На твоих руках

Да, у него получилось. У него действительно получилось отговорить его от этого. Он удостоверил его в том, что они не оставят все как есть, они обязательно проверят остальные станции. Разве им самим выгодно, чтобы повторилось подобное? Нам остались еще кое-какие дела по ликвидации, так что мы поспешили готовиться к завтрашнему дню. Служебная машина довезла нас как никогда быстро, и я был этому рад, мне хотелось как можно скорее остаться с ним наедине, ведь я решил сказать ему нечто важное. Мы зашли в номер, который был довольно просторный. Слева от двери чуть подальше стоял огромный деревянный стол, над которым мы часто склоняли головы, надеясь, что те или иные решения придут как можно скорее. Чуть справа возле окна стояла двухместная кровать. На ней по началу спал я, Легасов же занимал место на диване. Но как только Чернобыль нас сблизил, я предложил перебраться на более комфортабельное ложе. Кровать была большая, так что мы довольно далеко лежали друг от друга. Я встал спиной к столу, облокотился. Легасов копошился в своей записной книжке, анализировал всю нашу работу, надеялся, что мы все делаем правильно. — Да, это мы точно запомним на всю жизнь… - сказал с усмешкой Борис — На всю оставшуюся жизнь. -коротко подметил ученый., - А сколько нам осталось - не известно. — Ну же, не угрюмся. Ты спас миллионы жизней. Легасов посмотрел на него с благодарной тоской, затем, опустил голову, снял свои очки и произнес: — Я рад, что был именно с тобой, Борис. Спасибо тебе. Но, к сожалению, я не могу быть столь оптимистичен. Мы умираем. Белая пелена накрыла глаза Бориса, ему казалось, что если он не скажет сейчас, то более подходящего момента не случится. — Да, мы умираем. Но мне уже плевать на это, если я совсем скоро умру, то хочу умирать только на твоих руках, Валерий. Тогда это того стоит. - Щербина произнес это с грустью, но в конце он выдавил наивную улыбку и уставился прямо в глаза ученому. — А если я умру первым? - Валерий это сказал так, будто уже что-то знает, и будто теперь он мечтает умереть на руках Бориса. — Я не оставлю тебя, ты… - его речь прервала открывающаяся дверь, в которую зашел один из офицеров и вызвал Легасова на личный разговор. Когда Валерий вернулся, Борис уже спал. Спал в одежде. Легасов застенчиво улыбнулся, когда понял, что тот его ждал. Но отставить телячьи нежности! Настало утро, а значит, пора работать! Они собирались как никогда молчаливо, но переглядывались намного чаще, чем в обычные дни. Как только они встречались глазами, они осознавали, что их отношения вышли на новый уровень, и если закончить начатое, то их ждет расстрел, если кто узнает. В этот день Легасов был очень хмурым, он смотрел на всех с лютой ненавистью. Борис боялся, что это из-за вчерашнего их диалога, и постоянно вопросительно смотрел ему в глаза. Он старался стоять ближе, чем обычно, разговаривать ласковее, чем обычно. В один из моментов, Борис сам поправил Легасову галстук, от чего Валерий сильно покраснел. Рабочий день закончен. Борис опять облокотившись на стол с непониманием смотрел на Легасова, который наворачивал круги и что-то бормотал себе под нос. Не удержавшись, он все-таки задал вопрос: — Это из-за вчера? Я извиняюсь, если тебя смутили мои слова. Я согласен, это было неуместно. Валерий резко остановился, посмотрел на политика так, будто бы сейчас из-за спины достанет клинок и вонзит ему прямо в сердце. — Они…они решили отложить…отложить проверки других станций! Сукины-дети, Борис! К черту наши жизни, к черту жизни вообще все! Я готов прикончить Горбачева собственными руками! Борис был поражен и испуган, если кто услышит слова Легасова, ему не поздоровится. — Валерий, тише, прошу. Ты сейчас ничего не изменишь, но я обещаю мы с этим разберемся… — Кто разберётся?! Ты разберешься?! - Легасов повышал голос все сильнее, и вот, когда ярость полностью овладела им, он начал бросать стулья, что стояли около стола в даль комнаты. Щербина был в шоке, он никогда не видел Валерия в таком состоянии, и ему не пришло в голову ничего лучше, чем схватить его руки, завернуть за его спину и прижать к себе его торс, чтобы тот угомонился и не мог сделать ни единого движения. Легасов попытался высвободиться, подергал руками, покривлял телом, и когда понял, что он в ловушке, начал истошно выкрикивать: — Уважаемые люди, всем плевать на ваши жизни! Оставайтесь жить в прекрасном, совершенно не угрожающему вашему здоровью городе - Чернобыль! Слава Великому Советскому Союзу! Страх переполнил Бориса, и вместе с выплеском адреналина он прижался к губам Валерия, затыкая его. Глаза у обоих сильно зажмурились, то ли от смущения, то ли от шока. А спустя пару-тройку секунд, когда Борис заметил, как Валерий размяк, как руки ученого больше не старались вырваться, а наоборот нежно держали политика в ответ, тот отстранился, но прижавшись к его лбу произнес: — Прости, я... — он посмотрел в глаза Валерию, тот в свою очередь смотрел на его губы, и очень медленно тянулся к ним прикрывая глаза. Борис не стал медлить и нежно встретил его губы своими. Они сплелись в неловком поцелуе, который перерастал в более страстный. Тогда Борис ослабил свои руки, и Валерий без доли сомнения потянул свои к щекам Бориса. Тот же в свою очередь обнял Легасова за талию, прижимая к себе все сильнее.