск воли ребёнка, а значит кровь фейри ещё могла вспыхнуть. Понять бы только в чём причина угасания. В отсутствии пробуждения? Вряд ли. Эта бестолочь прекрасно осознаёт своё желание: у такого помешательства на магии есть корень. Тогда в чём? В духовном кинжале, который не принадлежал девочке, но умудрился поделиться с ней энергией, когда та чуть душу на перерождение не отпустила? Или в разрушенном резерве? Истинных фейри никакие поломки или потери дара не останавливали. Или он упускал что-то ещё? Эльник развернулся и легко взлетел на ближайшее дерево, чтобы уютно спрятаться среди тяжёлой листвы. Бог замер, задумчиво перебирая золотистые, бледные нити, проверяя, всё ли в порядке с теми, кого он притащил в этот мир. Он играл в бога не первую тысячу лет, пытаясь добраться до единственной цели. И времени у него практически не осталось. Стоило ли тратить его на ожидание всплеска в полукровке силы? Его нити остались без присмотра и по-хорошему нужно было вернуться на материки в новом теле. Нужно… Да только он не мог. Ему оставался маленький шажок, одна единственная стенка в виде проблемы с кровью девчонки и он получил бы наконец ключик, которого оказался лишён с первых циклов жизни под сводом Сердце-Древа. Забавно, что женщина, к которой он так рвался, в итоге оказалась его полной противоположностью — фейри с человеческим даром. Марианн даже в качестве посыльного не используешь: для учёной вход в мир Высших был так же закрыт, как и для него. Бог был рождён человеком. Им же и переродился после смерти. И в третий, и в пятый, и в пятнадцатый раз, оказавшись одним из редких исключений почти железных правил о невозможности смешения сил — нося в основе духа истинное Желание, которое и делало его в магическом плане истинным фейри. Лишь в нём. Он оказался заперт в нижнем зеркальном отражении, способный помочь Сердцу мира, но без возможности достичь единственной точки, откуда бы вышло изменить положение вещей. Ему нужно было вернуться к старому плану — продолжить дразнить Высших, надеясь, что те откликнуться лично. Нужно… Но он решил остаться ещё ненадолго, давая шанс девчонке и… себе.***
Марианн.
Когда у неба появился сиреневый оттенок и воздух заполнился запахом дыма, распространившимся от костров, разожжённых в деревне, — дети спохватились и заторопились домой. Ворсер удрал вперёд, едва не налетая на ликров, ухаживающих за полем стоицила, рычащих ему в след. — Он снова к Заг? — тихо спросила Миира, помешав невидимой ложкой в воображаемой бочке. — Кто его поймёт? Не за хвост же привязывать, — дёрнула плечом Кэррия. Сёстры шли чуть опережая Мари и тихо переговаривались. Они не скрывали сути разговора, но настолько увлеклись обсуждением некоего Зага и его наклонностей, что непосвящённой Мари совсем не осталось места между ними. И было ли оно — это место? Кэррия и Миира распрощались с ней возле гостевого дома, вернув тетрадь и словарик, о которых Мари позабыла. Учёная замерла, глядя вслед сёстрам. Они болтали и удалялись кривыми зигзагами — младшая вцепилась в талию Кэррии, обнимая. Их силуэты мягко очерчивал вечерний, розоватый полумрак, а огонь от костров отбрасывал игривые блики на пушистые хвосты. Рядом с Гротэр было так же пусто, как и внутри. Через тройку домов Миира расцепила руки и чуть отбежала вперёд, звонко выбивая ритм о настил. Она свернула к чужому дому, но замерла, обернулась и, вздёрнув руку, весело замахала Мари на прощание. Учёная вяло приподняла свободную ладонь и махнула в ответ, отворачиваясь. Эльник не вернулся и Мари стало неуютно заходить в гостевой дом одной. Учёная помялась около кустов, от которых доносился неприятный запашок, оценила степень своего голода и, развернувшись, направилась к пляжу. Небо приобрело фиалковый цвет и мыльные блики на воде стали жирнее. Воздух насквозь пропитался запахом ила, вытеснившим тухлый привкус воды. Детей возле лодок не наблюдалось. Мари достала слезу из-за голенища, положила надоевшую тетрадь с книжкой на деревянную тропинку и отошла в сторону по жёсткому песку и коричневой грязи. Глубоко вдохнула. «Магия. Туман. Вода», — она медленно отстранилась от ярких картинок прошедшего дня и от ноющего чувства внутри. Отогнала смутные фантазии о том, чего нет и не будет. Мари не станет частью этой компании, как не стала частью замка. Ей нужно было идти вперёд, а не задерживаться, отвлекаясь на песчинки в сапогах: будь то желание помыть с чужой семьёй посуду или вставить глупую шутку в отработанные перебранки, став её шестерёнкой. Это детское. Оно пройдёт. А то, что ей действительно нужно… Туман сизыми обрывками висел между деревьев, избегая болота, но для эксперимента было достаточно и этих скудных клочков. Мари начала издалека. Прижав руку к слезе, а кристалл к схеме на потрёпанной бумажке, представила структуру тумана: мелкие капли, состоящие из нескольких молекул, разделённые воздухом. Чуть уменьшила масштаб — десяток колышущихся капель. Затем сотня, тысяча. И ещё чуть-чуть, не теряя сути в расширяющейся фантазии… Открыв глаза, Мари с радостным прищуром оглядела парящий в воздухе кубик. В пределах воображаемой ёмкости туман клубился, но не исчезал. «Так, а если взять существующий туман большего объёма…» Зажмурившись вновь, Мари представила, как клок размером с её сумку отрывается от облачков между деревьев. Как он медленно всплывает и окутывает пространство в шаге от неё. Не обязательно широкой полосой — всего пару сантиметров толщины. Тонкая, почти прозрачная стенка. Учёная открыла глаза и с удовольствием обошла плоский кусок тумана. «Если постараться, то из этого может выйти отличное маскирующее заклинание…» — сунув руку в белёсую перегородку, она пошевелила пальцами, не ощущая границы. В голове плёнки, удерживающие капельки воды, тут же исчезли, наслаиваясь на то, что увидела Мари, и туман рассеялся легкой дымкой. Именно в этом была тяжесть полученной ею магии: поддашься реальности, пустишь её в воображение — и заклинание таяло. Она будто бы играла в игру, кто кого переспорит, Мари — реальность, или реальность — её желание колдовать. Гротэр оскалилась. Она оглядела сгущающийся туман и, не закрывая глаз, притянула к себе значительный кусок мглы. И глубоко вдохнула. Ей нужна стена. Плотная, ровная — потом можно сделать её рельефной, чтобы маскировка стала более естественной. Для начала окружить туман границами. Затем сдвинуть его к себе и растянуть, сделав камуфляж. При этом нужно не забывать, что туман — это лишь маленькие капли воды, которые легко подчиняются придуманному образу. Замкнуть заклинание полусферой у себя над головой, а затем чуть уплотнить туман, ужав пространство для манёвров. У Мари пот проступил от напряжённой сосредоточенности. Мутная плёнка вышла качественной, пусть и не идеальной. Она всё ещё немного просвечивалась, но если подойти к делу с умом… К примеру: можно будет лечь на землю и немного сгустить туман над собой и тогда станет легче скрыться или остаться незамеченной. Сбоку раздались глухие хлопки и Мари вздрогнула. Тревога ножом вспорола живот, заставляя внутренности скрутиться. На краю сознания мелькнул образ Дейва: холодный, отстранённый, но злорадный до одури маг с ошейником в руках. Мысли смешались и картинка заклинания в голове сбилась, от чего завеса медленно сполз на землю к её ногам. На деревянном настиле около тетрадки, вытянув одну ногу вперёд, а другую согнув в колене и оперев на неё руку, сидела Грейс. Расслабленно, спокойно, будто бы давно уже наблюдает за девочкой. — Контроль для твоего возраста превосходный, — хрипло произнесла пиратка. — И концепцию воды, как вижу, ты довольно хорошо понимаешь. Был бы резерв побольше… ты бы быстро достигла третей стадии. Что у тебя с аурой случилось, ведьмочка? — А что с ней не так? — чуть расслабилась Марианн, еле сдержав порыв скастовать вокруг головы Грейс удушающий шар. В животе все ещё извивались холодные змеи. — Резерв как будто бы разодрали, украв огромный кусок, а остатки попытались сшить золотыми нитями, — сощурившись, она оглядела девочку засветившимися чистым, голубым светом, глазами. — Давно у тебя проблемы с даром? — Вроде как с рождения. Точнее не скажу, — пожала плечами Мари, пытаясь вернуть спокойное, медитативное состояние. Грейс застучала мыском сапога по деревянному настилу. — Такой талант уничтожили, что за твари. Я удивлена, что с подобными осколками ты умудряешься реку мира контролировать, хотя и вижу, что для этого ты используешь слёзы. Я не целитель, учила в своё время только основы, но думаю в империях не найдётся никого, кто захотел бы тебе помочь. Нужно искать что-то большее, чем людей с восьмой и даже девятой ступенью. Думаю, можно попытать шанс у лесных хранителей, но эти вряд ли согласятся: слишком замкнутый народ. Как же тебе не повезло… — Грэйс оглядела девочку с лёгкой жалостью. Так, будто бы она примерила шкуру Мари и сдалась вместо неё, посчитав ситуацию безнадёжной. — И что? — сухо, зло спросила Гротэр, сжимая в одном из кулаков слезу и листок. Страх исчез, оставляя нервозность в качестве топлива для жгучей волны огня, прокатившегося по внутренностям. — Да потрепала тебя жизнь, «что». Может даже неизлечимо… Марианн вспыхнула. И со всей чёткостью представила, как вокруг головы Грейс смыкается шар. К зверю! Никогда она не слушала людей, твердящих о неправильности. Никогда не позволяла решать, что лучше для Мари. Безнадёжно? Неизлечимо? Судьба? К зверю!!! Мари ставила перед собой вопрос, ответа на который не существовало, и сама выкапывала формулы в бесконечных расчётах, в ошибках и провальных экспериментах. Чужая опека и тем более жалость ей были не нужны. В этот раз учёная чётко поняла, как для магии пришлось напрячься. Чутко уловила грань, после которой вспыхнула боль в висках и как медленно, сопротивляясь её давлению, поплыла картинка перед глазами. И шар возник. Из неоткуда. Оплёл, обхватил, сжал. Его форма была чёткой, не колыхалась. Волосы Грейс медленно распушились, занимая почти всю полость шара, а сама пиратка от этого даже не шелохнулась. Она сидела не замечая окружившую её голову воду. Повертелась, заставляя черные пряди шевелиться, выпустила столбик пузырей. — Ого, неплохо. Очень даже, — Грейс открыла рот и звук, наполненный той отвратительной силой, что она использовала на Мари при первой встрече, даже на секунду не был остановлен водой. Мари сразу наотрез пресекла его воздействие, упорно удерживая картинку в голове. Зрение затуманилось ещё сильнее. Справа раздался знакомый, очень испуганный писк. Эльник оранжевым пятном выскочил со стороны деревни. Он вцепился в ногу, чуть выпустив когти, но сквозь сапог Мари этого практически не почувствовала. Дальнейшие слова Грейс она просто не услышала. В носу хлюпнуло и, вдохнув через рот, Мари почувствовала солёный привкус крови. Последнее ощущение в раскалывающейся голове — эльник залез к ней на плечо, укусив её за ухо, и от этой боли, прошившей нервы, распался чёткий образ водной темницы. Очнулась Мари лёжа на деревянном настиле лицом кверху. На её животе елозил взволнованный эльник, сердито ворча, а по лицу вазюкала платком Грейс. Увидев осознанность во взгляде Мари, та облегчённо покачала головой и вздохнула. — Теперь верю, что это ты спугнула струповских крыс, похитивших малявок, — она шевельнула рукой и вся влага с волос и одежды пиратки медленно поднялась в воздух, собравшись в шар. — Я бы с таким методом на абордаж не пошла, но что сказать… весьма действенно. И оттенок силы на мою похож. Океан любит тебя, девочка. — При чём тут океан… — задушено просипела Мари. Хотелось продолжить душегубство уже собственными руками, но в теле не осталось сил: слишком много вытянула пресловутая головная боль. Грейс всё ещё оставалась лишь смутным силуэтом. Пиратку она могла отличить разве что по тёмному халату и синим изгибам на нём — карикатурными рисунками волн, — и по голосу, лишённому магии. — Потому что вся вода исходит из океана… — Грейс задумчиво покачала головой и вновь шевельнув рукой, будто бы задевая невидимые в воздухе струны, и заставила шар всплыть вверх, к небу, а сама легла рядом. Постепенно вода поголубела, засветилась, как глаза женщины в момент колдовства. И голос Грэйс заполнил тишину, словно лёгкий, прозрачный поток. — Любая капля, источник, река или лужа — вся вода мира имеет схожий оттенок энергии. Отделившись от океана, даже приобретая иные свойства или элементы, вода не теряет своей сути и однажды она вновь вернётся в океан, слившись с ним в единое целое и поведав всё, что могло сохраниться в капле. Океан — истинная книга судеб нашего мира. Не та, о которой говорят, будто бы в ней описано, что должно произойти и что произошло с каждым существом, а та, что знает давно забытое и канувшее в веках прошлое. Светящийся шар растёкся по воздуху, а затем, разделившись, стал изображать фигурки: замок, корабль, парус, странную рыбу с горбом, раковину, маленький изогнутый кинжал. Вода светилась неравномерно, будто бы внутри неё блики преломлялись, касаясь невидимых кусочков стекла. — Как вы это делаете? — восхищенно прошептала Мари и потянулась рукой к воде. Её зрение почти восстановилось. То, как жидкость светилась, сильно напоминало накопитель. Казалось ещё чуть-чуть — сожми детские фигурки сильнее и образуется плотный комок, что затвердев, станет очередной овальной стекляшкой — слезой глубин. А были ли слёзы кристаллами на самом деле? — Я просто слышу океан, девочка. А вот как это делаешь ты, будучи слепой и глухой, — гораздо более интересный вопрос. Для поломанного дара у тебя слишком сильное понимание стихии. — Я не слепая! Хватит уже доказывать, что я ущербная, — Мари резко села и мир завертелся, но учёная упрямо нахмурилась. — Если бы ты Видела, то не задавала бы глупых вопросов, — Грэйс дёрнула рукой и вода отлетела в болото. Шар с хлюпом упал на маслянистую плёнку. Пиратка протянула ладонь, тёплую, не металлическую, к Мари, и коснулась её лба. Гротэр не почувствовала ни капли магии, хотя глаза Грейс ярко светились, будто бы заколдованная вода, продолжавшая создавать звёзды. — Нет… я не смогу тебе помочь, — взгляд капитана медленно потух, и она, чуть пригладив пыльные, жестковатые волосы Мари, медленно убрала мелко подрагивающую руку. — Сколько бы я не вливала, ты как дырявая бочка — ничего в себе удержать не можешь. Твой дар действительно уничтожен, пусть и не полностью. Мари заморгала и на глазах почему-то выступили слёзы. Она не верила никому, не слушала никого и ничто, но от этих спокойных, уверенных, наполненных грустью слов стало так больно… — Мне жаль… — выдохнула Грейс и потёрла живой рукой ту, что была покрыта узорами. Мари сморгнула слёзы. «Мне жаль. Твою ногу не восстановить.» «Мне жаль. С вашим умом только в университете преподавать.» «Лили погибла. Мне жаль.» «Мне жаль… Мне жаль… Мне жаль…» — А мне — нет, — Марианн поднялась и, обойдя Грейс, схватила свои принадлежности. — Я не жалею. Никогда. Просто меняю, ищу и всегда нахожу ответ на поставленный вопрос. А вы уж как-нибудь сами со своей жалостью разбирайтесь. Обогнув Грейс по широкой дуге, Мари затопала по деревянному настилу прочь. Рядом семенил разобиженный, насупленный эльник. Пирс скрылся из вида. Мари обернулась, проверяя не идёт ли пиратка следом, но тропинка была пуста, влажно поблескивая под светом взошедших лун, — минула полночь. Мари присела за корточки и свободной от поклажи рукой подсадила зверька к себе на плечо. — Прости… испугался? Как ты почувствовал, что я колдую? — зверёк возмущённо мявкнул и засопел. — Прости… У учёной дрогнули пальцы от желания погладить зверька по голове, но она не решилась его коснуться и продолжила медленно подниматься по тропинке в деревню. — Надо бы тебе имя придумать, а то Эль не подходит… Какой из тебя эль, скорее коньяк просроченный. Ая-я-яй! Не кусай за ухо, больно! Ладно, не конь с помесью яка, хорошо, сдаюсь. Может тогда мандаринка? Да не кусайся ты, я же серьезно! Ну а как ещё? Игла для прокалывания ушей… — она шутила и постепенно расслаблялась. С каждым смешком, с каждой волной почти что истеричного смеха напряжение отступало. Эльник реагировал до нелепого наигранно. То шипел, то фыркал или подскакивал, широко раскрывая пасть, картинно приценивался клыками к уху и столь бурно возмущался, что она поняла: он лишь пытается её взбодрить. — Спасибо… — тихо шепнула Мари. — Я правда думала над именем и ничего толком не выбрала. Она шагала по настилу, вела монолог и пустота внутри таяла под натиском громкого сопения эльника. — Может подобрать что-то из старого мира, пока не найду имя более подходящее? Микаэл, Сэм, Эрик… Всё не то. Может Аластер? Насколько я помню, рунами пишется как защитник, но оно слишком длинное… Эльник замер, а затем очень уж по кошачьи мурлыкнул. Мари перестала плестись вперёд и повернула голову. Зверёк, изогнувшись, смотрел прямо на неё и поддергивал ушами. Антенки, до этого неподвижные, едва заметно дребезжали. — Что, нравится? Он зашевелил ушами сильнее, чуть ли не подлетая, и закивал так по-человечески, что учёная расхохоталась. — Хорошо, Аластер. Буду сокращать до Ала, а то слишком уж оно длинное. Дребезжание усилилось, создавая тихие жужжащие звуки. — Ну и чудо же ты… — проговорила Мари и слова о том, что он обязательно понравился бы Лили застряли внутри. Дорожка вильнула — появился косой угол гостевого дома, похожий на тёмную, окутанную туманом глыбу. Эльник, успокоившись, спрыгнул на землю, приготовившись проскочить в дом сразу, как Мари приоткроет дверь. — Эй, Ал, — он обернулся на тихий оклик и шевельнул ушами. — А ты случаем не Древний? Знаешь, из тех зверей, что скоро должны стать людьми, поскольку прожили много веков и набрались тонны мудрости и силы? Зверёк замер, чуть отведя взгляд, а затем медленно мотнул головой.***
Через несколько дней, когда зуд в боку после снятия швов почти исчез, Миира потащила её к пирсу, где галдящие дети встречали узкую, длинную лодку, заполненную ликрами и людьми. Пассажиров было пятеро, двое из которых задержались в гостевом доме на ночь. Путники не привлекали внимание: облачённые в серые туники, со стоптанными сапогами, с сумками разных объёмов, с дубинками и рогатками. Они избегали Мари и Грэйс — поговорили лишь с Ссахейли, передав ему конверт, а утром следующего дня тихо и незаметно ушли. Рана заживала и Мари прекрасно поняла, что со следующей переправой тоже покинет деревню и станет похожим путешественником: настороженным, одиноким, в пропыленной и заляпанной грязевыми разводами одежде. Незнакомкой, чьё лицо забудут через склянку. И она не понимала, чего чувствовала больше: облегчения или тоски. В деревне раздражало всё: навязчивая забота Мииры, ликры-малыши, возомнившие себя шпионами и следовавшие за Мари по пятам, Ворсер, обстрелявший учёную тиной, смешанной с тухлыми яицами. И Грейс, которой вдруг пришла в голову идея завтракать вместе с учёной. Но если на лису действовал холодный, спокойный голос, детей можно было игнорировать, а Ворсера — облить водой, смешанной с теми же комками пахучей смеси, что он в неё кидал, то вот с капитаном… Никакие крики, ругань и отказы в случае пиратки не сработали. Мари даже истерику закатила и попыталась придушить жалостливую женщину, но в ответ её окатили такой волной, что учёная чудом не захлебнулась, а весь первый этаж гостевого дома затопило по колено. Из хозяйского коридора, переволакивая в ледяной воде ноги, показался рассерженный и шипящий Ссахейли. — Ты же мне все травы исспортишь! Прекращай! Сссовсем мозги расстеряла со ссвоей подозссрительностью? Убери воду ссейчас же, иначе будешь в болоте ночевать и ряссской на завтрак закусывать! На все возмущения змея Грейс лишь пожала плечами. Пиратка, словно не ощущая сопротивления воды, подошла к двери и распахнула её. Вода хлынула в открывшийся проход бурным потоком, прихватив с собой пыль, грязь, камушки и веточки, забивавшие между досок и в углы. Пол заблестел, будто отполированный. По мановению рук и тонких пальцев, погладивших воздух, сначала вещи и ботинки Ссаха высохли, а затем и штаны с носками Грейс. Мари же продолжила стоять посреди комнаты ощущая, как капает с её одежды и волос на сухой пол. Поднимаясь на второй этаж, учёная еле сдерживала желание снять наполненные водой сапоги и кинуть их в сторону улыбающейся Грейс. Вытиралась Мари специальной простынёй, которой пользовалась после редких ванно-банных процедур. Вещи развесила по тумбочкам. А вот сапоги, смущённо оглядываясь, сушила с помощью нового листочка с руной. Было сложно представить, как вода отделяется от внутренней ткани и поднимается мутными каплями вверх, но Мари, увидевшая этот трюк, выполненный руками Грейс, не смущалась неудач. Постепенно у Гротэр получилось — магия поддалась. Кожа внешней обивки немного потрескалась, внутренняя ткань стала жёсткой и колючей, но в целом влаги не осталось. После мини-цунами возражений у Мари не нашлось. И теперь по утрам, с первыми рассветными лучами её будил Ссахейли и Мари спускаться вниз. Десяток ринок, заполненных разговорами взрослых на отвлечённые темы и угрюмым молчанием Мари, — и учёная выбиралась из-за стола, чтобы тут же выскочить на улицу. Утренний туман мягко рассеивался пепельными бугорками костров, в которых догорали последние угольки. Мари легко взлетала по тропинке вверх, направляясь к тренировочной площадке ликров, огибая взрослых — без Мииры в деревне на неё практически не обращали внимание. В первую декаду Мии поощряла любопытство младшего контингента, активно пытаясь втянуть Марианн в их массовые командные игры, но учёная действовала только по одному сюжету — держаться подальше от надоедливых, крикливых малышей. Только вот тех малявок, что постарше и пошустрее, забавляло бегать за Гротэр по деревне. И каждый раз, когда на учёную кидались ушастые, хвостатые и прочие представители деревни с криками: — Я поймал Ветер! — лицо Марианн застывало и она еле сдерживалась, чтобы не заорать в ответ. Вскоре Кэррия застала перекошенное лицо учёной и мучения резко оборвались. Старшая сестра местного детского авторитета вытащила Мари на тренировки с отговоркой про реабилитацию как раз тогда, когда желание убивать дошло до крайней точки. Тренировочной площадкой для ликров служила поляна с плотно утоптанной землёй, окружённой деревьями, стволы которых были обиты досками. По краю тянулась полоса препятствий, вызвавшая у Мари ступор, а затем и предвкушение напополам с любопытством. За декаду шрам сгладился и девочка буквально всем телом ощущала, насколько ослабла. Миира и Ворсер тоже присутствовали, лениво выполняя стандартные разминки, как и десяток других ликров-детей «среднего» периода, но занимались они лишь склянку в полдень. Кэррия и двое других подростков, что были учениками охотников, оставались на площадке до обеда. Они наматывали круги по препятствиям, спаринговались друг с другом, кидали металлические спицы и стреляли из луков. Ларс учил Мари простым стойкам, выпадам и защитным положениям, рассчитанным на меч средней длинны. Для кинжала они не подходили. Метать или стрелять она тем более не умела. Поэтому учёная с радостью составила подросткам, прошедшим испытание, компанию в тренировках. С силой ликров Мари не могла сравниться, особенно учитывая её ногу, которая продолжала периодически неметь. Но за тройку декад она вернулась в прежнюю форму. И помимо этого запомнила кучу новых упражнений и движений. Стиль Кэррии, рассчитанный на быстрое и бесшумное передвижение по лесу, оказался гораздо более удобным. Он сочетались с выносливостью и скоростью Мари, хотя и требовали больших показателей, чем успела она развить под руководством Ларса. У неё не получалось распределять вес по стопе верно, поэтому кусочки веток вечно трещали. Быстро пробегая между деревьев Мари обязательно во что нибудь врезалась, а залезать на скользкие стволы и прыгать по веткам она даже не пыталась, но в целом прогресс был. Мари нравились тренировки. Особенно в те моменты, когда у неё получалось: стрела ровно ложилась на тетиву, попадая в дерево, кинжал свистел в воздухе, через раз застревать в коре лезвием. А как было хорошо поднять свои навыки в разговорной речи ликров… От новых знаний её раздражение чуть смягчалось, отступая. До тех пор, пока она могла маленькими шажками двигаться вперёд, пока обстоятельства не висели бесполезным грузом на горле… Мари мирилась с ними. Кое-как Гротэр смогла выпросить у Ссахейли книгу. Уж очень ей хотелось подтянуть знание языка в письменной форме. Томиком оказался старый дневник с перечислением плана дел и личными записями. Ссах вёл его, когда только-только стал заниматься гостевым домом, быстрыми шагами привыкая к содержанию необычного бизнеса, больше походившего на отдел управления гражданами из её прошлого мира. Подробностей было немного: пара коротких фраз о том, кто назначил змея и как он благодарен Судьбе за спасение семьи, — но и этого в дополнение к конспектам хватило с лихвой. Отдельной отдушиной стали эксперименты с магией, занимавшие всё остававшееся после обеда время. Чаще всего Мари выбиралась из гостевого дома на пирс, но если он был занят ликрами, приходилось заниматься в собственной спальне. Девочка не опасалась лишних глаз, — ей просто не нравился шум. Запасы камней быстро редели и данную проблему требовалось решать в первую очередь. Но отказаться от магии не выходило. Волшба была рукой, которую в жизни даже если и протягивали Миира, Грейс и другие по доброте душевной, но на самом деле не смогли бы ей ничем помочь. А магия могла. И помогала. Мари окуналась в неё с головой, решив оставить про запас с десяток слёз. Мари вплотную занялась экспериментами, отвлекаясь от тревоги. Определяла сколько тумана и как долго она сможет контролировать. Рассчитывала сколько ЕМ тратилось на разные варианты управления водой. Максимум тумана, который Гротэр могла удержать, была стенка в ширину шага вокруг неё в виде маленького шатра. Ограничение было вызвано не количеством энергии — на удивление её расходовалось мало, около одной ЕМ на десяток ринок манипуляций, — а рамками её фантазии. Как бы не было легко контролировать облачка, — воображение достигло предела. Любые попытки создать что-то в дополнение к маскировочному заклинанию не срабатывали: в голове мгновенно расплывались образы и от этого магия рассыпалась, стекая белой плёнкой к ногам. И эта проблема была не единственной — стоило кому-то зашуметь, резко её дёрнуть, закричать или как-то иначе отвлечь, как случалось тоже самое. При внезапном нападении Мари вряд ли сможет отбиться с помощью магии, даже если вдруг выиграет пару элек во время боя. Пункты: воображение и концентрация, — добавились в список возможных тем для изучения и развития. Помимо этого уплотнить стенку, сделав осязаемой, как бы учёная не пыталась, у неё не выходило. Получив хорошее маскировочное заклинание, она подумала, что если представит туман жёстким или хотя бы примерно вообразит ту структуру, что была у щита, увиденного однажды у воспитанницы, то туман тут же приобретёт эти свойства, но так не получалось. Была ли проблема в том, что Мари не смогла представить процесс, при котором туман бы стал таким упругим? Максимум, вышедший из-под её рук — это тонкий лист воды, бесполезный по своей сути, дрожащий и хрупкий. Удерживать пленку в воздухе оказалось тяжелее, чем шары. Легче стало, когда Мари представила, что вода сжата двумя стенками, точно такими же, какими она удерживала туман. Подрагивания вмиг исчезли и выровнялись, но толщина у воды осталась предсказуемой плотности — никаких щитов у Мари создать не получилось. Ей было весело записывать мельчайшие измерения: примерный объем воды, её состояние или общие детали с мелкими отклонениями, возникающими в процессе. Но тянулась через всё это яркая нить беспомощности. Мари всё ещё была слепым котёнком, теперь уже лишённым коготков, запахов и звуков. Сотни вопросов роились в голове, не находя ответов. Учёная видела в накопителях потенциал, припоминая какие мощные заклинания делала в прошлой жизни, но теперь её ограничивали собственные знания. Она будто бы перебирала крошечные песчинки на берегу пляжа, когда вдалеке лежала лопата, маня к себе и предлагая перелопатить весь залив. Что мешало ей научиться чувствовать воду в пространстве? Разорванный при рождении дар? Мари раздражённо села на деревянную тропинку, а затем легла. Прикрыв глаза и сжав в руке накопитель, она надолго задумалась. Если вода появляется из кристалла, а не из ближайших источников, будь то родник или река, то получается, что в накопителе просто собрана сжатая до предела влага. Почти настолько же плотная, как та, которой управляла Грейс. Так что мешает «втянуть» воду назад? Или хотя бы понять, где она есть в окружающем пространстве? Не используя то чувство, что было у неё раньше, не пытаясь приобрести дар, который в ней подран и вроде как не восстановится, а используя… Что? Руны, которые в этом мире были иными? Мари не понимала суть собственных ощущений, но интуитивно зажмурилась ещё сильнее и попыталась сосредоточится на кристалле в руках. Она не ощущала от него ничего, кроме гладкости его формы. Ни света, ни тепла, ни еле уловимой дрожи. Ничего. «Ну же… Ну же!» — но как бы она не стискивала накопитель, до каких бы звездочек не зажмуривала глаза, — ничего не происходило. Собственная мудрость теперь казалась очерствевшей кожей, стягивающей чуткое творческое безрассудство. Как понять, где она наслаивает на известные данные об этом мире лишний, загрубевший опыт прошлого? Докторская степень стала рамками, сдавливающими её со всех сторон. А в дополнении к отсутствующему дару, нулевому чутью и ограничению лишь в водной стихие… Её будто бы опутало цепями со всех сторон, без возможности пошевелиться. И Гротэр медленно задыхалась в этих оковах, пытаясь урвать маленькие крохи, но у неё не выходило. Что мешало ей сильнее всего? Отсутствие знаний о правилах и законах этого мира? «Жаль, нельзя установить собственные правила. К примеру: от детских игр и криков вышло отказаться и перебраться на тренировочную площадку. А как переспорить законы, не зная их? Правила… Интересно, кто создал правила в этом мире? Боги?» — имя богини смерти уже давно выветрились из головы. — «Какие правила могут быть у тех магов, чьи смутные образы остались в воспоминаниях из разговора с богом? Что-то связанное с накоплением маны? Или с физическими законами, к примеру о сохранении энергии? Или с условиями равновесия, пропитанными философским смыслом? Что может подкреплять такое разнообразие магии? То, что у каждого человека свой разум и свой резерв? Но есть же какие-то общие основы, не может всё быть разрозненным… Если бы было больше данных, если бы выявить закономерность…» «Нет смысла объяснять то, чего ты не поймёшь», — всплыла в голове так взбесившая её в посмертии фраза. «Всё я пойму, нужно лишь задаться вопросом», — в груди противно защекотало и Мари сжала накопитель до побелевших костяшек. Мысль старой занозой засвербела в голове, и учёная попыталась представить, что такого бы не смогла понять. Любые невероятности, любые странные финты она бы натянула на структуру расчётов и выводов, вплела бы в них теории и мелкие нити заклинаний, выстроив целые системы. — «Нужно найти мысль, которую я бы в голову к себе не пустила. Что-то, что мог иметь ввиду бог, когда ставил передо мной это утверждение.» Мари даже села, открыв глаза. Огляделась, подслеповато сощурившись и, не найдя никого вокруг, перебралась на более-менее чистый песок — стала прямо на нём выводить зацепившие её фразы. «Не пойму. Всему найду объяснение.» «Зачем утверждать, что не пойму?» — Мари поморщилась, сожалея, что не помнит всего разговора досконально. А затем подскочила и пнула песок. Часть надписи стёрлась, и она сглотнула подступившие слёзы. Ещё никогда она не ощущала себя настолько бессильной. «Не… найду объяснение», — осталось на песке и Мари затёрла слова, написанные на языке прошлого мира. Развернувшись, она направилась прочь по деревянному настилу, наблюдая как мелькают под ногами доски и прячутся в сизой пенке тумана. «А ведь прав был, действительно не могу найти. Нужно знать минимальные основы…» Мари замерла. Она расправила кулак и поднесла ладонь к лицу, взглянув на ярко сверкнувший накопитель. В голове, словно туман, смутно мелькали образы: затёртые, ещё более бледные чем отзвуки разговора с богом второго шанса. Что-то важное было в этих воспоминаниях, таких далёких, ещё более забытых, чем родная семья, погибшая почти сорок лет назад. Что-то… именно оно свербело, давило, не давало пуститься в рациональные суждения, требовало обратиться к интуиции, потому что мозг и разум, так тщательно лелеемые ею, не помогали. На глазах проступили слёзы и Мари прикрыла их, вновь отпуская, высвобождая, пытаясь понять и взглянуть на то, что так усердно было стёрто временем. Ответы не приходили. Её окружало безмолвие вечера. Звуки разговоров и шум деревни будто бы заглатывались и поглощались туманом. В мелькающих образах не было смысла. Она не понимала. Обычно Гротэр не цеплялась так за интуитивные ощущения, но сегодня накопившееся отчаянье перелилось через край, отпуская последние рациональные варианты и на поверхность поднялось неуловимое ощущение мира вокруг. Ощущение, будто бы сделав внутреннее усилие, она ступит за грань и найдёт тот недостающий кусочек пазла, который полностью перевернёт картинку. — Мрвя? — Мари почувствовала давление на ногу и открыла глаза. Эльник смотрел на неё, привычно приподняв уши и поставив обе передние лапки на голень сапога. От звёздочек, вспыхнувших перед глазами, на пару элек Мари показалось, что янтарная радужка зверька едва уловимо светиться медовым, но видение пропало. — Прости, Ал. Слишком ушла в свои мысли. В ту ночь ей обрывками снился приют, в котором оказались дети-ликры. Их с криками гонял Дейв в роли воспитателя. У Мари не было двух рук, но это не мешало ей выдумывать каверзные магические ловушки, к которым вскоре подключилась вся малышня. Очнулась Мари на моменте, когда грудь Дейва сдавил водный шар и в нём медленно расползалось розоватое пятно, больше походившее на туман. Учёной было тяжело дышать — Аластер неудобно сполз с груди Мари на горло, порыкивая и фыркая во сне. Она определила время, почти не глядя в окно, — оставалось около склянки до прихода Ссахейли. Уснуть учёная уже не смогла бы. Убрав с себя эльника, она разложила листочки с основными выводами и замерла над ними, всё ещё не понимая, что именно в всплывающих словах не даёт покоя. Не найдя ответа, Мари с неохотой записала беспокоящие её мысли короткими отрывистыми фактами и тут же спрятала записи. Она обязательно к ним ещё вернётся, а пока нужно отвлечься на другие проблемы. Марианн хорошо знала, что если идея не приходит в голову самостоятельно, то нужно подкинуть ей данных из окружающей среды, чтобы она смогла найти в чём и как себя проявить. Поэтому Гротэр занялась одной из самых насущных проблем: накопителями. В мешочке их осталось едва ли с десяток. Имело ли смысл разговаривать с Грейс? Мари читала, что столица островов находилась на берегу океана. Не лучше ли набрать накопителей там? А ещё запасы в походном мешке обновить бы не помешало. И… Мари пересчитала монетки, что Ал раздобыл у похититель, с трудом разобравшись в номиналах. О ценах Мари могла судить лишь косвенно, деньги и вовсе видела впервые, но судя по всему, у неё был задаток стоимостью в двух средненьких рабов. Что-то около двадцати лян. Хватит ли этого на путь до столицы и тем более на проживание в ней? Вряд ли. О деньгах она задумалась впервые. Чувствуя себя ужасно глупо, Мари спустилась вниз к завтраку гораздо раньше взрослых, прокручивая в голове темы для разговора, которые ей срочно требовалось затронуть. Не до паники и тревожности — шкуру бы свою научиться защищать. Этот мир — другой. Давно пора было это понять. Ей не хватало многого: вещей, денег, опыта выживания, знаний и навыков, привитых с детства. Где проще всего достать информацию и чёткий инструктаж? У Грейс, назвавшейся капитаном корабля? Или у Ссахейли, который знал несколько языков и имел опыт в торговле? А ещё была мать Кэррии и Мииры, разбиравшаяся в травах. И сами девочки. И ликры, часто выбирающиеся в лес и живущие за счёт его даров. Знания, знания, знания. В её голове всё упиралось только в них. Интересно, если она разовьёт магию, хватит ли ей отведённого возраста на изучение всех песчинок на пляже досконально? Был бы только шанс… В обеденном зале, направляясь в сторону лестницы, показался Ссахейли. Увидев учёную, он замер, шевельнул языком в воздухе и озадаченно спросил: — Чего ты подссскочила так рано? Мари пожала плечами. Когда она успела стать такой трусихой, не способной выдавить из себя элементарных вопросов? Почему вдруг стала бояться сболтнуть лишнего сильнее, чем отсутствия информации? Её настрой не ускользнул от змеиного взгляда и Ссах, шевельнув коричневыми чешуйками на скулах, повернулся к двери за стойкой, из которой вышел, и поманил Мари за собой. — Идём, ведьмочка. Поможешь травы перемолоть. Мари с запинкой последовала за хозяином дома. Прошла сквозь тёмный коридор и скользнула в яркий просвет кухни. Гротэр села за длинный стол, расположенный вдоль стены, и безропотно взялась за ступку. Резкий запах трав, развешанных по стенам и разложенных по полкам навесных шкафов между посудой, раздражал и нервировал, поскольку был смешан с пылью, но Мари почти сразу от него отстранилась. Она помогала в готовке Ссаху раньше и знала примерные рецепты. Обедали они продуктами из деревни: простыми блюдами вроде жареных яиц или пропеченных мелких птичек, кусочки которой медленно растворялись в воздухе, не смотря на пропитавший их солоноватый раствор. На ужин доедали то, что оставалось от обеда. Если оставалось. Но вот на завтрак неизменно были перемолотые целебные травы, вкус которых оставлял желать лучшего, но действенность была доказана на её полностью зажившей ране и вновь почти рабочей левой ноге. А также то, какой бодрой Мари становилась после тарелки такой «каши» и выпитой настойки. Даже мысль возникла, что помимо тонизирующих трав они перемалывали листья с долей кофеина, уж больно знакомым казался эффект. Мари молчала, прокручивая вместе с пестиком варианты вопросов и то, с какой стороны можно было зайти, а хозяин гостевого дома терпеливо ждал. — Ссах, а какой у тебя возраст? — сорвалось то, о чём давно хотела узнать Мари, а другие, более откровенные и как казалось — опасные вопросы, — спрятались за этим нервным восклицанием. — Почти пятьдесссят приливов, ведьмочка. Мари поперхнулась, едва не уронив пестик. Ссах едва-едва дотягивал до тридцати, поэтому в своем вопросе Мари не видела подвоха. — Но… к-как… — Мари прокручивала в голове варианты, сразу откинув тот, что был про одаренность. И, вспомнив вдруг, сколько живут маги, вытянулась. — А… Грейс? — Ей тридцать ссс копейками, точнее не сскажу. Тридцать?! Да она едва на двадцать внешне тянула, какой там четвертый десяток? Мари испуганно уставилась на свои руки, припоминая всех, кого видела, а затем мысли перескочили на собственный срок жизни. Ученая тряхнула головой. Нет, не до того сейчас. — А сколько живут ликры? — Неодаренные? Раза в два больше людей без дара. — Бывают ещё и одаренные ликры?! — эмоциям не было предела. Забыв о травах, Мари следила за змеем, которого совершенно не отвлекали расспросы девочки. — Ещё как бывают. На оссстровах редко задерживаютссся, всссе в империи рвутссся. Оно и правильно, когда живёшь пять-шесссть веков делать на архипелаге сссовершенно нечего, только зсря дар в землю вливать, — и почему Мари так редко решалась задавать вопросы? «Потому что трусиха.» — Сколько стоит место на корабле до империи? — брякнула Гротэр, запнув нерешительность под лавку. Ссахейли замер, чуть приоткрыв губы и втягивая воздух, а затем уголки его губ легко дрогнули. — Около двухсот лянов. Пестик выпал из рук Мари и покатился по столу с звонким шуршанием. Змей быстро подхватил пестик, не давая ему свалиться на пол. В кошельках было двадцать лян. Всего двадцать. Даже её тушка уникального раскраса не стоила той цифры, которую назвал Ссах. Эта мысль оглушила. Ссахейли что-то говорил, но Мари этого не слышала. Змей, сдавшись, исчез в коридоре и вскоре вернулся с округлым чайником, в который покидал трав и исчез из её видимости. Загремела задвижка печи, находившаяся чуть в стороне от двери. Ал непонимающе вертелся на её коленках, пытаясь привлечь внимание девочки, но она не реагировала, всматриваясь в скупые картинки вариантов действий, которые могла предпринять. Перед её лицом поставили кружку и ликр сел справа от девочки. — Ты сссобиралась отправиться в империю? — слова Ссахейли наконец достигли её ушей и Мари кивнула. Больше не было смысла это скрывать. — Можешь попроссить об уссслуге Грейсс. Она не откажет, а её корабль точно не ссгинет в пути, но тебе придетссся переждать, пока капитан не разберётссся ссс делами. Да она и так знала, что других вариантов у неё не осталось. Легче от слов Ссаха не стало и Мари, не удержавшись, согнулась и прижалась лицом к Алу, который упорно изображал из себя нервную кошку. От зверька пахло травой, землёй и немного цветами, видимо во время исчезновений он бегал по лесу. Решится ли малыш отправиться с ней в людской город? Будет ли и дальше защищать, служить маленьким рыжим талисманом? Марианн выпрямилась и прямо посмотрела на Ссаха. Всё. Хватит бегать от разговора, хватит прятаться в недоверии и желании сбежать. — Доставка меня до империи спишет весь долг? Или можно будет ещё кое о чём попросить? Ссахейли не притронулся к ступке, оставшись сидеть, развернувшись всем телом в её сторону, и задумчиво наблюдая за Марианн. На вопрос он ответил не сразу. — Тебе нужно обссудить это с Грейссс. И сссссамо желание добраться до империи, и просьбы, которые у тебя возникли, — Мари понимающе кивнула, а Ссах, убедившись, что Марианн не собирается плакать, вернулся к работе, оставив возле неё кружку с отваром. Девочка тоже взяла ступку, которую хозяин гостевого дома отложил чуть подальше на стол. Вдвоём они справились быстрее обычного и сели завтракать раньше, не дожидаясь Грейс. Мари проглотила кашицу из трав и взялась за стакан с искрянкой. Её они пили регулярно и так же часто, как Марианн пила кофе и чай в прошлом мире. Учёная была уверена, что Ссах запаривал травы, восстанавливающие резерв, для капитана. Пиратку Мари увидела раньше, чем та заговорила, поскольку сидела девочка лицом к лестнице. — Вы рано, — голос был более хриплым, чем обычно. Волосы уже собраны и расчёсаны, одежда свежая. На неизменном чёрном халате без пуговиц ни единой складки и Мари не сразу заметила, что поверх неизменных бинтов, стягивающих грудь женщины, надета майка. — Не рано. Это просто ты всё проссспала, — ухмыляясь, прошипел Ссахейли, а Мари уставилась в полупустой стакан. — Света на пятую склянку, Ссах. Не тебе меня провести то пытаться. — С-с-с-с-с. Поймала, — посмеялся ликр и поднялся, подхватывая грязную посуду. Мари напряглась, одновременно и боясь, и надеясь, что Ссах подтолкнёт её к разговору. Змей молча развернулся, обошёл стойку, — глиняные тарелки глухо стучали в его руках, — и скрылся в коридоре, а Мари поймала задумчивый взгляд капитана и поняла, — та сама догадалась, что что-то не так. Грейс села напротив девочки и Гротэр с надеждой уставилась на ложку, к которой женщина не спешила притрагиваться. — Хочешь поговорить? — тихо и сипло спросила женщина, а затем подхватила чайник с подставки на столе и налила себе искрянки. Мари кивнула, пытаясь собраться с мыслями. С чего начать? С просьбы о накопителях или с империи? — Я вам не доверяю. Совершенно, — решила обозначить свою позицию, прежде чем начинать переговоры. Да, они завтракали каждое утро последние четыре декады, но учёная даже близко не ступила на тропу доверия. Эльника рядом не было, — Ал исчез почти сразу, как Ссах после разговора на кухне подсунул ему орешков, и поэтому Мари цеплялась за кружку. — Ты никому не доверяешь, — с ухмылкой констатировала Грейс и отхлебнула из стакана, смыв большую часть хрипотцы искрянкой. — Правильно, конечно, делаешь, но слишком уж чрезмерно. — Вот только нотаций мне читать не надо, — поморщилась Марианн. — Мне нужно попасть в империю. — Я знаю, — кивнула Грэйс и, поймав настороженный взгляд из-под бровей, добавила: — Почти сразу догадалась, что в гавани ты остаться не захочешь. И… Подожди, сначала послушай, что скажу, а потом уже будешь спрашивать или возмущаться. Ещё после твоей клятвы поняла, что предложу тебе место на корабле, но не стала сразу этого говорить, потому что ждала, что тебя начнут искать… — И вы бы меня сдали?! — крикнула Мари, едва не свалившись со стула. Внутри поднялся весь тот страх, что она упорно пыталась пересилить. Марианн знала. Была уверена, что так и будет. Что нужно говорить осторожнее, не доверять. Мозг быстро рассчитал план действий: собрать вещи, попасть на лодку, которая со дня на день переправится на другой берег, найти корабль «Красная рыба» и узнать, когда они отправляются и сколько стоит одно… — Нет. Не веришь? — Грейс глубоко вдохнула, не выказывая раздражения, но выглядела она уставшей. Пиратка наклонилась и вытащила из-за голенища кинжал. Полоснув ладонь левой, живой руки, показала её Мари. — Я, Грейс, капитан корабля «Дельфин», клянусь, что не собиралась передавать Марианн Гротэр никому, в случае обнаружения её поиска или в ином другом случае, включая продажу её работорговцам. Рана на руке сверкнула, сворачиваясь шрамом и тот через мгновение исчез, а Грейс продолжила. — Я не знаю по какой причине ты оказалась на архипелаге, что случилось с твоим даром или почему тебе нужно добраться до империи. Могу лишь догадываться, и только. Но ты добралась до перешейка. Спасла детей моего клана. И… что более важно — на тебе нет рабской печати или ошейника, а значит ты свободна. И можешь эту свободу отстаивать. Я правильно поняла, что у тебя за спиной нет хоть кого-либо из родственников, кто принадлежал бы к пиратам? — У меня вообще родственников нет, — тихо ответила Марианн. Не то что бы её убедила клятва, но после пореза на чужой ладони страха практически не осталось. Да, клятва касалась лишь её прошлых мотивов и это не значило, что Грейс не передумает, столкнувшись с выгодной сделкой. Но по крайней мере стоило её выслушать. — Значит ты в уязвимом положении. Понимаешь… в гавани действует закон, что семья пирата неприкосновенна, но тебя он не касается. Сейчас ты сама по себе. Как вариант — можешь представляться вольным пиратом, но вряд ли у тебя получится отбиться даже от самого слабого мага. А магов в гавани много… Раньше на вольных нападали, поскольку за ними не стояло барство, а сейчас обстановка в разы хуже. Поэтому я предлагаю тебе не только место на корабле, но и помощь. У меня два варианта. Первый — через три декады я уйду на полтора майла, но после возвращения отправлюсь в столицу. Я провожу тебя до братства «Рыбы», оплачу место на корабле и проживание до того момента, пока корабль не тронется из гавани. С момента, как мы разделимся, я перестану отвечать за твою безопасность. И второй — я временно, до момента пока мы не доберёмся до империй, возьму тебя в ученики. Ты автоматически станешь частью братства «Дельфии» и нападение на тебя понесёт за собой уйму последствий, — Грейс опустила руку на стол и стала тихо выбивать пальцами лёгкий ритм. — Я не стану тебя никак убеждать или ограничивать только этими вариантами, но описала оптимальные, которые позволят полностью закрыть долг перед тобой. И даже в какой-то степени я перевыполню его, но никакими обязательствами тебя это не обременит. Грейс замолчала, не перестав стучать пальцами по столу, а Марианн попыталась собрать в кучку вопросы, которые вертелись у неё в голове. Девочка допила искрянку, отставила кружку и сцепила руки под столом. — У меня есть вопросы. — Валяй, — Грейс кивнула и, оборвав навязчивый, ритмичный стук, откинулась на спинку стула, скрестив руки на груди. — Если вы оставите меня в столице и я буду называться вольным пиратом, не значит ли это, что на меня могут напасть в любой момент? — Значит. Да, шумный город и океан свидетелей, включающих семьи пиратов, могут немного обезопасить, но не дают гарантий. — А если я стану ученицей… Нет, сначала: что за обстановка и чем она отличается от того, что было раньше? — Сейчас происходит конфликт между королем пиратов и некоторыми братствами, недовольными властью. Моё братство на стороне короля, но мы не участвуем в баталиях или спорах, стараясь не идти на конфликты. Глава наблюдает за обстановкой, а меня эти распри не касаются. Тебя война, если ты станешь моей ученицей, не должна задеть вовсе, — часть чёрных коротких волос Грейс была собрана в пучок на макушке, оставляя задние пряди свободными. Несколько завитков спадали на лицо, оттеняя бледную кожу и подсвечивая синяки под глазами. И только сейчас Марианн поняла, что все те разговоры с Ссахом в манере: «Ты точно пойдёсссшь? Нашла что-нибудь?», и прочие обтекаемые формулировки, произносимые ежедневно, несли за собой что-то важное и объемное. Но Грейс говорила спокойно. По-прежнему просыпалась каждое утро очень рано и уходила уверенно и бодро, игнорируя усталость, и этим невольно вызвала толику уважения. — И что я должна буду делать в качестве вашей ученицы? — Гротэр отзеркалила позу пиратки, откинувшись на спинку стула и скрестив руки на груди. Она не хотела стать посыльной или более того, служанкой. Не сейчас, когда важным и нужным было найти пути к собственной магии. — Учиться, — хмыкнула Грейс. — Да, обучение и твоя переправа до империй обойдутся в разы больше стоимости моего долга. И я понимаю, что отплатить ты мне не сможешь, но это та услуга, которую я могу совершить безвозмездно. Я обучу тебя парочки имперских диалектов, расскажу основы, которые знаю. С магией вряд ли смогу помочь, но если ты посчитаешь, что тебе это нужно, то и об этом расскажу всё, что знаю. Раньше конца сезонов дождей я не стану отправляться, плюс сама переправа займёт полтора цикла, так что думаю какие-никакие основы смогу тебе дать. Их хватит, чтобы удержаться в городах материка на плаву. Марианн была готова согласиться ещё при первых словах об учёбе. Впечатление у учёной сложилось такое, будто Грейс хочет получить себе дополнительную мороку гораздо сильнее, чем сама Марианн — нормальную магию. Уж больно упорно та уговаривала, выводя длинные монологи ленивым, скучающим и прохладным тоном. Пиратка намеренно выделила, что у Мари есть выбор и этим лишь вызывала новую волну подозрительности. — Что значить «взять меня в ученицы»? В плане, вы просто на словах начнёте величать меня вашей подопечной? — Нет… — с глубоким вдохом ответила женщина. — Стандартная ученическая и учительская клятва, немного измененная в плане срока. И да, пока ты будешь моей подопечной, я несу ответственность за твою безопасность, об этом говориться в клятве. Мы попробуем сделать это через печати, но они должны быть двусторонними и если у тебя не получится направить готовую печать на меня, то я просто принесу клятву. И да, я помню о твоем недоверии, поэтому… — Грейс взяла кинжал со стола и снова сделала надрез. — Клянусь, что клятва ученичества, заключённая с Марианн Гротэр, будет стандартной, за исключением временных сроков, которые закончатся сразу же, как Марианн ступит на земли империй. Рана засветилась, закрылась и исчезла. Империй. Не империи. И Марианн поняла, что согласится. Не сейчас. Она всё тщательно обдумает и посоветуется с Ссахейли, но к вечеру или максимум за завтрашним завтраком, точно даст согласие. — Дайте мне время подумать. Грейс кивнула, наконец убрав кинжал в сапог, и взялась за ложку.