Чужих не бывает

Проснувшись, Яра порадовалась, что Полина ещё спит, а мама, судя по аппетитному аромату, готовит их любимую запеканку. Пока есть время, можно тихонько поваляться в кровати, наслаждаясь чужим теплом, и настроиться на предстоящий день, а можно и не настраиваться, а просто лежать и слушать, как сопит Полинка, уткнувшаяся куда-то в плечо. Полина глубоко вздохнула во сне и в очередной раз попыталась стянуть с подруги одеяло, но частые ночёвки вместе приучили Яру к постоянной бдительности — свой край одеяла Князева даже во сне ревностно подтыкала под себя. Яра знала: если этого не сделать, рискуешь проснуться где-нибудь часа в четыре, клацая зубами от холода и с ледяными ногами. И нет, когда такое происходит из раза в раз, это перестаёт быть романтичным и умилительным. Смирившись с поражением, Полина повернулась на бок, поджала под себя ноги, а правую руку положила Яре… На грудь? Князева забыла, как дышать. Боже, хоть бы не разбудить Полю грохотом собственного сердца! Потому что, если Полина проснётся сейчас, скорее всего, они окажутся в крайне неловкой ситуации. И чёрт, можно её рука просто останется там, где лежит, навечно?! Яра тяжело сглотнула. Слабый сонный стон оказался новым сокрушительным ударом по самообладанию Князевой. Конечно, возможно, Полине снится что-нибудь неприятное, однако сама мысль о том, что сон в действительности доставляет Зеленовой удовольствие, заставляет пружину внизу живота сладко сжиматься, а щёки — заливаться жаром то ли смущения, то ли возбуждения. Тем временем ладонь, лежащая на груди, чуть сжалась. Твою ма-а-ать! Мысленно застонала Яра и прикрыла глаза. Отлично, ей понадобится до-о-олгий душ. Полина ещё раз застонала, выдохнула и, кажется, проснулась — по крайней мере, рука исчезла с облюбованного места в мгновение ока. Яра осторожно посмотрела на своё наваждение сквозь ресницы. Зеленова выглядела смущённой и почти испуганной. Отлично, значит, Полине точно не нужно знать о том, что Князева давно успела проснуться. Полина отодвинулась, с силой потёрла лицо ладонью, словно разгоняя остатки сна и шумно выдохнула. Яся демонстративно заворочалась, приоткрыла глаза и, подбавив сонной хрипотцы в голос, пробормотала. — Давно не спишь? Полина вздрогнула и повернулась на голос. — Прости, Яська, я тебя разбудила? Мне какая-то дичь снилась и меня подкинуло. Только что. — Ничё ты не разбудила, всё равно, судя по солнцу за окном и шуму на кухне, скоро в школу. Полина потянулась к мобильнику на тумбочке. — Технически у нас есть ещё десять минут. — Тогда я первая в душ, — Яра сползла с кровати и направилась в ванную. Прости, Поль, но моя потребность в водных процедурах сейчас острее. Полина, не подозревавшая о мыслях подруги, зажмурилась и тихонько выдохнула. Господи, и правда, дичь! Приснится же такое! Они с Ясей… Сказала бы, что и во сне не представишь, но, как оказалось, Морфей — тот ещё затейник, потому что сама-то Полина о Ясе не думает. И вообще, о девушках не думает в этом ключе. Хотя делать с последствиями сна что-то нужно. Остаётся только надеяться, что Яся в ванной не задержится. Заебись, вторник начался! *** Когда Лера вышла к завтраку, омлет уже подгорел. Лера решительно не понимала, на каком именно подводном камне в приготовлении нехитрого блюда вечно спотыкается Андрей. Ещё более бескомпромиссное недоумение вызывало отцовское упорство. — Доброе утро, пап, — улыбнулась Новикова, входя на кухню. — Утро, дочка, добрым не бывает, — проворчал Андрей, державшийся за собственное ухо двумя пальцами. — Ты опять обжёгся? — Не опять, а снова. Не получается у меня омлет — хоть ты тресни! — Не надо трещать, стоит просто смириться с тем, что высокая французская кухня тебе не по зубам, — Лера взяла из сушилки чашку и набрала холодной воды. — Держи, а я сейчас творог со сметаной и зеленью замешаю. — Спасибо, Лерка, — Андрей погрузил обожжённые пальцы в чашку. Справившись с готовкой, Лера присела на своё место. Не успела она намазать первый бутерброд, как в кармане её халата несколько раз тренькнул мобильник, оповещая о пришедшем смс. — Лер, ты хоть бы за столом его, что ли, откладывала, — пробурчал Андрей, отгородившийся от внешнего мира свежим номером Комсомолки. Новикова беззлобно показала передовице язык. — Сама такая, — ворчливо отозвалась газета голосом отца. Вместо ответа, Лера подсунула бравому подполковнику ещё один бутерброд и наконец достала телефон из кармана. — Доброе утро, принцесса, — гласило первое сообщение. — Мне только что объявили, что утро добрым не бывает, но твоё сообщение, бизончик, опровергает этот тезис. И тебе доброе утро. — Нагло врут. Одна мысль о твоей улыбке делает утро добрым, — настрочил Вася буквально за полминуты. — Возможно, папочка не питает такой нежности к моей улыбке, что естественно, — в ожидании нового смс Лера прикончила половину бутерброда. — Лерка, да поешь ты нормально! Отвлекись! — Андрей, отложив газету, требовательно посмотрел на дочь. — Ага, — кивнула Лера, не отрывая взгляда от экрана. — Валерия! — Па-а-а, наше поколение умеет быть мультизадачным, — девушка показала отцу надкушенный бутерброд. — Мы тут с Наташкой договариваемся о репетиции после уроков. — А в школе договориться никак? — Пап, во-первых, день нужно планировать заранее, а во-вторых, Наташки в первой половине дня не будет — у неё стоматолог. И под Лидокаином ей будет не до того чтобы смс-ки строчить. — А на репетицию, значит, пойдёт. — Так она ж не поёт, только играет. А гитара отвлечёт её от неприятных ощущений, музыка же вся её жизнь! — запальчиво закончила Лера и в нетерпении вернулась к переписке. — Вот сто процентов по ушам ездишь. Ездишь и не краснеешь, — не сдавался Андрей. — Пап, да ты что? Смысл мне тебе врать? Ну хочешь, телефон посмотри! — Новикова бесстрашно протянула отцу сотовый. — Этого ещё не хватало — собственной дочери шмон устраивать, — Андрей отдёрнулся. — Так мне скрывать нечего, — Лера посмотрела на папу честными глазами профессиональной авантюристки. — Вот и хорошо, — кивнул Новиков, но взгляд его выражал то ли скепсис, то ли долю подозрения. Лера поняла, что градус честности на лице нужно поубавить. — Тебя в школу-то подвезти? Бросив взгляд на телефон и удостоверившись, что Бизончик приехать не сможет, Лера кивнула. — Тогда это… Оперативнее давай! — А посуда? — А то ты никогда её в раковине не оставляла. Я сегодня только до обеда в отделении, так что приду и помою сам. — У нас репетиция допоздна. — Допоздна, Лерка, — понятие растяжимое. Конкретнее? Если папа действительно на работе только до обеда, лучше не наглеть. — В семь часов я буду дома, папочка, — уверенно пообещала Лера. — Чё так поздно-то? — Пап, это — не поздно, — Новикова назидательно подняла указательный палец вверх. — Я же не сказала там в десять или одиннадцать. — И на том спасибо. Тебя встретить? Вот только этого Лере и не хватало. Согласно её коварным планам, она должна будет прогулять последнюю физ-ру и помчаться к Бизончику в офис, чтобы хотя бы на пару часиков вытянуть его погулять или заняться чем-то более интересным. — Ну какое встретить? Мне же не три года. Мы, может, после репетиции ещё и в кафе заскочим. — Какое ещё кафе? — градус подозрительности в голосе товарища подполковника только возрастал. — Та здесь, недалеко — «Под мухой» — студенческое кафе такое, с настолками и безалкогольными коктейлями. — Название у него какое-то не безалкогольное ни разу. — Папочка, там собираются творческие личности — художники, скульпторы, архитекторы, музыканты… Будущие, понятно, всё студенты. А вывеска у кафе под средневековье — над входом, а над ней муха висит, поэтому и «Под мухой». Ну ты что, мне не доверяешь? — Я за тебя волнуюсь, это разные вещи. Ладно, но чтобы дома — в семь, как штык! — Есть, товарищ подполковник, — не удержавшись, Лера снова показала отцу язык, на этот раз в открытую. Новиков расплылся в улыбке. — Ладно, собирайся, собирайся. Вернувшись в свою комнату и написав Васеньке, что обязательно-обязательно приедет, Лера приступила к подбору одежды. Чёрная мини манила своей проверенной беспроигрышностью, но сегодня этому искушению поддаваться нельзя — папа и так стоически выдержал информацию про кафе «Под мухой», хотя… Никто ведь не мешает Лере поддеть под джинсы тонкие колготки, а заветную юбку пронести «контрабандой» в сумочке. Точно. А красная приталенная блузка вовсе не настолько вызывающая, чтобы не вписаться в школьный дресс-код, особенно если расстёгнутой оставить одну, самую верхнюю пуговицу. Жизнь прекрасна и удивительна, особенно, если проявить немножечко находчивости. *** На уроках Полина сидела как на иголках и не запомнила ровным счётом ничего из того, что пытались донести до неё учителя. Утренний сон не просто смутил, он напугал до чёртиков и напрочь выбил из равновесия. Полина очень любит Ясю, и, видит Бог, у неё нет проблем с Ясиной ориентацией, она толерантный человек. Но Яся — её друг… Или даже… Сестра? Нет, почему-то от мысли об их гипотетическом родстве Зеленову слегка передёрнуло. Они дружат с пелёнок. Почти все воспоминания о детстве у них делятся на троих — Яся, как и Денис, была в её жизни всегда, за вычетом того года, когда их семьи отдалились. Они вместе заботятся о Кирилле, вместе, преодолевая смущение, впервые пошли к гинекологу, вместе переживали всё это время горечь сиротства. Чёрт, да они всё делают вместе! И никого ближе Дени и Яси у Полины нет. Но это же не значит, что… Полина — не лесбиянка, она нормальный человек. Не то чтобы геи были ненормальными, просто она к этой части общества не принадлежит и не хочет принадлежать. Её жизнь и без того достаточно похожа на дурдом. Вовсе не обязательно привносить в неё травлю, общественное осуждение, презрение, опасность, понижение в гражданских правах, в конце концов — словом, всё то, с чем неизбежно связана гомосексуальность в социуме этой страны. Полина хочет нормальных таких отношений, чтобы не скрываться ни от кого, не бояться каждого гопника в адиках, чтобы безболезненно познакомить с родителями, чтобы не подбирать мучительно слова, когда спросят, есть ли парень, не мямлить что-то неловкое про отношения и партнёра, чтобы на аватарку поцелуй поставить, чёрт его дери! Чтобы не бояться, что из дому выгонят, а брат отвернётся. Нет, даже если бы гипотетически, чисто гипотетически её тянуло к девушкам, этого нельзя допускать! У неё и так две матери, два отца, одного из которых она даже не знает, брат-близнец, но не родной, а единоутробный (Господи, какая дичь!), душевно больная бабушка, кстати, неродная! Нет, слишком много. Слишком много всего ненормального для одной маленькой запутавшейся девчонки. Ей неполные семнадцать, в конце концов! Нет, Полина явно не такая смелая, как родители. Как вообще мама на это решилась?! Два мужика, в открытую! Она совсем ничего не боялась, выходит. А папа… При таком-то родителе, как дедушка Коля? Ведь если б он узнал, он бы папу убил. Боже, вот кто безбашенный-то, а не эти ваши сексуальные революционеры с флажками всех мастей. Она, Полина, не смелая, она нормальная, обычная. Нормальный человек, который понимает, что любовь бывает разной, который готов эту разную любовь поддерживать, но она поддерживает чужое право. Отчасти именно поэтому она решила пробоваться на роль девочки-лесбиянки в сериал, который снимает её отец, которого она даже не знает… Может, Зеленова просто грезит о том, чтобы стать российской Риверой — та вон тоже гетеросексуалка, а её Сантана стала гей-иконой среди подростков. А самой Полине можно тихих, обычных, совершенно непримечательных отношений, которые ни у кого не будут вызывать нездорового интереса и желания пошутить про лесбиянок в 3Д? Нужно просто забыть этот блядский сон и завести наконец какого-нибудь парня. Это же не нормально, что ей почти семнадцать, а она толком ни с кем не встречалась, а целовалась вообще пару раз, да и то, в рекламном кадре. Денька вон уже в четырнадцать пришёл надутый как индюк и страшным шёпотом поведал, что стал мужчиной, причём непонятно, чего в этом шёпоте было больше — неверия, страха или всё же гордости. Значит, решено — она забудет о глупостях и займётся устройством своей нормальной личной жизни. Главное — от Яськи не отдалиться в этом процессе — у них же Кирилл — общий ребёнок, Господи прости. Да и Яська не отвечает за фортели, которые с какого-то перепугу выкидывает Полинино подсознание. — Поль, тебя Яся уже четвёртый раз зовёт, — Рита подёргала подругу за рукав сиреневого кардигана. — Ч-что? — растерянно отозвалась Зеленова, с трудом сфокусировав взгляд на соседке по парте. — Полин, где ты витаешь? Яська, говорю, зовёт. — Куда? — Солнце моё, уроки кончились, я чешу на работу, как порядочный добытчик, — тяжело вздохнула Князева. — Проводишь? — Д-да, конечно. Рит, ты с нами? — Не, я к Агнессе. Мы к шопеновскому конкурсу готовимся, — Лужина застегнула сумку и встала из-за парты. — Если придёте поболеть, послушаете твой, Яська, любимый ноктюрн. — Шутишь, что ли? Конечно, придём! — бодро отозвалась Яся. — Хотя… Упс, если работать не буду. Но если чё, Поля придёт за нас двоих и заснимет мне твоё выступление, но я очень постараюсь, Рит, честно. — Так, Яська, побежали: ты ещё успеешь в столовке какой-нибудь пирожок перехватить, ну или гречку с котлетой, — деловито заговорила Полина, беря со стола пенал Князевой и кидая той в рюкзак, туда же перекочевал батончик из сумки Зеленовой. — Полинка, ты чего хулиганишь? — попробовала возмутиться Яся. — У меня до съёмки ещё четыре часа. Я успею не только пообедать дома, но и сделать часть домашки. А тебе пахать. До вечера. Поэтому тебе углеводы нужнее. Всё, побежали, побежали. Рит, удачной репетиции. *** Проводив подругу до СТО, Полина почувствовала некоторое облегчение. Кажется, у неё получится незаметно обуздать своих тараканов и их дружба с Ясей не пострадает. *** Телефон любимого нетопыря разрывался четвёртый раз за два часа. Зеленов предпринимал очередную попытку пообщаться с женой. Данил тяжело вздохнул. С одной стороны, надо бы ответить, а с другой — всё-таки с Зеленовым они вроде ещё в не настолько близких отношениях, чтобы трепаться с ним вместо нетопыря. Да и вообще, это же её телефон… Хотя Зеленов так настойчив — вдруг случилось чего? — Да, ёжиг, — нетерпеливо заговорил Данил. — А-а-а… Анфиса где? — На работе, вестимо. Забыла у меня телефон. Проснулась, обнаружила, что сел, поставила на зарядку, а в сумку, уходя, так и не положила. Случилось чего? — Да не то чтобы… Просто соскучился по жене, — с лёгкой растерянностью отозвался Сергей. — А, ну тогда тебе придётся ждать до вечера. Сам понимаешь, если я возьмусь его отвозить, будет как в том анекдоте: «- Где эта ёбаная черепаха?!» — «Будете пиздеть — вообще никуда не пойду!» — хихикнул Сергей. — Во-во. Поэтому ты уж подожди часиков до семи. Точно ничё не случилось? — Да нет, говорю же… Просто устал, как скотина, позвонил сказать, что скучаю. — Вряд ли, конечно, ты соскучился по мне, но причинами усталости можешь поделиться. — Да ничего критичного. Просто аудит документов — пиздец выматывающая штука. — А ты его, что ли, лично проводишь? — присвистнул Данил. — В текущих обстоятельствах — да, ну то есть не один я, конечно, с нанятым аудитором, но сам понимаешь — моё деятельное участие необходимо. Вот сейчас разгребли кипу, домой вернулся и рухнул на диван и в некоторое уныние. — Ну, на зевгму тебя ещё хватает, — бодро среагировал Смирнов. — Дань, ты прости, но я слегка удивлён, что ты знаешь, что такое зевгма. — Понимаешь, Зеленов, у меня женщина… Она филолог, — заговорщическим шёпотом поведал Данил. — Возможно — я, конечно, не уверен, но предполагаю — часть знаний передаётся половым путём. — В таком случае я уже должен книги переводить, а Фиса — проектировать дома и разбираться во всяких там фьючерсах и ликвидностях. — Я её пытался научить, но это не её трава. Возможно, я один такой уникальный — подверженный интеллектуальной телегонии. — Вот это самомнение у тебя! — иронично протянул Сергей. — А, то есть я в твоём понимании безграмотный, самовлюблённый индюк. Я просто знаю, что я охуенен. — И прекрасен как Аполлон? — Ну, Аполлон не Аполлон, а какое-то время на колеснице рассекал. Она у меня и сейчас в прихожей стоит — вдруг понадобится? — Сплюнь. Фиса всё-таки надеется, что ты со временем и костыли откинешь. Данил откинулся на подголовник офисного кресла и расхохотался. — Все мы там когда-нибудь будем, — замогильным тоном прогудел он. — Бля-а-ать! Смирнов, я не это имел в виду! — судя по звуку в трубке, Сергей шлёпнул себя по лбу. — Отмазывайся-отмазывайся теперь за свои оговорочки по Фрейду, Отелло питерский. — Отелло питерский — самое оно для криминальных сводок, да? Вот представь, приезжаю я из северной столицы, прихожу к себе домой а там жена, моя жена! — драматично воскликнул Сергей. — На тебе скачет! — Не забывай, что я при этом сижу на колеснице, — продолжал веселиться Смирнов. — Вот-вот. И я, значит, впадаю в забытьё от ревности-то, а потом в сводках: «Питерский Отелло выбросил неверную жену и её любовника — инвалида-колясочника — из окна!» А в суде мой адвокат: «Ваша честь, никого мой подзащитный не выбрасывал. Просто потерпевший был столь темпераментен, что в порыве страсти забыл поставить средство передвижения на ручник!» Ответом Сергею стал новый взрыв хохота. — О, исправляешься. Я, может, и индюк необразованный, но в моём темпераменте ты не сомневаешься. Это, стало быть, мы так активно еблись, что не заметили, как до окна доехали и из него вывалились? — Ну а я к чему? Слушай, а вообще, знаешь, это идея… — Что, идея? Выкинуться из окна на коляске и без штанов? — Не, поебаться на коляске! Новые ощущения, все дела! Ты Фисе-то предложи, а потом расскажете. — Может, тебе ещё и хоум-видео снять? — Ну, тоже вариант, — невозмутимо ответил Зеленов. — Серёга, это потенциально проблематично. На коляске, понимаешь, подлокотники. Они мешают расположить даму у себя на коленях. — Слу-у-ушай, чё, серьёзно, что ли? — Ну да, — Данил пожал плечами, забыв, что собеседник его не видит. — Бля-а-а, Смирнов, дык это же дискриминация и отсутствие инклюзии! Даёшь нормальную сексуальную жизнь инвалидам! — возмущённо воскликнул Сергей. — Слушай, давай, замутим стартап — коляски с двойным сиденьем, поднимающимися подлокотниками и повышенной устойчивостью! — Под слоганом «Воплотите все свои сексуальные фантазии сидя»? — Над слоганом мы ещё подумаем. — Господи, Серёг. У тебя охуенное чувство юмора, но нас бы сожрали за такое. — Не, ну ты по себе скажи — неужели, когда сидел в коляске, не хотелось? — Ну, когда в больнице лежал, долго не хотелось — вообще думал, импотентом останусь, — посерьёзнел Данил. — Но, учитывая мою ситуацию, это была не самая большая проблема. Мужик, я никому не желаю дожить до того момента, когда «на полшестого» — не проблема. А потом потихоньку заработало — ручки, тулово, ну и хуй встал. Когда первый утренний стояк случился, у меня такой праздник, бля, был, аж знаешь, жизнь как-то красками окрасилась нах. А потом, когда мы в Германии в одном номере жили, это была проблема, потому что таки не каждый стояк был про пописать. А у тебя рядом красивая женщина в джинсы влазит или из душа выходит в халате. — Подожди, так вы чё, в Германии не? — в голосе Сергея слышалось безграничное удивление. — Да нет, конечно. Там об этом и не думалось особо — ну типа, чё я за животное такое? Она тут из кожи вон, нянчится со мной, а я свои поползновения буду поползновать. На этот раз захохотал Зеленов. — Дань, ты прости, но с учётом твоей тогдашней ситуации поползновения были бы поползновениями в прямом смысле. — Бля-а-ать, Зеленов, ты циник! Между прочим, я тогда даже ползал с трудом — это были бы неубедительные поползновения. Я, может, жену твою впечатлить хотел. — Ну, прости, не я произнёс слово «поползновения». — А если бы я всё же попытался, прикинь? Сексуальный маньяк-спинальник? — Господи, Смирнов, мы отвратительны! — сквозь слёзы выдавил Сергей. — Ничё не знаю, мы ржём над моими ногами. — А, я понял, у вас, короче, как у чернокожих — слово «нигер» оскорбительно только от белого. — Ну типа того. Хотя знаешь, в инвалидской братии тоже разные случаются — некоторые прямо обожают оскорбляться по малейшему поводу. А лично мне ближе философия девочки из Тиндера. — Это какая? — Видел профиль, девчонку переехало поездом… То ли поездом, то ли трамваем — в общем, ног у неё нет. Отрезало, понимаешь? Так вот в профиле в графе «о себе» она написала: «Я как современный пылесос — очень компактная и хорошо сосу». Зеленов разразился гомерическим хохотом. Данил дождался, пока смех в трубке смолкнет, и спросил: — Тебе полегчало после твоего аудита? — Значительно, Дань. Спасибо. Сам-то ты как? — У меня от цифр пухнет голова, я не могу решить, вкладываться в новую монету или всё же не стоит, и тоже слегка… Подзаёбся, — Данил отхлебнул из стакана с холодной Колой. — А что с монетой-то не так? — Понимаешь, для новой валюты она как-то очень быстро цену набрала. Я опасаюсь, не разгоняют ли её искусственно — бывали уже случаи, когда народ покупал, а потом деньги исчезали в неизвестном направлении. — Слушай, ну, вложи немного — посмотришь, как она себя поведёт. — Ладно, чёрт с ней! До завтра этим заниматься всё равно не буду. Попробую с этой мыслью переспать: может, утром оно яснее станет. В динамике послышалось шуршание, сменившееся смачным хрустом. — Ты там хомячишь, что ли? — уточнил Данил. — Ну да. А чё? — Звук такой, будто ты сухой кошачий корм точишь. — Ничё не корм, нормальные сухарики. Томатные, — невнятно парировал Зеленов. — Мужик, ты совсем без бабы одичал? — Да чё одичал-то? Чё ты наезжаешь? — Шестой час, ты пахал целый день, но лопаешь кошачий корм? — Это сухарики! — возмутился Сергей и захрустел ещё активнее. — Стул у тебя станет в кишечнике сухариком! Господи! Состоятельный мужик, агентства недвиги по всей России! Точит на ужин кошачий, блять, корм! Надеюсь, хоть «Роял Канин», а не «Вискас» какой?! — в голосе Данила явственно звучало возмущение. — Да пошёл ты в жопу! Я взрослый мужик и сам вправе решать, что мне трескать на ужин! — Дай угадаю, холодильник у тебя девственно пуст. — Ну, Фиса, когда уезжала, оставила гречку с грибами и котлеты. — Но ты их уже сожрал, так? — Ну да. Так незабудка в субботу уехала, — недовольно пробурчал оголодавший муж. — А самому приготовить не судьба? Неужели за четыре года ты так ничему и не научился? — Не, ну чё, я уверенно варю пельмени с макаронами. Колбасу вон пожарить могу. — А по продуктам у тебя что? Есть что-то, что можно превратить в съедобное? — Ну, есть картоха, кусок свинины, который Фиса в морозилку запихнула… Лук там какой-то… Пара морковок… Ещё жена каких-то специй накупила, но я хер знает, каких и зачем. — Понятно. Бери ноут, подключайся к Скайпу и двигай на кухню — будешь готовить себе человеческой еды. Чё ж ты даже ничё не заказал? Балбес! — Да я как-то… Закрутился, а сейчас… Откровенно лень, а готовить я, сам знаешь, не умею. — У неумеющего руки не болят, — буркнул Смирнов. Мужик, это не серьёзно — в сороковник не уметь ничего сварганить. Устрою тебе, бля, мастер-класс. — Мне сорок два, — педантично поправил Сергей. — Тем более. Короче, жду твоего звонка. Мой логин — DAS-1978. — Дань, ну чё ты начинаешь? Я вполне перебьюсь сухариками с чаем. — Зеленов, ну не ломайся ты как целка. Я, может, это… Забочусь о тебе в рамках намечающихся семейных отношений. Ноут в руки и вперёд, пупсик, — нарочито манерно припечатал Смирнов. Ответом ему стал глубокий страдальческий вздох. *** — Ебать, ты Коще-е-ей! — протянул Данил, увидев лицо собеседника в окошке видеосвязи. — Зеленов, упало всё, что стояло когда-либо в принципе! Чё ты такой, бля, худой? — Да нормальный я. Это я ещё поправился, — поспешно возразил Сергей и на всякий случай отошёл к холодильнику — подальше от всевидящего ока веб-камеры. — Я даже не хочу представлять, каким ты был до «поправился». — Командуй, сатрап. — Так, достаём из морозилки мясо, кладём его в миску, заливаем горячей водой. Сергей послушно выполнил инструкцию. — Молодец. Покажи мне, что там у тебя за картошка и сколько её. Хм-м, — Даня критически оглядел пакет в руках Серёжи. — Я так понимаю, там около килограмма. Сойдёт. Чисти. — И чё, даже не подколешь на тему «надеюсь, ты знаешь, как это делается»? — Я прекрасно помню, что с чисткой овощей ты всегда справлялся на ура. Я даже удивлён, что готовить тебя так и не научили. — Ну, мама и незабудка на кухне как электровеники — я просто не успевал подглядеть, как у них и что. А учить меня никто особо не стремился. Когда я спрашивал, что и как, они говорили, что проще и быстрее самим, даже Васька. Лосик ещё добавлял что-то вроде «Серёг, чем быстрее я приготовлю, тем скорее мы пожрём». — Понятно. Справишься с картошкой — почисти две луковицы и одну морковь, — Данил оставался серьёзным и невозмутимым. — Ты пока работай, а я схожу ещё за колой и бутер сварганю. — Сам питаешься, как школьник, дорвавшийся до родительской командировки, — пробурчал Серёжа, откладывая очищенный клубень. — Но-но, попрошу! У меня, между прочим, рассольник в холодосе. И слойки с вишней. Когда Анфиса приедет, сможем даже вместе пожрать. Вернувшись к ноутбуку, Данил обнаружил, что с овощами Зеленов уже разобрался. — Посмотри, как мясо. Сможешь его порезать? Нахмурившись, Сергей заглянул в миску и осторожно потыкал кусок лопатки пальцем. — Думаю, нет. — Смени воду на горячую и режь овощи: картошку — на четвертинки, лук — кубиками, морковку — на крупной тёрке. — Мне больше кружочками морковь нравится. — Ну можешь кружочками, это не принципиально. — Слышишь, Смирнов, а что это хоть будет-то? — Жаркое это будет. Режь давай. Сменив воду в миске, Сергей взялся за нож. Закончив с овощами, он вопросительно посмотрел в камеру. — Доставай казан или глубокую сковородку — что там у тебя есть-то? Порывшись в шкафу с посудой, Сергей повернулся к лэптопу. — Есть вот такая вот фигня — от прошлых хозяев осталась. Пойдёт? — Это не фигня, это вок — самое то! Ставь его на тихий огонь и налей две столовых ложки растительного масла. А пока греется, достань мясо и поруби кубиками — не очень мелкими только, ужарится — совсем в семечки превратится. Сергей с сомнением посмотрел на мясо. — Так… А-а-а… — неуверенно протянул он. — Дань, оно же полумороженое. — Не отравишься. Удобнее резать будет. Закончишь — закинь в сковородку и ровненьким слоем его распредели, ложкой или лопаткой, и добавь огонь до среднего. — А теперь чего? — Сергей с лёгким удивлением посмотрел на шкварчащую в сковороде свинину. — А теперь можешь покурить. — Я не курю. — Так я покурю. Как закончу курить, перемешай. Должно местами быть румяным, — терпение Дани, казалось, было безграничным. — Дань, тут это, вода какая-то в сковороде. — Так и должно быть. Дай ей выпариться. — А, то есть крышкой не накрывать? — Пока нет. Ты детям-то звонил? — Даня щёлкнул зажигалкой. — Сегодня — нет. Вчера звонил. — И? — Ну… Полина сказала, цитирую, всё хорошо, до свиданья. — Жопа мелкая, — фыркнул Данил. — Дань, она имеет право — я-то проебался. — Безусловно, но она всё равно жопа мелкая. В маму характером — такая же несговорчивая. — Ну не скажи. Фиса всё-таки даёт собеседнику шанс. — Ей тридцать девять, уже положено быть… Чуть лояльнее. А в семнадцать я не знаю, как бы она себя повела, возможно, примерно так же. — Нет, знаешь, по моим ощущениям, Фиса и в семнадцать была несколько… Терпимее, что ли, к окружающим. — Возможно. Мешай. Как оно? — Кажется, стало подрумяниваться. — Отлично, закидывай лук и морковь. И перемешай ещё раз, — Даня отхлебнул из стакана и вгрызся в бутерброд. Сергей, в свою очередь, потянулся к многострадальной пачке сухариков. Смирнов закатил глаза. — Ты б себе хоть чаю, что ли, сделал. — Потом, — отмахнулся Сергей. — Помешай зажарку. Как лук — уже прозрачный? — Ну-у-у, вроде бы, да. — Хорошо. Есть у тебя томатная паста? — Не знаю… — Посмотри в холодильнике. Должна быть, если Фиса что-то готовила. Зеленов вышел из кадра и какое-то время передвигал что-то в холодильнике. — Нашёл! — Ну и молодец. Закидывай две ложки в зажарку и пошли инспектировать твои специи. Нам как минимум нужны соль и чёрный перец. — Есть, — Сергей продемонстрировал собеседнику пару мельничек. — А ещё что? — Что, прямо зачитывать? — Зачитывай-зачитывай, не стесняйся. — Ну… Травы прованские… Травы греческие… Хмели… — О, вот давай её! Значит, соли примерно с чайную ложку. Перца и Хмели-сунели по половинке чайной ложки. Закидывай в зажарку и перемешай. А следом сразу можешь отправить картошку и добавить полстакана воды. Потом ещё раз перемешай. Накрывай крышкой, убавляй огонь до тихого и следующие двадцать минут можешь гордиться собой — ты практически справился с жарким. — Это всё ты, — почти восхищённо проговорил Серёжа. — Нет, ну, делал-то ты. Я так — пошаговые инструкции выдавал. — Слушай, у меня в холодильнике ещё огурчики маринованные. Может, их тоже как-то сработать? — Можешь достать и порезать крупной соломкой. Мелкие огурчики-то или средненькие? — Средние. — Отлично. Штучек пять, крупной соломкой. Следующие двадцать минут, пока жаркое тихо булькало на плите, мужчины травили циничные анекдоты, окрашенные чёрным юмором. Данилу нравилось, как льётся их диалог — без напряжения, без ноток ревности. Разговор был… Естественным и ничуть не вынужденным. — А через две недели штурман приказал откопать стюардессу, — хрюкнул Даня. — Посмотри, чё там с картошкой — мягкая уже? Потыкай её вилкой. Серёжа встал из-за стола, подошёл к плите и заглянул под крышку. — Да ты знаешь, уже даже отламывается. — Ну и отлично. Закидывай огурцы, перемешивай и через две минутки можешь выключать. Поздравляю, мужик, ты справился с азу! Хорошее начало! — в голосе Данила звучала лёгкая гордость. — С чем я справился? — Азу, такое татарское блюдо. Если упростить, то тушёная картошка с мясом и огурчиками. — Я думал, эти руки не способны ни на что кулинарно-созидательное, — нервно хихикнул Зеленов. — Да брось. Любой человек может превратить сырой набор продуктов во что-нибудь приличное. Тебе просто надобности не было да и не учил никто как следует. Серёга, будешь завтра греть — под крышкой на тихом огне и чуть-чуть водички добавь, чтоб оно пропарилось, ну или вон в микроволновку запихни минуты на две. — Смирнов, спасибо тебе. — За что? — Что не оборжал. Домашние, конечно, не смеялись, но всё равно как-то неловко от собственной безрукости было. — Ну, ржать над тем, кто учится — дело-то последнее. — Слушай, а почему ты сам в техникум кулинарный пошёл? Профессия-то… Не очень мужская. Данил тяжело вздохнул. — Серёга-Серёга. Как тебе сказать… Вот не в обиду тебе, но сразу видно — никогда ты не голодал. Я же детдомовский, а до того детство голодное, ну, полуголодное. Не было у меня возможности учиться готовить, что-то вкусное пробовать, доступ к еде в принципе был дофига ограниченным. И когда пришло время определяться с профессией, я так подумал: кулинарный техникум — самое оно. Во время учёбы практики в каких-нибудь столовках-кафешках — на рестораны, конечно, не замахивался даже в мыслях. После учёбы куда-нибудь, да приткнусь, где постоянный доступ к жрачке. Даже если платить будут мало, голодный не останусь, а приловчусь, так и вынесу что-нибудь. Поэтому и профессия такая. И ведь знаешь, много носил-то, ещё когда с Дианкой были, да и до того — тоже. Потому что платили на нашем хлебзаводе несправедливо мало. А потом камер понаставили — я и прекратил. Но один придурок из нашей бригады продолжал тырить, нас всех и попёрли к ебени матери. А вообще, кто тебе сказал, что профессия-то не мужская? — Ну, как же… В пищевой промышленности обычно женщины работают, — замялся Зеленов. — Серёж, даже если взять обычную столовку, это многолитровые кастрюли и казаны, это постоянно горячее масло, это овощей перечистить гору за смену. А я-то вообще пекарь по профессии, если помнишь. А там постоянный жар печей, адские ночные, шпильки эти передвигаешь с выпечкой, одну вверх, другую — вниз. А шпилька, на секундочку, несколько десятков килограммов. За смену несколько тонн перекидываешь. Тоже мне, не мужская. Женщины у нас, конечно, тоже пекарями работали. Но там я до сих пор не понимаю, как они бедные справлялись. Поэтому самая что ни на есть мужская, в любом общепите, просто за счёт огромных объёмов. — Я как-то не вникал, — Сергей исчез из объектива камеры, чтобы выключить огонь под сковородой. — Понятное дело, ты не вникал. Но мне-то можешь поверить. Ну, собственно, всё, твой ужин готов. Можешь сходить себе за молоком или сметаной. Я помню, ты картошку с молоком очень уважаешь. — Спасибо тебе ещё раз. — Да не за что, мужик. Фиса придёт — мы тебя наберём. Господи, взрослые люди, а ударились в отношения на расстоянии. — Зато мы в тренде, — хихикнул Сергей. — Ладно, до созвона, — сказал он и отсоединился. Сворачивая окошко Скайпа, Данил ухмылялся: хрен знает, что получится из их лямур де труа, но начало интересное. Кто знает, может, если они постараются и им повезёт, всё продолжится квартетом? *** Ира договорилась встретиться с новой знакомой в парке. У женщин было немного времени между уроками Каримовой и ночной сменой Дианы. Выйдя на аллею, Ирина огляделась. Кажется, очаровательная Диана опаздывала. Ну что же, пресловутые пятнадцать минут, которые почти предписывает этикет, вполне допустимы. — Ириша, я сейчас! — раздался радостный голос откуда-то сверху. — Если, конечно, шею по пути к тебе не сверну! Подняв голову, Ира удивлённо уставилась на ноги в белых кроссовках, свисающие с ветки дуба. Под деревом, затаив дыхание, поджидал зарёванный мальчишка лет семи. — Ди, а что ты там делаешь? — давясь смехом, уточнила Каримова. — Провожу спасательную операцию по ликвидации последствий авиакатастрофы. Ты когда-нибудь гуляла с МЧС-ником? — раздался сквозь пыхтение вопрос: Диана осторожно перебиралась на соседнюю ветку. — Э-э, нет… Ещё не доводилось. — О, прекрасно, значит, девочка моя, я дам тебе такую возможность. Не реви, Андрюх. Когда я снимала твой вертолёт с ветки, он бойко тарахтел винтами, а значит, скорее жив, чем мёртв. — Ты полезла снимать с дерева вертолётик? — Ну да. Андрюха только осваивает управление пультом, и у него случилась авария. А я подумала, что, если бы мой вертолётик улетел куда-нибудь в ветки, я бы тоже расстроилась и, возможно, даже разревелась, — Диана спрыгнула на землю и протянула ребёнку игрушку. — На, маленький лётчик. — А у тебя есть вертолёт на пульте? — с интересом спросила Ира. — Нет, но то, сколько слёз я пролила по причине его отсутствия в моей жизни, уже совсем другая история. — Спасибо, что присмотрели, — к компании быстро шла молодая светловолосая женщина с бумажным пакетом в руках. — Нет проблем, — пожала плечами Диана. — Мы вполне весело провели время. У меня случилась неожиданная тренировка, а Андрюха узрел комическое шоу «Лошадь лезет на акацию». — Ты вовсе не лошадь, — шмыгнул носом мальчик. — Ты очень красивая и ловко забралась на дерево. — Сына, ты загнал тётю на дерево? — хихикнула мама Андрея. — Я случайно! У меня вертолёт застрял на ветке, а Ди его сняла. — Ну, положим, никто меня не гонял, сама не обуздала детство, заигравшее в районе копчика. У вас, Свет, когда-нибудь играло детство в копчике? — Нет. Я стараюсь контролировать этот процесс. — Я вам как медик скажу, что контролировать копчик — явление суть невозможное, поэтому себя стоит отпускать, хотя бы время от времени. Женщина покачала головой и ничего не ответила. — Спасибо, что сняли игрушку, — через какое-то время улыбнулась Светлана. — Пойдём, Андрюш. — Спасибо, Ди! Пока, — бодро отозвался мальчик, забывший обо всех своих горестях. Диана улыбнулась и помахала рукой на прощание. — Думаю, нам тоже стоит пройтись, — заговорила она, когда семья скрылась за поворотом. — С удовольствием, — откликнулась Ира и взяла Диану под руку. Пройдя несколько метров, Диана остановилась у ближайшей лавочки. Взяв со скамейки букет роз, женщина протянула его Ире. — Это тебе. Предполагалось, что я буду стоять с букетом в руках, нервно поглядывать на часы, одёргивать куртку и вот это вот всё — чем ещё сопровождается мандраж первого свидания. Но, прости, не срослось. — Помешало детство в районе копчика? — хихикнула Ира, принимая презент. — Спасибо, Ди, ты снова очень галантна. — Да, солнце моё, помешала именно эта гейзерообразная материя, которая не даёт мне сидеть на месте и выглядеть респектабельно хотя бы иногда. — По-моему, ты со своей гейзерной материей очень обаятельна. — Спасибо. Ты чудесно выглядишь, кстати, серебристо-серый невероятно подходит к твоим глазам. — И снова благодарю. Это моё любимое платье. — Кофе или шоколад будешь? Тут неподалёку автомат. — С удовольствием. А ты, значит, медик? — Ира с интересом посмотрела на собеседницу, которой очаровывалась всё сильнее с каждой минутой. — По образованию — да, по призванию — да, а по обстоятельствам… В общем, не сложилось, — Диана нахмурилась и махнула рукой. — Не хочешь говорить об этом? — Пока, прости, не особенно. Этот день слишком классный, чтобы говорить о плохом. Ира кивнула и понимающе сжала локоть Дианы. — Знаешь, Ди, если есть образование и призвание, обстоятельства когда-нибудь сложатся в твою пользу. А вот мне повезло несколько меньше — у меня профессия, в которой я хороша, но которую не люблю. — Так смени. Сколько тебе лет? — Двадцать девять. — А, ну это ещё не поздно, если, конечно, ты опять-таки не собираешься становиться каким-нибудь врачом, на которого восемь лет с интернатурой учиться. Вот кем ты в детстве хотела стать, Ириш? — Актрисой, — не раздумывая, отозвалась Каримова. — Мне всегда нравилось проживать чужие жизни, влезать в чью-то шкуру, погружаться в этнику… Я даже до пятого класса в школьный театральный кружок ходила, пока не запретили. — Слушай, так это здорово. Конечно, тех, кто во взрослом возрасте начинает играть, не очень много, но не то чтобы такие случаи можно было по пальцам пересчитать. А кого бы сыграла? Есть у тебя роль мечты? Женщины подошли к автомату. — Что будешь, Ириша? — Двойной молочный шоколад. Диана задала соответствующую настройку и скормила аппарату купюру. — Держи, — она протянула собеседнице бумажный стаканчик и задумчиво посмотрела на табло с командами. — Хм-м-м… Куда ж тебя, что называется… О, в ореховый кофе тебя, — азартно закончила женщина и отправила в жерло ненасытной машины новую порцию денег. — Так что там с ролью мечты? — Ну, пока была совсем юной, очень хотела сыграть в «Двенадцатой ночи» или Гамлета, например, как Сара Бернар. — Достойные модели для подражания, — забрав свой стаканчик, Диана полезла в карман джинсовой куртки за сигаретами. — Не возражаешь? — Напоминаю, ты курила на моём балконе. Сказала бы «на здоровье», но это прозвучит несколько даже цинично, — Ира сделала глоток и зажмурилась. — Вкусно. Спасибо, Ди. — Ага, особенно учитывая, какие стрёмные картинки на пачках можно встретить. — А у тебя сейчас что? — с интересом отреагировала Ира. — Импотенция. Эта штука мне не страшна. Сама понимаешь, — оскалилась Диана. Чувство юмора новой знакомой заставляло Иру улыбаться почти непрерывно. — А что страшно? — Ну, с точки зрения сексуальной жизни и с учётом моей бисексуальной натуры, самое близкое к импотенции — это артрит. — А как же само отсутствие желания? — А для фригидности страшной картинки просто ещё не придумали — её-то как грустную поникшую сигаретку не изобразишь. А сейчас ты бы кого сыграла? — Диана вернулась к волнующей её теме. Ире нравилось, что Диана не просто хочет знать сухие факты, а интересуется её образом мысли. — Ну чисто гипотетически — понятное дело, подмостки мне уже не светят — я бы с удовольствием сыграла кого-то максимально непохожего на себя. Вот знаешь, чем больше различий, тем лучше. — А каких различий? В менталитете? Во внешности? В реакциях? — Ди, любых. Если бы мне предложили, допустим, роль, для которой нужно обриться наголо, я бы согласилась. Если бы пришлось играть какую-нибудь максимально жёсткую бизнес-леди с уклоном в чайлдфри, или кого-то очень раскованного, импульсивного, жестокого, стервозного, безответственного… Или, к примеру, женщину в опасной профессии… С удовольствием приняла бы предложение. — Ты любишь новые ощущения, — резюмировала Диана. — Мне нравится становиться на чьё-то место. А ты? Кем хотела стать в детстве ты? — Ира забрала у Дианы пустой стаканчик, вложила в него свой и выбросила оба в ближайшую урну. — Хм-м-м… Я довольно рано определилась, классе в седьмом, наверное. Но до того у меня успел смениться десяток, а то и больше мечт. Сперва, в раннем-раннем детстве, я хотела стать военной, как папа и чтобы служить вот прямо всегда с ним. Потом поняла, что жизнь военного в наших реалиях — это очень грустная история и для него, и для семьи. Затем был короткий период, когда я хотела уйти в спорт и даже годик позанималась фехтованием. А потом мы переехали в посёлок под Казанью, где школы фехтования просто не было, а возить меня в Казань было нерентабельно. Потом хотела стать музыкантом, папа купил гитару и отвёл меня в музыкальную школу, которую я, кстати, закончила, хоть и сменила несколько из-за переездов. Параллельно с музыкой я учила немецкий, кстати, тоже успешно. Переводчиком не стала, но мысля была. — А чем закончилась эпопея с гитарой? — Ирина жадно ловила каждый озвученный факт. — Гитару, солнце моё, я полюбила нежно и трепетно и она стала самой постоянной женщиной в моей судьбе. Но годам к тринадцати я осознала страшный факт — музыканты переезжают ещё чаще и бессистемнее, чем военные, а такая реальность меня уже не устраивала. Ну, собственно, в это же время оформилась мечта о медицинском. Понятное дело, Ириш, я тебе не озвучиваю совсем мелкие, какие-то мимолётные увлечения типа гончарного дела… — А что, и это было? — Ну да. У меня до сих пор дома стоит пара мисок и кувшин. Я в этом даже успехи делала, потому что там, как и с гитарой, подвижность пальцев нужна. — А есть что-то, что у тебя не получается? Немецкий знаешь, музыкалку окончила, гончарный круг освоила. Диана рассмеялась. — Ну, про «знаешь немецкий» — это преувеличение, у меня уже много лет нет практики. Я сейчас в английском куда ровнее и увереннее. Но, наверное, если меня закинуть куда-нибудь под Берлин, довольно быстро вспомню. Гончарный круг я уже лет двадцать в глаза не видела. Но вот гитара — да, гитара — это постоянное увлечение. Но и на солнце бывают пятна. В моих музыкалках практиковали в основном академический вокал — на самом деле, я так понимаю, для совка это общая беда. А вот для эстрадно-джазового нужно было уже идти в какое-нибудь музучилище. А Гнесинка или ГИТИС не вписывались в мои планы. Так я и осталась без навыков эстрадно-джазового вокала. — А какая разница? Тебя же учили петь правильно, наверное… — Ира недоуменно сдвинула брови. — Ну вот смотри, солнышко, твоя этническая музыка, в которую ощущение такое, что умеют на востоке все, отличается чем-то от того, что ты слышишь на эстраде? — Ну, конечно… — Правильно, как и любая этника. Русская этника тоже сильно отличается. Вот так и с академвокалом — какую-нибудь арию Ленского петь — совсем не то же самое, что «Цыганку Сэру», и, между нами говоря, «Цыганку Сэру» хорошо спеть гораздо сложнее, потому что академическая манера — самая технически простая. При хоть сколько-нибудь хорошем диапазоне и развитой диафрагме вообще ничего сложного. А вот над блюзом или какой-нибудь джазовой композицией нужно пахать и пахать, чтобы она звучала свежо, интересно и нефальшиво. Да что далеко ходить — помнишь, «Ищу тебя» из… «Тридцать первого июня», кажется? — Да, я поняла, о какой ты. — Ну вот даже её хорошо спеть — это ж вполне такой себе джаз, с которым Долина, конечно, технически справилась, но у меня, допустим, с этой песней проблемы, как у слушателя. Оригинальная Анциферова — слишком звонкая, перепевшая Долина — технически точнее, но в подаче слишком жёсткая. Ну то есть понимаешь, да? Нюансики. И мне грустно, что мне не хватает фишечек для воплощения собственных вокальных желаний. Я знаю, чего хочу, но воплотить это не могу — не научили, увы. — Ты потрясающе увлечённая, — восхищённо выдохнула Ира. — Прости, пожалуйста. Если тебе надоест, просто тормози меня. — Зачем же тормозить? Мне нравится тебя слушать. — Просто, если меня не тормозить, я могу перепиздеть кого угодно. А это обычно утомляет окружающих, а я не хочу тебя утомить: ты слишком солнышко. Я не хочу, чтобы ты убежала от меня, сверкая пятками. Ира рассмеялась и позволила себе небольшую вольность — обняла увлечённо тарахтящее чудо за плечи. Она точно не собиралась бежать. В её планах было сделать всё, чтобы очаровать прекрасную женщину. *** Освободившись чуть раньше, чем планировала, Лера понеслась к Васе в офис. Новикова предвкушала встречу и думала, как обрадуется Бизон её слегка заблаговременному визиту. В приёмной было пусто. Возможно, красавица Леночка выскочила на очередной перекур («Она курит чаще, чем работает», — нередко бурчал Вася). Ну что же, значит, доложить о её приходе некому — тем ярче окажется сюрприз. Дверь в кабинет Бизона Лера распахнула без стука (она знала наверняка. Что никаких важных встреч на сегодня у Васи не планировалось). — Привет, Ва… — слова застыли на губах Леры, а она сама соляным столбом замерла на пороге. Длинноногая стерва Леночка обвивала руками шею Васи, а её губы жадно впивались в его рот. — Здравствуй, Бизон. Прости, не думала, что отвлеку тебя от чего-то важного… — Лера развернулась и опрометью бросилась прочь. — Лер, подожди! — неслось ей вслед. Ждать чего? Пока её благоверный придумает отмазку? Нет, она не хочет быть героиней второсортного анекдота и выслушивать тираду, которая непременно начнётся словами «Это не то что ты подумала», как будто увиденная сцена оставляет простор для фантазии. Вот козёл! Козёл и кобель! Разность типажей ему подавай — яркая блондинка-школьница против высокой опытной брюнетки, возраст которой подкатывает к тридцатнику. Лера почувствовала, как по щекам потекли слёзы, и зло стёрла их ладонью. Не хватало ещё реветь из-за этого урода! Ну, естественно, у видного байкера от баб отбоя нет! Не отказывать же красивой женщине во внимании — да, Бизончик? Ничего, твой брутальный образ я подпорчу! Не на чем будет кошек своих драных очаровывать. Пешком походишь, придурок! Вот он, любимый Васин железный конь! Лера отыскала на стоянке байк. Как же хорошо, что укладка плитки, заказанная Бизоном, ещё не закончилась — какие аккуратные стопочки, а главное — увесистые! Схватив одну из бетонных пластин, Лера взвесила её на ладони. Отлично! То, что нужно! Новикова примерилась, размахнулась и изо всех сил ударила по круглой передней фаре. Звон разлетающихся осколков стал некоторым утешением. Эх, жаль, времени мало, а то можно было бы ещё чего-нибудь придумать вроде сахара в бензобаке. Какая удача, что этот самовлюблённый кретин не побежал за ней, а если и побежал, то не догадался искать её здесь, на парковке. Нет, ну каков подлец, а! А она-то ему верила. Слёзы потекли снова, и на этот раз Лера не стала их останавливать.