***
Арсений выходит на улицу, выдыхая морозный воздух. Февраль начал вступать в свои права за две недели до официального начала, заставляя дорожки вновь покрываться тонкими и скользкими слоями льда, а всех жителей города валиться с ног. Где-то в небе летают чёрные драконы, взмахивают могучими крыльями, отсылая к земле дополнительные потоки холодного воздуха; Арсений сгорбился, прижав голову к плечам и мечтая о скорой весне. В апреле будут проходить ежегодные соревнования фамильяров, где можно будет присмотреть и своего — студент думает об этом слишком часто и долго, а это значит, что покупка в этом году станет неотложной. Арсений идёт вдоль высокого дерева, где ещё две недели назад сидел с ректором и выискивал убийцу; по ощущениям, с того момента прошло всего несколько дней, а на деле время летит быстрее, чем летают драконы в розово-фиолетовом небе. Душу греет только то, что совсем скоро весна, а там будет солнце, вечера с ярко-оранжевыми закатами и рассветы к пяти часам утра — как раз, когда Попов встаёт на смену в трактире. Он уладил вопрос с хозяином (на самом деле, уладил вопрос Шастун) и даже смог урвать оплату больничного, поэтому сейчас материальное положение студента остаётся устойчивым. Он заходит в помещение училища, ощущая некоторые изменения в запахе воздуха. Поменяли средства для мытья полов, что ли? Арсений несколько раз чихает, а после скидывает пуховик в раздевалку, оказываясь в простом чёрном свитере и брюках. Попов одёргивает свитер и морщит нос: запах становится всё сильнее и сильнее и давит на сосуды в чувствительном носу. В коридоре тихо. Книги шепчут что-то на своём языке — студент почему-то вспоминает, как впервые услышал эти звуки и чуть не обосрался от страха, — и Арс ускоряется; на часах пять ноль-пять, а опаздывать очень не хочется, пусть и ректор не указывал точное время. Попов два раза стучит в дверь, тут же услышав антоновское: «Проходи». — Здравствуйте, Антон Андреевич, — тут же приветствует он, попадая в ректорский кабинет. Арсений оглядывается по сторонам. Кабинет большой, с красивыми картинами и прикольными стенами — наверное, Антон любит такое, даже если судить по комнатам в его доме, — и студент ощущает тепло и уют. Шастун, наверное, огневик: в помещении практически удушающе жарко, но ректор не выглядит так, будто ему некомфортно. — Как дела, Арсений, как себя чувствуешь? — громко спрашивает Антон Андреевич. Студент с удивлением замечает за спиной ректора маленького серо-коричневого совёнка — не того, который прилетел с письмом, а другого. — Нормально, — кивает Попов, и отросшая чёлка падает ему на глаза. — А вы как? Спрашивать такое у ректора странно, но мама научила Арса быть вежливым, поэтому желание быть взаимно вежливым слишком велико. — Мы женаты, — как-то вопросительно говорит ректор, и Попов давится воздухом. Побыл вежливым, блять. — Что? — Мы договорились обращаться на «ты», — хмурится Антон Андреевич, — но ладно. Если тебе комфортнее так, то ради Бога. — Ой, я и забыл, — Арсений краснеет, отводя взгляд. — Знаете…знаешь, просто тяжело переключаться. — Ладно, перейдём к делам насущным, — ректор машет рукой куда-то в сторону. — Две новости: хорошая и плохая. Выбирай. — М-м-м, — тянет студент, — а вы знали, что многие предпочитают сначала услышать хорошее? — Поэтому ты выберешь хорошую новость? — Поэтому я выберу плохую, — улыбается Арс. — Здесь как с пластырем на коже: болезненно, но быстро. — Ну, это твой выбор… через неделю случится новое убийство. Но тебе не стоит расследовать это дело, Арсений, — Попов открывает рот, но ректор видит это и начинает говорить быстрее. — Понимаешь, до меня дошла информация, что… — Но почему я не могу? Между прочим, я первый начал, я — свидетель, и вообще… — тараторит обиженно Арсений, перебивая Шастуна и повышая голос. — Арсений, потому что это — не игра, ты понимаешь? — говорит жёстче и громче ректор, и вид его делается особенно хмурым. — А вам не кажется, что вы заигрались? — уже практически кричит студент, чувствуя, что голос начинает дрожать. Слова вырываются неожиданно, и Арсений видит округляющееся лицо Шастуна перед собой. — Хотел побыть детективом? Ты получил то, что хотел, и я не запрещал тебе этого. Своё ребячество оставь для друзей, которые тоже ни черта не смыслят и пытаются нарыть информацию, не прикрывая при этом собственную задницу! — Антонов голос с каждым словом становится все громче и громче, достигая, наконец, крика. Арсению отчего-то становится дурно. Шастун говорит что-то ещё, но студент перестаёт слышать. Воздуха в горле резко не хватает. Перед глазами мир плывёт — ректор вместе с ним, раздваиваясь, — и сердце начинает гулко стучать в ушах. Арсений так и замирает посреди кабинета, полностью растерянный и не соображающий примерно ничего, ощущает резкий упадок сил и стремительно растущую тревогу. Его, кажется, шатает — ноги ватные, и студент их не чувствует, зато перед глазами появляются устрашающие тёмные пятна-тени — и в какой-то момент Попов теряет связь с внешним миром. Примерно так и ощущаются до боли — Арсений это выражение презирает, но именно для этого случая оно слишком точное — знакомые приступы паники. Они начались давно: с пубертата, когда помимо ночных поллюций он начал неосознанно слышать чужие мысли и искриться во время дрочки — однажды он чуть не сжёг к хуям покрывало, лежащее неподалёку, и с тех пор Попов предпочитает убирать все воспламеняющиеся предметы от греха подальше. Время от времени приступы усиливались, доставляя дискомфорт. И, ну, Арсений к ним постепенно привыкает, поэтому не видит смысла ходить к Боярскому за очередными настойками (для дяди Миши Арс здоров, как бык) и тем более лечиться. Студент не замечает, как оказывается на антоновском кресле. В какой-то момент он просто открывает глаза и видит нависающего над ним ректора. В любом другом случае Арс счёл бы такие обстоятельства горячими — в смысле, над его бисексуальной задницей стоит самый сексуальный мужик в мире — но воспоминания имеют свойство возвращаться, причём быстро, а поэтому через несколько мгновений Попов отскакивает, подрагивая. — Всё в порядке? — ректор выглядит напуганным, и Арсений подавляет в себе жалость. — Более чем, — холодно и отстранённо отвечает он. — Я вас услышал. — А хорошая новость? — Хорошего и так достаточно, — Арсений очень хочет удовлетворить любопытство и узнать хорошее, но это значит, что он наступит себе на горло, подавив гордость. Нет уж, он обойдётся и без этого. Студент встаёт со стула, чуть не стукнувшись лбом с Шастуном (тот находится в крайней степени ахуевоза, судя по всему), и преспокойно покидает кабинет, всё ещё с трудом различая пол и потолок. Он не знает, что за его спиной ректор кастует потоки воздуха, чтобы измученный Арсений не упал навзничь.***
Попов стучит кулаком по знакомой двери с номером семьсот восемнадцать. За стенкой слышен мат и топот ног. — Арсюх, ты, шо ли? — спрашивает знакомый голос. — Я, я, — кивает головой Попов. — Проходи, — дверь открывается. Перед глазами Арсения появляется почесывающий жопу Эд. — Привет, родной, шо такой грустный? — Хуй сосал невкусный, — как-то агрессивно отвечает Попов. Лицо Эда меняется. — По соточке бахнем? — предлагает он, тут же разворачиваясь в сторону мини-бара. — Ты же знаешь, что меня не берёт, — качает головой Арс, — и пыльцу я тоже не хочу, мне плохо потом будет. — Батя привёз коньяк, — радостно изрекает Выграновский, — хороший, импортный, всех возьмёт. Попробуй, говорю. Эд протягивает стакан коньяка. Арсений принюхивается и тут же опрокидывает, выпивая до дна. Он знает, что алкоголь подействует только в случае питья залпом и натощак. — Ложись, — предлагает Эд, и Попов без вопросов плюхается на мягкую постель. Матрац скрипит под весом студента, и Арсения немного подбрасывает в воздухе. В голове сразу же появляются приятные воспоминания из недалекого прошлого: мягкие ладони ректора и ощущение полёта. За ними и появляется воспоминание погорячее предыдущего — завязанные глаза, глоток шампанского и лёгкий ветерок в лицо. Арсений тихо стонет. — Пожалуйста, не умирай, — просит Эд, запрыгивая рядом. — Или мне придётся тоже? — продолжает Арсений, подвигаясь поближе. — Егор не будет ревновать? — Нет, он же не ебобо, — расслаблено смеется Выграновский. — Расскажешь что произошло? — Давай сначала ты? — Попов напрягается. Эд чешет ухо и кашляет. —Ну, я нашёл кое-шо интересное. Ты не думай, шо я хуи пинал все это время — я их сосал, — пришло время кашлять Арсению, но он тут же замолкает под грозным видом Выграновского, — но время от времени всё-таки занимался нашим делом. Эд рассказывает о том, что в Магическом участке неожиданно исчезают документы (ему об этом рассказывает Егор, а Егору — его батя). На вопрос: «Почему ты думаешь, что документ реально пропал, а не что его просрали, как это обычно и случается?» Выграновский с умным видом отвечает: «Потому шо в документе были написаны все заключённые в магической тюрьме, а всевидящее око говорит, что в душе не ебёт, где этот документ находится». Арсений вздрагивает. Алкоголь всё-таки хороший — подействовал как надо, притупив все чувства, но оно и к лучшему, потому что в противном случае паника и тревога вернулись бы, оставив Попова наедине с его необъяснимым страхом. Но к горлу, вопреки всему, подкатывает ком. Студент теряется в пространстве, а голова начинает кружиться и болеть. Воспоминания давят на черепную коробку, причиняя физическую боль. — И на кого ты думаешь, Эд? — практически мёртвым голосом спрашивает Арсений, прикрывая глаза. Сердце колотится в груди часто-часто. — Это кто-то из своих, родной, однозначно, — Выграновский обдаёт его щеку тёплым дыханием с запахом коньяка. — Поговори со мной, я знаю, что тебе сложно. — Ты знаешь, что со мной происходит? — Догадываюсь. Знаешь ли, это несложно, потому что поведение выдаёт тебя. — Я был всё это время у Шастуна дома, — признание вырывается наружу легко, и за громким стуком сердца Арс не слышит удивленный выдох Эда. — Он говорил, что мне угрожает опасность, а потом я заболел и провалялся хуеву тучу времени у него в постели. Ты не представляешь, как мне было хреново… и вот недавно я пришёл в себя, отправился домой, а после это мудачьё вызвало меня к себе на ковёр и попросило выбрать две новости, — Попов останавливается, переводя дыхание. Ему однозначно стало легче; может, это так разговор повлиял? — И ты выбрал плохую, естественно, — не спрашивает, а утверждает Выграновский. Эд игнорирует остальную часть, за что Арсений ему благодарен. — Естественно, — подтверждает студент, кивая головой, — а он мне начал говорить, цитирую: «Скоро убийство, и тебе не надо мне помогать, я справлюсь сам», а я… разозлился, ну, и… сказал всякого. — Он не сказал почему? — спрашивает тихо Эд, перекладывая татуированную руку Арсу на живот. — Он не успел, — если у Попова были бы ушки и хвост, как у собаки, то он бы несомненно поджал их к телу, — потому что потом случилось то, что случилось. — Почему ты не лечишь это, Арс? — студент открывает один глаз и видит в опасной близости от себя Эдово лицо. — Я, если честно, привык? — полувопросительно отвечает Попов, не зная, что ответить. К хорошему привыкаешь, к плохому тоже привыкаешь, и твои мелкие проблемы типа приступов тревоги становятся совсем не проблемами, потому что на носу сессия и очередные сутки-подработки, в руках учебники по магии, а в голове держится чужая мысль, услышанная несколько месяцев назад и сидящая на подкорке. — Или ты боишься услышать то, кем ты являешься, — Выграновский бьёт не в бровь, а в глаз, и Арсовы веки снова закрываются. Арс действительно боится узнать, что у него серьёзные проблемы с психикой. — Или так, — шепчет Арсений настолько тихо, что Эд вполне мог не расслышать его ответ. Но Эд ответ слышит: Попов чувствует какое-то копошение рядом и тяжкий вздох. Арсений перекатывается на бок, поджимая ноги к груди, и тихо говорит: — Он сказал, что мои друзья хуёво ищут информацию. В смысле оставляют после себя следы, — Эд перелезает через Арса и падает с кровати, оказываясь на полу прямо около лица Попова. — Егору всё батя рассказывает, мы туда не лезли, — его голос, вопреки всему, не звучит убедительно или уверенно. — Арс, а ты не думал, что убийца… ну, ректор? Попов резко открывает глаза.