...ибо семь раз упадёт праведник, и встанет;
а нечестивые впадут в погибель.
Притч. 24, 16.
Лайя медленным взглядом обводит пустынную аллею парка, одинокие лавочки, хрустальную гладь озера, скованное льдом, делает глубокий вдох, позволяя морозному воздуху проникнуть в лёгкие, пронизывая каждую клеточку тела приятной прохладой, и легко улыбается. Она чуть голову задирает, с каким-то затаённым удовольствием наблюдая за причудливым танцем крупных снежинок в тусклом свете уличных фонарей. Лайя проводит ладонью по спинке лавочки, сжимая горсть снега в руке, слыша успокаивающий хруст, чувствуя, как ледяные хрусталики влагой по запястью стекают. С наступлением сумерек витрины магазинов загораются множеством разноцветных огней, ослепляющий свет рождественских гирлянд, которыми увешаны деревья, отбрасывает на припорошенную снегом улицу красивые тени. Удивительно, а она ведь совсем не заметила, как быстро город поглотила предпраздничная суета. Даже несмотря на прокатившуюся по миру волну военных конфликтов, на недовольство потревоженной природы, что совсем недавно обрушивала на людей весь свой гнев в виде наводнений, извержений вулканов и землетрясений, жизнь всё равно продолжалась. И это одновременно поражало и возмущало. Кажется особо несправедливым тот факт, что только Лайя и её близкие знают правду о происходящем, только они пытаются бороться с нависшей угрозой, только они рискуют своими жизнями. Непосильный груз. Хотя, наверное, так даже лучше. Каждый должен свой собственный крест нести. Но хочется на секунду откинуть в сторону постоянную тень ответственности, что в своих холодных объятиях душит, не давая вздохнуть свободно, и насладиться приближающимся праздником в кругу близких. Лайя чуть задумчивым взглядом окидывает вереницы магазинов и кафе, с едва ощутимой завистью наблюдая за спешащими домой прохожими, что в руках сжимают множество разукрашенных пакетов с подарками для своей семьи и друзей. И можно было бы продолжать наслаждаться спокойствием зимнего вечера, если бы не сдавленное бормотание Габриэля рядом и не мельтешащая фигура Аннабель, которая прыгает в ритм одной ей известной песни, стараясь согреться. ― Я не чувствую ни ног, ни рук, ― шипит Габриэль, пряча покрасневший на морозе нос в воротник пальто. ― На улице всего лишь двадцать три градуса, ты издеваешься? ― Лайя не сдерживает короткого смешка, глядя на лицо друга, искажённое неподдельным страданием. ― Уже двадцать три, Ласточка, уже. Ужасный холод. Лайя, недолго думая, стягивает с себя широкий шарф, с особой осторожностью повязывая его вокруг шеи Габриэля, заправляя концы так, чтобы не оставалось ни одного оголённого участка кожи. Она не удерживается и поправляет его пальто и шапку, из-под которой виднеются непослушные рыжие пряди волос. Их Лайя кончиками пальцев откидывает со лба. Габриэль внимательно следит за каждым её движением, и в глазах его на секунду мелькает потаённая горькая печаль, которая тут же сменяется тёплым светом. Как только Лайя отстраняется, он незаметно склоняет голову набок, зарываясь лицом в ткань шарфа, на мгновение прикрывая глаза и делая вдох всей грудью. Аннабель рядом с ними перепрыгивает с одной ноги на другую, при этом бормоча себе под нос довольно бодрую песенку на французском. Лайя, прислушавшись, удивлённо выгибает бровь, потому что это первый раз за всё их знакомство, когда Аннабель говорит на своём родном языке. Тихий с едва заметной хрипотцой голос придаёт согласным резкости и твёрдости, а гласные получаются немного отрывистыми, но это ни в коем случае не портит песню, а даже, наоборот, окрашивает её в абсолютно новые тона. Аннабель замечает пристальное внимание Лайи и замирает на месте, кивком головы спрашивая, в чём дело. Лайя в ответ лишь мягко улыбается: ― Интересная песня. ― Знаешь французский? ― Нет, но пару слова понять смогла, ― Лайя чуть хмурится, воскрешая в памяти те скудные уроки французского, которые смогла получить во время учёбы в университете. ― Что-то про ветер и сердце, да? Аннабель тихо смеётся, поправляя воротник куртки. ― Tu es comme le vent qui fait chanter les violins, ― напевает Аннабель, потирая руки. ― История разочаровавшейся в отношениях женщины, которую возлюбленный кормил пустыми словами. ― А пела ты её так весело, ― замечает Габриэль, и голос звучит приглушённо из-за шарфа, за которым почти полностью скрыто его лицо. Только зелёные глаза виднеются. ― Если исполнять её так, как месье Делон и сеньорита Джильотти, то можно от тоски помереть, ― задорно подмигивает Аннабель, и Лайя подхватывает её смех. ― Песня рассказывает о реальных людях? ― вдруг спрашивает Габриэль, заинтересованно вперёд подаваясь. ― Нет, не думаю, просто послание всем любителям бросать слова на ветер и трепать нервы пустыми обещаниями, ― Аннабель на мгновение отворачивается, вглядываясь во тьму аллеи, что сейчас освещена лишь слабыми бликами уличных фонарей, и на лице её появляется облегчение вперемешку с раздражением. ― Вот таким, как Ноэ, ― вдруг произносит она, кивая куда-то в сторону. Лайя прослеживает её взгляд, замечая, наконец, Влада и Ноэ, проходящих мимо небольшого озера. Она слышит, как Габриэль рядом облегчённо выдыхает, да и сама Лайя чувствует, как струна в груди, что была натянута в напряжении всё это время, медленно расслабляется. Из них троих только Аннабель кажется всё ещё недовольной. Она смеряет мага мрачным взглядом, на что тот удивлённо выгибает бровь. ― Я не успел ничего сказать, а ты уже бесишься, ― подаёт голос Ноэ, и губы его тут же растягиваются в издевательской улыбке. Аннабель приветственно кивает Владу, чуть склоняя голову, прикладывая ладонь к груди, а потом тут же поворачивается к Локиду. ― Тебе и не нужно этого делать, твоего вида достаточно, ― хлёстко замечает Аннабель. ― Видимо, в твоём понимании «полчаса» ожидания равняется трём. ― А в чём проблема? Ждёшь-то на свежем воздухе, наслаждаешься красотой зимнего пейзажа, расслабляешься, ― Ноэ рукой обводит пустынные аллеи парка, словно бы намекая, как можно было скоротать время. ― А ещё морозишь задницу. ― Морозишь? Двадцать три градуса всего лишь, ты издеваешься? ― и после этой фразы Ноэ Лайя не сдерживается и начинает смеяться так громко, что даже свора бездомных собак, блуждающих рядом с парком, вздрагивает от шума. ― К тому же, раз замёрзла, то можно было побегать. Согрелась бы и заодно лишние килограммы скинула. И Аннабель в ответ кидает в сторону Ноэ холодный убийственный взгляд, от которого даже Габриэль начинает ёрзать на месте. ― Я тебя в озеро сейчас сброшу. Насчёт лишнего веса не уверена, но спесь с тебя точно собьёт. ― Не надорвись в процессе, ― тихо смеётся Ноэ, открыто провоцируя Аннабель, и та в ответ тяжело выдыхает, прикрывая глаза, а потом, грязно выругавшись, разворачивается к магу, делая шаг вперёд. Влад, всё это время молча наблюдавший за их перепалкой, наконец, не выдерживает. Он становится между Ноэ и Аннабель, кладя ладони обоим на шею и, видимо, ощутимо надавливая пальцами, ибо они тут же одинаково неприятно жмурятся, неосознанно напряжённо выпрямляясь. ― Мой Король, ― сдавленным болезненным шёпотом выдыхает Аннабель, но тут же замолкает, чувствуя, как Влад усиливает хватку. Так они вместе подходят к Лайе и Габриэлю, и Влад заставляет Аннабель и Ноэ сесть на противоположные концы скамейки. ― Пришлось задержаться в Тёмном мире, проверить информацию о стягивающихся армиях Королей, ― объясняет Влад. Перед тем как покинуть мир людей, Влад кратко рассказал ребятам о своём разговоре с Эйвон. Никто даже не удивился разворачивающимся событиям, ибо изначально были уверены, что всё закончится на поле битвы. Ноэ и Аннабель сразу же начали набрасывать примерное расположение войск, ведь оба, как никто другой, знают стиль ведения военных действий Правителей. Габриэль и Лайя в обсуждение не вступали, но Влад до сих пор помнит, как взгляд лучшего друга подёрнулся задумчивой пеленой. Словно Габриэль сосредоточенно обдумывал что-то. Что-то, что Влад в любом случае не одобрит. ― Подтвердилось? ― спрашивает Лайя, но по подавленному настроению и напряжению, сковавшему тело Короля, сразу догадывается, каков будет ответ. ― Да. Десять тысяч. Силы медленно стягиваются в Дит. Пока это только сухопутные войска, ― Влад глубоко выдыхает, сжимая пальцами переносицу. ― Завтра прибудет воздушная кавалерия. ― Кто занимает пост командующего? ― уточняет Аннабель, не поднимая рассеянного взгляда от своей обуви. ― Лилит, ― отвечает Ноэ, и Лайя резко поворачивается в его сторону, удивлённым взглядом окидывая мага. Впервые голос его сочится настоящей ненавистью и даже какой-то первобытной яростью. ― Безумная психопатка, которая, дай волю, затопит весь мир кровью не только своих врагов, но и союзников. С отрядом магов последние несколько лет они выращивали боевых драконов, которые используются только в сражениях из-за их природной жестокости, сообразительности и теневого огня, который целые армии в пепел превращает, разрывая в клочья любые защитные чары. ― Какие интересные беседы мы ведём на улице, ― вдруг замечает Лайя, оглядываясь по сторонам. ― В это время суток в парке никого не бывает, а здесь даже при дневном свете мало кого встретишь, ― успокаивает её Влад, мягко улыбаясь. На мгновение воцаряется спокойная тишина, прерывающаяся лишь едва уловимым скрипом ветвей, которые тревожат лёгкие порывы зимнего ветра. Крупные снежинки мягким покрывалом укутывают уставшую землю. И Лайя замечает, что с каждой минутой снег становится сильнее. ― А что с морскими каналами? ― Аннабель приподнимает голову, переводя взгляд с Ноэ на Влада. ― Вы видели порт? В каком он состоянии? ― Повышенная боевая готовность, ― Влад глаза опускает, чуть хмурясь, словно вспомнить пытается то, что успел увидеть вместе с Ноэ в Королевстве Дит. ― Ожидается прибытие армады из Аутренджхолда. Но когда точно ― неизвестно. Скорее всего, она прибудет к самому началу военных действий. Сотни боевых кораблей, оснащённых массивными пушками. Каждая команда состоит из профессионально подготовленных солдат, многие из которых также обладают внушительными магическими способностями. ― Корабли будут сопровождать, ― одними губами произносит Аннабель, откидываясь на спинку лавочки, тут же удивлённо вскрикивая, когда снег попадает ей за воротник куртки. ― Ты о чём? ― Ноэ всем корпусом разворачивается к Аннабель, чуть наклоняясь, ловя задумчивый взгляд золотых глаз, в которых сейчас медленно загорается огонёк надежды. ― Корабли будут сопровождаться отрядом карателей и находиться под их постоянным контролем и охраной, ― объясняет Аннабель, в волнении закусывая нижнюю губу. ― Ты хочешь переманить карателей на нашу сторону? ― предполагает Лайя, ожидая, что Аннабель будет всё отрицать, но когда с её стороны доносится лишь молчание, Лайя заинтересованно поворачивается к ней. ― Это было бы верхом удачи, а она от нас давно отвернулась, ― Аннабель подскакивает на ноги, словно не может контролировать бушующую энергию, пытаясь хоть как-то сдержаться от того, чтобы не броситься прямо сейчас воплощать свою задумку в реальность. ― Но я хочу встретиться с командиром. ― Думаешь, он с тобой откровенничать будет? ― Ноэ подаётся вперёд, реагируя на эту идею с должной долей пренебрежения и недоверия, но за маской скептицизма кроется плохо сдерживаемое волнение. ― Нам нужны союзники. Даже если поставить всю армию Лимба против сил противника, мы всё равно останемся в проигрышной позиции. Остаётся всего лишь…сколько? Два дня? Уже полтора. ― Согласен с Аннабель, ― вдруг подаёт голос Габриэль, и Влад тут же переводит на него настороженный взгляд, вырываясь из собственных мыслей. ― Поэтому, думаю, самое время обратиться к Главе Небесного Воинства. Влад тяжело выдыхает, не чувствуя даже и толики удивления, потому что где-то в глубине души предполагал, что при осложнении конфликта придётся искать помощь среди тех, с кем изначально ты находился по разные стороны баррикад. ― Уверен? ― спрашивает Лайя, и в её глазах Влад замечает отголосок сомнений, что его собственную душу терзают. Они оба помнят тот роковой вечер, когда Габриэль вернулся к ним с глубокими рваными ранами на спине и разбитым из-за предательства сердцем. ― Несмотря на то, что произошло между мной и моей семьёй, рано или поздно я всё равно встретился бы с ними. Думаю, сейчас самое время, ― Лайя видит, как Габриэль неосознанно сжимает в руках полы пальто, и понимает, что вопреки собственным словам его волнует даже мысль о скорой встречи со своими братьями и сёстрами. Между ними действительно слишком большая пропасть, которая разверзлась, в первую очередь, из-за нежелания понять друг друга и через гордость переступить. Лайя осторожно разжимает его стиснутые от напряжения кулаки и мягко поглаживает прохладную кожу, ободряюще улыбаясь. Влад встречается со взглядом Габриэля и коротко кивает. Он против этой идеи. Будь его воля, и Габриэль ни на шаг не приблизился бы к тем, кто лишил его благодати, сил, крыльев, оставив одного кровью истекать как от ран телесных, так и от душевных. Но и Габриэль, и Аннабель правы ― им нужны союзники. Армия Лимба находится в полной боевой готовности, но в финальном противостоянии, даже учитывая многовековой опыт войнов, выкованный в бесчисленных сражениях и битвах, они всё равно не смогут одержать верх над могуществом Тёмных Правителей. Да, им нужна помощь. Любая. И попытаться стоит, но даже в самых смелых мыслях он не может позволить себе представить такой исход, при котором Небесное Воинство становится на их сторону. И Габриэль тоже это знает, но их с Владом всегда, помимо прочего, объединяла упрямая вера в лучшее, что тлела в груди неутихающим пламенем даже в самые тяжёлые времена. ― Скорее я монахом стану, чем пернатая братия согласится помочь, ― горько усмехается Ноэ, вдруг замечая на себе изучающий взгляд Аннабель. ― Я бы на это посмотрела, ― произносит она, но, натыкаясь на широкую улыбку мага, отрицательно качает головой. ― Нет, лучше не надо, а то плохо станет. ― От ослепительной красоты? ― От удушающего смеха. Ноэ в ответ кидает в Аннабель наспех слепленный снежок, но она резко откидывается назад, и удар приходится в задумавшуюся Лайю, которая успевает лишь удивлённо вскрикнуть, когда пригоршня снега прилетает ей прямо в лицо. ― Трудно с руками из задницы жить, да, Ноэ? ― смеётся Аннабель, протягивая Лайе свой платок и помогая ей убрать снег со щёк, волос и шеи. Ноэ собирается что-то сказать, но приготовленный ответ умирает на языке, когда со стороны Влада прилетает сильный подзатыльник. На некоторое время между ними воцаряется долгое, но, на удивление, комфортное молчание. Габриэль задумчивым взглядом окидывает их такую странную компанию, в очередной раз удивляясь, как за несколько месяцев столь разные, непохожие друг на друга люди смогли стать друг для друга семьёй. Хотя, наверное, измерять длительность их отношений в месяцах неправильно, ибо души алая нить судьбы связала много столетий назад. Даже Аннабель и Ноэ, которые, по идеи, должны его врагами быть, стали близки, и теперь трудно представить времена, когда они знакомы не были. ― Так, что делаем дальше? ― вдруг спрашивает Лайя, прерывая воцарившуюся тишину. ― У нас ведь два дня осталось. ― Аннабель и Габриэль примеряют на себя роль великих парламентёров, а мы от них отдыхаем, ― беззаботно отвечает Ноэ, не обращая внимания на пристальные взгляды Аннабель и архангела. ― Я отправил весточку нескольким магам, с которыми вместе проходил обучение и тренировался в прошлом. Они очень хороши в магическом искусстве, сильны, а их знания на поле боя могут быть бесценными. Их помощь стала бы огромным преимуществом. Ну, а если нет, то остаётся молиться. Лайя уже хочет возмутиться неуместному чувству юмора Ноэ, но, взглянув на него, одёргивает себя, понимая, что демон и не думал шутить, а говорит абсолютно серьёзно. И от этого дрожь ужаса бежит по спине, ибо почему-то именно после слов Локида приходит целостное осознание того, что, скорее всего, это последние дни, которые они проводят все вместе. Когда они видят друг друга живыми. Вдруг ночную тишину парка пронизывает тонкий жалобный писк. Лайя и Габриэль тут же вздрагивают, озираясь по сторонам. Она смотрит на друга, понимая, что ей не показалось. ― Вы не слышите? ― спрашивает Лайя, обращаясь к Владу, Аннабель и Ноэ, которые, кажется, слишком глубоко в омут собственных мыслей погрузились. ― Похоже на кошку, ― Аннабель вглядывается в тёмную широкую крону чуть покосившегося дуба, раскинувшего свои ветви прямо над озером, и Лайя сразу догадывается, откуда стоит начать поиски. Она тянет Габриэля за рукав пальто, и тот сразу на ноги вскакивает. Лайя делает вид, что преувеличенно тягостный вздох Ноэ просто не замечает. Габриэль прислоняется грудью к мощному стволу дерева, чуть задирая голову, пытаясь разглядеть хоть что-то в темноте, окутавшей голые ветви дерева. Лайя чувствует лёгкий укол зависти, потому что сама она с трудом может хоть что-то различить в кромешной тьме, а тонкий писк становится всё громче и жалостливее. ― Что-то видишь? ― спрашивает она тихо, боясь испугать их ночного гостя. ― Да, котёнок вон на той верхней ветке, ― Габриэль вытягивает руку, указывая на что-то в темноте, и Лайя щурится, вперёд подаётся, чтобы хоть что-то рассмотреть. Спустя несколько секунд темнота перед ней начинает приобретать вполне чёткие очертания сжавшегося комочка с торчащими аккуратными ушками и трясущимся от холода и страха хвостом. Котёнок сидит почти на самом конце ветви, вцепившись когтями в дерево, лишь зелёные глаза яркими огнями сияют в темноте, с ужасом, но в то же время с надеждой наблюдая за своими спасателями. ― Надо снять его. Габриэль хочет уже ногой опереться о нижнюю ветку дуба, но Лайя его тут же останавливает, дёргая за рукав пальто. ― Ветки внизу хрупкие, некоторые даже прогнившие. Тебя не выдержат, ― Лайя задумчивым взглядом окидывает ствол дерева, мысленно прикидывая, как бы лучше подобраться к котёнку, чтобы достать его и самой не свалиться в озеро. ― Давай я. Меня не жалко. ― Что за ерунду несёшь? ― бормочет недовольно Габриэль, но понимает, что Лайя права. Она гораздо легче его, а ему самому лучше наоборот помочь ей, подстраховать, ибо дерево находится слишком близко к кромке озера. Лайя опирается о сцепленные руки Габриэля, что очень помогает ей забраться на ветку повыше. Она не перестаёт спрашивать друга о том, как он себя чувствует и не тяжело ли ему, на что Габриэль просто глаза закатывает. Лайя чуть выше тянется, и ей приходится почти вслепую искать удобную подпорку для ног, прислушиваясь к возможному треску веток. Котёнок всё это время молча наблюдает за Лайей, и она просит Удачу, чтобы та хотя бы сегодня сделала исключение, повернулась к ней лицом и устроила так, чтобы их ночной гость не испугался ещё сильнее. Но Госпожа Фортуна, видимо, совсем её не любит, ибо котёнок, видя, как Лайя осторожно руку к нему тянет, чтобы снять с ветки, тут же на дыбы встаёт, ударяя когтями по запястью, рассержено шипя при этом. Лайя стискивает зубы от боли, но руку не отдёргивает, а, наоборот, резко хватает хвостатого хулигана и быстро спускается, в конце просто спрыгивая с нижних веток. Габриэль забирает у неё котёнка, не сводя обеспокоенного взгляда с поцарапанной руки Лайи, на что та лишь беззаботно отмахивается, пряча запястье за спину, когда Влад, Аннабель и Ноэ подходят к ним. Локид, оглядывая высокого широкоплечего Габриэля, умилительно улыбающегося маленькому комочку, уже открывает рот, собираясь выдать очередную «умопомрачительную» шутку, но Лайя тут же бросает в его сторону предупреждающий взгляд. ― Не вздумай. ― Я молчал. ― Прекрасно, продолжай это, у тебя хорошо получается. Ноэ обиженно фыркает, но от комментариев воздерживается. Лайя чувствует, как Влад подходит к ней вплотную и прикасается к её израненной руке. Он болезненно морщится, и Лайя может в глазах его прочесть немой упрёк за столь необдуманные действия. Влад тянет её руку к лицу, губами прикасаясь к небольшим, но глубоким ранкам на запястье. И Лайе бы уже стоит перестать удивляться силе Короля, но когда царапины буквально на глазах исчезают, не оставляя и следа, она не может сдержать удивлённого вздоха. Лайя широко и благодарно улыбается Владу, прижимаясь к его боку, холодными руками пробираясь под пальто, обнимая за талию, с удовольствием и трепетом ощущая объятия мужчины. Аннабель, замечая котёнка на руках Габриэля, тут же оживляется, и в глазах её загорается почти детская радость. Она подходит ближе, снимая с себя куртку и предлагая с помощью неё согреть их маленького ночного гостя. Ноэ, глядя на это, приподнимает бровь. ― Ты издеваешься? Зима на улице. Аннабель на это лишь отмахивается, не отводя восторженного взгляда от их нового хвостатого друга, который с невероятной любовью и преданностью смотрит на Габриэля, льнёт к его рукам и груди, коготками вцепляясь в рукава пальто, словно отпускать не хочет. Ноэ при виде такой умиротворённой картины устало вздыхает, бормоча что-то про детский сад, но делает незаметное движение запястьем. Лайя замечает едва мерцающий защитный купол вокруг Аннабель и Габриэля, закрывающий их от промозглого зимнего ветра и холода. ― Давайте оставим его, ― предлагает Габриэль, поглаживая своего питомца за ухом. ― Назовём Носферату. ― Это шутка такая? ― спрашивает Влад, удивлённо приподнимая брови, и Лайя не может сдержать тихого смеха. Габриэль с секунду непонимающе смотрит на Влада, а потом до него доходит смысл имени, которое он выбрал. ― А что? Он даже на тебя похож чем-то, только красивее гораздо. Котёнок, словно понимая, о чём говорит его новый хозяин, переводит взгляд на Влада, и в изумрудных глазах тут же загорается мрачное удовлетворение и явное превосходство. И Лайя, видя это, задорно хохочет: ― С этого дня он теперь будет хозяином твоего замка, судя по всему.***
― Дыши глубоко и размеренно, лучик. ― Я так и делаю, Ноэ. ― Лайя, дыши, а не пыхти. Они находятся в тренировочном зале, сидя на полу друг напротив друга уже несколько часов, не обращая внимания на то, как рассветные лучи солнца, окрашивающие небо в светло-розовые и оранжевые тона, быстро скрываются за утренними тяжёлыми тучами, обещающими скорый снег и пасмурную погоду. После того, как Ноэ помог Лайе обрести контроль над собственными силами, они не прекращали ежедневных упорных тренировок. Ноэ объяснил и сразу предупредил Лайю, что у них, к сожалению, очень мало времени, чтобы узнать все особенности обретённых способностей, поэтому было решено уделить внимание контролю, призыву, а также образованию энергетических щитов, которые смогли бы уберечь Лайю от любой угрозы. С контролем у неё теперь получается гораздо лучше, потому что она нашла тот самый якорь, который не даёт ей полностью погрузиться в пучину бушующей энергии, грозящей свести с ума при малейшем намёке на слабость. Но с призовым всё обстоит хуже. Ибо если раньше сила эта проявлялась сама по себе в абсолютно неожиданные моменты, то теперь, когда Лайя пытается целенаправленно уцепиться за неё, ничего не выходит. Ноэ, глядя на болезненно сморщенное лицо Лайи, задумчиво склоняет голову набок. Он видит, как слабые огоньки загораются на пальцах, но тут же гаснут. Маг замечает трясущиеся руки Лайи, расширенные зрачки, и вдруг в голову ему приходит случайная мысль, за которую он сразу хватается. Локид протягивает ладонь, прикасаясь к запястью Лайи, позволяя собственной магии золотисто-изумрудными всполохами сорваться с кончиков пальцев. Она чувствует обжигающе-тёплое касание Ноэ и тут же распахивает глаза, ощущая, как всё тело обволакивает невесомая волна уюта и спокойствия, отгоняя все страхи и сомнения на задний план, почти полностью прогоняя. ― Эта сила не причинит тебе вреда, ― произносит Ноэ медленным вдумчивым голосом, убаюкивая, гипнотизируя, практически усыпляя. ― Она всегда была частью тебя. Прими её полностью, не противься. И теперь Лайя понимает, чего именно добивается Ноэ. Всё дело в ней самой. Даже несмотря на то, что она научилась более-менее контролировать полыхающий огонь в груди, страх внутри никуда не исчез. Он всё ещё скребётся когтистыми лапами, пытаясь полностью себе сознание и волю подчинить. Лайя боится того, что может сотворить эта энергия, боится потери контроля, боится, потому что до конца не знает, на что способна. Но ведь Ноэ прав. Сила, кроящаяся внутри, пронизывающая каждую клеточку тела, всё ещё являются частью её существа, которую не вырвать, не убрать и отвернуться от неё тоже нельзя. И пока Лайя не может сделать шаг вперёд навстречу шумному потоку, не может войти в него. Именно этот внутренний конфликт не даёт ей решиться. На место сомнению приходит злость. Лайя стискивает зубы, досадуя на саму себя. Какого чёрта? Она прошла так много, чтобы снова сдаться страху? Переступала через себя, ломая собственные волнения, стирая их в прах, чтобы уступить слабости? Самой от себя тошно становится. «Перестань быть такой тряпкой, будь хоть немного полезна. Ты должна сделать всё возможное, чтобы попытаться помочь своим близким, чтобы защитить их», ― повторяет про себя Лайя раз за разом, сжимая ладони в кулаки так, что ногти в кожу впиваются. И боль на мгновение, но отрезвляет. Лайя делает глубокий вдох, а затем медленный выдох, отсчитывая несколько секунд, вспоминая дыхательные гимнастики, которые в прошлом очень помогали ей при повторяющихся панических атаках. Постепенно она начинает ощущать, как тело расслабляется, становясь таким тяжёлым, неповоротливым. Тепло приятным покалыванием на кончиках пальцев собирается, а глаза сонно слипаются. И Лайя подаётся этому состоянию. Окружающий мир вокруг вмиг теряет привычные очертания, превращаясь в одну неясную размытую картинку. Но вскоре он вновь обретает чёткость, и теперь зала замка сменяется бескрайним ясным небом над головой и крутым обрывом под ногами. Лайя делает короткий шаг вперёд, чуть наклоняясь, с удивлением замечая внизу бушующие волны океана, бьющие о пустынный берег и скалы с такой силой, что столп брызг поднимается вверх на несколько метров. Лайя вглядывается в неутихающие воды, но не чувствует ни страха, ни волнения. Внутри царит лишь спокойствие. Она слышит едва различимый шёпот океана, зовущего её в свои объятья, просящего довериться, сделать последний шаг навстречу. И Лайя добровольно падает в бездну, ощущая столь долгожданное чувство свободы. Воды океана принимают её в свои распростёртые объятия со всей радостью и жадностью. Лайя даже не испытывает ослепляющей боли от удара о водную гладь. Падение скорее напоминает прикосновение тёплого мягкого одеяла, согревающего во время зимних холодов. Лайя раскидывает руки в стороны, отпуская все возможные тревоги и волнения, и в груди медленно, но верно просыпается то самое долгожданное обжигающее тепло. Лайя чувствует, как свет внутри с каждой секундой становится всё сильнее и сильнее, проникая в каждую мышцу, просачиваясь в кровоток, повторяя размеренное биение сердца. Она перестаёт ощущать собственное тело, ибо теперь ей кажется, что оно медленно превращается в мощнейший сгусток энергии. В последний момент Лайя пытается как-то взять под контроль беснующийся огненный свет, разрывающий на части, но неведомая сила не даёт ей это сделать, поэтому она вновь закрывает глаза, полностью отпуская себя.***
Ноэ довольно улыбается, когда видит, как на кончиках пальцев Лайи загораются лазурные огоньки, которые не исчезают тут же в воздухе с глухим треском, а разгораются лишь сильнее. Лайя продолжает дышать так же спокойно и размеренно, не открывая глаз, никак не реагируя, словно находится где-то в другом мире, куда невозможно проникнуть без её согласия. Маг с некой толикой восхищения наблюдает за тем, как небесно-голубые всполохи обволакивают предплечья Лайи, опускаясь на плечи невесомой сияющей вуалью. Энергетические нити едва ощутимо пробегаются по шее и лицу. Ноэ только сейчас замечает, как огонь в груди её становится столь сильным, что кожа начинает сиять, словно бы внутренний свет источая, который ореолом вокруг Лайи собирается, приобретая очертания тиары, что теперь голову её украшает. Но Ноэ волнует не это, а то, что сама Лайя в себя так и не приходит. Восхищение проявлением необычной силы очень быстро проходит, уступая место банальному страху, потому что демон замечает тонкую струйку крови, стекающую из носа Лайи, тяжёлыми каплями остающуюся на губах и подбородке. И самое страшное, что она всё ещё не приходит в себя. ― Лайя? ― Ноэ пока просто пробует позвать её, но, ожидаемо, она никак не откликается. Маг опускает взгляд вниз, замирая, когда замечает, как старые раны на её руках и костяшках медленно снова раскрываются, начиная кровоточить. ― Лайя! Ноэ вскакивает со своего места, протягивая ладонь, пытаясь взять её за руку, но тут же вздрагивает от боли, когда чувствует, как небесный свет обжигает его, оставляя сильные кровавые ожоги на коже. ― Проклятье! ― рычит Ноэ, но не отступает. Он старается не обращать внимания на нестерпимую боль, что выворачивает внутренности наизнанку. Сейчас это не важно. Ему нужно достучаться до Лайи, пока она не сожгла саму себя. И его за компанию. Он вплотную к ней приближается, заключая лицо в ладони, кончиками пальцев на виски надавливая, пытаясь с помощью собственной магии пробиться сквозь мощную стену небесной силы. ― Лайя, ты должна вернуться прямо сейчас, иначе выжжешь себя дотла! ― последние слова он произносит мысленно, пытаясь телепатически достучаться до неё, и, кажется, у мага это получается. Спустя несколько мгновений Лайя распахивает глаза, судорожно по сторонам оглядываясь, с удивлением замечая энергетические волны, что собой заполняют всю залу, делая воздух вокруг тяжёлым, жарким. С губ её срывается болезненный стон, который тут же перерастает в сдавленный крик, когда Лайя замечает ожоги Ноэ. ― Боже, это я с тобой сделала? ― в голосе Лайи столько страдания и вины, и Локид не сразу понимает, что она из-за него так встревожилась. ― Забудь, не важно, ― тут же отмахивается он, с облегчением замечая, как лазурный свет постепенно исчезает, успокаиваясь. Значит, она действительно хорошо научилась устанавливать контроль над собственными силами. ― Как себя чувствуешь? ― Нужно раны твои обработать. Пожалуйста, прости меня, я даже не знала, что могу тебе боль причинить, ― несвязно бормочет Лайя, не отрывая абсолютно разбитого и потерянного взгляда от рук Ноэ, поэтому маг довольно ощутимо встряхивает её за плечи, обращая на себя внимание. ― Как. Ты. Себя. Чувствуешь? Лайя ничего не отвечает, прислушиваясь к себе, только сейчас по-настоящему ощущая, как всё тело наполняется свинцовой усталостью, а мышцы до сих пор ноют от ослепляющей рассудок боли, что очень скоро пришла на место умиротворению. Лайя чувствует жжение на руках и опускает глаза, с ужасом замечая, как уже почти зажившие раны снова кровоточат. Она тянется ладонью к лицу, замечая капли крови на пальцах. Внезапно в голове яркой вспышкой проносятся слова пророка во время их встречи, которая, кажется произошла так давно. «И смерть окажется долгой, мучительной, ибо Вы будете сгорать в этом пламени, ощущая каждой клеточкой Вашего существа, как душа, истекая кровью и задыхаясь в агонии, превратится в ничто». Лайя устало прикрывает глаза, борясь с невольной дрожью, периодически накатывающей волнами. Так вот, значит, что её ждет. Теперь она знает, каково это ― свою душу на части разорвать.***
Бухарестский ботанический сад зимой становится, наверное, ещё красивее, сказочнее. Кажется, будто ты прогуливаешься не по городской аллее, а по землям древнего Королевства, засыпающего в холодных снежных объятиях. Не так давно широкие кроны деревьев, усыпанные золотом листвы, теперь нежатся под пушистым белоснежным одеялом, мёрзлая земля примеряет на себя новый наряд, сотканный из миллиона ледяных кристалликов, а морозный и свежий воздух кружит голову лучше любого старинного вина. Аннабель делает глубокий вдох всей грудью, вытягивая ладони, ловя снежинки, с детским восхищением наблюдая за тем, как они медленно тают на коже. Ранее изумрудные газоны, радующие глаз множеством потрясающих цветов, сейчас также сокрыты под плотным снежным покрывалом. Аннабель с огромным трудом подавляет в себе иррациональное желание рухнуть в эти сугробы, руками и ногами зарываясь в снег совсем как в детстве. ― Здесь красиво. Спокойно, ― вдруг раздаётся за спиной Аннабель низкий мужской голос со столь знакомыми рычащими нотками, что она не сдерживает мягкую улыбку. ― Здравствуй, Анкель. Аннабель с удивлением отмечает, что Капитан карательных отрядов ничуть не изменился с их последней встречи: те же иссиня-чёрные волосы, практически всегда собранные в высокую тугую косу; серые глаза, что в моменты ярости становятся темнее, больше похожими на беззвёздное небо; тонкие губы, вечно сжатые в напряжённую линию, на которых так редко можно заметить хотя бы намёк на улыбку; загорелая кожа, испещрённая белесыми шрамами, полученными после множества долгих и кровопролитных боёв и схваток. Привычную форму карателей Анкель сменил на чёрные джинсы и пальто, и Аннабель мысленно усмехается тому, как обычно и неприметно столь сильный демон выглядит в людской одежде. ― Аннабель, ― мужчина склоняет голову в коротком поклоне, на что Аннабель отмахивается, притягивая его в свои объятия. На секунду Анкель замирает, кажется, даже дышать перестаёт, но потом всё же отвечает, кладя широкие ладони на спину своей бывшей подчинённой, пряча слабую ухмылку в воротнике кожаной куртки Аннабель. ― Рад, что ты в полном порядке. Ходили разные слухи. ― Даже догадываюсь какие, ― Аннабель качает головой, показывая, что не хочет говорить об этом. Она берёт Анкеля под руку, предлагая ему прогуляться по саду, наслаждаясь тишиной пока ещё спящего города. Сейчас, просто идя со своим бывшим командиром по пустынной аллее, Аннабель волей-неволей вспоминает годы, проведённые в карательном отряде. И почему-то именно тренировки, осуществляемые под руководством самого Капитана, остались светлым пятном на бесконечной фотоленте памяти. Анкель всегда был примером идеального солдата, не ведающего слабости, не позволяющего сомнениям повлиять на решения, ставящего приказы Короля превыше всего, заботящегося о своих подопечных настолько, насколько это вообще возможно. В нужные моменты он мог быть строг, даже жесток, но также позволял себе проявить завидное понимание, когда это требовалось. Анкель всегда был в курсе того, что происходит во всех карательных отрядах, как себя чувствуют его воины, в каком состоянии находится их обмундирование. Он отдавал всего себя ради их благополучия и защиты, а в ответ получал искреннюю верность и непоколебимую преданность. Аннабель помнит, как сильно Авейру бесила извечная серьёзность Анкеля, его уникальная способность загонять их так на тренировке, что даже выносливый Даниэль проваливался в почти бессознательный сон от усталости. Но, несмотря на всё недовольство, они всё равно безоговорочно следовали за ним, всегда готовые, если потребуется, отдать жизнь за своего Капитана. ― Как тебе Румыния? ― спрашивает Аннабель, желая, наконец, прервать молчание, которое, на самом деле, никогда не причиняло ей особого дискомфорта. ― Я посещал эти земли ещё в те времена, когда на месте нынешней Румынии расцветала гордая Валахия, ― взгляд Анкеля подёргивается пеленой воспоминаний. ― Многое изменилось. Стало… тесно. Аннабель не удерживается от короткого смешка, ибо только Анкель мог бы описать так свои впечатления от нового города. Они доходят до фонтана, вокруг которого расположены удобные лавочки, которые сейчас почти невидно из-за снега. Анкель вдруг останавливается, заинтересованно склоняя голову набок. ― Но ты ведь позвала меня не для того, чтобы узнать моё мнение о Румынии, ― Аннабель замирает напротив своего бывшего командира, незаметно для него делая глубокий вдох, пытаясь успокоить внезапно взволновавшееся биение сердца. ― Ты знаешь о том, что происходит сейчас в Тёмном мире. Анкель не спрашивает, лишь озвучивает то, что он и так знал ещё до их встречи. У него множество собственных способов получения информации, и порой Аннабель казалось, что Капитану можно даже не покидать Тёмный мир, чтобы узнать о том, что творится за его пределами. ― Вы готовитесь к войне. Анкель ничего не отвечает и никак не реагирует, лишь чуть сощуривает глаза, заинтересованно голову наклоняя, показывая, что внимательно слушает Аннабель, хоть и прекрасно знает, что именно она собирается сказать ему дальше. ― Ты ведь понимаешь, к чему это приведёт? Конец не только для людей, но и для Тёмного мира. Анкель тяжело и устало выдыхает, скрещивая руки на груди, словно закрыться пытается, всем своим видом показывая, что говорить об этом он не хочет. Наверное, только уважение к Аннабель и прошлому, что связывает их, не даёт до сих пор ему просто уйти. ― Чего ты добиваешься? К чему эти разговоры? ― Анкель чувствует, как начинает злиться, но злость его направлена не на Аннабель, а скорее на всю ситуацию в целом, ибо война ― это, в первую очередь, жертвы воинов. Его воинов. Тех, с кем он служит не одну сотню лет. Тех, кому придётся умирать ради… чего? Аннабель словно мысли его читает, ибо выражение её лица быстро меняется: черты смягчаются, а в уголках губ теперь прячется скорбная улыбка. ― Ты ведь тоже не хочешь этого, ― Аннабель делает шаг вперёд, медленно сокращая дистанцию между ними, не отводя внимательного взгляда от напряжённого лица Анкеля, который глаз не опускает, смотря прямо и не таясь. ― Ещё не поздно сделать правильный выбор. ― Выбор? Я ― солдат, у меня нет никакого выбора, ― отрезает Анкель, и слова его больше пощёчину напоминают. Капитан неосознанно по стойке становится, словно к очередному сражению готовится с невидимым врагом. ― Выполнять приказы и следовать правилам удобно, ибо не нужно думать, брать ответственность, ― вдруг произносит Аннабель, глядя, как крупные снежинки, повинуясь промозглому ледяному ветру, кружатся в ярком свете фонарей. Рассвет совсем скоро, но на улице всё так же темно, как и ночью. ― Но если всегда так жить, то от тебя самого, от тебя настоящего в конце ничего не останется. ― Я не понимаю, о чём ты. Видимо, терпение окончательно покинуло Анкеля, потому что он тут же резко разворачивается, желая, наконец, поставить точку в их странном и от того не менее опасном разговоре. ― Я помню Бронс, ― вдруг произносит Аннабель, и она буквально может почувствовать, как Анкель замирает на месте, и, кажется, даже не дышит. Она понимает, что поступает сейчас неправильно, что собирается манипулировать своим другом, старую рану ворошить, но иначе нельзя, ибо времени осталось слишком мало. ― Я помню дождь и кровь, помню огонь, выжигающий землю, оставляющий после себя прах и пепел, помню руины, оставшиеся от маленького, неописуемо красивого и невероятно гордого города, ― Аннабель встречается с ошарашенным взглядом Анкеля, который молчаливо молит её не говорить об этом, не вспоминать ту роковую ночь. И ей действительно жаль, но она продолжает. ― Я помню маленькую девочку по имени Эвелина. Помню её отца, который закрыл собой дочь, лишь бы от неминуемой смерти спасти. Я помню их. А ты?***
Дождь льёт стеной. Холодные капли барабанят по доспехам, стальным лезвиям клинков. Тяжёлые свинцовые тучи словно давят на плечи, к земле прижимая, заставляя задыхаться. В воздухе стоит невыносимый запах гари, крови и трупного разложения. Где-то вдали раздаются хриплые болезненные крики, молящие о помощи и милости, но вслед за ними слышится звук клинка, рассекающего воздух, а затем наступает мёртвая тишина. Аннабель вместе с остальными рядовыми солдатами выстраивается в ровную шеренгу. Её руки трясутся так сильно, что она едва не роняет оружие. Аннабель смотрит на пленников, бывших раньше правителями этого города, а сейчас стоящих в центре площади на небольшом каменном пьедестале в ожидании смертного приговора, замечает среди них маленькую девочку, в страхе жмущуюся к отцу, и чувствует, как к горлу тошнота подкатывает. ― Сделай глубокий медленный вдох, а потом через несколько секунд выдохни, и так несколько раз, ― вдруг раздаётся тихий мужской голос прямо над ухом. И Аннабель тут же расслабляется, с трудом сдерживая облегчённую улыбку. Себастьян. Демон стоит за спиной Аннабель, делая вид, что хочет проверить приклад оружия и патроны, но, на самом деле, он пальцами её запястье обхватывает, успокаивающе поглаживая. На долю секунды Себастьян лицом зарывается в серебряные пряди, вдыхая едва ощутимый запах цитрусов, и Аннабель спиной прижимается к его груди, прикрывая глаза. ― Не показывай, что тебе страшно или что ты сочувствуешь им, ― едва рот открывая, шепчет Себастьян, бросая быстрые взгляды по сторонам. ― Если офицеры заметят, что ты колеблешься, то в это же мгновение окажешься напротив дула оружия. ― Я не могу, ― Аннабель со всей силы сжимает оружие в руках, ощущая, как начинает попросту задыхаться. ― Я не буду этого делать. Она переводит взгляд в сторону, туда, где стоит её Капитан, и замирает, замечая смертельно-бледное лицо с сжатыми в тонкую напряжённую линию губами. В глазах Анкеля сейчас столько невысказанной агонии, страдания и ужаса, что для Аннабель весь мир вокруг в миг исчезает. Она понимает его состояние. Да, прекрасно понимает. Ведь через несколько минут Капитану придётся отдать приказ открыть огонь по членам своей же семьи. ― Неужели он сделает это? ― неверяще спрашивает Аннабель, чувствуя, как дрожь ужаса по телу проходит. ― Неужели он своих родных убьёт? ― Ему был дан приказ, ― отрезает Себастьян, чувствуя, как Аннабель вздрагивает. ― Строиться! ― раздаётся громогласный голос Анкеля, и каратели тут же вытягиваются по стойке. Аннабель с удивлением замечает, что Себастьян становится рядом с ней, хотя должен быть в другом конце шеренги. ― Возвести ружья! ― все солдаты, как единый слаженный механизм, поднимают оружия, удобно устраивая их на плечах, настраивая прицел. На каждое действие уходит считанные доли секунд. Аннабель сильнее стискивает челюсти, сжимая руки на прикладе, впервые за долгое время ощущая всю тяжесть оружия, вес серебряных освещённых пуль, которыми он заряжен. Смерть от них будет медленной, мучительной, такой, которую и врагу не пожелаешь. ― Приготовиться! ― Аннабель бросает короткий взгляд в сторону Анкеля, с ужасом замечая его глаза, подёрнутые пеленой слёз. Он, не отрываясь, смотрит в лицо своего брата, который прижимает к себе дочь. И вдруг тот улыбается. Так спокойно, понимающе, будто говоря, что всё в порядке, что готов, что не винит. И Анкель вздрагивает, словно бы это в него целый заряд выпустили. ― Огонь.***
Аннабель не знает, сколько она уже бежит, не знает, куда и зачем. Единственное, в чём она уверена, так в это в том, что если бы осталась на той площади хоть ещё одну минуту, то просто сошла бы с ума. Сошла бы с ума от крови, алыми брызгами разукрасившей каменные плиты, от груды тел, от бледного лица маленькой девочки, что погибла, крепко держась за руку отца. И от улыбок, полных превосходства и презрения, что были на лицах старших офицеров. Аннабель падает на колени, обнимая себя руками за плечи, чувствуя, как всё тело бьёт такая сильная дрожь, что даже зуб на зуб не попадает. Её одежда полностью промокла, но она не ощущает холода. Нет. Внутри так невыразимо пусто. В ушах до сих пор стоит оглушительный гром выстрелов, глухой звук падающих тел, стук дождя, а в голове ― ни единой мысли. Лишь усталость. Да, она так сильно устала. Сколько ещё ей придётся убить? Сколько жизней предстоит отнять её клинку и оружию? Как много крови появится на руках? Она ведь даже не знает уже, что хорошо, что плохо. Где та грань, после пересечения которой дороги назад нет? Где та грань, после которой тебя тьма полностью поглощает? Аннабель не знает. Может, она её уже давно пересекла? Именно сейчас ей так сильно не хватает Влада. Не хватает его уверенности, его голоса, его силы, которая всегда с колен её поднимала. Она скучает по их вечерним разговорам в рабочем кабинете, по утренним тренировкам, по историям, которые Влад ей так редко рассказывал, но от того они более ценными стали. Ей так это необходимо сейчас. Хотя бы на секунду забыть этот ад. С губ срывается тихий жалобный всхлип, и Аннабель тут же закусывает нижнюю губу да так сильно, что во рту сразу появляется металлический привкус. ― Ну ты бегаешь, подруга, хрен угонишься, ― вдруг раздаётся задорный голос Авейры, и Аннабель резко оборачивается, замечая её, Себастьяна, Даниэля и Адальберта. ― Бухать меньше надо. Глядишь, и бегать быстрее станешь, ― философски замечает Себастьян, откидывая русые пряди со лба и скрещивая руки на груди. ― Я отрежу твой не в меру болтливый язык, ― очаровательно улыбается Авейра, и Себастьян в ответ посылает ей воздушный поцелуй. Адальберт, кажется, даже не слушает их. Он осторожно опускается на колени рядом с Аннабель. Чёрные глаза внимательно вглядываются в её лицо, замечая сразу всё: влажные дорожки слез, мелкие царапины от хлёстких веток, прокушенную губу, боль, горящую нетленным пламенем во взгляде. ― Ты должна вернуться, ― и сейчас Адальберт говорит не только о возвращении в город, но и о том, что ей необходимо вырваться из пучины отчаяния и боли. ― Не могу. Больше не могу так. ― Можешь, ― коротко отвечает Адальберт, и в голосе его столько стали, что Аннабель невольно голову приподнимает. ― Ты вернёшься в город, выйдешь на вечернее построение и будешь делать вид, что всё в порядке. Поняла меня? Не важно, насколько больно, как устала, как отчаянно хочешь сдаться. Ты выполнила приказ, поэтому когда Король будет благодарить всех за службу, ты отдашь честь, заберёшь своё оружие и пойдёшь к себе готовиться к следующему дню. Аннабель чувствует, как слёзы снова собираются в уголках глаз, и она стискивает зубы, чтобы не позволить себе сломаться. Только не перед друзьями, которые смогли поверить в неё. И Адальберт это понимает. Он коротко, но мягко улыбается, кладя ладонь на её плечо, чуть сжимая, словно бы показывая, что он рядом. ― А сейчас у тебя есть и должно быть время для скорби, ― вдруг произносит он, встречая удивлённый взгляд Аннабель. ― Я чувствую ту боль, что копится в тебе, сжигая изнутри. Дай ей выход. Наедине с нами можешь быть слабой. Никто тебя не осудит. Аннабель вцепляется в полы плаща Адальберте, комкая в руках мягкую ткань. Она чувствует привычную волну тошноты, подкатывающую к горлу, а перед глазами снова мелькают мёртвые тела и окроплённые кровью каменные плиты площади. Слёзы застилают глаза, и Аннабель попросту задыхаться начинает. Она закусывает губы, ощущая, как маленькие ранки, оставленные зубами, снова кровоточат. Аннабель натыкается на мягкий взгляд Адальберта, а потом закрывает глаза и кричит, выплёскивая всю боль и ненависть, что в душе копились многие годы. Кричит, захлёбываясь слезами. Кричит, не обращая внимания на то, как мир вокруг неё медленно поглощает тьма.***
― Я помню их всех, ― Аннабель снова подходит ближе к Анкелю, с удивлением замечая то, как сильно он дрожит. Почему-то она уверена, что это не от холода. ― И это одна из главных причин, почему я сражаюсь. Я хочу жить в мире, в котором важны свобода и безопасность, в котором Правители помнят о своём главном предназначении ― сохранять баланс сил и жизни своих подданных. Вот за что я борюсь. А ты? ― Это предательство, ты ведь понимаешь? ― голос Анкеля тихий, слабый, и в глазах его Аннабель всё ещё видит воспоминания того самого дня, который сломал их обоих. ― Мы предали самих себя, когда допустили то, что произошло в Бронсе, ― отрезает Аннабель. ― Но мы можем попытаться всё исправить сейчас. Я не прошу тебя совершить измену. Нет. Лишь хочу, чтобы ты сделал правильный выбор. ― Я буду думать. И с этими словами Анкель резко разворачивается, исчезая в предрассветных сумерках.***
Лайя бездумно проходится чистой салфеткой по всё ещё кровоточащим ранам на руках. В небольшой тарелке рядом чистая тёплая вода медленно окрашивается алым, из-за чего в комнате витает тяжёлый металлический запах, вызывающий лёгкий приступ тошноты. Лайя равнодушно наблюдает за тем, как багровые капли стекают по пальцам, и не чувствует ничего, хоть и когтистая лапа пульсирующей боли стучится на задворках сознания. Она чуть ёжится от холода и неприятной дрожи, бегущей по телу, хотя окна в комнате плотно закрыты. Но ведь это и не от холода. От страха. Опустошающего, выжигающего. Если раньше предсказания пророка казались чем-то далёким, чем-то, что, возможно, избежать получится, то именно сейчас Лайя полностью осознаёт, с чем именно ей предстоит столкнуться. Она ведь лишь слегка коснулась того сокрушающего пламени, что в груди теплится, и с таким трудом смогла обратно вернуться, да к тому же и Ноэ навредила. Возвращаясь мыслями к магу и тем ужасным ожогам, что она оставила на его руках, Лайя шумно выдыхает, обнимая себя за плечи, опуская голову, ёжась, словно исчезнуть хочет, раствориться. Что же произойдёт, когда ей придётся окунуться полностью, с головой в объятия неистовой небесной силы, лишь ждущей момента, когда Лайя контроль ослабит? Даже те короткие минуты забвения больше напоминали падение в бездну, сотканную из непрекращающейся боли и пустоты. Но ведь ей придётся отдать всё: свою душу, силы, всю себя. «И смерть окажется долгой, мучительной, ибо Вы будете сгорать в этом пламени, ощущая каждой клеточкой Вашего существа, как Ваша душа, истекая кровью и задыхаясь в агонии, превратится в ничто». С губ Лайи срывается едва слышный жалобный всхлип. Как же ей страшно. Она неосознанно сжимает ладони в кулаки, и раны тут же снова кровоточить начинают. Алые струйки крови так издевательски выглядят на бледной коже. Словно бы постоянное напоминание о том, что ждет дальше. Если такие ранения причиняют жгучую боль, то каково же это, когда твою душу на части разрывает? Внезапно в коридоре раздаются тихие шаги, и Лайя тут же голову вскидывает, уже зная, кого увидит в раскрытых дверях. По взгляду Влада очень трудно понять, какие чувства того обуревают в данный момент. И Лайя не знает, то ли это из-за её силы, которую она начала развивать, то ли из-за их связи, но она чувствует в отрывистых движениях, скрещенных на груди руках бурлящую в его груди злость и тревогу. ― Почему злишься? ― спрашивает напрямую Лайя, голову вбок наклоняя. ― Не злюсь, ― коротко отвечает Влад, чем наоборот подтверждает догадку Лайи. Она на это лишь грустно усмехается, и хозяин замка чуть головой качает, словно мысли неприятные отбросить пытается. Влад подходит ближе к Лайе, опускаясь перед ней на колени. Он осторожно берёт её израненные ладони в свои руки, лишь кончиками пальцев, не касаясь, проводит над кровоточащими ранами. Лайя чувствует приятный холод, едва кожу покалывающий, и кровь медленно останавливается, а раны затягиваются на глазах. Видя восхищённый взгляд Лайи, искрящийся детским восторгом, Влад тяжело выдыхает и тянется к ней, баюкая её лицо в своих ладонях, прохладными губами прикасаясь ко лбу, вискам, щекам, оставляя горячие, жадные поцелуи на коже. ― Клялся хранить тебя, а, получается, ещё больше калечу. ― Не переживай, я и сама с этим хорошо справляюсь, ― смеётся Лайя, но на лице Влада даже улыбки не появляется. ― Прости, не хотела тебя пугать. Я не думала, что всё так обернётся. Ещё и Ноэ навредила. ― На твоём месте я бы не переживал так сильно о нём, ― отмахивается Влад, ладонью зарываясь в волосы Лайи, с нежностью массируя кожу головы. ― В отличие от тебя, у Ноэ очень сильная регенерация. Лайя хочет что-то ещё сказать, но тут на лестнице, ведущей на второй этаж, раздаются громкие и спешные шаги, и через несколько секунд в дверях показывается алый вихрь волос Габриэля. ― А что вы с магом сделали? Он такой бледный и встревоженный, ― Габриэль широко улыбается, входя в комнату, но улыбка его тут же меркнет, когда он замечает окровавленную воду на полу. ― Не объясняйте. И так всё понятно. ― Встревоженный, потому что знает: ещё одна такая тренировка ― и я оторву ему голову, ― тихо произносит Влад, поднимаясь на ноги и подходя к окну. Габриэль заливисто смеётся, падая в кресло рядом со шкафом. Судя по его довольному виду, он только что в красках представил, как Влад воплощает свою угрозу в жизнь, и зрелище это ему, безусловно, понравилось. Лайя про себя усмехается, потому что знает, что, несмотря на все препирательства и стычки, Габриэль стал более благосклонным по отношению к демону. Скорее всего не последнюю роль в этом сыграл тот факт, что Ноэ находился рядом с Владом, когда тому особенно были нужны чья-то поддержка и помощь, и не оставлял его даже сейчас. Лайя наблюдает за будничной беседой Влада и Габриэля, и сердце сжимается от тоски и боли. Она ведь так до сих пор и не рассказала им о том, что сообщил только ей пророк. Лайя даже не уверена до конца, почему именно не сделала этого. Из-за нежелания взваливать на их плечи ещё больший груз? Из-за опасения того, что они сделают всё возможное, чтобы не позволить ей совершить задуманное? Скорее всего, всё вместе. Каждый свой крест сам должен нести, верно? Вот только её оказался слишком тяжёлым, неподъёмным. Лайя смотрит на двух самых дорогих и близких ей людей и чувствует невыносимое желание всё им рассказать. Ибо она устала. Ужасно устала. И поэтому Лайя не успевает осознать, как с её губ срывается короткая фраза: ― Хочу вам кое-что рассказать. Разговор тут же затихает, и в комнате повисает тягостная тишина. ― Как не люблю эту фразу. После неё сразу случается что-то плохое, ― расслабленно улыбается Габриэль, но в глазах неподдельная тревога загорается. Влад рядом с ним тут же напряжённо вытягивается, не спуская внимательного взгляда с Лайи. Она глубоко выдыхает, собираясь с силами, и подробно рассказывает им о беседе с пророком, обо всём, что он ей сообщил. Голос спокойный, ровный, но сердце от волнения стучит так громко, так болезненно быстро, что перед глазами тёмная пелена появляется. Лайя замечает, как на лице Габриэля медленно, но верно рождается выражение неподдельного ужаса, а во взгляде Влада последняя надежда умирает, и тлеющий огонёк согревающего света тухнет. Он на секунду глаза прикрывает, опираясь о подоконник, словно вот-вот без сил упадёт. После её рассказа в комнате становится вновь тихо, но на этот раз тишина эта скорее является предвестником вот-вот грозящей разверзнуться бури. Лайя буквально может ощутить нарастающую злость Габриэля, которая очень быстро перерастает в настоящую ярость. ― Почему…, какого…, ― Габриэль тут же осекается, прикрывая глаза, тяжело выдыхая. ― Почему не рассказала сразу? Почему снова в себе всё держала? ― Опасалась вот такой реакции, ― тихо замечает Лайя, кивая на ладони Габриэля, сейчас сжатые в кулаки с такой силой, что ещё немного и подлокотники кресла просто рассыплются в труху. ― Думала, что смогу справиться с этим, но груз оказался слишком тяжёлым. Тем более вы бы сделали всё, чтобы предотвратить это. ― Чертовски верно! ― почти кричит Габриэль. Он беспомощно оборачивается в сторону Влада, ведь тот ни слова не произнёс за всё это время, и, кажется, даже воздухом давится, ибо в глазах друга Габриэль видит океан горького отчаяния, чистой ярости и похороненных надежд. В нём больше нет света. Нет жизни. Влад, не отрываясь, смотрит только на Лайю так, будто она в любой момент может просто исчезнуть, снова его одного оставить, так, будто кроме неё вокруг больше никого и ничего не существует, так, будто она ― единственное, в чём он смысл своего существования видит. ― Это никак не изменить, ― Лайя поворачивается к Владу. ― Ты ведь тоже догадывался об этом, да? Когда Александр отдал нам меч. Ты ведь в тот момент всё понял, верно? Влад ничего не отвечает, но по тому, как он прикрывает глаза, отворачиваясь и тяжело сглатывая, Лайя понимает, что права. Наверное, было слишком наивным надеяться, что у них есть шанс остаться вместе хотя бы в этой жизни. Оба так отчаянно в это верили. Верили вопреки всему. Верили, потому что кроме этого больше ничего у них нет. Верили, где-то в глубине души понимая, что дальше их ждёт лишь очередное разочарование и боль. ― У нас ещё есть время, чтобы что-то придумать, найти выход, ― отчаянно, почти иступлено шепчет Влад, и сердце у Лайи сжимается от горечи и усталости, коими пропитано каждое слово. ― Другого выхода нет, как и времени, ― на этот раз твёрдо и гораздо громче произносит Лайя, словно себя в очередной раз убеждает, что проще смириться со своей судьбой. ― В любой ситуации можно найти решение, ― на грани крика произносит Габриэль, и Лайя понимает, что ему так же страшно, как и ей. ― Мы ведь столько раз бросали вызов судьбе, шли наперекор Его воле. Неужели сейчас не получится? ― Не получится, потому что в этот раз всё иначе, ― Лайя чувствует, как начинает раздражаться. Именно поэтому она не рассказала им с самого начала. Ведь знала же, что оба начнут спорить, будут пытаться всё изменить, но проблема в том, что их роли давно расписаны и исход был предрешён ещё шестьсот лет назад. Бросали вызов судьбе? Скорее тешились иллюзией того, что действительно способны на это. ― Да о чём мы вообще говорим? Миллионы невинных жизней против одной души. О каком торге вообще речь может идти? ― Именно, свет мой, ― в голосе Влада ― сталь, а в голубых глазах ― жестокость, переплетённая с яростью. ― О торге никто и не говорит, потому что на чаше весов твоя душа. ― Что? ― Лайя даже не скрывает удивления. ― Позволишь миру сгореть? ― Позволю, ― коротко отвечает Влад, и одного слова достаточно, чтобы весь воздух из лёгких Лайи выбить. ― Позволю всей вселенной сгинуть в адском огне, если это будет означать, что ты останешься жива, ― Влад встречается с поражённым взглядом Лайи и подходит ближе к ней. ― Я уже говорил тебе. Мне нет дела до этого мира. Я сражаюсь не за него. Для меня на первом месте жизни тех, кого я люблю, и если ради этого миру придётся сгореть дотла, что ж, так тому и быть. Лайя, не отрываясь, смотрит на Влада, видя в его взгляде бесконечную преданность и готовность возложить на жертвенный алтарь безопасность всего человечества ради своей семьи. Она чувствует, как в уголках глаз собираются предательские слёзы, и тут же быстро-быстро смаргивает. ― Я не хочу умирать, ― на грани шёпота выдыхает Лайя, опуская голову. ― Не хочу. И мне так страшно, ― впервые она об этом вслух говорит, и на мгновение дышать чуть легче становится, словно часть мёртвого груза с плеч сбросила. ― Но мне придётся сделать это. В прошлом я потеряла достаточно. Не допущу этого и сейчас. Внезапно Лайя чувствует осторожное прикосновение к своей щеке. Она приподнимает голову, тут же теряясь в бездонном океане теплоты, что бушует в зелёных глазах Габриэля. Он большим пальцем осторожно скулу её гладит, мягко улыбаясь. ― Хорошо, тогда сделаем это вместе. ― Что? ― Лайя дыхание задерживает, и она знает, что Влад рядом с ней также на месте замирает. ― Мастера может уничтожить та сила, что таится в тебе, но она столь велика и сокрушительна, что ни твоя душа, ни твоё тело не выдержат её, верно? Значит, я возьму часть на себя, ― Габриэль видит, как Лайя собирается возразить, но тут же поднимает ладонь, прося её не перебивать. ― Я справлюсь. Во мне так же есть капля Его благодати. Я смогу впитать и контролировать эту энергию, и мы вместе нанесём удар. ― Сомнительный план, ― неуверенно тянет Лайя, стараясь не обращать внимания, как в глазах Влада и Габриэля загорается едва заметный огонек надежды. ― Очень, но так у нас может появиться шанс, а больше для меня ничего не имеет значение. Лайя переводит взгляд с Габриэля на Влада, опускает голову, давая себе несколько минут, чтобы всё обдумать, а потом коротко улыбается, кивая. ― Хорошо. Сделаем, как скажешь. Габриэль облегчённо выдыхает, лбом утыкаясь в колени Лайи. Она кладёт ладонь на спину друга, разминая напряжённые мышцы, оборачиваясь к Владу. На удивление, на губах его нет даже намёка на улыбку. Он знает, что Лайя только что солгала.