Любовь покрывает все грехи.
Притчи 10:12.
Аннабель настороженно наблюдает за тем, как Эйвон медленно, по-королевски грациозно спускается по лестнице, кончиками пальцев проводя по перилам, и на губах её при этом покоится задумчивая, блуждающая улыбка. Аннабель давит в себе иррациональное желание впиться когтями в идеальное лицо, стирая кровью и болью эту вечную маску превосходства и снисходительности. Она короткий взгляд бросает в сторону Влада, с удивлением замечая, что тот уже твёрдо на ногах стоит, и поза его хоть и кажется расслабленной, но Аннабель знает, что рука Короля уверенно сжимает эфес меча, а тени, таящиеся в углах залы, лишь ждут приказа своего Повелителя, чтобы атаковать. ― Мне было интересно, как у вас получится справиться со столь внушительным противником, ― и голос Эйвон сочится одновременно интересом и… удивлением? Словно бы она не ожидала, что у них получится просто выстоять, не то что победить. ― Должна признаться, я получила огромное удовольствие, наблюдая за вами, ― а теперь в словах чувствуется едва уловимая толика уважения. Как если бы довольно сильный лидер признал могущество своего оппонента. Аннабель снова украдкой смотрит на Влада, но того слова Королевы не трогают, а лишь глубокое раздражение вызывают. Он медленно и глубоко вдыхает, и Аннабель знает, что Его Величество делает так лишь в те моменты, когда пытается бурю эмоций под контроль взять, чтобы не сорваться, не позволить внутренней тьме верх взять. Эйвон окидывает зал каким-то отстранённо-равнодушным взглядом, останавливаясь на Ноэ, что сейчас тяжело опирается о каменную стену. Локид встречает её взгляд, удерживая его, и окровавленные губы растягиваются в хищном оскале. Он молчаливый вызов ей бросает, словно бы говоря, что не стоит недооценивать его даже в таком состоянии. Попробуешь напасть ― разорву тебя на части. И плевать, если это будет последним, что я смогу сделать. И Эйвон понимает это. Она прекрасно знает, что даже если маг и не находится сейчас на пике своих сил, невероятное упрямство, прирождённая жестокость и копящаяся в душе ярость восполнят с лихвой полностью истраченные магические ресурсы. Королева Авэриса бросает быстрые взгляды по сторонам, замечая, как Аннабель и Влад неосознанно выступают вперёд, словно бы пытаясь закрыть собой Ноэ. И алые губы растягиваются в едкой улыбке. Эйвон отступает на несколько шагов, и это красноречивее любых слов. ― Либо говори, зачем пришла, либо убирайся, ― и каждое слово ― удар смертельно заточенного кинжала, взмах хлыста, разрывающего плоть. Эйвон это понимает и медленно поворачивается к Тёмному Королю. Теперь, когда внимание её больше не приковано к магу, Аннабель тихо подходит ближе к нему, окидывая быстрым взглядом. Она напряжённо губы поджимает, когда замечает множество рваных ран, продолжающих сильно кровоточить, испарину на лице, нездоровую бледность и чёрную сетку вен, что сейчас отравлены ядом. Аннабель ничего не говорит, не предлагает ему помощь, не задаёт ни единого вопроса, но становится совсем рядом, плечом прикасаясь к его и незаметно кладя руку на мужскую талию. И так молча, лишь одним движением она говорит, что тот может опереться о неё, перенести часть своего веса, чтобы не было так тяжело стоять, ведь по всему телу то и дело прокатывается волна дрожи и боли. Ноэ отвечает на это хмурым взглядом, кивком головы указывая на то, что она и сама в вертикальном положении находится только благодаря собственному упрямству и силе воли. Аннабель лишь выгибает бровь, но и шага назад не делает. И их молчаливое сражение могло бы продолжаться очень долго, если бы очередной приступ боли не выбил весь воздух из лёгких Ноэ. Он чуть наклоняется вбок, чувствуя, как хватка Аннабель на его спине и талии становится сильнее. ― Армии Королей полностью готовы и выдвинутся через два дня, ― громогласный голос Эйвон разрывает тишину залы, и Влад тут же весь подбирается, всё свое внимание обращая к Королеве. ― Они призвали всех. Абсолютно. Всех низших демонов, самых омерзительных тварей, порождённых бездной, огненных драконов, которых выводили специально для сражений в воздухе, магов и полукровок. Всю грязь, которую только изрыгала из себя Преисподняя. ― Сколько? ― вопрос Влада короткий, лишённый каких-либо чувств или эмоций. Вопрос лидера, Короля, готовящегося к сражению. ― Десять тысяч, не меньше. Аннабель обменивается с Ноэ одинаково встревоженными и отчаянными взглядами, в которых медленно, но верно умирает любая надежда на то, что они переживут эту битву. Десять тысяч. Даже если собрать всю армию Лимба, силы Верховного мага, Тёмного Короля и Архангела, то они всё равно будут в проигрышной позиции, ибо на стороне Правителей новейшая военная техника, численное превосходство, опыт и жажда крови, что взращивалась в душах долгие тысячелетия. ― Взломаны не все печати, ― вдруг произносит Влад, на что Эйвон лишь снисходительно улыбается. ― Брось, им уже плевать на печати. Даже если у Мастера ничего не выйдет с освобождением Князя, они всё равно развяжут войну. Слишком долго находились в заточении, слишком долго голодали, слишком долго были на вторых ролях. Если держать льва на привязи и раз в месяц кидать ему обглоданную кость, то рано или поздно голод вытеснит покорность, а затем на смену ему придёт ярость. ― Они хотят сделать местом бойни мир людей, верно? ― спрашивает Ноэ, и слова его, тихие, произнесённые надломленным шёпотом, глухим эхом от стен отдаются. ― Скорее всего, ― Эйвон пожимает плечами. ― Мои разведчики докладывают о том, что основные силы сейчас концентрируются в Дите. Странный выбор. ― Место взлома следующей печати, ― объясняет Ноэ, ни к кому конкретно не обращаясь. ― Это просто отвлечение внимания. Дать Мастеру возможность заняться клеткой Всадника, пока разворачивается сражение. ― У Мастера не получится взломать печать, ― вдруг произносит Аннабель, старательно не замечая короткий смешок Эйвон. ― Соннелон не смог добыть нужные сведения. ― А ты в этом уверена? ― но задавая вопрос, Эйвон смотрит лишь на Ноэ. ― Уверена, что во время их страстных объятий Соннелон не смог проникнуть в разум Локида достаточно глубоко, чтобы добраться до необходимой информации? На удивление, в ответ на это Ноэ лишь опускает голову, прикрывая глаза. ― Да ладно тебе, Локид, я бы не стала так убиваться, ― Эйвон улыбается легко и задорно, словно говорит не о судьбе нескольких миров, а о возможном дожде завтра, что может помешать её планам. ― Со Всадником или без него люди всё равно не выстоят. Так что ваши попытки потягаться с Судьбой очень увлекательны, но были обречены на провал с самого начала. ― Достаточно, ― жёстко произносит Влад, обрывая пламенную речь Эйвон. Аннабель оборачивается к своему Королю, пытаясь по выражению лица понять, что именно он думает о складывающейся ситуации, но Влад всегда очень умело контролировал собственные эмоции. Поэтому сейчас, кроме бесконечной усталости в голубых глазах и напряжённой морщинки между бровей, она больше ничего не видит. ― Аннабель и Ноэ нужно восстановить силы и отдохнуть. Аннабель сразу поняла, что именно хотел этим сказать Влад. Её Королю нужно время, чтобы обдумать всё в одиночестве, и, судя по взгляду Ноэ, тот тоже догадался о молчаливой просьбе друга. Тем более им действительно необходимо заняться своими ранами, потому что Ноэ из последних сил старается оставаться в сознании. Да и сама Аннабель чувствует, как глаза слипаются от усталости, а тело, страдающее от разрушительного воздействия яда, буквально кричит об отдыхе. Она могла бы приготовить противоядие, но для этого им необходимо вернуться в Лимб. Аннабель обращает задумчивый взгляд к магу, и тот сразу понимает, что именно она хочет сделать. Ноэ согласно кивает, и они вместе покидают библиотеку. Влад и Эйвон, оставшись теперь наедине, несколько мгновений смотрят друг на друга, и никто из них не желает прерывать столь тягостное молчание. В итоге первой сдаётся Эйвон, как-то грустно улыбаясь, словно в одночасье сбрасывая маску бравады и легкомыслия. И теперь Влад видит, что, как бы Королева не храбрилась, она тоже не в восторге от предстоящего сражения. Именно поэтому пришла, поэтому сообщила обо всём. Эйвон, как и сам Влад, всегда была привязана к своим подданным. И именно это сделало из них вынужденных союзников ― нежелание проливать кровь тех, кто присягнул им на верность. ― Знаешь, я никогда не была достаточно сильным лидером, ― вдруг начинает Эйвон, устремляя абсолютно потерянный и разбитый взгляд в окно, что теперь покрыто сеткой тонких трещин. ― Я не обладаю могущественной магией, не повелеваю тьмой, и во мне нет достаточно сил, чтобы противостоять тем, с кем я не схожусь во мнениях и взглядах. Когда на мои плечи опустилась королевская мантия, а голову сдавила корона, я поклялась, что сделаю всё возможное, чтобы уберечь тех, кто согласился верно служить мне, отдал свои сердца и души в мои руки, ― Эйвон оборачивается к Владу, и тот в глазах её видит те же боль, тревогу и непосильный груз ответственности, что терзали его, когда он только восходил на престол. ― Я хочу покоя для себя и своего народа. Мне не нужна война. Никогда не была нужна, на самом деле. Влад понимающе кивает. Да, между ними было слишком много крови и ненависти. Да, в прошлом Эйвон пыталась обрести контроль над землями Лимба, и за это Влад чуть не стёр её собственное королевство с лица земли. Но теперь, спустя долгие годы, отринув мешающиеся чувства и эмоции, он понимает, для чего она всё это делала. Эйвон пыталась обрести силу, чтобы защитить своих людей, ибо уже тогда понимала, что рано или поздно спокойствию в Тёмном мире придёт конец. Они ведь оба всегда желали одного и того же. Вот только жизнь Влада состоит лишь из одних битв и сражений, и для него уже давно стало привычным делом кровью и мечом защищать свою жизнь и благосостояние своего народа. А Эйвон хотела добиться необходимого куда более простыми путями, подпитываясь энергией душ, заключённых в Лимбе. ― Мы забыли о своём истинном предназначении, Влад, ― впервые она зовёт его по имени, и Король поражённо замирает на месте. ― Сохранять баланс сил в мире, а не рушить его. ― И я в очередной раз прихожу к осознанию, что Высшие Тёмные ничем не отличаются от людей, ― отвечает Влад, встречаясь с задумчивым взглядом Эйвон. ― Возможно, ты прав, ― несколько мгновений она молчит, а потом подходит ближе к Владу, и на лице её появляется почти скорбное выражение. ― Знаешь, мне даже жаль, что мы столько лет прозябали во взаимной ненависти к друг другу. Мы ведь могли бы стать неплохими друзьями. А сейчас и исправлять что-либо слишком поздно. ― Да, мне тоже жаль. Влад протягивает ладонь, и Эйвон, пару долгих секунд о чём-то размышляя, всё же пожимает её. И в этом рукопожатии сразу слишком много всего кроется невысказанного: благодарность, уважение, бесконечное сожаление и столь важное и ценное понимание. Понимание, воцарившееся между двумя Правителями, что хотели с самого начали лишь защитить свои народы. Хотели жить.***
Ноэ просыпается очень тяжело, буквально силой вырываясь из цепких лап беспокойного сна, где властвуют лишь тьма и холод, мучающие и так истерзанный разум. Он чуть приоткрывает глаза, тут же облегчённо выдыхая, когда замечает, что в комнате царит приятная полутьма, которую разрывают лишь частые всполохи молнии, бушующей вдали. Ноэ пытается на бок повернуться и сразу зубы стискивает, чтобы не закричать из-за боли, пронзившей всё тело раскалённым кинжалом. Локид медленно и осторожно ладонью к низу живота тянется, но кончики пальцев натыкаются на бинтовую повязку. Аннабель. И Ноэ тут же задыхается от накатившей волны панического страха и тревоги. Он рукой тянется к соседней части кровати, но натыкается лишь на холодные простыни и чуть смявшееся одеяло, небрежно откинутое в сторону. Ужас и паника тут же лапы к сердцу тянут. Аннабель ведь тоже была сильно ранена, и отравили её таким же омерзительным ядом, что убивает жертву медленно, затуманивая разум и лишая воли. И если его хоть как-то защищала магия и регенерация, то у неё этого ничего не было. Организм бессилен против отравления, как и у обычного человека. ― Ты чего подскочил? ― вдруг раздаётся уставший тихий женский голос, и Ноэ от накатившего облегчения не сдерживает короткого смешка, что больше на какой-то жалкий всхлип похож. Аннабель, стоящая в дверном проёме, опирается плечом о стену, скрещивая руки на груди. Волосы, влажные после душа, небрежными прядями спадают на плечи и грудь. Ноэ успевает заметить на ней широкие тренировочные штаны, спортивный топ и накинутую поверх рубашку, которая принадлежит ему. Аннабель прослеживает его взгляд и сразу всё понимает. ― Надеюсь, ты не против? ― Видеть тебя в своей одежде? Нет, что ты, ― в своей привычной развязной манере усмехается Ноэ, на что Аннабель тепло улыбается. Она подходит к постели, осторожно опускаясь почти на самый край, и внимательным взглядом проходится по лицу мага, его груди, останавливаясь прямо на том месте, где теперь явно шрам останется от отравленного меча Соннелона. ― Как себя чувствуешь? Лекарство должно было подействовать несколько часов назад, ― Аннабель аккуратно ладонь кладёт поверх бинтовой повязки, и Ноэ чувствует почти обжигающее тепло даже сквозь несколько слоёв ткани. Жар этот буквально в каждую клеточку тела проникает, согревая сердце, разгоняя тревогу и липкий страх, поселяя чувство бесконечного спокойствия и уюта в душе. В ответ Ноэ лишь кивает, не решаясь говорить что-либо вслух, ибо уверен, что голос дрогнет от обуревающих чувств и эмоций. Маг опускает руку, кончиками пальцев прикасаясь к бедру Аннабель, с волнением замечая, как та болезненно морщится. Ноэ тут же ладонь собирается отдёрнуть, но Аннабель не даёт ему этого сделать, к запястью прикасаясь, переплетая пальцы, чуть сжимая. ― Нормально всё. Не переживай, ― Ноэ на это лишь кивает, и взгляд его тут же пеленой подёргивается. Аннабель сразу понимает в чём дело. ― Прекрати. ― Что? ― Ты сейчас вспоминаешь разговор с Эйвон, потом начнёшь прокручивать в голове схватку с Соннелоном, затем медленно перейдёшь к самокопанию, ― Аннабель голову вбок наклоняет, не отнимая внимательного взгляда золотых глаз от лица Ноэ, с удивлением замечая расцветающее смущение, опаляющее жаром впалые щёки. ― Что, если она права? Что, если Соннелон успел дотянуться до нужных воспоминаний? ― И? Даже если это так, то мы всё равно уже ничего исправить не можем, поэтому отпусти. Самое главное, что эта тварь мертва, а значит, что и до Мастера теперь дотянуться проще. Мысли позитивнее. Аннабель встаёт с постели, отпуская ладонь Ноэ, и тот неосознанно тянется вперёд, словно хочет продлить прикосновение. Маг только сейчас обращает внимание на то, что находится в спальне Аннабель. Он даже не удивлён, когда замечает, что здесь царит такой же строгий порядок, как и во всём доме: на столе аккуратными стопками разложены документы и письменные принадлежности, книги в шкафу расставлены чётко по цвету и размеру, на небольшом стуле сложенная чистая и выглаженная парадная одежда, а на спинку накинут плащ. Ноэ делает вдох всей грудью, наслаждаясь столь привычным и родным запахом свежести, цитрусов с едва уловимой древесной горечью. Маг чуть заметно улыбается, внезапно понимая, что до этого ни разу не видел её спальню. Внезапно Ноэ взглядом цепляется за рабочий стол, на котором разложены стеклянные колбы и пузырьки, и маг ощущает тонкий аромат засушенных целебных трав. Скорее всего, именно с их помощью она приготовила противоядие, но Ноэ знает его рецепт, а также то, как сложно это сделать. Если у тебя, конечно, нет должного опыта и глубоких знаний, касающихся сильных и смертельных ядов. ― Где ты узнала о том, как именно нужно готовить лекарство? ― и Ноэ сам удивляется тому, насколько хриплый у него голос. Аннабель тут же напряжённо замирает на месте, и Ноэ даже кажется, что она и дышать от волнения перестаёт. Она оборачивается в его сторону, и маг по одному взгляду понимает, что ответ ему не понравится. ― В карательном отряде. Ноэ коротко кивает, не будучи даже удивлённым, ведь уже давно догадался обо всём. ― Может, пора всё мне рассказать? Думаю, что я заслуживаю знать правду. Аннабель как-то отрывисто кивает, чувствуя, как сердце с привычного ритма сбивается. Она ведь знала, что разговор этот рано или поздно должен произойти, но как бы ни готовилась к нему, заранее нужные фразы даже заучивая, едкий страх и тревогу победить всё равно не смогла. И теперь всё тело её бьёт дрожь столь сильная, что приходится себя руками обнять за плечи, чтобы немного успокоиться. Аннабель присаживается на кровать, спиной облокачиваясь о деревянный резной столбик, и устало глаза прикрывает. Ноэ с болью в груди смотрит на то, как Аннабель сбрасывает маску уверенности и спокойствия, обнажая истерзанную в клочья душу. ― Я служила в карательном отряде пять лет, ― начинает Аннабель ровным, монотонным голосом, так и не открывая глаз. И Ноэ едва заметно вздрагивает. Дьявол, пять лет. Многие демоны, попадающие в ряды карателей, не могли там и года протянуть. Пять лет. ― Из-за чего ты там оказалась? Не по своей же воле. ― Нет, конечно, нет, ― горько улыбается Аннабель. Она делает глубокий вдох, словно с силами собирается перед тем, как в пропасть добровольно шагнуть. ― Это было наказание за убийство одного из Высших демонов. Всё произошло после дуэли. Теперь в оцепенении замирает Ноэ. Сразу после дуэли. Он помнит этот день так, словно всё произошло несколько часов назад. Правители всех Королевств собрались тогда, чтобы выбрать нового Верховного мага. Все знали, кто именно займёт этот пост, ведь титул передавался по наследству. Но сын тогда действующего Верховного мага не мог похвастаться какими-либо выдающимися магическими талантами, не обладал ни собственной волей, ни лидерскими качествами, ни способностью самостоятельно принимать решения. Остальным лидерам это было даже на руку, ведь тогда у них появлялась столь удобная марионетка, что могла бы без вопросов и возражений подчиняться их приказам. Для Тёмного мира это стало бы серьёзной проблемой, и, наверное, избежать её тогда получилось только благодаря Владу, открыто выступившему против верхушки власти. Он выдвинул в качестве своего кандидата Ноэ, предложив устроить дуэль, которая позволила бы обоим магам продемонстрировать свои умения, силы и мастерство. Для Локида это был шанс, наконец, испытать самого себя, побороться за то, чего заслуживал и что хотел получить. Влад верил, что Ноэ сможет победить, иначе и не предложил бы вообще устраивать состязания. И этот факт помогал магу двигаться дальше. Они оба готовились к этому дню слишком долго, просчитывали все возможные варианты развития событий, и исход дуэли, казалось бы, был очевиден для них. Но даже если годами планировать что-либо будешь, в решающий момент всё пойдёт не так.***
Ноэ чувствует, как обжигающий поток магии струится по венам, насыщая каждую клеточку его тела невиданной энергией, что так и просит дать ей выход, ослабить постоянный контроль. Локиду не нужно произносить заклинания: достаточно лишь мысли ― и с пальцев срываются мощнейшие молнии, врезающиеся в грудь противника, откидывая его на несколько метров назад. Николаус даже сопротивляться не может. Он истратил почти все свои ресурсы в самом начале, обрушивая на Ноэ один удар за другим. А Локид и не пытался ответные атаки наносить, лишь непробиваемую защиту вокруг себя возвёл, дожидаясь нужного момента. Неопытные маги не умеют грамотно распределять собственные силы, тратя всё сразу, в максимально короткие сроки доводя себя до полного истощения. Локид же терпеливо накапливал, сдерживал их, выжидал, когда Николаус полностью выдохнется. Что, собственно, и произошло. Ноэ медленно подходит к своему противнику, плавно запястьем ведя, силой своей магии поднимая его на ноги. Он позволяет яростной энергии зловеще-изумрудными волнами проникнуть в тело Николауса, ломая кости, разрывая внутренности, уничтожая сознание и разум, превращая его в ничто. Ноэ слышит, как демоны позади него срываются на истошные крики, требуя крови и смерти. Требуя представления. И именно в этот момент Ноэ вдруг замирает. Он смотрит на Николауса, корчащегося в невыносимых муках, наблюдает за тем, как тот кровью захлёбывается. И внезапно абсолютно простая и очевидная мысль возникает в уме. Он ведь уже победил. Ему не нужно убивать Николауса, потому что он уже победил. Ноэ одолел наследника могущественной семьи магов, заставил того на коленях от боли корчиться, одержал над ним верх в честной битве. Нет, он не убьёт его. Не сейчас, ведь это было бы слишком просто. Николаус останется в живых и проведёт вечность с мыслью о том, что потомок великой династии магов проиграл тому, в чьих жилах ни капли королевской крови. Да, порой есть вещи гораздо хуже смерти. И с этой мыслью Ноэ опускает вскинутые вверх ладони, равнодушно-отстранённым взглядом наблюдая за тем, как тяжело Николаус падает на каменные плиты. Где-то вдали раздаётся громогласный голос судьи, что оповещает всех об окончании дуэли и победе Ноэ. Локид, наконец, позволяет себе чуть расслабиться и выдохнуть. Он ловит взгляд Влада в толпе демонов и чувствует, как тепло и радость согревают каждую частичку его существа, ибо в голубых глазах искрится бесконечное восхищение и толика тревоги за друга. Даже Аннабель, стоящая рядом, не удерживается от широкой улыбки и короткого кивка. Ноэ отворачивается, собираясь сойти с каменного возвышения. В голове необъяснимо пусто становится, лишь единственная мысль о желанном сне бьётся, заглушая остальные чувства. Наверное, именно из-за усталости он был так беспечен и невнимателен, ибо то, что произошло дальше, настолько смазанным пятном в сознании отпечаталось. Вот маг спускается с пьедестала, собираясь уйти, а буквально в следующее мгновение раздаётся голос Аннабель, что так отчаянно зовёт его по имени. Ноэ разворачивается, но слишком медленно. Он даже не успевает ладони вскинуть, чтобы возвести вокруг щит. Но это и не требуется, потому что между ним и Николаусом, решившим нанести подлый удар со спины, тут же встаёт Аннабель. Она закрывает Ноэ собой и, даже не думая ни секунды, вонзает лезвие меча, на котором сразу вспыхивают рунические символы, в грудь мага. Аннабель только что спасла Ноэ жизнь. И обрекла собственную на погибель.***
― Отец Николауса хотел, чтобы судьи вынесли высшую степень наказания, ― продолжает Аннабель абсолютно бесцветным голосом, заново проживая тот день. ― Но вмешался Влад, напомнил, что Николаус сам сознательно нарушил главное правило магической дуэли ― никаких ударов со спины. Поэтому судьи и Правители сошлись во мнении, что пятилетняя служба в карательном отряде для полукровки будет хорошим наказанием. Ни для кого никогда секретом не было, что такие, как я, долго в рядах карателей не задерживались. Ноэ несколько минут молчит, чувствуя, как стук сердца все остальные звуки заглушает. ― Значит, когда мы с тобой разговаривали после случившегося и ты сказала мне, что в качестве наказания тебе придётся выполнять особые поручения Правителей, ты лгала, ― Ноэ тяжело сглатывает, болезненно жмурясь, ощущая, как слова горечью на языке остаются. ― Это было необходимо. Голос Аннабель тут же приобретает стальные нотки, а взгляд золотых глаз, прямой и не выражающий ни капли сомнения, ударяет в грудь похлеще кинжала. ― Почему? ― Ноэ честно изо всех сил пытается сдерживать просыпающуюся злость, но у него ничего не получается, и окончания слов больше рычание напоминают. ― Расскажи ты сразу, и мы бы попытались всё переиграть. В любом законе есть лазейки. Вместе мы могли бы что-то придумать. ― Ничего бы ты не придумал и не изменил бы, ― Аннабель также начинает распаляться в ответ, и даже в полумраке комнаты можно увидеть, как глаза её горят золотым пламенем ярости. ― Попытался бы помочь мне, и мы бы вместе только ко дну пошли. И Влада бы за собой потянули. Они только этого и ждали, что вы вступитесь, защищать меня будете, очередной вызов власти бросая. Тогда была слишком опасная ситуация, слишком хрупкая нить перемирия, установившаяся между Владом и Королями. Если бы ты начал выгораживать меня, то лишился бы не только титула, но и жизни. Если бы Влад продолжил рисковать собой ради меня, то корону Лимба он также никогда бы не получил. Где-то в глубине души маг понимает, что Аннабель права. Их ход с дуэлью с самого начала был слишком отчаянным и чертовски опасным. И они, и Аннабель понимали, что, бросая вызов могущественным Высшим демонам, ввязываются в смертельную хватку, из которой шанс выйти победителем почти что нулю равен. За день до дуэли Влад в разговоре с Ноэ обронил такую фразу, что, возможно, в случае победы Локида их потом всех троих могут просто уничтожить. Наверное, так и случилось бы, если бы Влад до последнего продолжил защищать Аннабель. Ведь, отправив её в карательный отряд, тем самым обрекая на смерть, лидеры Королевств были уверены, что так они в очередной раз показали свою власть, указали Владу на его место, и успокоились. Но осознание этого факта не доставляет никакого облегчения, а только хуже делает, заставляя кулаки в бессильной злобе сжимать. Ибо это несправедливо, неправильно. Не так всё должно было закончиться. Аннабель видит, как отчаянно Ноэ пытается бороться с тайфуном эмоций, превращающим душу в искалеченные руины, и голос её заметно теплеет: ― Я знала, на что иду, с самого начала, ― Ноэ вскидывает голову, жадно вслушиваясь в слова Аннабель, и мягкая улыбка всё внутри переворачивает. ― Бросаясь тогда вперёд, прикрывая тебя, отбивая атаку Николауса, я понимала, что в лучшем случае меня ждёт тюрьма, в худшем ― смерть. И я сделала свой выбор, ― после этих слова Аннабель делает паузу, ибо голос её начинает заметно дрожать. ― Я бы сделала это снова, потому что выбираю тебя. Несмотря ни на что, я буду всегда выбирать тебя. И она произносит это так просто, не задумываясь, не сомневаясь. Ноэ чувствует, как у него дыхание перехватывает. Ведь в этих коротких фразах заключена вся Аннабель: ёе бесконечная преданность тем, кого она любит; ёе готовность собой пожертвовать только ради того, чтобы у дорогих людей было всё хорошо; её желание отдать всё, что есть, только лишь бы близкие были в безопасности. И не важно, что сама она страдает, что впереди дорога, ведущая лишь в пылающий ад, в котором ей придётся провести долгие и мучительные пять лет. Ноэ смотрит в горящие внутренним согревающим огнём глаза и понимает: он этого не заслуживает. Не заслуживает того, чтобы его любили так сильно, что даже ад и смерть перед чувством этим отступают. Не заслуживает, чтобы ради него рисковали жизнью. Не заслуживает всех тех ран, которые Аннабель получила из-за него. Не заслуживает Аннабель. И дышать становится безумно трудно, почти невыносимо. Ноэ резко вперёд подаётся, ладонями обхватывая плечи Аннабель, ведя выше, обнимая лицо, прислоняясь ко лбу, прижимая как можно ближе к себе. И в каждом прикосновении столько отчаянной, болезненной нужды, нерастраченной нежности, что в душе столетиями теплилась. Он чувствует, как Аннабель осторожно кладёт ладони на его спину, и движения её таким контрастом отдаются, ибо они размеренные, спокойные, неторопливые. Словно она каждое мгновение их близости растянуть хочет, насладиться сполна, раствориться в чужих касаниях, каре-голубых глазах и тяжёлом дыхании. ― Каково это было? ― вдруг спрашивает Ноэ почему-то шёпотом, и Аннабель на мгновение напрягается в его объятиях. ― Тяжело, ― просто и коротко отвечает она, и в этом отрывистом ответе слишком много боли и тьмы, через которую ей пришлось пройти, чтобы выжить. ― Первое время я слишком часто оказывалась в подземных тюрьмах, и общение с конвоем оставило мало приятных впечатлений. После каждой встречи приходилось заново себя по кусочкам собирать как в прямом, так и переносном смысле. Ноэ на мгновение замирает на месте, ибо память тут же услужливо подкидывает воспоминания и рассказы тех, кто служил в карательном отряде. Они довольно неохотно, но всё же делились с ним тем, что именно происходит в подземных тюрьмах и как там обращаются с пленниками. Тактика избиралась для всех одна ― сначала измывались над телом, а потом ломали волю, и если жертва к тому времени погибала, то это было высшим и самым ценным подарком судьбы. ― Тебя насиловали? ― голос Ноэ дрожит от едва сдерживаемой глухой ярости. Даже одна мысль об этом заставляет алую пелену застилать глаза. Маг знает, что достаточно лишь одного кивка от Аннабель, и он с огромным удовольствием сотрёт с лица земли Королевство Дит и всех его обитателей, не оставив и камня на камне. Ноэ неосознанно сжимает ладони, и Аннабель успокаивающе лишь кончиками пальцев проводит по его запястьям. ― Нет, клянусь, Ноэ, ничего такого, ― маг облегчённо выдыхает, только сейчас осознавая, что он даже не дышал до этого. ― Избивали, морили голодом, но не более. ― А эти шрамы? ― Ноэ чуть ниже ладонь опускает, проводя ею по спине Аннабель, и та сразу понимает, о чём он спрашивает. ― Во время первой тренировки несколько… ― Аннабель делает короткую паузу, словно пытаясь подобрать слова покультурнее, ― высокоинтеллектуальных джентльменов попытались нанести вред одному из рядовых. Я, будь проклят мой идиотский характер, не могла остаться в стороне, ― хищно ухмыляется Аннабель, как бы говоря, что не жалеет вообще ни о чём, ибо обидчики заслужили ту трёпку, из-за которой её и наказали.***
Аннабель боится даже пошевельнуться, ибо стоит только чуть на бок повернуться, как всё тело пронизывает острая вспышка боли, выбивающая весь воздух из лёгких, застилающая глаза тёмной пеленой. Рваные и глубокие раны на спине до сих пор кровоточат, и Аннабель уверена, что из-за сырости и грязи, царящих в подземной тюрьме, очень скоро она заработает заражение крови. Да уж, пройти гражданскую войну и умереть в гнилой камере из-за трёх ублюдков, что решили поиздеваться над невиновным, даже как-то обидно. Аннабель прислоняется лбом к каменной стене, облегчённо выдыхая, когда пылающая из-за повышенной температуры кожа соприкасается с ледяными плитами. Так сильно тошнит и мутит из-за боли, но она давно ничего не ела, поэтому рвет её лишь желчью. Аннабель дышит тяжело и рвано, морщась из-за головной боли, что набатом в висках стучит. Она не помнит даже, сколько уже здесь находится. Несколько часов? Дней? Месяцев? Окружающую реальность всё больше и больше поглощает тьма, что порой подкидывает ей слишком извращенные галлюцинации. После пары таких приступов Аннабель перестала отличать правду от вымысла. Ей кажется, что где-то вдалеке раздаётся глухой затвор замка и шум лёгких шагов, осторожно ступающих по полу. Но откуда она может быть уверена, что это не очередная игра воспалённого разума? Впрочем, уже и не важно. Ей осталось не так много. Лишь об одном она жалеет ― не сдержала обещание, данное Владу, не сможет к нему вернуться и не увидит хотя бы в последний раз Ноэ. ― Эй, ты слышишь меня? ― вдруг раздаётся приятный женский голос. Такой красивый, с лёгкой хрипотцой. У её мамы был похожий. Аннабель чуть голову приподнимает, пытаясь сосредоточиться на склонившейся над ней незнакомке. Но сознание слишком сильно помутилось из-за неутихающей боли и серьёзной потери крови. Лишь спустя долгие минуты у Аннабель получается различить ясные голубые глаза женщины, золотистые пряди волос и алые губы, сейчас растянутые в проказливой улыбке. ― Жива, это хорошо. Меня зовут Авейра. Давай-ка выбираться из этой задницы, красотка.***
Аннабель чувствует, как сердце сжимается от боли, когда она снова мыслями возвращается к Авейре. Прекрасная Авейра. Такая сильная, умеющая смеяться даже тогда, когда весь мир в бездну катится. Аннабель до сих пор помнит её звонкий задорный смех, сладостно-приторный парфюм, который, на удивление, ощущался так приятно и даже ненавязчиво. Порой грубая, слегка легкомысленная, непокорная, но такая родная. В отличие от Аннабель, Авейра обожала красивую и дорогую одежду, была влюблена в театр и классическую музыку, а шрамы носила со всей присущей ей грациозностью и достоинством. В отличие от Аннабель, Авейра заслуживала жить. ― Мне очень сильно повезло, ― Аннабель с трудом вырывается из засасывающего омута воспоминаний, возвращаясь в реальность. ― Когда казалось, что песня моя закончится на печальной ноте, мне помогли выбраться из тюрьмы, спасли от неминуемого заражения крови. Лишь шрамы остались. И после этих слов Аннабель замечает в глазах Ноэ немую просьбу. Просьбу довериться, полностью открыться, разрушить оставшуюся преграду между ними. В груди тут же страх просыпается, но она очень быстро подавляет его. Аннабель медленно спиной поворачивается, сбрасывая с плеч рубашку. Она слышит сдавленный выдох и зажмуривает глаза, ожидая… а и сама не знает, чего именно ждёт, какую реакцию. Отвращение? Презрение? Непринятие? Нет, не после всего, через что они оба прошли. А секунды, тем временем, очень быстро складываются в мучительные минуты. Ноэ поражённым взглядом окидывает спину Аннабель, с ужасом смотря на бугристые уродливые шрамы, которыми исполосована белоснежная кожа. Видно, что удары наносил тот, кто знал, как именно повернуть руку, рассчитать взмах так, чтобы адскую боль доставить жертве. И ярость с новой силой вспыхивает в груди мага. Даже спустя столько времени можно сразу понять, что раны были рваными, глубокими и заживали неимоверно долго и мучительно. Ноэ лишь кончиками пальцев проводит по бугристым шрамам, и Аннабель едва заметно вздрагивает, но тут же себя в руки берёт, выравнивая сбитое дыхание. Демон ладонью чуть ниже ведёт, и к горлу подступают горькие слёзы, ибо в этих ужасающих отметинах слишком много боли и страданий сокрыто. Страданий той, которая меньше всех их заслуживала, той, кому он душу свою отдал и кого хранить поклялся. Ноэ сухими губами прикасается к бледно-розовой полосе шрама, берущего начало у самой шеи, и Аннабель тут же воздухом захлёбывается. Но демон не обращает на это внимания. Он дорожку поцелуев ниже ведёт, кончиком языка по шероховатой коже проводя, обнимая Аннабель поперёк груди, прижимая её как можно ближе к себе. И касаясь её тела губами, маг словно бы всю боль забрать хочет, что ядом душу заполняет. Он чувствует, как сильно сжимает Аннабель его ладонь, поднося переплетённые пальцы к губам. И когда Локид ощущает горячие слёзы на своей коже, он лишь ещё ближе к себе прижимает Аннабель, словно одним целым хочет с ней стать. ― Наверное, никогда кровь отмыть не смогу, ― шепчет Аннабель сорванным хриплым голосом. ― Помню каждую жизнь, что оборвало лезвие моего меча. Помню каждую душу, что забрала. Помню город Бронс в Королевстве Дит. Помню, как каратели сравняли его с землёй, как казнили целые семьи просто потому, что они хотели перемен, не были согласны с действующей властью. Помню, потому что я держала оружие, наводя дуло на маленькую девочку, что даже толком жить не начала. Ноэ ещё крепче объятия сжимает, зарываясь лицом в шею Аннабель, вслушиваясь в тихие слова, что звучат так оглушающее громко именно сейчас. Он кончиками пальцев легко пробегается по спине и плечам Аннабель, сопровождая движения рук касаниями горячих губ. Ноэ знает, о чём она говорит. Он помнит, что случилось в городе Бронс. Тогда Правитель Дита объявил, что собирается провести специальную операцию на своих землях, чтобы усмирить восставших против власти, которые хотят устроить переворот. Но Ноэ догадывался, что это, скорее всего, лишь искусная отговорка, нацеленная отвести внимание правящей знати от массового и демонстративного наказания неугодных. ― Это была кровавая бойня, Ноэ, ― сокрушённо шепчет Аннабель, и в голосе её стыд с обречённостью переплетается. ― Нам сказали, что мы должны будем взять в плен восставших, а потом над ними свершится суд. В итоге всё обернулось холодным и планомерным уничтожением, геноцидом. Столько лет прошло, а я всё ещё чувствую запах гари, ощущаю вязкую и горячую кровь на руках, слышу предсмертные хрипы и стоны тех, кого мы, по идеи, защищать должны были. Но по-другому нельзя было. Ноэ щекой прижимается к её спине, прикрывая глаза. ― Не думай о том, что тебе пришлось сделать, чтобы выбраться оттуда, ― сбивчивым шёпотом произносит он. ― Мне плевать. Слышишь? Мне нет до этого дела. Самое главное, что ты выжила, вырвалась оттуда, вернулась. Вернулась ко мне. Моя прекрасная и сильная Аннабель. Не прячься больше от меня. Теперь я вижу тебя, и, уверяю, нет ничего, что я презирал или ненавидел бы в тебе. В ответ Аннабель сильнее сжимает ладони Ноэ в своих руках, переплетая пальцы, полностью растворяясь в его объятиях. ― Не оставляй меня, пожалуйста. ― Никогда. Лишь одно слово, но это непреложная клятва, которую демон перед всеми богами и святыми приносит, что сейчас наблюдают за ними.***
Когда Лайя поднимается на второй этаж, сердце почему-то взволнованно в груди бьётся. Да так сильно, что на глаза на секунду тёмная пелена опускается. Где-то полчаса назад Влад вернулся в замок, облачённый в свой привычный строгий костюм с идеально уложенными волосами и неизменно спокойной улыбкой на губах. После того, как невероятное облегчение, заглушившее все остальные чувства и эмоции, спало, Лайя заметила, как неестественно прямо и напряжённо держится Влад, насколько отрывистые и резкие его движения, а взгляд затуманен глухой и сильной болью. Он в коротких фразах рассказал обо всём, что произошло в Тёмном мире, что с Соннелоном покончено. Но вместо ожидаемой радости и Лайя, и Габриэль почему-то почувствовали едкий привкус отчаяния и какой-то усталости, горечью на языке отдающейся. Влад, извинившись, потом тут же ушёл, и Лайя, движимая внутренним страхом и бесконечной тревогой, последовала за ним, ибо почему-то была уверена, что именно сейчас должна быть рядом. Лайя входит в кабинет Влада, невольно замирая, ибо в комнате царит полутьма, которую рассеивают лишь слабые огни догорающих свечей. Из-за распахнутых настежь окон в помещении теперь гуляет морозный зимний ветер, и Лайя обнимает себя за плечи, чувствуя неприятные мурашки, бегущие по обнажённой коже. ― Влад? ― как-то неуверенно зовёт Лайя, оглядываясь по сторонам. Зрение постепенно привыкает к густой темноте, и теперь можно различить очертания рабочего стола, высоких книжных шкафов, упирающихся в самый потолок, тяжёлые шторы, которые треплет непокорный ветер, бумаги, разбросанные по полу из-за сквозняка. Лайя проходит в смежную с кабинетом ванную и тут же замирает, когда замечает хозяина замка, тяжело склонившегося над раковиной. Влад скинул пиджак и белоснежную рубашку, оставшись лишь в брюках, и теперь Лайя может увидеть множественные колотые и рваные раны, что кровавой паутиной расчерчивают спину и торс. Ранения до сих пор кровоточат, и тонкие алые струйки стекают по коже, впитываясь в ткань брюк. Лайя видит сгустки тьмы, что слабыми всполохами огибают запястья и предплечья, словно хозяина своего утешить пытаются, обнимая, на плечи опускаясь. Лайя видит, что там, где прикасаются тени, кровь перестаёт толчками из ран вытекать, а рваные борозды становятся чище и понемногу закрываются. Лайя, будучи больше не в состоянии просто на месте стоять и молча наблюдать за болью родного человека, в несколько широких шагов сокращает расстояние между ними. Она мягко ладонью к плечу Влада прикасается, и тот рвано выдыхает, словно в себя приходит, вырываясь из спасительного омута тьмы. Он переводит взгляд в сторону Лайи, и она с облегчением замечает, как взор голубых глаз становится всё более и более осмысленными, ясным. ― Лайя, ― полувопросительно-полуутвердительно выдыхает Влад, и в одном коротком слове слишком много самых различных эмоций: здесь и облегчение вперемешку с искренней радостью и благоговением. Словно сейчас перед ним стоит его спасение, яркий небесный свет, помогающий ему найти путь во тьме. Хотя почему же «словно»? ― Знаешь, давай в следующий раз, когда мы окажемся в ванной и ты будешь полуобнажён, мы оба получим удовольствие. А то у нас какая-то грустная традиция вырисовывается в последнее время: мы остаёмся наедине либо перевязывая раны друг друга, либо находясь на грани нервного срыва, ― Лайя коротко усмехается, надеясь, что так получится не только отвлечь Влада от боли, но и самой успокоиться. ― Согласен, я задолжал Вам слишком много совместных ночей, моя Княгиня, ― тихо смеётся Влад, но в глазах его при этом обжигающее пламя, молчаливое обещание всё исправить и наверстать упущенное время, которое им двоим только принадлежать должно. Лайя помогает Владу устроиться на широком бортике ванной, и тот сразу к стене прислоняется, даже не скрывая того, как на самом деле устал и как ему больно. Она смачивает полотенце, настраивая воду так, чтобы она была тёплой, но не обжигающе горячей. Лайя осторожными выверенными движениями тканью по груди Влада проводит, стирая кровавые разводы, бросая полные злости и сожаления взгляды на смоляные завитки татуировки, что самой тьмой на коже выжжена. Чуть приглядевшись, она замечает, что изначально принятые за изломанный рисунок линии соединяются в отдельные фразы, написанные чужим языком, который навряд ли подвластен хоть кому-то из людей. ― Древний язык демонов, ― поясняет вдруг Влад, прослеживая взгляд Лайи. ― На нём сейчас почти никто не говорит, наверное, только знать. Он больше используется в договорах, старинных рукописях. ― Как енохианский? Влад на секунду задумывается. ― Не совсем. Енохианский язык собственной силой обладает и, насколько мне известно, активно используется. А древний демонический язык можно встретить лишь в официальных документах да своде законов, и то это скорее дань предкам и памяти. Лайя в ответ лишь кивает, молча благодаря Влада за то, что он больше рассказывает об устройстве Тёмного мира. На долгие минуты в комнате тишина воцаряется. В кабинете Влада Лайя находит заживляющую мазь, и в ответ на недоверчивый взгляд хозяина замка она лишь неопределённо пожимает плечами, мол, в любом случае лишним не будет. Лайя так осторожно лечебную мазь втирает, прикасаясь чуть ли не кончиками пальцев. И Влад не сдерживает мягкой и бесконечно нежной улыбки, ибо только Лайя, зная, кем он является и какая сила сокрыта в его теле, может прикасаться с таким почти что священным трепетом. ― Aș vrea ca lucrurile să fie diferite. Alături de tine nu ar trebui să fie un monstru ascuns sub masca unei personae , ― вдруг произносит Влад, переходя на румынский язык, и Лайя тут же голову вскидывает, внимательно в каждое слово вслушиваясь. ― Și cine, de exemplu? Ultimul tu? ― отвечает Лайя с лёгкой улыбкой на губах. Она говорит свободно, бегло, без особых запинок, но акцент всё равно выдаёт, что румынский не её родной язык. ― Да, прошлый я, который не представлял для тебя ежеминутную угрозу и был обычным человеком, без савана тьмы, облачающей плечи, ― и в голосе Влада нет смеха, а лишь горечь и разочарование, ибо прошлый он погиб ровно в тот момент, когда остановилось сердце Мирены. Лайя откладывает полотенце в сторону и чуть приподнимается так, чтобы лица их были на одном уровне. Она внимательно смотрит на Влада, пряча улыбку в уголках губ, и мужчина в итоге не выдерживает такого пристального взгляда, в котором слишком много тепла и преданности. Он на секунду глаза отводит, тихо смеясь, и Лайя с удивлением и удовольствием замечает на его щеках бледный румянец смущения. ― Даже если бы у меня был выбор, я бы в любом случае выбрала тебя настоящего, ― вдруг произносит Лайя. ― Мужчину, познавшего горечь потери и боль разочарования, отдавшего всё ради своего народа и семьи, стойко сопротивляющегося голодной тьме и хранившего в сердце все эти века теплящийся огонёк света, ― Лайя обнимает лицо Влада ладонями, большими пальцами прослеживая линию скул. Она чувствует себя обнажённой перед горящим взглядом голубых глаз. Но обнажённой не телом, а душой. И Лайя не отворачивается, как бы говоря, что вот она, перед ним, и в словах её нет ни капли лжи. ― Я бы выбрала тебя с твоей тьмой, глубокими шрамами, что терзают и сердце, и душу, с кровью, которой руки твои обагрены, с демонами, что постоянно пытаются верх взять над тобой. И Влад на месте замирает, дыша тяжело и рвано, ибо слова Лайи так сильно похожи на клятву, что они оба приносили, стоя много веков назад возле алтаря в церкви. Видимо, Лайя тоже это понимает, потому что внезапно в глазах её загорается яркий огонёк. Она тянется к небольшому ножу, лежащему на бортике ванной. ― Что ты?.. ― предостерегающий крик застревает где-то в груди Влада, когда Лайя резким движением проводит заострённым лезвием по ладони. Густые капли крови тут же на коже расцветают, стекая с кончиков пальцев. Но Лайя улыбается легко и спокойно. Она берёт израненную руку Влада в свои ладони, крепко сжимая, не обращая внимания на то, как кровь из его и её ран стекает по их сцепленным пальцам. Влад смотрит на соединённые руки и чувствует, как сердце с привычного ритма сбивается, ибо он понимает, что именно собирается сделать Лайя. Влад тут же опускается рядом с ней на колени, зарываясь свободной ладонью в густые пряди волос, лбом прислоняясь к её, ощущая горячее дыхание Лайи на своих губах. И чувство это пускает столь привычную и сладостную дрожь по телу. ― Не проси меня оставить тебя, ибо куда ты пойдёшь, туда и я последую за тобой. Где ты будешь жить, там и я останусь рядом с тобой. Твоя Родина станет моей Родиной, твой народ ― моим народом, а твой Бог ― моим Богом. Клянусь, что всегда приму твою сторону, и даже если весь мир пойдёт против тебя, я встану рядом, ибо моя душа, сердце и тело принадлежат тебе, ― Лайя на секунду останавливается, переводя дыхание, пытаясь справиться с дрожащим голосом. Она осторожно высвобождает ладонь из крепкой хватки Влада, чтобы тут же заключить его лицо в мягкие объятия. Следующие слова Лайя почти выдыхает в приоткрытые губы Влада: ― Клянусь, что пройду с тобой этот путь вместе. И когда тьма снова пленить тебя попытается, я буду рядом стоять, держа тебя за руку так же крепко, как и сейчас. И Бог мне свидетель и все святые, я не отступлюсь, не отпущу тебя и, если потребуется, не раздумывая отдам жизнь и душу за тебя. Я клянусь на нашей крови, клянусь, стоя перед тобой на коленях, клянусь, и клятва моя нерушима. И стоит Лайе произнести последние слова, как Влад с коротким, но глубоким стоном приникает к её губам. И поцелуй его жадный, страстный, отчаянный. В нём слишком много нужды и любви, что в его душе нетленным огнём горела все века. Прикосновения его рваные, хаотичные, словно никак близостью их насытиться не может. Словно всегда мало будет. Влад резко на ноги поднимается, и Лайя сдавленно выдыхает от удивления, когда он так легко и непринуждённо поднимает её на руки. От неожиданности она скрещивает ноги на спине Влада, бёдрами прижимаясь к низу его живота, и очередной протяжный стон срывается с его губ, который Лайя тут же выпивает, вовлекая мужчину в новый долгий поцелуй. ― Te iubesc, draga mea. Sufletul meu. Viața mea . И каждое слово сопровождается прикосновением прохладных губ ― щёки, шея, ключицы. Лайе кажется, что всё её тело ― сплошной оголённый нерв, малейшее касание к которому дрожью и трепетом внутри отдаётся. Воздух внезапно становится слишком густым и жарким, и мир вокруг сужается лишь до рук Влада, его глаз, проникновенного шёпота, тяжёлого дыхания и сокровенных слов, долгожданных признаний, обещаний о их совместном будущем, за которое он готов трахею даже у самой Смерти вырвать. И Лайя полностью растворяется в сильных объятиях. Растворяется в своём возлюбленном. В своём Князе. Она пропускает тот промежуток времени, за который они успевают покинуть ванную и дойти до спальни. И только когда холод мягких простыней касается оголённой спины и лопаток, Лайя чуть в себя приходит. Она не ощущает близости Влада и в панике глаза распахивает, оглядываясь вокруг, замечая его совсем рядом, стоящим на коленях на постели и смотрящим на неё таким взглядом, от которого жар в груди с новой силой вспыхивает. Ибо в голубых глазах так яростно пылает безграничная любовь, восхищение, переплетающееся со страстью и желанием. И Лайя тут же вперёд подаётся, обхватывая руками шею Влада, как можно ближе прижимаясь, ибо кажется, что если секунду не сможет касаться его, то попросту задохнётся. Она на мгновение отстраняется, чтобы тут же губами припасть к шее мужчины. И Влад выдыхает как-то разбито, тяжело, прикрывая глаза и откидывая голову чуть назад, давая Лайе еще больший простор для действий. Сердце просто готово сгореть в пламени, что только что вспыхнуло с новой силой, потому что такой, казалось бы, незначительный жест является знаком полного доверия. Словно бы Влад без слов говорит, что вот он, полностью открытый перед ней и телом, и душой, делай, что угодно, ибо всегда принадлежал и будет принадлежать только ей. Его сила, его преданность, его верность, его отчаянная вера и несгибаемая воля, каждая клеточка его существа ― всё ради неё. Ради Лайи. Ради единственной женщины, которую он любил. И глубина этой любви порой пугала даже его самого. И Лайя чувствует это. Она ладонями по широким плечам проводит, мягко разминая сильные литые мышцы, с восторгом отмечая, как Влад тут же расслабляется, а на губах его мягкая улыбка появляется. Лайя опускается чуть ниже, кончиками пальцев по груди ведёт, ощущая лихорадочно быстрое биение сердца. Но этого прикосновения ничтожно мало. Она губами прижимается к пылающей от жара коже, и Влад всем телом вздрагивает, неосознанно прижимая Лайю как можно ближе к себе, словно единым целым с ней стать хочет. И каждый её поцелуй больше похож на некий ритуал поклонения, негласное обещание и молчаливое признание. Касание горячих губ к острым ключицам ― ты потрясающий. К шее ― я никогда не оставлю тебя. К ладони ― я принимаю тебя. К запястью ― я люблю тебя. Влад чувствует, как задыхается. Ему кажется, что он находится во сне, параллельном мире, в котором любовь всей его жизни рядом с ним, целует и прикасается к нему с такой нежностью, благоговением. С такой любовью, что сердце замирает, а душа ноет. Вот сейчас он глаза откроет и снова вернётся в жестокую реальность, где будет опять один в кромешной тьме. Но нет. Лайя всё ещё с ним, и только за это он готов слёзно Небо и Творца благодарить. ― Лайя, ― и звук её имени переплетается с задушенным стоном. ― Так долго ждал тебя. Боже. Закрывал глаза и всегда твоё лицо видел, ― на этих словах Влад кончиками пальцев прикасается к подбородку Лайи, голову её приподнимая. ― Твой смех слышал, ― касание к губам, и Лайя глаза прикрывает. ― И жил клятвой, данной тебе. Все шестьсот лет искал. ― И нашёл, ― на грани шёпота выдыхает Лайя. ― Voi fi cu tine până la ultima mea suflare . Лайя ладонями ведёт ниже, проходясь кончиками пальцев по мужскому прессу, ногтями едва ощутимо царапая, и Влад на каждое её движение отзывается так чувственно, так красиво. Она задевает низ живота, останавливаясь прямо над ремнём брюк, и над ухом Лайи раздаётся низкий стон, в котором сплетаются голод, желание и глубокая страсть, который мурашки по коже пускает. Влад рвано бёдра вскидывает вверх навстречу ладони, тут же приникая к губам Лайи в долгом, выворачивающем душу наизнанку поцелуе. И в груди всё переворачивается, когда он видит, с какой нуждой и толикой отчаяния она к нему тянется. Но Лайя прекрасно помнит о серьёзных ранениях Влада, поэтому предусмотрительно избегает слишком сильного и неосторожного давления на грудь и спину мужчины. А сам он, кажется, даже не обращает на это внимания, ибо на попытки Лайи действовать как можно осторожнее лишь забавно фыркает, притягивая её как можно ближе, позволяя удобнее устроиться у него на коленях. Влад кончиками пальцев прослеживает линию позвонков, но даже такое простое касание рваный полувздох-полустон из груди Лайи выбивает. Она лицом зарывается в шею Влада, и мир вокруг сгорает в жарком пламени. Остаются лишь крепкие объятия, которые удерживают её над пропастью, и в них она, наконец, покой находит.***
Первое, что чувствует Мастер, — это всепоглощающая боль. Он падает на колени, ощущая, как кости и суставы неведомая сила выворачивает, ломает. Каждая клеточка тела тут же свинцовой усталостью наливается. Мастер задыхаться начинает, и когда он подносит ладонь ко рту, то замечает на коже алые капли крови. Его рвёт кровью и желчью, и окружающая реальность на мгновение теряется во тьме. Мастер, словно сквозь туман, с ужасом наблюдает за тем, как защитные символы, нанесённые Соннелоном, исчезают, оставляя после себя бугристые шрамы. Такое возможно только в одном случае. Если тот, кто создавал цепочку знаков, погиб. Мастер не сдерживает отчаянного и яростного крик, в котором разочарование и агония переплетаются воедино. Значит, времени остаётся ещё меньше, чем рассчитывалось изначально. Нужно как можно скорее заниматься следующей печатью, но без дополнительного щита Высшего Тёмного теперь это будет в несколько раз проблематичнее, ибо сила Соннелона скрывала его энергию от остальных Тёмных и даже Архангелов. И стоит ему только подумать о печати, как на коже вслед за угасающими защитными символами появляется несколько строчек древнего заклинания, которые невидимая рука выводит в виде чёрных завитков. Мастер не может сдержать широкой улыбки, что больше на звериный оскал похожа. Ибо взору его открываются строки заклинания, способного разрушить тюрьму, что сдерживает Смерть.